Текст книги "Красный Жук. Предварительные решения"

Ученые во главе с Курчатовым прогнозируют, что для создания атомного оружия потребуются колоссальные ресурсы. Но вот конкретно в данный момент их запросы весьма скромны. Помещение побольше, оборудование поновее да с десяток-другой лаборантов. Нужно еще многое проверить, перепроверить, не ошиблись ли. А вот что характерно, из иностранной печати все статьи по тематике расщепления атомного ядра исчезли. Правильно будет и нам сделать так же.

Вторая тема, затронутая Самойловым, скорее в плоскости политики, но от этого не становящаяся менее важной. Майор предлагал ни много ни мало помочь сионистам получить свой Израиль в обмен на помощь в надвигающейся войне.

Идеологическая диверсия? Конечно! Наказать? Однозначно! А что делать с товарищем Сталиным, который с недавних пор также обдумывает именно эту идею? Материально-техническая помощь в обмен на содействие Советского Союза в обретении своего государства. Вот с этим что делать?

Ну и третий вопрос. Внутренний. Эвакуация. Самойлов предлагает начинать ее прямо сейчас. Пишет: весьма вероятно, что Молдавия, часть Украины, Белоруссии и Прибалтики будут оккупированы. Киев и Минск попадут в блокаду. Ленинград подвергнется массированным бомбардировкам. Провокатор? Паникер? Пораженец? Может быть.

Только вот вопрос задает: от какого года у нас последний план эвакуации? От 1937-го? А те предприятия, которые созданы в последующие годы? А материальные ценности новых территорий? Между прочим, они подвергнутся атаке в первую очередь. Есть план по их эвакуации? Или она будет проходить по принципу «хватай мешки, вокзал отходит»?

Паникера можно расстрелять, чтобы не мешал работать своими воплями. Только даст ли это ответы на неприятные вопросы? Предлагает начать точечную эвакуацию хотя бы военных заводов. Авиастроительных, пороховых, танковых. Начать строить промышленные зоны в Поволжье и на Урале. А то мы без него не строим! Но Самойлов требует немедленно ускориться, даже в ущерб строительству вблизи новых границ. Вывезти из приграничных районов женщин и детей на летний отдых. Не получится всех, так хотя бы семьи бойцов и командиров Красной армии. И так семь листов мелкого убористого текста.

Человек искренне переживает или все же есть у него какой-то еще не выявленный опасный для страны интерес?

Как частное лицо Иосиф Виссарионович верит майору Самойлову. Майор не только кровью и потом, но и незаурядным умом доказал преданность Родине. А вот как рулевой Советского Союза товарищ Сталин верить не может, не имеет права. Товарищ Сталин должен знать, и знать абсолютно точно, природу необычайных талантов молодого человека с татуировкой быкоголового бога на спине. И хорошо, что в этом плане у товарища Сталина есть товарищ Берия.

Товарищ Сталин пристально посмотрел в глаза своего наркома.

– Вопросы к майору Самойлову сводятся, по сути, к одному: «Кто он?» У меня три версии. Первая и самая маловероятная – он агент врага. Если это так, то эта неустановленная нами разведка превосходит органы безопасности Советского Союза на две головы. Мы не смогли установить ни одного даже косвенного факта ее существования. Если гипотетически допустить существование такой разведки, то цель Ямщика может быть только стратегической. Например, втягивание СССР в войну на стороне одного из международных блоков. Но это никак не объясняет успехи Самойлова в самых различных областях деятельности. Одно дело военные успехи. Допустим, на Халхин-Голе или в Карелии за линией фронта ему кто-то помогал, ума, правда, не приложу как. А пенициллин, истребительная тактика, водоросли вот эти питательные? А письмо в «Правду», с которого все началось, Самойлов ведь тогда курсантом был. Мне непонятен сам механизм. Самойлова завербовали? Подменили? Когда? В училище или еще раньше, когда он по лесу без памяти бродил после смерти своей семьи? А кому нужен простой деревенский парень? Кто мог знать, что из него получится в будущем? Я уверен: на данный момент ни немцы, ни британцы, ни американцы, ни масоны, да хоть папа римский – никто не способен спланировать и осуществить такую операцию. Уровень спецслужб всех игроков нам известен, и он по большому счету не отличается от нашего.

