Текст книги "Аристократ обмана"

Кирилл Федорович хмыкнул: знаем, проходили! Он не терпел гусарщину, и будь его воля, так он к каждому из них приставил бы по городовому.

– Что вы на это скажете? – повернулся Александр Петрович к Бобровину.

– Полагаю, что господину артисту придется несладко. Сейчас не самое лучшее время для купания, он может простудиться и заболеть.

Уголки губ Уварова едва дрогнули, слегка надломив небольшой шрам на правой щеке.

– Я в очередной раз покорен вашей проницательностью. Кто этот человек, которого они искупали в бассейне?

– Это артист. Муж той самой девицы, с которой господин Варнаховский провел всю ночь.

– Забавно, право… А что же в это время делал сам артист? – спросил Александр Петрович.

– Его отправили в Петергоф – якобы его неповторимое пение хочет послушать сам государь.

– Как же это им удалось?

– Они подговорили чиновника по особым поручениям сообщить об этом артисту. Разумеется, тот ему поверил.

– Однако этот Варнаховский очень остроумен. – Кирилл Федорович лишь слегка кивнул, мягко улыбнувшись. Кажется, его кандидатура нашла поддержку. – И с чужой женушкой весело время провел, а еще и мужа ее в фонтане искупал! Вижу, что наш поручик лейб-гвардии – натура не только очень увлекающаяся, но и весьма находчивая. Именно такой человек будет полезен для предстоящего дела.

– Полностью с вами согласен, господин граф. Он шага не сделает без того, чтобы кого-нибудь не надуть. Если дать его характеристику вкратце, то он неслыханный авантюрист, гуляка, какого вряд ли сыщешь во всем Петербурге, бабник… в общем, лучшей кандидатуры и не пожелаешь, – с едва заметной усмешкой добавил Бобровин.

– Жду вас к себе завтра. Наше дело не терпит отлагательств. Полагаю, вы отыщете подходящую причину, чтобы поручик не уклонился от визита.

– Не сомневайтесь, ваше сиятельство, я подберу подходящие слова, – с готовностью произнес начальник первой экспедиции.

Допив коньяк, они ушли так же незаметно, как и пришли.

Глава 3
Погоняй, голубчик!

Артиста проводили, но веселье продолжалось. В зале под негромкую музыку пел немолодой седовласый французский шансонье. Поговаривали, что хозяин заведения выписал его из Парижа за большие деньги. И, надо полагать, не прогадал, ресторан становился все более популярным: многие шли сюда, чтобы послушать его пение с грассирующей «р».

– Господа, что-то наш Борис сегодня не в духе, – покачал головой Варнаховский. – Право, я не узнаю вас совсем. Может, что-то случилось? Так вы доверьтесь нам, своим друзьям, кто еще может помочь вашему горю, как не мы.

– Право, корнет, сегодня вы почему-то совсем не в духе, – поддержал его штабс-капитан. – Вы прямо на себя не похожи.

– Господа, – капризно надул щеки Салтыков. – Помните Марусю, с которой я познакомил вас месяц назад в театре Марка Бергольца?

– Разумеется, Борис, – охотно ответил Варнаховский, вспоминая полную невысокую девушку в красном платье. Тогда на ее правой груди были наклеены две «мушки», надо полагать, они хранили какие-то секреты интимного характера. – Вы весьма подходили друг другу. Помнится, я тогда вам об этом и сказал.

– Верно, поручик, – кивнул корнет. – Так вот, две недели назад она увлеклась секретарем губернской канцелярии. И сейчас в это самое время в его доме должна состояться помолвка с моей бывшей невестой.

Губы Бориса Салтыкова обиженно поджались. В этот момент он напоминал малолетнего ребенка, у которого отняли любимую игрушку. Казалось, сейчас он должен захныкать, однако этого не произошло. Неожиданно он заинтересовался тонко нарезанными малосольными огурчиками и, подцепив крошечный ломтик, с хрустом зажевал.

– Господа, что же это такое получается? – возвысил голос Варнаховский. – Чтобы какой-то штатский обижал нашего товарища!

– Это непозволительно! – воскликнул блондинистый поручик.

