Текст книги "Академия воровского дозора"

Майор Михаил Абашидзе был командиром погранзаставы и большую часть службы, практически сразу после окончания училища, провел на границе с Турцией. Сначала это была деревня Вале, а потом его перевели в небольшой населенный пункт Сарпи.

За последние несколько лет в Грузии многое поменялось, скверно то, что зачастую не в лучшую сторону. Теперь чуть ли не на каждом шагу можно было услышать турецкую речь, а приграничные города и поселки едва не наполовину составляли выходцы из Турции. Кроме базаров, где турки чувствовали себя настоящими хозяевами, они усиленно внедрялись в гостиничный и ресторанный бизнес, скупали недвижимость и обустраивали поселки по своим традициям и обычаям. Небольшой приграничный городок Сарпи не избежал этой участи, так что теперь по утрам его будили не колокольные переливчатые звоны, а громкое песнопение муэдзинов, взобравшихся на высокие минареты и явно торжествовавших по случаю бескровной победы на грузинской земле. Если так пойдет и дальше, даже в родном Батуми он вскоре будет чувствовать себя чужаком.

Но что самое неприятное, теперь государственной границы вроде бы вовсе не существовало, и вся деятельность личного состава погранзаставы сводилась к тому, чтобы турецким водителям, перевозившим огромные фуры куда-то в глубину Грузии, пожелать «счастливой дороги». На таможне грузовики досматривались лишь поверхностно, будто власти опасались испортить добрососедские отношения с динамично развивающейся мусульманской страной. А при таком «братском» отношении в большегрузах, кроме мешков с урюком, можно было провезти даже межконтинентальную ракету.

Правительство, озабоченное личными проблемами, позабыло про собственных граждан, а потому о семейном благополучии следовало позаботиться самому. С некоторых пор майор Абашидзе стал посматривать на границу как на стабильный источник дохода. Причем граница кормила не только его, но также вышестоящее начальство, требующее от него ежемесячных податей. Одно было грустно: подозревая майора в неравном распределении средств, начальство требовало от него все больше, и, чтобы выдержать гнетущее финансовое бремя, майор Абашидзе расширял круг новых «знакомых», коим за разумную плату позволял пересекать границу. Он даже подсказывал, в каком именно месте лучше переходить, чтобы не натолкнуться на дозор или «секреты».

До пенсии оставалось не так уж много, о чем он думал с невероятной грустью, и за оставшийся срок Абашидзе рассчитывал немного скопить деньжат, чтобы можно было спокойнее коротать старость. Того немногого, что удалось собрать, едва хватало на самое необходимое, не говоря уже о семейных потребностях. Требовалось нечто кардинальное, чтобы улучшить свое положение, вот только шанса для этого не представлялось…

Три дня назад в калитку его небольшого, но уютного дома в Хелвачаури, где семейство Абашидзе проживало без малого сто пятьдесят лет, постучался сухощавый старичок. Ничем не примечательный, встретишь такого на улице и даже не обернешься – совершенно бесцветная внешность, под стать его костюму, неброскому, сероватому, будто бы пыль, выцветшая на солнце. Его можно было бы принять за бывшего сельского учителя, который, будучи уже на пенсии, продолжал носить привычную «униформу» с затертыми локтями, в которой его помнило не одно поколение учеников. Впрочем, его можно было принять и за почтальона, тем более что в руках старик держал небольшую сумку, в которой вполне могла находиться какая-то значимая корреспонденция.

Нежданных визитеров Абашидзе не любил и относился к ним с предубеждением.

– Вы почтальон? – спросил он, стараясь скрыть проявившуюся неприязнь.

– Совсем нет, Михаил, – ответил старик, разлепив белесые губы в доброй улыбке. – Меня попросил передать вам небольшую посылку Герасим Мачабели. Вы знаете такого?

Абашидзе невольно сглотнул, кровь горячим потоком хлынула к лицу, а сердце встревоженно заколотилось. Он невольно посмотрел по сторонам – не наблюдает ли кто-то за их нежданной встречей, но улица оставалась пустынной, а порывы ветра, будто бы сердясь, трепали кроны лавровых деревьев.