– Значит, в то, что Самойлов может быть агентом врага, ты не веришь?

Нарком внутренних дел Советского Союза вскочил и вытянулся по стойке смирно.

– Не верю! Считаю, что эту версию можно исключить, товарищ Сталин.

– Хорошо, товарищ Берия. Мы вам верим. Садитесь, пожалуйста.

Лаврентий Павлович сел и промокнул лоб платком. Слова сказаны, и теперь вся мера ответственности на нем.

– Вторая версия самая простая и самая лаконичная. Самойлов своего рода гений. Он сам придерживается именно этой позиции. Как он сам объясняет свои действия: «У кого-то есть абсолютный музыкальный слух, кто-то понимает теорию относительности Альберта Эйнштейна, а я просто вижу, как та или иная техника будет воевать. Какое это повлечет изменение в тактике. Это не моя заслуга, такой уж я уродился».

– Хорошо. Коммунистический строй тем и отличается от капитализма, что способный, талантливый человек занимает достойное место в обществе, независимо от того, кто его родители и сколько у него денег. Какая же третья версия?

– Третья версия очень хорошо объясняет все неясности и способности майора Самойлова. И у нее только один недостаток: она фантастическая.

– В каком плане?

– Если допустить, что в Самойлова каким-то образом вселилось сознание человека более развитой цивилизации, то все складывается просто идеально.

Наверное, Иосифу Виссарионовичу следовало бы рассмеяться или, на худой конец, попросить товарища Поскребышева прислать санитаров. Но он этого почему-то не сделал. Возможно, его остановило понимание того, что хорошего наркома внутренних дел не так-то просто найти и легкая сумасшедшинка на такой нервной работе вполне простительна. Или же товарищ Сталин сам подсознательно допускал такой вариант. Как бы то ни было, хозяин кабинета внешне бесстрастно воспринял слова докладчика и только поглубже затянулся трубкой.

– Гипотетически мы можем допустить и такое. Где и когда, по-твоему, это могло произойти? И что тогда стало с сознанием Виктора Самойлова?

– Думаю, это произошло после пожара, где сгорела его семья. Сознание Виктора Самойлова или сразу прекратило существование, или было поглощено сознанием Ямщика. Например, в том случае, если Виктор сошел с ума, пока бродил по лесу. Судя по тому, как вел себя Ямщик сразу по возвращении к людям, это вероятнее всего. Хотя возможна и симбиотическая связь. Совсем не обязательно, что в Виктора вселилось сознание – человека.

– Братья по разуму с Марса или Венеры?

– Грубо говоря, да. Хотя Ямщик в разговорах не раз высказывал предположение, что на планетах Солнечной системы разумной жизни, кроме нас, нет. Я думаю, это все же советский человек из будущего.

– Почему?

– Адаптировался он достаточно быстро. И если принять версию, что его провидческие способности – это просто знание истории… Нашей истории… Где-то отрывочные, где-то неверные.

– Я понял твою мысль. Помнит про пенициллин и про войну, но не помнит и не может помнить все цены в магазинах.

– Да. Хочу отметить, что пробы крови и тканей Ямщика тоже никаких странностей или отличий не выявили.

– Значит, первая версия – вражеский агент. Вторая – гений. Третья – вселенец.

– Да. Разрешите высказать свои соображения.

– Слушаю тебя.

– Первую версию мы можем исключить, такая операция не под силу разведкам ведущих капиталистических стран. Если верна вторая версия, то мы с высокой долей вероятности можем положиться на предложения и прогнозы Самойлова. То, что он патриот, майор не раз доказывал своей кровью. И нам можно оставить все как есть. Ненавязчивая опека, и, конечно, ко всем его идеям нужно относиться с разумной долей скепсиса. Даже гении ошибаются. А вот если верна третья версия, то главный вопрос, не является ли Ямщик своеобразным троянским конем. Образно говоря, не агент ли он какого-нибудь «седьмого рейха».