– Что вы предлагаете? Вызвать его на дуэль? – с интересом посмотрел брюнет на Варнаховского.

Глаза Леонида весело блеснули, как случалось с ним всякий раз в предвкушении занятной потехи.

– Поединок не для таких типов, как он, господа. Я предлагаю куда более веселую забаву. Положитесь на меня, предлагаю выезжать немедля, все объясню в дороге!

– Даже как-то не знаю, господа, – засомневался штабс-капитан. – С минуты на минуту должны появиться шансонетки Бергольца. – Заговорщицки улыбнувшись, добавил: – И на одну из них у меня имеются определенные виды.

На какую-то минуту внимание офицеров привлекла певица, вышедшая на сцену после шансонье. Оживленное полненькое лицо исполнительницы дополнил крайне откровенный наряд, разжигающий даже самую вялую мужскую фантазию. Выставив стройную ногу вперед, она затянула какую-то кабацкую песню с лихим бравурным шиком.

– Что ж, штабс-капитан, мы бы не хотели помешать вашим планам. А вы, господа, – повернулся Варнаховский к двум поручикам, – надеюсь, составите нам компанию?

– С удовольствием, – ответил русоволосый поручик с тонко подстриженными усами, ожидая продолжения потехи. – Думаю, это будет презабавно.

– Куда же я без вас? – вздохнув, возразил штабс-капитан. – Вместе сидели за столом, вместе и уйдем.

Расплатившись с официантом, впятером спустились на набережную, где стояли экипажи.

– Ваш благородь, – крикнул лихач, заметив выходящих из ресторана офицеров. – Давайте сюда! С ветерком прокачу!

Варнаховский подошел к извозчику и критическим взором осмотрел лошадь.

– Что-то у тебя, голубчик, лошади в скверном состоянии. Давно ли ваксой копыта мазал?

– Обидеть хотите? – оскорбился возница. – Кажный выезд копытной мазью мажу. Понимание имею, каких господ возить приходится. Они ведь на дрянной лошади и не поедут, им все лучшее подавай! – Вытащив щетку на длинной ручке, протянул ее поручику. – Вы понюхайте, ваш бродь. Ежели несвежее, так оно и не пахло бы, а так за версту тянет.

– Чую, братец, чую… Мазал! – отстранился Леонид. – Ты бы мне в нос не совал свою щетку. Ладно, господа, поедем, – сказал он товарищам. – Это как раз то, что нам нужно.

Через пятнадцать минут выехали к Рождественскому переулку и остановились у небольшого особняка с низенькими окнами. Через тонкую ткань занавесок, подсвеченных желтым цветом, были видны нечеткие фигуры.

– Ты вот что, милейший, – обратился Варнаховский к кучеру. – Обождешь нас немного. Получишь трешницу.

– Ваш бродь, да за такие деньги… Э-эх!

– Где там у тебя, милок, щетка была с ваксой?

– Возьмите, ваш бродь, только пошто она вам?

– И ваксу еще.

– Пожалте.

– Ты, любезнейший, не переживай, найдем применение, – взял Варнаховский щетку с флакончиком ваксы. – Верну в полной сохранности.

– Да я не переживаю, просто как-то чудно!

Таясь в густой тени, офицеры приблизились к небольшому особняку, через приоткрытое окно слышался негромкий сдержанный разговор. Кто-то смеялся. Помолвка обещала закончиться семейным ужином. Гостиная была полна народу, и через небольшую щелку можно было рассмотреть собравшихся за большим столом мужчин, одетых в парадные фраки, и женщин в длинных вечерних платьях.

– Что-то я не вижу Маруси, – с волнением прошептал Салтыков, стоявший рядом.

– Ничего, отыщем, – пообещал Варнаховский, двинувшись вдоль фасада здания.

Приостановился Леонид около затемненного окна, в котором отчетливо просматривались две фигуры: одна мужская, высокая, с массивной коротко стриженной головой, и женская – росточка невысокого, но плотной крепенькой позитуры.

Мужчина по-свойски приобнял женщину, уверенно тискал ее за плечи, понемногу подталкивая к небольшой софе, стоявшей в самом углу комнаты. По его страстно-напряженному лицу было понятно, что на ближайший час относительно дамы у него имеются весьма приятные планы.