Герасима майор Абашидзе знал немногим более пяти лет, с того самого времени, когда впервые распахнул «калитку» на своем участке границы. Собственно, Герасим Мачабели и являлся его первым клиентом. А вскоре их отношения доросли до постоянного и надежного партнерства. Все это время Герасим лично расплачивался с ним за услуги, выбирая для этого малолюдные места. В этот раз пошло несколько иначе, и Абашидзе это не понравилось. Михаил всмотрелся в старика повнимательнее: гость скорее походил на сельского добряка, к которому тянутся даже самые недоверчивые дети, чем на профессионального провокатора. Но следовало проявить осторожность.

– Вы меня с кем-то спутали, уважаемый, – как можно спокойнее отозвался он. – Я не знаю никакого Мачабели.

Старик продолжал добродушно улыбаться, слегка щурясь на солнце.

– Вы можете меня не опасаться, я многое о вас знаю, с того самого времени, как вы помогли Герасиму перенести через границу пятьдесят золотых монет эпохи Александра Македонского. Немного позже вы стали сотрудничать с Петром Груздем, с тем самым, что вывез в Турцию коллекцию скифского золота. Дальше был Степан Лектор. Он переправил в Стамбул несколько картин русских авангардистов. Но все это неважно… Груз вас никогда не интересовал, не должен интересовать и сейчас.

– Что вам от меня нужно? – слегка осипшим голосом спросил Абашидзе.

– Самую малость – чтобы вы взяли эту сумку. Не пугайтесь, здесь не бомба. В ней обещанные Герасимом Мачабели деньги, а еще небольшой подарок. Пусть это будет сюрпризом, посмотрите его позже.

– И это все? Мне бы хотелось пояснений, – сказал Михаил, опасливо беря сумку.

– Все эти люди работают на меня. Я, так сказать, их босс. Давно хотел с вами познакомиться, но все как-то не складывалось. И очень рад, что такой случай представился. Вы выглядите именно так, как мне вас описывали. В нашем деле важно быть недоверчивым, и это меня вполне устраивает… Так чего мы стоим? Может, пройдем в дом, а то нас разглядывают из окон?

– Проходите. – Абашидзе распахнул калитку пошире, а сам слегка отошел в сторону, понимая, что подобный визит может сулить только сложности.

– В дом заходить не будем, – предложил старик, скинув часть груза с плеч Абашидзе, – давайте пройдем в беседку, в ней будет поуютнее. – И уверенно зашагал в просторную беседку, увитую густым диким виноградом. Сев на лавочку, заметил: – Хорошо у вас здесь. Чисто, аккуратно. Я бы даже сказал, что имеется достаток. – И уже строже добавил: – Дальше будет все так же хорошо, если вы выполните одну мою небольшую просьбу. Вы встречались с Мамукой Иоселиани три недели назад?

– Да, – после некоторой паузы ответил майор. О его контактах с Иоселиани никто не знал. До сегодняшнего дня он вообще считал, что Мамука в этом деле главный. Оказывается, ошибался…

– Следующий груз для меня будет особенно важен. Его повезут на лошадях в четырех больших баулах. – Абашидзе понимающе кивнул, собственно, так оно было и раньше – баулы вьючили на широкие спины лошадей, которых опытные погонщики сложными горными тропами погоняли в глубину турецкой территории. – За каждый баул, кроме обговоренной суммы, я заплачу вам еще по пять тысяч долларов. Кажется, вы давно мечтаете съездить на Бали? Думаю, этих денег будет вполне достаточно, чтобы провести сказочный отпуск.

Майор невольно сглотнул, не зная, что делать в этом случае: то ли поблагодарить благодетеля, то ли глубокомысленно промолчать. Выбрал он второе.

– У меня к вам будет еще одна небольшая просьба… – продолжал старик. – Если вы заметите что-то подозрительное, немедленно дайте мне знать. – Вытащив из накладного кармана небольшой кусочек картона с напечатанным на нем номером, он протянул его майору: – Это мой прямой телефон.