– Правильно. Целью может быть, например, оттянуть наши силы с Дальнего Востока, зная, что Япония нападет и проиграет. Или вообще мирового масштаба. Где гарантия, что тот же пенициллин через пару поколений не сделает людей бесплодными?

– Если Самойлов вселенец, то тут возможны только четыре варианта. Первый – заслан специально и лоялен СССР. Второй – попал случайно и лоялен СССР. Третий – заслан специально врагами СССР. Четвертый – попал случайно и является врагом СССР.

– Продолжай.

– Если вариант первый, то вселенец вышел бы на руководство страной и предъявил бы доказательства своего, скажем, статуса.

– Логично. Могу тебе сразу сказать, Лаврентий, ко мне никто с этим вопросом не подходил. Так что давай дальше.

– Второй вариант – тут наши действия, как и с версией «гений». Прислушиваться, но помнить, что все люди ошибаются.

– И больше не отпускать майора на фронт.

– Согласен. Третий вариант – заслан врагом. Тут, думаю, эффективней было бы послать вселенца на территорию капиталистической страны. Германии или Японии, в зависимости от целей отправителя. Если по каким-то причинам они этого сделать не могли, то также с целью втереться в доверие эффективнее выходить на правительство страны и предъявлять доказательства. А не бегать по солончакам Монголии, рискуя получить пулю. Подытожу. Считаю, вариант, что Ямщик заслан врагом, крайне маловероятен. И вариант четвертый – враг попал к нам случайно. Думаю, что в этом случае он стремился бы уйти за границу. И нам навредить легче, и себе безбедную жизнь обеспечить. У нас ведь никто не принимает предложения Самойлова на веру. Все новшества, к которым майор приложил руку, советскими учеными и конструкторами обдумываются и подвергаются критике, часто даже предвзятой. Чаще всего от него исходит только идея, концепция. Или вот насчет «русской панацеи». Оказывается, в Британии тоже с 1939 года занимаются выделением чистого пенициллина. Через год-два, так или иначе, препарат бы появился и без вмешательства Самойлова. Что касается военных инициатив. Звено из двух пар Смушкевич же продвигает не потому, что это идея Самойлова, а потому, что убедился в ее эффективности еще в Монголии. Не будет случайно оказавшийся тут человек и настроенный к Советскому Союзу враждебно так рисковать. Этот вариант также считаю крайне маловероятным.

– Значит, или гений, или случайно попавший к нам вселенец?

– Да. Считаю нужным прямо задать Самойлову этот вопрос.

– Это лишнее, Лаврентий.

– Почему?

– Разве не понимаешь? Во-первых, что бы он ни ответил, мы ему не поверим. Ведь так?

– Так.

– Вот видишь. А во-вторых, хорошо, если он ответит нет, решив про себя, что товарищи Сталин и Берия немного того, перенапряглись на работе. А вот что ты будешь делать, если он скажет да? Скажет, я из будущего и все знаю, нужно делать так-то и так-то. Возьмешь под козырек, побежишь исполнять?

От такой постановки вопроса Лаврентий Павлович немного даже опешил. В самом деле, что делать? На слово верить вселенцу?

– Молчишь? Правильно молчишь. Ты, Лаврентий, вот что сделай. Найди у себя толкового сотрудника, такого, чтоб нюх на шпионов был, и приставь его к Самойлову.

– Рассказать про вселенца?

– Зачем? Пусть отрабатывает версию иностранного агента. А через некоторое время мы твоего человека спросим, не замечал ли он за объектом чего-то странного, необъяснимого.

– Хорошо, товарищ Сталин. Как раз такой человек сейчас вводится в окружение майора.

Иосиф Виссарионович на секунду задумался, что-то для себя решая.

– Пока будем считать, что товарищ Самойлов наш, советский человек, – Сталин выделил интонацией слово «пока», – а вот если до осени война не начнется… вот тогда… тогда мы с него спросим.