Девушка, теснимая кавалером, отступала крохотными неуверенными шажками. Борис, стоявший рядом, сдавленно застонал.

– Ах, вот оно как. Мне-то все поцелуйчики в ладонь доставались, а ему вот оно что…

Штабс-капитан, прильнув к окну, с интересом наблюдал за разворачивающимся спектаклем, позабыв о том, с какой именно целью заявился к особняку. Судя по всему, молодым людям предоставили некоторое время, чтобы они получше узнали друг друга. И по тому, как решительно атаковал мужчина, становилось ясно, что предоставленные минуты он решил использовать с максимальной полезностью.

– А франтик-то знает, что делает, – высказался штабс-капитан. – Смело орудует.

– Ну, что, господа, приступим! – произнес Варнаховский. – Дело привычное. Надо как-то помешать этим игрищам, а то ведь так и до греха недолго.

От предвкушения предстоящей забавы поручик с соломенными волосами мелко рассмеялся. Не до веселья было только Борису Салтыкову, который все больше хмурился и тяжело сопел.

– Господа, а может, все-таки дуэль? – предложил брюнет. – Я ему покажу, как чужих невест отбивать.

– Да полноте вам, сударь, – вяло отмахнулся Варнаховский. – Мы придумали кое-что поинтересней. Уверяю вас, он надолго запомнит наш сюрприз!

Несмотря на мелкие шажки молодые уже дотопали до софы. Правая рука жениха охально потянулась к платью невесты, приоткрывая сдобные бедра, стянутые черными ажурными чулками. Зрелище прелюбопытное, коли наблюдать за ним через крохотную щелочку. В полной уверенности, что его никто не потревожит, франт приподнял платье повыше, оголяя рейтузы с ажурными лямками.

От увиденного челюсть Варнаховского малость отвисла, и он показал хищные ровные зубы, а Борис, стоявший по другую сторону окна, нервно сглотнул. Ему таких вольностей не позволялось.

Поручик негромко постучал в окно: жених тотчас отдернул руку, а девушка испуганно ойкнула. На лице штабс-капитана отразилось некоторое разочарование: он явно рассчитывал на продолжение сцены.

Мужчина рассеянно посмотрел по сторонам и негромко спросил:

– Кто там?

В ответ Варнаховский застучал в оконную раму погромче. Спрятавшись во тьме, он был неразличим со стороны комнаты.

Выпустив из объятий невесту, чиновник подошел к окну и принялся пристально всматриваться в темноту. Выглядел он раздосадованно. Ничего не разглядев, вернулся к своей невесте.

– Дорогая, там никого нет. Не тревожься, это ветка дерева. Ветер!

Поручик хмыкнул. Начиналось самое интересное. Громко, отбивая костяшки пальцев, он вновь заколотил по оконной раме.

– Это что еще за дьявол! – Оставив невесту, молодой человек решительным шагом подошел к окну и, распахнув форточку, выглянул наружу. – Послушайте, прекратите безобразие! Ваши дурацкие шутки могут для вас плохо закончиться, я вам обещаю! Я лично знаю полицмейстера, а он…

Расхохотавшись, русоволосый поручик со штабс-капитаном ухватили жениха за волосы, а Варнаховский, вооружившись щеткой, принялся мазать ваксой его лицо.

– Что вы делаете?! Прекратите! – сопротивлялся франт.

– Это тебе, голубчик, от нас подарок. Будешь знать, как воровать чужих невест. Эх, какие славные усы получились! – мазал поручик щеткой в обе стороны. – А теперь бакенбарды нарисуем. Ох, как симпатично получилось! Что скажете, господа?

– Хорош! – с веселым смехом отозвался штабс-капитан. – Еще бороду не помешает нарисовать, тогда в самый раз будет.

Щедро измазав щетку в ваксе, Леонид Варнаховский с охотой откликнулся:

– Это мы мигом… Вот так… А славная получилась бородка!

Жених попытался вырваться из крепких рук. Тщетно!

– Это безобразие! Я буду жаловаться!