– Хорошо, – кивнул Абашидзе, осознавая, что в его криминальной карьере произошли серьезные изменения. Возможно, именно сегодня он поднялся на такую высоту, с которой его нынешнее положение может показаться ему просто смешным. Во всяком случае, на военной службе ему никогда не заслужить тяжелых погон. Если не на следующий год, то через пару лет его просто выпихнут на пенсию, как отработанный материал, а пенсионных денег не хватит на тот уровень жизни, к которому он привык за последние годы. Этот невзрачный старик в действительности и есть его настоящая карьера, его безбедное будущее, его босс, которому он должен ежеминутно доказывать свою преданность. А сам он может быть полезен, как никто другой: на границе остаются наработанные связи, прежние сослуживцы, которые за небольшое вознаграждение не сумеют отказать ему в крохотной просьбе – закрыть глаза, когда это будет необходимо.

– Вот и славно, – вновь улыбнулся старик. Он одобрительно потрепал майора по щеке и зашагал к калитке. – Да, вот еще что: можете обращаться ко мне «мистер Уайт». Или просто Уайт… Я не из обидчивых. – Оставив обескураженного Абашидзе стоять в центре пустынного двора, он вышел на улицу.

Неожиданно откуда-то подъехал большой белый внедорожник, из которого выскочил крупный мужчина и, распахнув перед стариком дверцу, помог взобраться в салон. Затем, так же расторопно, сопровождающий устроился на заднем сиденье, и автомобиль, пыхнув тяжелой гарью, скрылся за близлежащим поворотом.

Не успел Хабаков зайти в свой кабинет, как прозвенел звонок.

– Слушаю.

– Арсений, – тотчас узнал он голос Старцева, – только что прилетел из Сочи и сразу делаю звонок тебе. Цени!

– Ценю, товарищ подполковник!

– Можешь сказать своему Феоктистову, что дело скоро закончится и всю его коллекцию мы вернем.

– Хорошая новость, представляю, как он будет рад!

– В ближайшее время вместе с Феоктистовым отправишься в Афины, твой подопечный должен будет опознать там свою коллекцию. Деньги-то после ограбления у него отыщутся? Или мне командировочный лист выписывать?

Арсений Хабаков расслабленно рассмеялся:

– Думаю, что на такое дело деньги он найдет.

– Тогда до скорого!

Хабаков тотчас набрал номер Феоктистова:

– Потап Викторович?

– Он самый, Арсений. Есть что-то новое по поводу коллекции?

– Ваша коллеция обнаружилась в Греции. В ближайшие дни мы с вами вылетаем в Афины. Вы должны будете ее опознать.

– Боже мой! Боже мой! – заголосил от счастья Феоктистов. – Я верил, что все пройдет удачно. Спасибо вам!

– Пока еще рано благодарить. Скажете спасибо, когда она окажется у вас в руках.

Попрощавшись, Арсений положил трубку.

Дверь неожиданно открылась, и в кабинет вошел эксперт-криминалист майор Липеровский.

– Готовы результаты по волоску, – с порога произнес он. – Извини, задержал немного. Дел было невпроворот!

– По какому такому волоску?

– А тому самому, что прилип к бутылке. Ну, помнишь, мы ее нашли в квартире Феоктистова.

– Так, припоминаю. И кому он принадлежит?

– Корсуню Ивану Петровичу, он же Колотый. Рецидивист, трижды судимый. Когда-то у него брали кровь на ДНК, хотели сравнить с кровью на одежде жертвы. Но экспертиза показала, что к тому убийству он отношения не имеет. А результаты сохранились. Вот видишь, пригодились.

Липеровский положил на стол тонкую папку, и Хабаков с интересом открыл ее и увидел несколько фотографий, а также две исписанные страницы с результатами экспертизы.

– Даже не представляешь, какой ты мне подарок сделал… – воскликнул Арсений. – Вот только где искать этого Ивана Корсуня!

– Ну, это уже по твоей части, – развел руками майор.