Глава 4
О пользе вежливости

Середина февраля 1941 г. Подмосковье. 2-я база ККУСС

Любая военная база начинается с хорошо охраняемого периметра. А в хорошо охраняемом периметре обязательно есть хорошо укрепленный КПП. И хорошо замаскированная пушечка тут никаким образом лишней не бывает. И проверяющим показать нелишне, да и свои меньше расслабляться будут. А вообще, лишней огневой мощи не бывает по определению.

Наверно, так или примерно так думал капитан, уже практически майор, Октябрьский, когда приказывал оборудовать КПП подмосковной базы одним пулеметным и одним артиллерийским замаскированным постом. Да и сам пропускной пункт представлял собой не сколоченную из досок будку, а полноценную долговременную огневую точку, которую не поленились забетонировать.

Паранойя?

Командир базы так не думал. В недалеком прошлом сам с успехом наводивший шороха в тылах противника, в том числе и переодевшись в форму неприятеля, Барс считал, что лучше пусть пушечка будет и не пригодится, чем ее не будет, когда возникнет в ней надобность. Нет, конечно, никто всерьез не предполагал воевать здесь, в центре страны, практически на ближних подступах к столице, но нацеленная на пятачок перед КПП пушечка все равно грела душу.

Впрочем, дело было не в пушечке, точнее противотанковом 45-мм орудии образца 1937 года, а в старшем лейтенанте Донских.

Михаил Афанасьевич Донских мало того что имел позывной Казак и был хорошим командиром с богатым боевым опытом, так еще отличался своеобразным чувством юмора и стойкой неприязнью к разного рода штабным работникам.

Казак сидел на КПП и травил байки в ожидании рабочих со стекольной фабрики. И хоть пройти они должны были не здесь, а чуть в стороне, срезая по «своей» тропе часть пути, старлей по причине зимнего времени года решил ждать их в теплой караулке, поближе к горячему чаю.

Шум моторов первым услышал сержант Свиридов с незамысловатым позывным Свир.

– Грузовик! И вроде бы легковушка еще. Слышишь, Илья?

– Теперь да. Разве кого-то ждем сегодня?

Свир отрицательно помотал головой и потянулся к телефонному аппарату.

– Сейчас в мастерские позвоню.

Би-и-и-и!

Все трое находящихся в караулке немедленно и независимо друг от друга оценили звук автомобильного клаксона как наглый и раздражающий и незамедлительно прониклись к незваным гостям чувством неприязни.

Тем временем небольшая колонна из эмки и грузовика ЗИС-3, не прекращая сигналить, наконец-то въехала на пятачок перед воротами и оказалась в поле зрения охраны. Правда, вместо окна, как было бы в любой другой части, тут использовалась система из двух зеркал. По большому счету надобности в этом не было, делалось все в рамках большой исследовательской программы по усовершенствованию УРов.

– Алло! Татарин, здорово. Это я, Свир. С КПП звоню. Чего трубку не берете?.. Чего?.. А… Все равно брать надо… Я чё звоню-то, вы сегодня ждете кого-нибудь?.. Точно нет?.. Хорошо. Конец связи.

Свир повернулся к товарищам:

– Никого не ждут.

Одновременно с его словами умолк и раздражающий звук клаксона. Зато из легковушки вылез упитанный командир и направился прямиком к воротам. Разглядеть нашивки не получалось, но было заметно, что человек сильно раздражен и что-то говорит.

– Илья, погоди, – остановил Казак уже взявшегося за ручку входной двери караульного. – Свир, включи-ка «прослушку».

Еще одно экспериментальное устройство, состоящее из вынесенного за ворота микрофона, которое и маскировать-то не пришлось – подумаешь, кусок меха, намотанный то ли на палку, то ли на железку, торчит из расположенного в самой караулке динамика с подключаемым магнитофоном, купленным, между прочим, в Германии за валюту. Устройство прекрасно зарекомендовало себя, и сейчас, хотя Казак об этом не догадывался, советские конструкторы работали над уменьшением габаритов звукозаписывающего оборудования, ну и параллельно проводили различные полевые испытания.