– А хорошо получилось! – не переставал нахваливать собственную работу Леонид. – Прямо как с картинки! Ты уж, милый, извини, что мы тебя задержали. Тебя, наверное, невеста уже заждалась. Ступай себе, милок, передавай от нас привет!

Отпустив перемазанного франта, офицеры заторопились к поджидавшей повозке.

– Ну и учудили вы, господа! – произнес в восхищении возница. – Всю рожу ему размалевали. А он глаза вытаращил и зенками во все стороны сверкает…

– Ты бы уж, голубчик, поменьше разговаривал, – плюхнулся Варнаховский на сиденье. – Тебе ведь, сударь, не за разговоры платят.

– Оно, конечно, так…

– Чего ты, милок, уснул, что ли? Погоняй лошадок!

– Слушаюсь, ваше благородь! – с готовностью отозвался извозчик, опустив длинный кнут на спины лошадей. – Пошла, родимая!

Экипаж дернулся и понесся в темень.

Двери особняка с громким стуком распахнулись, и на порог, яростно размахивая руками, выскочило несколько мужчин. Впереди крупный молодой человек с перемазанной физиономией; следом, плотной гурьбой, устремились остальные гости.

– Держи их! – кричал перемазанный.

– Хватай!

– Запрягай лошадей! Я их достану!

В венгерке и с большими густыми усами на пороге предстал коренастый гусар с пистолетом в правой руке. Бабахнул громко выстрел, заставив вышедших на крыльцо дам пронзительно вскрикнуть и зажать уши.

– Господа, предлагаю вам продолжить вечер, – сказал Варнаховский, когда особняк остался далеко позади.

– И что именно вы можете предложить? – с готовностью отозвался русоволосый поручик.

– У меня на примете имеется отличное местечко, где можно сыграть в баккара.

– А дамы там будут? – спросил штабс-капитан, разглаживая указательным пальцем непокорные усы. Офицер пребывал в хорошем расположении духа и готов был продлить удальство и ухарство до самого утра.

– Разумеется, граф! Будут шансонетки из Франции, а кроме того, имеется несколько пустующих комнат. А еще обещаю вам великолепное шампанское.

– Чего же мы тогда так плетемся? Ты бы, голубчик, погонял!

Глава 4
Карты вскрыты, господа

Место, которое рекомендовал Варнаховский, находилось близ Театральной улицы, в большом особняке с греческими колоннами у центрального входа. Прошагав мимо швейцара с огромной окладистой бородой и в золоченой ливрее, офицеры шагнули в распахнутую дверь и вошли в просторную гостиную. Сразу стало понятно, что веселье в полном разгаре. За огромным столом, заставленным бутылками с шампанским, сидело несколько мужчин во фраках, с картами в руках. Дым, зависший над потолком, казался настолько густым, что его можно было принять за туман. В дальнем углу комнаты на коротких диванах расположились несколько пар и о чем-то негромко разговаривали. Интимность обстановки создавал густой табачный дым, скрывавший лица присутствующих. Среди молодых людей, одетых в венгерки и мундиры, присутствовало несколько человек весьма почтенного возраста, – то были щедрые покровители молодых шансонеток, что сейчас радовали присутствующих своими задорными голосами. Черные шевелюры гусар сочетались с блестящими лысинами старцев, а седую голову можно было встретить в окружении французских баловниц. Любители весело провести время сходились сюда со всего Петербурга. Этот дом был едва ли не единственным местом в городе, которое не признавало ни чинов, ни званий, и здесь за карточным столом могли сойтись как безусые корнеты, так и убеленные сединами генералы. Это было место, где можно было не только хорошо закусить, но и весело провести время в объятиях понравившейся шансонетки.

И все-таки главным здесь была игра в карты, которая не прекращалась ни на минуту, – она просто переходила от одного стола к другому и по мере убывания гостей могла потерять некоторый свой накал, а по мере прибытия новых визитеров набирала обороты. Всякий, кто перешагивал порог дома Марка Бергольца, чувствовал себя в нем своим. Тут он непременно бывал обласкан, напоен и накормлен. А потому, переступая порог этого заведения, многие просто теряли чувство времени, пропадая в его стенах днями и неделями, забывая как про военную службу, так и про отчий дом.