Что за день сегодня такой, одни положительные эмоции!

Два часа назад Абашидзе был вызван в управление, где начальник отдела сказал, чтобы он не задерживал груз в четырех больших баулах на лошадях, что пройдут через его участок в Турцию. При этом полковник намекнул, что проводится операция совместно с российскими спецслужбами.

– Я тут кое-что пробил по своим каналам. Возможно, в баулах будет коллекция Феоктистова… Его с месяц назад ограбили в Москве. Информация конфиденциальная. Тебе все понятно?

– Так точно, – вытянулся Абашидзе.

Из управления он вышел в полном замешательстве, не зная, как поступить в этой ситуации.

Вернувшись домой, майор попытался проанализировать все плюсы и минусы создавшегося положения. Кому он будет нужен после службы? Пожалуй, что никому… Не идти же торговать на рынок! Старик выглядел предпочтительнее, знакомство с ним сулило перспективы. Во всяком случае, не нужно будет думать о куске хлеба. Чаша весов после некоторой арифметики сложилась в пользу звонка. Пришло четкое осознание того, что он совершает верный поступок и позвонить обязан даже в том случае, если завтра его попрут со службы.

Михаил вышел во двор, выкурил сигарету в той самой беседке, где еще совсем недавно разговаривал со стариком, а потом вернулся в дом и набрал номер. После второго гудка трубка отозвалась глуховатым старческим голосом:

– Слушаю.

– Здравствуйте, Уайт. Это вам звонит Михаил, вы меня помните?

– Конечно же, помню, Михаил. У меня забит номер вашего телефона. Что-нибудь случилось?

– Случилось… Кажется, российские спецслужбы знают о предстоящей переправке груза.

– Вы уверены, что речь идет именно об этой партии? – спокойно отреагировал старик.

– Речь шла о четырех лошадях с баулами. Мой начальник сказал, что это совместная операция с российскими спецслужбами и что в баулах, возможно, будет находиться коллекция ограбленного Феоктистова.

– Что ж, вы меня выручили, – отозвался старик. – У твоей Тамары, кажется, завтра день рождения?

– Да, – удивленно отозвался Абашидзе.

– Жди подарка, надеюсь, что он ей понравится. – И через секунду в трубке раздались короткие гудки.

Абашидзе в задумчивости отключил свой телефон.

Инспекция в Грузию оказалась успешной. Увеличив поощрения, Уайт сумел сохранить прежний костяк, с которым работал последние годы, так что можно было смело рассчитывать на бесперебойность коридора. На обратном пути он заехал в небольшой прибрежный городок Поти, где завязал весьма удачное знакомство с заместителем мэра. Открывалась весьма хорошая перспектива на еще один морской канал.

Первая партия коллекции Феоктистова без особых хлопот миновала несколько границ и добралась к заказчикам в Мюнхен и в Лондон. В действительности это был всего лишь пробный шар, прощупывающий надежность канала. За ним должна пойти крупная партия контрабанды стоимостью в десятки миллионов долларов, которую уже ждут состоятельные клиенты и несколько европейских аукционных домов, пообещавшие на торгах хорошие деньги.

Приняв душ, Уайт прошел в столовую, где старый слуга, прослуживший в его доме десять лет и к которому он привык, как к утренней чашке кофе, раскладывал на столе посуду. В небольшом серебряном кувшинчике поставил охлажденные сливки, в хрустальной вазочке – сладкое печенье. Именно такого рациона уже долгие годы он придерживался на завтрак.

– Ваш кофе готов, – объявил слуга.

– Прекрасно.

Прозвеневший звонок оторвал Уайта от чашки с кофе. Посмотрев на номер, он нажал на кнопку приема и проговорил:

– Слушаю.

– Здравствуйте, Уайт. Это вам звонит Михаил, вы меня помните?..

Слуга, опасаясь стать свидетелем разговора, незамедлительно вышел.

