Текст книги "Забытый Горизонт. Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики"

Главной характеристикой невроза является расщепление: субъект отрезан от плотских корней драйва и пребывает в желании или мысли. Доступ к интенсивности jouissance осуществляется только через симптом или… диссоциацию, опьянение, эйфорическое безумие, вакханалию, танец или театр. Другие пути – экстремальные виды спорта, пики физических нагрузок, музыка, искусство и секс (при условии, что последний происходит между любящими партнерами, достигшими той степени близости, которая позволяет им отказаться от невротического «быть в другом месте» и полностью отдаться акту любви, потеряв при этом свое «я»). Все эти действия имеют одну общую черту: они вводят субъекта в состояние транса. Независимо от того, вызывается ли он с помощью веществ, повторяющихся ритуалов, воздействия опасности, перформативного события, вхождения в «состояние потока» или иным способом, транс позволяет человеку временно отказаться от агентства эго и преодолеть расщепление. Таким образом, человек может приобщиться к необузданному. Здесь возникают бодрость, креативность, освобождение, живость и благоприятный доступ к Реальному.

Практики транса существовали на заре времен практически в каждой культуре на нашей планете. Шаманизм уходит корнями в глубь веков. Здесь зародился театр. Вводя зрителей и участников в отрешенное состояние катарсиса, медиумы и исполнители способствовали освобождению от тисков языка и его предписаний, что позволяло интуитивному, подсознательному, Реальному существу выйти на первый план. В современной культуре мы сохранили все эти ритуалы. У нас есть массовые фестивали электронной музыки, где тысячи людей впадают в транс, отказываясь от контролирующих способностей своего разума и отправляясь в путешествие по неизвестному. Растущий интерес к культурам коренных народов, шаманизму и лекарственным растениям указывает на все те же невротические потребности: прикоснуться к jouissance, относящемуся к драйву, высвободить творческую энергию из тисков языка. Однако здесь следует быть осторожным, поскольку эта потребность связана с жаждой, уходящей корнями в невежество относительно внутреннего устройства человеческого разума. Даже если невротик хочет безудержной свободы, именно этой свободы он боится больше всего на свете.

Другая опасность заключается в том, что, устраняя разделение в психике, человек открывает себя для всего, что относится к невежеству, ненависти и жадности в его бессознательном. Если предварительная работа по различению, созерцанию или гармонизированию компонентов психики не проводится, в состоянии транса возникают низменные желания: собственничество, агрессивность и глупость, которые приводят человека к рассеиванию энергии и эссенции. Человек впадает в смущенное состояние и теряется в злонамеренном jouissance.

По этой причине в традиционных обществах транс-ритуалы проводились в строгих рамках. Таким образом, низменные энергии, связанные с неведением, удерживаются в безопасном пространстве обученными медиумами и шаманами, чей дар и навык передовались их поколения в поколение. Эти энергии могут быть трансмутированы и направлены на развитие таких искусных качеств, как внимательность, доблесть, уважение, смирение, нравственность, концентрация и проницательность.

В своей диссертации «Транс-формирующий Танец: Практика Транса от Традиционных Сообществ до Современного Танца» доктор Яп Динг Чай рассказывает о таких транс практиках, существующих в наше время на Яве, Индонезия. Это бедойо и бантенган – две разные формы театрализованных транс представлений. Бедойо – это придворный танец с очень изысканной и заранее заданной хореографией, исполняемый искусными танцорами, обученными с самого раннего возраста. В отличие от этого, бантенган – это карнавал бычьего транса с сотнями участников, который может проходить на улицах, где любой желающий может впасть в транс. Яп пишет:

В бантенгане исполнители впадают в глубокий транс, в то время как в бедойо зрители заворожены, словно бедойо действует как гипнотический прибор. В обеих формах происходит анестезия через эстетизацию. Их формы успокаивают, чтобы открыть внутреннее восприятие. Создавая пространство для возможности ошибки, неконтролируемого и невыразимого в своих собственных подходах, бедойо и бантенган оба включают в себя пространство для намерений и противоречий» (Яп 2021, 65).