Вошедшего Варнаховского и его приятелей встретили громким ликованием. Откуда-то из соседней комнаты приволокли ящик шампанского и не отпускали их до тех пор, пока каждый из них не выпил по бутылке. После чего отпустили с миром, а именно за карточный стол, где уже сидело четыре человека.

Опустившись на свободный стул, Леонид бодрым голосом поинтересовался:

– Вот что играем, господа?

– Разумеется, в баккара, – ответил кавалерийский майор, сидевший рядом.

В дальнем углу, устроившись на коленях мужчины лет сорока пяти, сдержанно пискнула кудрявая шансонетка, невольно заставив обратить на себя внимание. Девицу Варнаховский не знал, что, впрочем, не удивительно. Самые хорошенькие из них в доме Бергольца не задерживались: заполучив желанное покровительство, они съезжали на оплачиваемую квартиру с полным довольствием, а ежели повезет, так и вовсе выходили замуж за своих благодетелей. На их место предприимчивый Бергольц выписывал из Франции других, столь же хорошеньких, которые могли своим жеманством и кокетством смутить самого несговорчивого толстосума.

Вряд ли кудрявая девица останется свободной. Через какое-то время на нее обратит внимание провинциальный корнет, приехавший в столицу за приключениями, и вместе с простреленным стрелой Амура сердцем бросит к ногам кокотки батюшкины имения и миллионы.

А вот мужчину с блестящей лысиной поручик знал прекрасно. Это был Николай Константинович Уланский, действительный тайный советник, возглавлявший железнодорожный департамент. На всех, кто встречался с ним в различных домах Санкт-Петербурга, он производил впечатление блюстителя нравственности. Глядя на его напускную чопорность, трудно было поверить, что он любил держать на своих коленях молодых кокоток. Не стесняясь направленных в его сторону взглядов и пребывая изрядно навеселе, он беззастенчиво лапал девицу грубоватыми ладонями по всем пикантным местам, тем самым вызывая все новые приступы хохота.

– А ви озольник, – смеялась француженка.

Штабс-капитан и поручики, отыскав среди присутствующих своих знакомых, тотчас были вовлечены в оживленный разговор. Наверное, среди общего веселья чужим чувствовал себя лишь Борис Салтыков, искоса посматривая на раскрепощенных девиц.

– Это карточный салон? – спросил он у Варнаховского.

– Это и театр, и аристократический салон, приятель. Здесь вы всегда можете отыскать девицу по душе. А с вашими-то капиталами вам здесь будут необычайно рады. Так что смело можете подойти к любой из них, и уверяю вас, ни одна из них вам не откажет! Кстати, многие из них впоследствии весьма недурно устраивают собственную судьбу, а некоторых я видел даже на балах у императора, вот так-то, сударь мой! Кстати, сегодня я весьма небогат, ссудите мне, скажем… тысчонки три? Без таких денег просто стыдно садиться за карточный стол. Вы не смотрите на этот разгул, сюда, братец вы мой, съезжаются самые богатые женихи Петербурга. Здесь ставят на кон доходные дома, имения, целые состояния. Я был свидетелем того, как один полковник проиграл собственную жену.

– Жену? – невольно ахнул Салтыков.

– Чему вы удивляетесь, корнет? Вы, право, как неискушенный гимназист. По-настоящему человека можно узнать там, где царствует страсть. Он истинный только тогда, когда от расклада карт зависит его благополучие. В такой ситуации, братец мой, и рассудок может помутиться. Так как насчет денег?

Сунув руку в карман, толстяк отсчитал три тысячи рублей.

– Возьмите!

Тряхнув стопкой купюр, Варнаховский проговорил:

– Прекрасно! Кажется, на ближайшие полтора часа я обеспечен деньгами. Ну, что, господа, расступитесь! – весело обратился он к играющим. – Надеюсь, вы не откажетесь от легкого заработка? – тряхнул он кипой ассигнаций.

– Прошу вас, поручик, – поднялся со своего места высокий полковник-артиллерист. – Это место счастливое – сегодня мое финансовое положение упрочилось на целое имение. Ха-ха!