Завершив разговор, Уайт отключил телефон. Все-таки кофе стоит того, чтобы допить его до конца. Маленькими глотками он выпил его до последней капли, заев кусочком печенья, и, пройдя в кабинет, поднял трубку:

– Нестор, слушай меня внимательно, операцию мы сворачиваем.

– Что-то серьезное?

– Да. Только что позвонил мой человек с грузинской границы, все проходы через нее контролируются контрразведкой. Насколько я понял, это совместная операция с российскими спецслужбами. Думаю, они хотят узнать все наши каналы, выявить связников, определить места складирования товара.

– Жаль, мои люди уже готовы принять товар, а заказчики дни считают, когда будут владеть картинами.

– Объясни им, что сделка остается в силе, просто возникли некоторые технические сложности. Нужно немного переждать, а мы, со своей стороны, поищем новые пути. Например, через Поти… У меня там есть кое-кто. Ты же должен ликвидировать фирму и на время уехать из Греции.

– На какой примерно срок?

– Пока все не успокоится. А будет еще лучше, если ты поменяешь свою внешность и паспорт.

– Нужели все так серьезно?

– Да. За тебя активно взялись в Интерполе.

– Понял.

– До связи.

Арсений Хабаков сидел в своем кабинете и размышлял о предстоящей операции. Остатки коллекции, спрятанные где-то на территории России, должны будут пойти двумя путями – морем, через Сухуми и Батуми, и сухим путем, через грузино-турецкую границу близ деревни Вале. Как только они окажутся на яхте Нестора Олкимоса, в дело тотчас вступят греческая полиция и Интерпол. Нестора Олкимоса возьмут с поличным.

Дело за малым – остается съездить в Афины, опознать арестованную коллекцию и, соблюдая юридические тонкости, переправить в Россию.

Прозвенел звонок по внутренней связи, и он, взяв трубку, произнес бодрым голосом:

– Слушаю.

– Вот что, Арсений Юрьевич, зайди ко мне.

– Слушаюсь, товарищ подполковник.

Хабаков положил трубку. Что бы это могло значить? Не всякий раз начальник называл его по имени и отчеству. Точнее, он мог припомнить всего лишь два таких случая, один раз – когда ему вручали поощрительную грамоту министерства.

Что же будет сейчас?

– Разрешите? – постучался Арсений в слегка приоткрытую дверь кабинета Приходько.

– Проходи. Вот сюда садись. – По голосу полковника всегда трудно было угадать о его намерениях. Он был из особой породы людей, умеющих скрывать свое подлинное настроение в самых непростых ситуациях. Лицо его выглядело всегда беспристрастным. – У меня плохая новость, – уныло заговорил он. – Хотя, честно говоря, даже для меня она прозвучала ошеломляюще… Нестор Олкимос ликвидировал свою фирму и отбыл в неизвестном направлении.

– Не может быть! – невольно ахнул Хабаков.

– Все может быть, – глубоко вздохнул полковник. – Его кто-то предупредил. И где сейчас находится коллекция Феоктистова, неизвестно. Может, она по-прежнему припрятана в России, а может быть, благополучно добралась до Греции каким-то иным путем, о котором мы не ведаем.

– Это известие убьет Феоктистова. Мы рассчитывали вылететь в Афины в ближайшие дни.

– Я знаю… Теперь уже ничего не поделаешь. Вмешался международный контрабандный синдикат. Он разрушил не только все наши планы, но каким-то образом сумел повлиять на греческую полицию, чтобы она помогла ему скрыться. Нам осталось единственное – дожидаться подходящего случая. Дело по коллекции Феоктистова нужно будет приостановить.

– В столичной полиции работает инспектор Таукис Дестунис, с которым я все это время поддерживал контакт, может, он…

– Ты ему больше не звони, – отмахнулся полковник, – уже не работает… Его уволили со службы. Видно, он оказался очень несговорчивым, а таких там тоже не любят.

Арсений вышел из кабинета в полнейшей растерянности.

Некоторое время он размышлял, стоит ли сообщать Феоктистову решение Следственного управления в отношении пропавшей коллекции, а потом пришел к выводу, что тот должен знать правду.