Эти ритуалы оживляют дух сообщества, вызывая катарсис и умелое инвестирование jouissance. Ритуалы бантенган, проводимые Масом Агусом Риянто на Яве, собирают тысячи обычных людей, которые в остальное время заняты ремеслом или возделыванием полей, чтобы принять участие в чем-то потрясающем в истинном смысле этого слова. По словам Маса Агуса, мероприятия бантенгана рассеивают «экономику вялости» (Инд., economi lemah), «выносят на поверхность экстраординарное (Инд., luar biasa), с искренностью, без проекций, ничего, ничего» (Яп 2021, 61). Наблюдение и участие в ритуале бычьего транса вызывает благоговейный трепет. Действительно, все, что связано с идентификацией, неудовлетворенным желанием или жизнью в собственной голове, пытаясь выжать jouissence3434
  Здесь jouissence означает «наслаждение смыслом», которое обозначается заменой «a» на «e» в оригинальном термине jouissance.


[Закрыть] из концептуальных выдумок, которые возбуждают, – все это уничтожено. Ничего не остается. Истинная сила, насилие, которое ни на кого не нападает и никому не причиняет вреда, возникает в нем как чистое выражение жизни. Jouissance в его благожелательной форме запряжен и укрощен, подобно быку, который подчиняется кнуту своего хозяина.

Яп пишет:

В отличие от центростремительной направленности бедойо, исполнитель транса быка бантенган излучает энергию и силу центробежной, взрывной природы. Сила бантенгана психофизическая, изображающая инертную потенцию реального быка, часто спокойного и послушного. В ритуальном исполнении бантенгена очевидно, что зрители испытывают чувство благоговения в ответ на демонстрируемую энергию и физическую силу. В этом перформативном ритуале нет фиксированной хореографии, однако, подобно психофизическим актерам в греческой трагедии, исполнители вызывают катарсис через висцеральную эстетику. Наблюдаются спонтанные всплески энергетического неистовства, все еще в рамках бантенганской эстетики – приземленные движения боевых искусств и трансовая одержимость духом быка и других животных». (Яп 2021, 65)

Подавление необузданной агрессивности – пандемия современных невротических обществ. Вспышки криминальной активности, домашнее насилие, повсеместная конкуренция и подлость, употребление наркотиков и алкоголя, тревога и депрессия – все это свидетельствует об этом подавлении. Конечно, существует множество других причин для возникновения этих явлений. Однако предположим, что я сравню искренность исполнителей бантенгана и состояния, в которых живут или временно пребывают люди в западном окружении. В этом случае можно с уверенностью сказать, что такой искренней, добродетельной и уязвимой, но безобидной агрессивности не существует ни на спортивных соревнованиях, ни на мероприятиях корпоративной культуры, ни на танцполах фестивалей электронной музыки. В этих сферах всегда есть какая-то повестка дня, какая-то подземная преднамеренность, которая остается негласно замалчиваемой и нечестной.

Широко распространенные в мире проблемы с психическим здоровьем и психосоматические заболевания свидетельствуют о невозможности искреннего доступа к драйву. Редко можно встретить таких медиумов, как Мас Агус Риянто, которые могут организовать по-настоящему честное и безопасное пространство для трансформации. Многие неошаманы утверждают, что их пространство безопасно, а доступ к духам подлинный. Тем не менее, высок риск столкнуться с шарлатанством. То же самое можно сказать и о сцене внутренних искусств и духовной культивации.

Здесь необходимо сделать одно принципиальное различие: транс и медитация – это не одно и то же. Транс и практика внутренних искусств – также не одно и то же. Транс – это способ войти в состояние психической нерасщепленности. В отличие от этого, медитация – это достижение единения, то есть поглощения осознания своим объектом.

Нерасщепленности все еще относится к психике: она находится в сфере приобретенного «я». При определенном мастерстве можно уравновесить приобретенное «я» в этом состоянии. Однако человек не преодолевает его даже в состоянии глубокой одержимости, когда неизвестное захватывает всю его волевую активность, приводя к подлинно спонтанному психофизическому выражению. Как отмечает доктор Яп, следуя Мас Агусу, существует четыре типа одержимости:

– духами предков,

– духами животных,

– духами места,

– Джиннами.