– Благодарю вас, полковник, – уселся Леонид на крепкий удобный стул. – Надеюсь поддержать ваш почин.

Поначалу игра не заладилась: в течение какого-то получаса Варнаховский проиграл половину из одолженной суммы, и это при том, что удача буквально терлась о его руки. При первом раскладе он проиграл всего-то два очка, а при следующем пришлось уступить тузу.

Проклиная в душе собственное невезение и полковника, порекомендовавшего ему свое место, Леонид решил попытать счастья в последний раз, поставив на кон пятьсот рублей. И когда карты вскрыли, он оказался единственным, кто сумел набрать девять очков. Предчувствие подсказывало ему, что это будет не единственная победа за сегодняшний день.

Так оно и вышло. Уже в следующей игре он отдал Борису долг. А еще через два часа усиленной игры заполучил двадцать тысяч сверху. В тот самый момент, когда он уже торжествовал победу и надеялся поднять, возможно, самый крупный банк в своей жизни, над его ухом раздался негромкий вкрадчивый голос:

– Поручик Варнаховский, Леонид Назарович?

Обернувшись, Варнаховский увидел Соломона: костлявого молодого человека с вытянутой лошадиной физиономией, который всегда ошивался в заведении Бергольца и давал деньги в долг под большие проценты. Подчас азарт настолько двигал игроками, что редко кто обращал внимание на кабальные условия. Похмелье наступало потом, когда следовало возвращать долг. Настроение тотчас испортилось. Самое скверное, что столь бесцеремонное появление ростовщика возле стола могло спугнуть удачу, которую Варнаховский лелеял последние три с половиной часа.

– Чего тебе, Соломон? – хмуро спросил Леонид, цепко всматриваясь в лица картежников. По их бесстрастным физиономиям предстояло решить: взять еще одну карту или довольствоваться тем, что имеется.

– Помните, в прошлый раз я вам одолжил десять тысяч рублей?

Напоминание о долге всегда неприятно, тем более в тот самый момент, когда удача спешит навстречу семимильными шагами.

– Пожалуй, мне еще одну карту, – равнодушно произнес Варнаховский, посматривая на краснощекого майора-кавалериста с большими пышными усами. От того можно ожидать самых больших неприятностей – за время игры он не выдал своего настроения даже шевелением бровей и неизменно отхватывал от банка наиболее лакомые куски.

Банкиром за карточным столом был лысоватый расфранченный брюнет. Поговаривали, что только в одном Петербурге он держал целую дюжину доходных домов и заявлялся в заведение Бергольца лишь для того, чтобы пощекотать себе нервы очередным проигрышем в сотню тысяч рублей. Трудно было сказать, какое удовольствие получил он в этот раз, но партнеры были весьма довольны его раздачей.

Остановив застывший взгляд выцветших бледно-голубых глаз на Варнаховском, он спросил:

– Прикажете вам еще одну карту или воздержитесь?

– Еще одну, – столь же равнодушно ответил Леонид.

Получив карту, открыл ее медленно, как если бы опасался, что нужная комбинация может исчезнуть, – когда из-под другой карты выглянул краешек короны, он едва сдержал вздох облегчения.

На столе неровной горой лежал банк, червонцы валялись вперемежку с четвертными билетами; отдельно, по всей видимости, из уважения к великой императрице, аккуратной стопкой расположились «катеньки».

– Итак, господа, предлагаю вскрыть карты, – предложил банкир и первым, подавая пример, положил карты на стол.

После третьей карты дилер набрал всего-то шесть очков – расклад карт испортил пиковый туз, подошедший последним.

Поочередно, будто бы повинуясь какой-то негласной очереди, открыли карты остальные участники игры. Последним вскрывал карты Варнаховский: небрежнее, чем следовало бы, он положил на стол свои карты. Восемнадцать очков!

– Поздравляю вас, поручик, – холодно произнес дилер, – банк ваш!

– Мне просто повезло в этот раз, – лениво потянулся Леонид к банку. – Надеюсь, что в следующий раз удача будет на вашей стороне.

Забрав деньги, он отсчитал положенные комиссионные и вышел из-за стола. Всегда важно знать, когда следует закончить игру, а поднятый куш должен поставить неплохую завершающую точку.