Слушать, о чем говорят стоящие перед воротами, было любопытно, а иногда и полезно. Вот и сейчас Свир без промедления последовательно щелкнул тумблерами, подключая к сети сначала динамик, а затем магнитофон.

– Всем уши отрэжу, уроды сиволапые…

Отборная брань с характерным кавказским акцентом ворвалась и мгновенно заполнила помещение. Все трое удивленно переглянулись: чтобы позволять себе такие высказывания, нужно иметь за спиной танковую роту, а не два автомобиля. Да и не за спиной, а впереди себя.

– Ты смотри какой джыгыт! – не удержался от реплики Свир.

Все дружно посмотрели в обзорное зеркало, а через секунду и услышали. Толстяк в форме командира Красной армии вытащил нагайку и стал от души колотить рукоятью прямо в центр левой створки ворот.

Искаженный динамиком, резкий с дребезжанием металлический звук больно ударил по ушам, заставляя бойцов непроизвольно поморщиться.

– Пишет? – Казак кивнул на импортный магнитофон.

– Да.

Старший лейтенант Донских спокойно, с показной ленцой достал из оружейки «дегтярь» и, опустив на лицо балаклаву, мотнул головой в сторону выхода.

– Пойдем, Илья, узнаем, кто тут ишаки обоссанные.

– Стой, кто идет?! – для порядка гаркнул Илья, выскочив за ворота.

– Ах ты баран! В лагерях сгною!

Кавказец без замаха, снизу попытался перетянуть караульного плетью. Намереваясь не столько ударить, сколько показать бойцу его место.

Только в этот раз номер не прошел, Илья успел среагировать и подставить автомат. Через доли секунды нагайка, намотавшись плетью на ствол, бабочкой выпорхнула из рук оторопевшего хозяина.

Донских, подсознательно надеющийся на что-то такое, зло оскалился и начал смещаться, чтобы выйти из-за спины товарища.

– Илья, в сторону!

Упорные тренировки не прошли даром: не задавая лишних вопросов, старший сержант Илья Ивлев резко дернулся влево.

Короткая, патронов на десять, пулеметная очередь выбила фонтанчики земли и снега у самых ног оказавшегося аж целым капитаном-танкистом толстяка.

– Лежать, сука! Лежать, я сказал!

Быстрее всех на выстрелы отреагировали караульные: Илья вскинул автомат и взял на прицел водителя легковушки, а Свир без раздумий врезал кулаком по тревожной кнопке.

Резанувшая по ушам сирена вывела «танкиста» из ступора. Капитан, тяжело дыша, опустился сначала на колени, а затем, словно загипнотизированный раструбом пулеметного ствола перед глазами, такого близкого, что на нем сложно было сфокусироваться, уткнулся лицом в снег.

Кроме сирены, нажатие тревожной кнопки опускало бронеплиту, до поры до времени скрывающую пулемет, установленный в нише караульного помещения. И сейчас он в лоб, в упор (для «максима», с его убойной дальностью в несколько километров, десяток метров не расстояние) смотрел на два небронированных неподвижных автомобиля.

– Старший, ко мне! Остальным оставаться в машинах! – Донских без колебаний наступил на спину «танкисту» и ткнул стволом «дегтяря» в обтянутую дорогим габардином ягодицу. – Лежать! Яйца отстрелю!

Именно этот момент почему-то посчитал удачным водитель ЗИСа для того, чтобы добавить оборотов мотору своего автомобиля. Но для чего он это сделал, так и осталось неясным – чуть левее грузовика в густом подлеске, примыкающем к дороге, затрещало, и нарочито медленно показалась человекообразная фигура, вся в еловых ветках, но зато с ручным пулеметом.

Водителю показалось, что немецкий MG, удерживаемый «лешим» на широком ремне, смотрит прямо в душу, и нога сама собой отдернулась от педали газа.

Удовлетворенно кивнув, Казак повторил:

– Старший ко мне, я сказал!

– Не стреляй, землячок! Выхожу! – прокричал сидящий рядом с водителем грузовика командир.