Ожидая, что разговор будет нелегким, Хабаков поднял телефонную трубку.

– Потап Викторович?

– Это вы, Арсений? – прозвучал в ответ встревоженный голос.

– Он самый. У меня для вас печальное сообщение…

– Так, слушаю.

– Мы с вами не вылетаем в Грецию.

– Это почему же?

– Нестор Олкимос выехал из страны, и где он находится в настоящее время, неизвестно.

– Надо полагать, что он уехал не с пустыми руками, а прихватил с собой всю мою коллекцию?

– Не исключено, что так и есть. Но это еще не все… В настоящее время руководство приняло решение приостановить дело. – Повисла долгая пауза, сопровождавшаяся глубоким дыханием Феоктистова, и у Арсения вдруг пропало желание продолжать разговор, следовало только подобрать утешительную фразу, чтобы откланяться. – Все может измениться, вы только не расстраивайтесь. Если возникнут какие-то…

Договорить он не успел: телефонные мембраны зачастили прерывистыми гудками. Некоторое время Хабаков держал в ладони телефонную трубку, а потом аккуратно положил ее на рычаг, и тот суховато щелкнул.

Глава 3
Мне бы ваш оптимизм, или Большие неприятности

Неделей позже Следственное управление официально направило в министерство внутренних дел Греции прошение о помощи в розыске Николая Геладзе (он же Нестор Олкимос), подозреваемого на территории России в организации преступных группировок и ряде ограблений. Но ответ о его местонахождении сводился лишь к короткой и емкой записи:

«В настоящее время Нестор Олкимос на территории Греции не проживает».

Нестор Олкимос испарился всего лишь за пару дней до приезда следственной группы (и это не могло быть случайностью). Предполагалось взять Нестора с поличным в тот самый момент, когда на его яхту будет сгружаться оставшаяся часть украденной коллекции. Полиции оставалось только подъехать на катерах и арестовать преступников.

Не случилось…

Оставалось надеяться, что розыск будет продолжен по линии ФСБ, но уже через три дня у Хабакова со Старцевым состоялся неприятный телефонный разговор:

– Послушай, Арсений, – проговорил подполковник хмурым голосом, – дело Феоктистова решено пока отложить.

– Вот как… Неожиданно. Ведь его можно было бы дожать!

– Я сам не меньше тебя расстроен. Но на сегодня дела обстоят именно таким образом.

– Трудно поверить, чтобы на ФСБ мог кто-то надавить. Может, тут дело в чем-то другом? Поделитесь, успокойте меня.

– Могу сказать тебе так: Нестор Олкимос исчез, а вместе с ним пропали и все нити, что могли бы привести следствие к исчезнувшей коллекции.

– Но ведь Олкимос не единственный, с кем можно работать. Нам бы только выехать на территорию Греции, а там…

– Послушай, Арсений, – сухо прервал его Старцев, – я вообще не должен был тебе ничего говорить, но решил ввести в курс дела только потому, что мы вместе работали над ним. А официальное уведомление ваше управление получит завтра. Если будут какие-то изменения, дам знать! – И в трубке послышались короткие гудки.

По масштабу похищенного это было крупнейшее расследование, в котором Арсений Хабаков принимал участие. По-своему, дело было уникальным, как неординарен был и человек, собравший столь впечатляющую коллекцию.

Потап Феоктистов был человеком удивительной судьбы. Выйдя на свободу после солидного тюремного срока, он сумел в кратчайшие сроки сделаться влиятельнейшим коллекционером. Собиратели – народ консервативный, во многом недоверчивый, принимают в свою среду далеко не всякого. На биографию тут не смотрят, да и протекция не поможет, важен сам человек, его сущность. В нем должны увидеть личность, преданную делу.

Феоктистов был из тех людей, что живут по максимуму, не размениваясь на мелочах. Если уж попадают в тюрьму, так за тяжкие преступления, если собирают картины, так непременно уровня Рубенса и Тициана, иконы – Андрея Рублева и Даниила Черного, а если говорить о ювелирных изделиях, так лишь только те, что некогда украшали венценосных особ.