Марк Бергольц, хозяин карточного салона, был не столь бескорыстен, как могло показаться со стороны: с каждой игры он получал свой оговоренный процент, столько же получал за сводничество и за кабинеты, что располагались в глубине особняка. Так что в городе он по праву считался человеком весьма состоятельным. Ему было вполне по силам прикупить имение близ Санкт-Петербурга и проживать остаток дней в роскоши, однако его деятельная натура, склонная к разного рода приключениям и авантюрам, не давала ему покоя, и он без конца попадал в разного рода конфликты, связанные с обитателями салона.

– Господин Варнаховский, вам сегодня очень повезло, – услышал поручик все тот же елейный голос. – По моим подсчетам, сегодня вы выиграли в карты тридцать две тысячи рублей и восемьсот пятьдесят рублей.

– Вот как? – удивился гусар. – А я думал, что сорвал банк в тридцать три тысячи. Наверняка сто пятьдесят рублей у меня зажал тот тип, что сидел на банке. Пойду и вызову его на дуэль! Причем немедленно! – зло проговорил Варнаховский, удаляясь от докучающего Соломона.

– Леонид Назарович, послушайте, – в ужасе проговорил ростовщик. – Клятвенно вас заверяю, что он не взял у вас ни копейки!

Приостановившись, поручик задумчиво протянул:

– Значит, ты считаешь, что повода для дуэли нет?

– Уверяю вас, что дилер чист перед вами, как слеза младенца.

– Ну что ж, Соломон, я тебе верю. Пускай пока поживет. Ладно, приятно было поговорить!

Хлопнув Соломона по плечу, он направился к своим приятелям, ждавшим щедрого угощения по случаю крупного выигрыша.

– Леонид Назарович, у меня к вам одно маленькое дельце.

– Все-таки какими назойливыми бывают эти ростовщики, – в сердцах произнес поручик, обернувшись. – Мы с тобой так прекрасно поговорили; чего тебе, Соломон?

– В прошлый раз вы заняли у меня десять тысяч рублей под проценты. И обещались отдать всю сумму через три дня. Бедный доверчивый еврей все это время ждал обещанных денег…

– Соломон, я знаю, что твоя доверчивость не знает границ.

– Что же я скажу своей милой Розалии, когда явлюсь домой без копейки?

Варнаховский тяжело вздохнул:

– Ну что за люди эти ростовщики! Обязательно найдется какой-нибудь тип, который захочет испортить весь праздник. Не каждый день мне удается сорвать такой куш, а тут даже как следует порадоваться не получилось! Деньги им подавай непременно в ту минуту, как они появились… Послушай, Соломон, сегодня я играл на последние десять рублей, давай я рассчитаюсь с тобой завтра.

– Уважаемый Леонид Назарович, послушайте бедного еврея, ему не нужна вся сумма. Мне нужно всего-то десять тысяч рублей, а проценты вы отдадите потом, когда они у вас появятся.

– Что вы за порода такая! Деньги им подавай… Стоит мне только вздохнуть полной грудью, как находится какой-нибудь ростовщик, который тотчас захочет меня обобрать! Послушай, Соломон, в следующий раз я тебе дам не десять тысяч рублей, а целых пятнадцать.

– В прошлый раз вы говорили то же самое. Уважьте наконец бедного еврея!

– Ты уж извини, приятель, но на сегодняшний вечер у меня грандиозные планы, и я не хотел бы провести его в препирательстве с тобой. Шампанского! – закричал Варнаховский. – Всем шампанского за мой счет!

Зал охватил восторг. Одна из шансонеток громко взвизгнула, а кое-кто из молодых офицеров, предчувствуя нешуточное веселье, захлопал в ладоши.

– Браво, господин поручик!

– Я вас очень понимаю, Леонид Назарович, я бы не хотел портить вам праздник. Но вы уж тоже поймите настырного еврея, я ничего не могу с собой поделать и уж тем более вернуться домой без денег. Если я вернусь с пустыми карманами, что тогда скажет моя любимая теща Сара Иосифовна, а что скажет мой тесть, уважаемый Абрам Моисеевич? Они будут смотреть на меня большими и печальными глазами, да так, что от уныния у меня начнет разрываться сердце. Я непременно должен их успокоить, а потому мне нужно забрать эти десять тысяч рублей.