Караульные не успели удивиться, почему старший не в эмке, как дверь ЗИСа приоткрылась, и показались две вытянутые вверх руки с пустыми ладонями.

– Оружие брось и подходи.

– Да зачем бросать-то, ищи потом. Давай я аккуратно тут на крышу положу.

– Хорошо, ложь! – И тише для Ильи: – Ушлый кадр, пригляди за ним.

Говоривший аккуратно, держа за ствол, положил пистолет на крышу грузовика, и так, не опуская рук с открытыми ладонями, спрыгнул на снег рядом с кабиной. Пока немолодой уже военный, оказавшийся лейтенантом, подходил, Донских стало ясно, что, в отличие от «танкиста», этот человек имеет реальный боевой опыт. Казак затруднился бы ответить, откуда он это знает, мягкая, чуть пружинистая походка тому виной или цепкий, чуть ироничный взгляд, но старший лейтенант готов был поручиться последним патроном, что приближающийся человек много воевал.

– Пятьдесят первый отдельный танковый батальон, командир разведвзвода лейтенант Воронов. Вот документы. – Четко отдав честь, лейтенант протянул командирское удостоверение Илье. В ответ ничего, кроме воинского приветствия, не дождался, хмыкнул про себя, но промолчал.

– И что вы тут… разведываете?

– Сопровождаем представителей Главного автобронетанкового управления Красной армии.

Не заметив ни страха, ни хотя бы почтения, лейтенант-разведчик в очередной раз чертыхнулся про себя. Даже для частей НКВД действия караульных были чрезмерно жесткими. А капитан ведь им не простит: публично унизили, да на глазах непосредственного начальника. Не понимают? Или настолько уверены в своих силах?

– И что ГАБТУ здесь забыло? – перебил мысли лейтенанта странный боец в маске и камуфлированном комбинезоне, похоже, не собирающийся убирать ногу со спины капитана.

«Пожалуй, все-таки второе. Может, отвести этого пятнистого в сторону да и предупредить, какой капитан мерзавец? Бог даст, на этот раз подавится?»

Додумать свои мысли Дмитрий Воронов не успел, на сцене появились сразу несколько новых персонажей. Во-первых, из калитки стремительно вышли три человека: двое в такой же непонятной пятнистой форме, хоть и без масок, а третий, одетый по-уставному, судя по двум шпалам на петлицах и красным звездам на рукавах, политработник, точнее батальонный комиссар. Во-вторых, практически одновременно с этим сзади хлопнула дверца эмки, и лейтенант, скосив взгляд, увидел подполковника, соизволившего наконец-то явить себя людям.

– Это вопрос не ко мне, – быстро сориентировался лейтенант, – вот, товарищ военинженер первого ранга Апсин Иван Карлович. Специалист управления эксплуатации и ремонта автобронетанкового и тракторного парка ГАБТУ Красной армии, а мы так, сбоку припека. Ну, и товарищ капитан, – кивок в сторону лежащего на снегу толстяка, – Геладзе Отар Давидович, тоже служит в центральном аппарате.

– Чего он на снегу-то лежит? Простудиться хочет?

Говоривший, судя по всему, командир части, даже не посмотрел в сторону придавленного сапогом Геладзе, а вот «пятнистый в маске» отскочил от капитана как ужаленный.

– Да уберите вы стволы, в кого стрелять собрались? – чуть поморщился командир и шагнул к подполковнику. – Капитан Октябрьский, командир части.

Барс услышал и прекрасно понял оговорку лейтенанта, назвавшего Апсина не подполковником, а военинженером. Теперь стало понятно, почему он не вышел из автомобиля сразу: даже три шпалы не делают инженера командиром.

– Подполковник Апсин Иван Карлович, лейтенант уже сказал, мы из Главного автобронетанкового управления. Вот мои документы.

Главной чертой характера товарища Апсина, пожалуй, была осторожность. Родился Иван Карлович в семье обрусевшего немца. В 1914 году окончил престижный Рижский политехнический институт, выпускники которого получали особый статус и даже не подлежали призыву в армию.