В яванских местных жителей во время церемоний бантенган преимущественно вселяются духи быка, тигра или обезьяны, а также души предков, которые «находятся в системе верований, наследия, традиций и связаны с собственной родословной» (Яп 2021, 68). В то время как иностранцы, такие как автор, могут быть одержимы духами места, своего рода «genius loci» конкретной местности, а также джиннами, что подразумевает инаковость:

«…исполнители в трансе, помимо родовой и животной однородности, демонстрируют определенную уникальность автономных черт, выходящих за рамки коллективных идиосинкразий предков. Им свойственна индивидуалистическая психофизическая аномалия. Через глубокое состояние транса животность переформулируется в инаковость от коллектива в личную форму бессознательного». (Яп 2021, 70)

Приведенная выше цитата относится к бессознательному во Фрейдовском смысле: дискурс другого вывернут наизнанку. Тело воспроизводит аффекты репрессированных означающих, словно кассета с записью на пленку перематывается назад. В энергичном колебании человек, таким образом, отвязывает себя от психосоматической аффективности, растворяя блокировки и вытесняя застой, образовавшийся в результате переписывания тела означающими. Это благотворная сторона одержимости, поскольку она происходит в подлинно безопасном пространстве. Во всех остальных случаях, особенно когда вы слышите голоса божеств или видите визуальные образы «небес», необходимо тщательно изучить то, чем вы якобы одержимы. Тщательное различение необходимо потому, что

– Одержимость часто подвержена большому количеству личных заблуждений;

– Сущности, которые могут обладать впавшим в транс, никогда не бывают благожелательными в истинном смысле этого слова.

Во-первых, человек может думать, что сущность владеет им, однако в действительности существует случай самоиндуцированной одержимости, которого мы коснемся в разделе «Энергетика психоза». Во-вторых, сущности, обладающие способностью общаться с людьми, находятся либо на подчеловеческом плане, либо на плане нижних небес. С точки зрения буддийской космологии, такие сущности обитают на плоскостях животных, призраков, ада и царства асуров. Ни один небожитель или бессмертный не может общаться с человеком или обладать им, потому что у них нет материальных органов для общения с человеком – они существуют исключительно на утонченных сферах бытия за пределами формы. Однако демоны, голодные призраки, ревнивые боги и духи животных обладают материальностью, достаточной для общения и потенциального обладания человеком. Тем не менее все эти формы одержимости встречаются крайне редко.

В рамках бантенгана одержимость духами животных и предков вызывается и преодолевается с помощью благовоний, громкой ритмичной музыки и присутствия шамана. Иногда ритуалы проводятся в местах с особым «genius loci», что способствует процессу введения в транс. Как форма переработки застоя и выведения жизненной силы за пределы обыденности, этот ритуал является здоровой формой психического объединения. Физическая интенсивность этой практики гарантирует целостность индуцированной одержимости. Таким образом, практикующий не просто пребывает в сознании, поглощенном голосами и образами, которые являются иллюзорными, а испытывает безудержную интенсивность и потусторонность в теле и использует ее для питания добродетели. Интенсивное психофизическое напряжение – отличительная черта подлинно преобразующих шаманских практик. Никакая трансформация не происходит исключительно с помощью разума. Тело должно двигаться как внутри, так и снаружи.

Практикуя даосские внутренние искусства, человек не растворяет барьер между сознанием и бессознательным, но, вместо этого, укрепляет и мобилизует Ци. Мы коснемся этого процесса в главе «Изменение сухожилий». Тем не менее, результат оживления и растворения блокировок также может наступить. Это известно как Цзифагун – спонтанное самовыражение энергии. Цзифагун может возникнуть тремя способами:

– вызванное испусканием Ци учителя,

– в результате сдавливания Ци в области дантиен,

– вводится через активацию определенных точек

Тот, кто находится в середине процесса Цзифагун, может вести себя подобно исполнителю транса: трястись, сгибаться в талии, скручиваться, приседать, танцевать, формировать формы пальцами и запястьями или выполнять движения боевых искусств, вокализировать и выражать эмоции. Практикующий также может потерять сознание в этом процессе и войти в транс. Однако в условиях занятия по цигун учитель часто предотвращает это, поскольку пространство класса отличается от пространства шаманского транс-ритуала. Целью освобождения в цзифагун является только вытеснение застойных явлений. Практикующий не должен цепляться за цзифагун. Как этап практики, он должен возникнуть и прекратиться через некоторое время, когда тело очистится от всех приобретенных аффектов. Если цзифагун не прекращается, следует обратить внимание на свою привязанность и самовнушение в этом процессе.