– Послушай, Соломон, – в голосе Варнаховского послышались угрожающие нотки. – Сейчас у меня нет таких денег.

Прежде сговорчивый, Соломон неожиданно сделался крайне неуступчивым и не желал прислушиваться к угрожающим интонациям.

– Леонид Назарович, зачем же вы вводите в заблуждение бедного еврея? Вы говорите, что у вас нет денег, когда вы только что сорвали куш в тридцать три тысячи рублей и все ваши карманы набиты деньгами.

– Вы, пройдохи, всегда найдете время, когда у офицера окажется немного наличности… Ответь мне, Соломон, каким образом тебе удалось проскочить мимо прислуги? Я ведь сказал – гнать вас всех в шею!

– Но ведь у вас же есть деньги. Господин поручик…

– Соломон, все эти деньги я уже распределил, а с тобой расплачусь в следующий раз. Хочешь, завтра?

– Деньги вы запланировали на девушек, а бедняге Соломону не желаете вернуть его несчастные гроши?.. Где же справедливость? Я бы вас понял, если бы эти деньги были у вас последние.

– Господа! – громко произнес Варнаховский, привлекая к себе всеобщее внимание. – Даю полторы тысячи рублей тому, кто вытолкает взашей этого прохвоста! – показал он на ростовщика. – Пока он здесь, мы не сможем как следует повеселиться.

На призыв поручика тотчас откликнулись три рослых юнкера. Взяв упирающегося Соломона под руки, они пытались вывести его из салона. Но тот, несмотря на невероятную худобу, оказался необычайно крепок и жилист. Не желая покидать салон, ростовщик цеплялся за двери, шкафы, за проходящих мимо людей. Стянул скатерть с карточного стола, разметав по полу разложенные пасьянсы и пустив веером сложенный банк. В какой-то момент даже цапнул зубами за плечо дюжего юнкера, проявившего себя наиболее активно. Прошло несколько утомительных минут, а Соломона даже не подтащили к выходу.

– Господа, вижу, вы очень скверно стараетесь, – подбадривал Леонид. – Неужели вас не интересует мое предложение? Вы только подумайте, господа, сколько ставок вы можете сделать на эти деньги.

Ситуация забавляла. Раскрасневшиеся, не желавшие сдаваться юнкера как могли переламывали тощую силу, и по тому, как во все стороны летели их пуговицы вместе с выдранными кусками материи, верилось, что обещанные деньги они заполучат не без труда.

Наконец Соломона оттеснили к двери. Ухватившись обеими руками за ручку, тот ни за что не желал отцепляться. Юнкера мотали его тощее тело из стороны в сторону, но ростовщик, будто двужильный, стиснув челюсти, не желал выходить из комнаты.

– Вижу, что он не хочет покидать благородное общество по-хорошему, – сурово произнес Варнаховский, – что ж, будет тогда ему по-плохому. – Вытащив револьвер из кобуры, он приказал: – Юнкера, отойдите в сторонку!

В зале тотчас установилась завораживающая тишина. Умолкли разговоры за карточными столами, только висячая керосиновая лампа, слегка раскачиваясь, отбрасывала по сторонам кривые тени.

– Так я вас спрашиваю, сударь… Вы по-прежнему не желаете убираться отсюда?

– Господин Варнаховский, я не могу уйти без денег, что скажет моя Розалия, если я…

– Меня не интересует, что скажет ваша дражайшая супруга. Если вы не уберетесь отсюда через секунду, то я вам просто прострелю череп!

Соломон прикрыл глаза.

– Воля ваша, Леонид Назарович, но вы обещали вернуть мне долг еще две недели назад…

– Учти, Соломон, я тебе предупреждал!

Прицелившись, Варнаховский выстрелил. Прозвучавший грохот заложил собравшимся уши. В комнате нестерпимо запахло жженым порохом. Керосиновая лампа, ярко вспыхнув, потухла, погрузив собравшихся во мрак.