Очень скоро инженер Апсин, приехавший покорять столицу, понял, что человеку его кровей, без поддержки родни или без высокопоставленного покровителя, отведена ниша низкооплачиваемой и грязной работы. Конечно, его уровень жизни нельзя было сравнивать с уровнем жизни даже высококвалифицированного рабочего, но путь наверх ему был практически закрыт. На этой почве Иван Карлович сблизился с эсерами, но из врожденной осторожности февральскую буржуазную революцию встретил в качестве сочувствующего. Его участие в делах партии ограничилось работой технического консультанта в газете «Дело народа».

Устав от царившей в стране свергнувшей царизм анархии, товарищ Апсин в начале октября 1917 года примкнул к партии большевиков, увидев в них шанс не только для России, но и для себя лично. При том инженерном голоде, что наблюдался в стране, Иван Карлович без труда устроился на хорошую должность в петроградском «Горводоканале». Где и проработал до 1923 года, обеспечивая петроградцев питьевой водой. А потом закончилась Гражданская война, уже можно было не опасаться отправки на фронт, и товарищ Апсин плавненько перешел на военную службу. В чинах из-за своей осторожности рос не быстро, зато в свое время не рискнул примкнуть ни к троцкистам, ни позднее к правому блоку Каменева – Зиновьева – Бухарина. К началу 1941 года рост Красной армии, можно сказать, естественным путем привел инженера Апсина на должность заместителя начальника одного из управлений ГАБТУ в звании подполковника.

Подполковник Апсин был хорошим инженером и администратором, да и в ведомственных интригах чувствовал себя как рыба в воде. Но увидев несколько минут назад невероятно быструю расправу над капитаном Геладзе, он просто впал в ступор.

Капитан был злопамятным и мстительным человеком. Имел множество непонятных знакомств и несколько племянников, непонятно где работающих, но которые не стеснялись постоянно приходить к нему на службу и подолгу что-то обсуждать на своем языке.

Иван Карлович доподлинно знал как минимум о двух случаях, когда Геладзе «съел» сотрудников управления. И самое главное, почему с молодым капитаном старались «дружить», ходили слухи, что он родственник товарища Сталина по материнской линии.

И сейчас подполковник, а по сути военспец 1-го ранга Апсин не собирался ни спорить, ни тем более высказывать какие-либо претензии. Все-таки он был и умнее, и значительно опытнее заносчивого грузина. Ругаться с людьми, один из которых без раздумий высадил пулеметную очередь по капитану РККА, это будет даже не глупость, а форменное безумие.

А вот когда они отсюда вырвутся и вернутся в Москву, тогда и покажет Иван Карлович этим солдафонам стоеросовым, как под стволами товарища подполковника держать. Да и Геладзе это так не оставит, этому в маске уж точно трибунал гарантирован. Хотя, чего уж себя обманывать, смотреть, как этот боров на земле лежит, в снег мордой уткнувшись, одно удовольствие, аж самому пнуть захотелось. Жаль, нельзя.

– И что вы тут делаете, товарищ подполковник? – Барс протянул документы, одновременно с легкой брезгливостью посмотрев на старающегося встать капитана.

– Инспекционная поездка. К нам поступили сведения, что тут бронетехнику ремонтируют.

– Ясно. Ну, так-то мы не против, согласовывайте с нашим командованием и приезжайте. А то у нас тут склады вещевого довольствия. Сами понимаете, материальные ценности требуют строгого учета и контроля.

– Понимаю.

«Понимаю, что ты меня послал и отговорку придумал, даже не заботясь о том, чтобы она звучала правдоподобно».

– Конечно, понимаю.

Взгляд капитана Геладзе, вставшего наконец-то на ноги, сфокусировался на своем подполковнике, спокойно разговаривающем с командиром чужаков. Тонкая плотина страха, удерживающая Геладзе от необдуманных поступков, рухнула, и только что пережитое унижение, помноженное на привычку к вседозволенности, затопило его сознание, смывая остатки здравого смысла.

– Суки! Бараны безмозглые! Ты знаешь, кого ты тронул, ишак тебя нюхал! Всех в лагерях сгною! Все, суки, сдохнете!