Ориентировочная стоимость коллекции Потапа Викторовича составляла около ста миллионов долларов. Причем это была не окончательная цена, в действительности она стоила значительно больше. Так что Феоктистов был интересен не только коллекционерам, спешащим завести с ним дружбу, но и уголовным элементам, пристально наблюдающим за этим сообществом.

Оставалось последнее: собрать все материалы на Нестора Олкимоса, бывшего гражданина Грузии Николая Геладзе, и отправить их в Лион, в штаб-квартиру Интерпола. А уж они пускай объявят его в международный розыск.

Нестор Олкимос подошел к зеркалу и некоторое время рассматривал свое смугловатое, заросшее черной бородой лицо, пытаясь отыскать в нем какие-то перемены. Но нет, переживания последних недель на нем совсем не отразились, разве что на лбу углубилась продольная морщина, сделавшая его чуток постарше. Но к этим переменам нужно относиться философски, они могут случиться от чего угодно, а так все по-прежнему. А то, что на самом деле творится в его душе, других не должно касаться.

Ему нравилось свое лицо: молодое, крепкое, с правильными чертами. Особым предметом гордости была его борода, придававшая ему академический вид, за которой он тщательно ухаживал. В таком обличии он походил на потомственного аристократа, хотя единственным интеллигентом в их семье считалась его бабка, тридцать лет проработавшая нянечкой в городской больнице.

Все мужчины в его роду имели точно такую же представительную внешность, славились благородными манерами и обворожительными речами. Никто из них никогда не работал. Единственное, что они умели делать, так это прекрасно орудовать отмычками, а еще заниматься контрабандой. Можно сказать, что контрабанда – это их фамильное ремесло. А как могло быть иначе, если несколько поколений Геладзе проживали подле самой границы! Но никто из его рода не сумел достичь тех высот, до которых удалось дотянуться ему. И чем выше поднимался Николай Геладзе, тем больше у него становилось завистников и недоброжелателей.

К неприятелям следовало относиться с долей иронии – ведь большое дерево видно издалека, что поделаешь, если он столь заметен.

В этот раз ситуация складывалась иначе: теперь его фотография имелась едва ли не в каждом полицейском участке Греции, а ориентировки на него были отправлены во все европейские страны. Наверняка все агенты сбились с ног, разыскивая его. Но никому из них было невдомек, что из Греции он никуда не уезжал, просто перебрался на красивый курортный остров Лесбос, где проживал на небольшой вилле, окна которой выходили на море.

Правда, прогуливаясь по берегу, он пару раз ловил на себе заинтересованные взгляды прохожих (и не только женщин). Среди них вполне мог быть полицейский, всматривающийся в знакомое лицо, тому достаточно порыться в ориентировке, чтобы установить имя подозрительного встречного.

Взяв ножницы, Олкимос примерился к курчавой ухоженной бородке и принялся аккуратно ее подравнивать. В мусорную корзину полетели скрученные ошметки. Затем, намылив подбородок, он побрил его до сверкающей белизны, подумав, сбрил и усы. Пожалуй, так будет вернее.

Теперь из зеркала на него смотрело помолодевшее лицо, от которого он успел отвыкнуть. Так тоже ничего. На правой щеке проступил старый кривой шрам, незаметный под волосами, полученный в молодости в одной из драк. Впрочем, шрам не портил его природной привлекательности, скорее добавил его облику должной мужественности.

Дверь приоткрылась, и в ванную вошла Нина. Положив руки ему на плечи, с нежностью произнесла:

– Я уже забыла, какой ты у меня красивый.

– А разве с бородой я был страшен? – обхватив жену за талию, удивленно спросил Нестор.

– Нет… ты у меня всегда красивый, – погладила Нина узкой ладошкой по гладко выбритой щеке. – Просто… Просто с бородой ты был другой. Я знаю, как себя вести с тем, бородатым… А этого я немного побаиваюсь.

– В нем нет ничего плохого. Он любит тебя так же крепко, как и прежний.