Что касается состояния единения, которое характеризует собственно медитацию, то здесь человек временно входит в состояние остановки приобретенного ума. Человек действует во врожденном состоянии, в котором субъективная структура и личные психические заморочки больше не действуют. Если транс возникает через движение, то медитация однозначно происходит в неподвижности – подробнее об этом в последней главе.

Напомним, что невроз – это такое отношение к языку, при котором jouissance постоянно избегается в пользу желания. Истерия отказывается от jouissance в пользу желания другого, как и фобия с помощью фобического объекта, который заменяет Имя Отца. Одержимость отдает jouissance другому, но сохраняет невозможное желание для себя. Бытие в желании и бытие в мысли – два соответствующих способа психического существования невротиков.

С точки зрения Буддхадхаммы, тяга сглаживается определенной степенью парияти – теоретического знания – а именно знания, запрещающего jouissance. Однако патипати и пативеда – практика и практическая реализация этого знания – не преследуются и не достигаются. Поэтому невротические субъекты должны стремиться практиковать в правильной манере, соответствующей их структуре, чтобы отказаться от идентификации. Это идентификация с желанием другого и идентификация с используемым понятийным аппаратом. Пока это не сделано, невротический субъект не свободен.

Невротики имеют преимущество, поскольку могут получить доступ к Символическому и Закону в нем. В частности, это закон Дхаммы и учения традиций, которые имеют отношение к духовной практике. Однако невротикам этот закон сильно мешает, поскольку суперэго и желающая умственная пролиферация окрашены эмоциями. Именно осознание дуккхи, относящейся ко всем формам опыта в мире, может привести к освобождению от такого замешательства. Баланс, которого необходимо достичь, заключается не в том, чтобы избавиться от закона, определяющего нехватку, как это делает психотик, создавая его для себя с нуля, а в том, чтобы сохранить его в качестве ориентира в творческом процессе практики, ведомой верой, мужеством, вдохновением и доверием. Любовь и доброта оказывают огромную помощь на этом пути.

Невротический симптом лучше всего иллюстрирует положение невротика в языке. Последний структурирован таким образом, что захватывает часть jouissance – оральную у истериков и анальную у обсессивных – и циркулирует по кругу повторяющегося означающего материала. Не отказываясь полностью от оральных и анальных объектов частичного драйва, невротики наслаждаются (через) свои симптомы. Здесь означающие, от которых зависит формирование симптомов, отделяются от квоты аффекта и вытесняются. В свою очередь, определенный вопрос внутри психики, который обычно всплывает как форма требования (как, например, требование терапии), постоянно артикулируется.

Чтобы достичь степени формального запроса на терапию (или чего-либо еще) со стороны другого, эта артикуляция должна настолько задеть эго, чтобы в сочетании со стрессом она сделала текущий режим субъективного функционирования невыносимым. В ходе анализа субъект, с помощью желания и слушания аналитика, перебирает означающие, окружающие ядро данного симптома. Репрессированные означающие выходят на передний план; аффект, относящийся к Реальному, который был первоначально изгнан, может быть интегрирован, что позволяет увидеть и понять нехватку – фундаментальное качество, присущее существованию. Однако, чтобы полностью принять нехватку, невротический субъект должен расстаться с наслаждением, скрытым в симптоме.

В рамках Дхаммической системы практикующий, который является невротиком, распознав навязчивое присутствие страдания, обращается к тяге (читай, наслаждению – jouissance), за которую он держится. Это делается с помощью практики проницательности: умственная пролиферация, относящаяся к означающему материалу, окружающему симптом, рассекается с помощью прямого знания. Подавленные означающие в этом рое распознаются, и их воздействие ощущается непосредственно в теле. Давление Реального3535
  Что касается избытка давления и невозможности выдержать его напрямую, то его можно распределить с помощью различных искусств движения. Подробный разбор механизмов и значения искусств движения в практике духовного культивирования можно найти в моей докторской диссертации (Тимофеев 2019, 114—152).