Барс чуть повел рукой, останавливая Казака, и с недоумением посмотрел на подполковника, как бы спрашивая: он действительно слышит то, что слышит?

В ответ Апсин только скривился, злясь про себя на тупость сослуживца и не представляя, как он должен реагировать, если капитана сейчас начнут бить.

– Что молчишь, язык в жопу засунул, набичвари![42]42
   Набичва́ри – ублюдок (груз.).


[Закрыть] – от злости Геладзе частично перешел на родной язык. – Сдохнешь в лагере, а я на твоей обоссанной могиле, – толстяк заколыхал бедрами, – шени дэда мутели шевеци![43]43
   Шени дэда мутели шевеци – твою мать имел (груз.). (Максимально приличный перевод.)


[Закрыть]

Последнюю фразу Апсин не понял, зато, можно сказать, седалищным нервом ощутил опасность. Губы стоящего перед ним командира, казалось, сами собой раздвинулись, отчего на лице появилось какое-то гротескное подобие улыбки, а сам он переступил с ноги на ногу. И от этого совсем незначительного движения спина подполковника почему-то покрылась липким потом.

«Жопа», – подытожил ситуацию Иван Карлович.

«Жопа», – понял лейтенант Воронов и испугался.

Если до этого караульные, можно сказать, демонстрировали решительность в ответ на хамство капитана и ни в кого стрелять на поражение не собирались, то сейчас все изменилось.

В отличие от подполковника, лейтенант, успевший повоевать в Испании и потерявший шпалы из-за банальной любви к алкоголю, увидел и то, что все без исключения вышедшие из ворот чуть сместились, чтобы не перекрывать друг другу сектора обстрела, и чуть расслабленные позы, говорящие о немалом опыте. Но главное, он увидел, как изменились, закаменели лица. Группа, а за исключением, пожалуй, политработника, это была именно слаженная группа, приготовилась к боестолкновению, да и не особо-то это скрывала.

Их командир сделал полшажка влево, прикрывшись от лейтенанта товарищем подполковником, и сейчас упорно сверлил взглядом землю под ногами Воронова, безошибочно выделив его как самого опасного противника.

В голове лейтенанта с бешеной скоростью понеслись мысли, в попытке предугадать дальнейшие события. Сейчас они будут брать капитана и готовы порвать любого, кто им помешает. Или не готовы? Но проверять, рискуя своими бойцами из-за толстого мудака, Воронову очень не хотелось. Как поступит подполковник? Он понимает, что три пулемета покрошат их всех в несколько секунд? А еще важнее, этот капитан Октябрьский понимает, что один выстрел на поражение – и трибунал? Понимает, что даже положи он тут всех и закопай, это ничего не изменит?

Что делать? Притвориться тупым и ждать приказа Апсина, надеясь, что у него хватит ума ничего необратимого не приказать? Или что?..

От дальнейших раздумий Воронова спас командир «склада» капитан Октябрьский.

– По законам Союза Советских Социалистических Республик осудить гражданина и назначить ему меру пресечения в виде лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях[44]44
  1 УК РСФСР редакции 1926 г. Ст. 20, п. «б».


[Закрыть] может лишь государство в лице его судебных органов, и никто более. Я прав, товарищ подполковник?

– Э-э… – Апсин опешил. Он, как опытный интриган, прекрасно знал, что слово может быть опаснее пули. И сейчас что получается: капитан не собирается бить Геладзе, а хочет «раскрутить» его за антисоветские высказывания? Фраза построена так, что не согласиться невозможно.

«Но ведь согласие будет автоматически означать, он я согласен с тем, что Геладзе виноват? Или потом все можно будет отыграть назад? Мое слово против их. А что лейтенант, как там его, Воронцов, кажется? Он подтвердит “правильную” версию? Не факт. А не проще слить грузина? Подсидит ведь, сучонок. А эти ребята, судя по всему, серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Пулеметы – это игрушки для только что выпустившихся лейтенантов, а вот перо и бумага – оружие действительно серьезных людей».