– Я это знаю.

Звонок мобильного телефона заставил разжать объятия. Нажав на кнопку приема, Нестор произнес:

– Слушаю.

– Ты сделал все так, как я просил? – прозвучал негромкий голос со старческой хрипотцой.

Узнавая знакомые интонации, Нестор невольно сглотнул. Это был мистер Уайт, один из влиятельнейших руководителей международной контрабанды: хитрый, умный, опасный.

Нестор Олкимос всегда относил себя к трудно-внушаемым людям. На него невозможно было как-то повлиять и тем более пошатнуть устоявшиеся взгляды. Но этот человек, которого он видел всего-то три раза в своей жизни, причем каждая из встреч носила кратковременный характер и касалась исключительно предстоящих поставок, действовал на него почти гипнотически. Даже непродолжительной беседы было достаточно, чтобы понять – старик, вопреки возрасту, имел невероятно сильный характер и, несмотря на кажущееся добродушие, обладал волчьими клыками, которые, при надобности, мог вонзить в глотку противника. В разговоре с ним Нестор взвешивал каждое слово, осознавая, что оно может быть растолковано неверно.

– Да, сделал.

– Постарайся выйти незаметно из дома. Теперь тебя ищут по всей Греции. Нам не нужны неприятности.

– Я понимаю, сделаю все необходимое.

– Мои люди ждут тебя на пристани.

– А что потом?

– На яхте доберетесь до Италии, а там мы подумаем, как следует поступить дальше. Может, стоит перебраться куда-нибудь еще далее, где не будет особенно любопытных. А может, благоразумнее затаиться на некоторое время на каком-нибудь безлюдном острове.

– Я буду готов к любому решению, – с готовностью отозвался Олкимос.

– Тогда до встречи. Буду рад увидеться вновь. Я отблагодарю, можешь не сомневаться.

Положив трубку, Нестор почувствовал облегчение и посмотрел на Нину, застывшую в ожидании. У нее была одна хорошая черта – ей не нужно было ничего объяснять, она понимала даже тогда, когда Нестор молчал.

Следовало что-то сказать, чтобы расставание не получилось суховатым, вот только нужные слова подобрать отчего-то было трудновато.

– Мне нужно идти… Меня ждут…

– Ты возьмешь меня с собой? – дрогнувшим голосом спросила Нина.

– Ты же знаешь, что это невозможно. – Он положил широкие ладони на ее плечи, ощутив пальцами их хрупкость. – Мы сделаем по-другому, как только я устроюсь на новом месте, тотчас сообщу тебе, и ты ко мне приедешь.

– А ты действительно вернешься?

Еще один вопрос, рвавший душу в клочья и требовавший немедленного ответа.

– Поверь мне… Я сделаю все возможное, чтобы наша разлука не затянулась. Все! Мне пора. Не провожай, доберусь сам.

Подхватив небольшую черную кожаную сумку, Нестор вышел из дома и тотчас окунулся в ночь – теплую, как парное молоко, и светлую, каковой может быть только летняя субтропическая полночь. Звезды, дырявя бездонную черноту неба, испускали мягкий ласкающий свет. Их многочисленные отражения на поверхности моря выглядели мерцающей рябью.

Осмотревшись, Нестор заторопился вниз по каменному склону. На краю обрыва, с которого была видна бухта с несколькими пришвартовавшимися яхтами, остановился. Палуба большой яхты, находившейся немного в стороне от остальных, была хорошо освещена. Подле рубки за небольшим летним столиком сидели двое мужчин. Первого он не знал, но вот вторым был его старинный приятель Иосиф Матцингер, имевший с ним совместный бизнес. Третьего человека, спрятавшегося под высоким навесом, он рассмотрел на корме, лица его не рассмотреть, но он очень напоминал человека, с которым не хотелось бы встречаться.

Узкой полоской чернел пустынный пляж, казавшийся в этот момент каким-то зловещим. А с высокой скалы, где размещалась гостиница, доносились звуки музыки и приглушенный расстоянием женский смех.