[Закрыть], относящегося к дуккхе, возвращенное таким образом, переносится, понимается, осмысливается и символизируется с помощью дискурсов Дхаммы. Поскольку последние подбираются таким образом, чтобы вывести на первый план вездесущий опыт дуккхи, нехватка признается и принимается как неотъемлемая составная часть феноменального опыта. Эта практика продолжается до тех пор, пока не будет исчерпан материал, относящийся к симптомам, и ум будет действовать в соответствии с Дхаммой: мудро размышляя о дуккхе и понимая ее. О таком уме говорят, что он «слился с Дхаммой». Таким образом «сформированный» ум становится пригодным для духовной практики.

Практика транса – это способ временно растворить барьер между сознательным и бессознательным и войти в безудержное состояние жизненности, которое относится к драйву. Однако следует с осторожностью относиться к малопригодным для транс практики пространствам и проявлять осмотрительность в отношении того, что «овладевает» человеком в состоянии транса. Еще один подход к устранению невротических симптомов используется в даосских внутренних искусствах, которые мы подробно рассмотрим в главах «Гармонизация пяти огней» и «Достижение психофизического здоровья».

Перверсивная субъективность

Человеческая сексуальность изначально перверсивна. Когда дуккха фрагментации умиротворяется в младенце посредством успешного аффективного зеркального отражения (материнского) другого, можно только наблюдать и видеть, как все тело младенца колеблется от наслаждения. Каждая часть тела младенца – эрогенная зона, поскольку она еще не переписана языком и, как следствие, запретами. Обилие Ци помогает этому процессу: исходя из центра, она равномерно наполняет тело, питая чувство воображаемой полноты, которое принимается с любовью (материнским) другим.

Бывает, что за это чувство тотальности цепляется не только младенец, но и первый другой. Заблудившись в благополучии, забыв о дуккхе, некоторые дорожат причиной своего счастья, наделяя ее призрачным качеством ответа на все свои недостатки: горе, сетования, боль, скорбь и отчаяние не могут проникнуть внутрь, пока сохраняется блаженное слияние (материнского) другого и младенца. В этом случае первый другой превращает младенца в свой воображаемый фаллос – объект-причину своего наслаждения. Этому сопутствует недостаточный запрет со стороны второго другого: сведенный к пассивному наблюдателю или игнорируемый, (отцовский) другой не может положить конец эдипову союзу первого другого и ребенка. В таких детях воспитывается чувство воображаемого всемогущества при условии, что они остаются в позиции воображаемого фаллоса (материнского) другого, то есть не разделены.

Решающее отличие от субъективности психоза здесь в том, что перверсивный субъект все же признает Имя Отца, хотя и в ослабленном, дезавуированном виде, вне себя. В отличие от невротика, перверт не принимает «нет» своего отца внутрь, а оставляет его в поле Другого. В то время как у невротика вытеснение и изоляция приводят к тому, что изгнанный означающий материал сбрасывается в бессознательное, у перверта происходит полное расщепление. Это не расщепленный субъект, это реальность, которая расщепляется. Именно поэтому, указывает Верхаге, актуально-патологическая позиция у перверсивных субъектов характеризуется непреодолимыми влечениями, которые заставляют их совершать поступки – утверждение, часто регистрируемое в судебно-медицинской клинике (Верхаге 2004, 419). Однако истоки того, что именно приводит в движение такую цепь событий, не могут быть найдены, поскольку перверт не осознает расщепление, как бы он ни старался. Реальность драйва и дуккха, относящиеся к существованию, не могут быть обработаны с помощью языка из-за отсутствия веры в способность языка сделать это. Столкнувшись с поглощающей тотальностью первого другого, требующего слияния и гарантии наслаждения, перверт в актуально-патологической позиции вынужден действовать на основе своей «воли к jouissance». Таково расщепление в перверсии.

Уровень тревоги при актуально-патологической перверсии сродни психозу: это тревога быть полностью инкорпорированным, поглощенным (материнским) другим. Более того, тревога, связанная с невыполнением позиции воображаемого фаллоса, не менее опасна, поскольку, потеряв ее, перверт рискует столкнуться с нехваткой, которую Имя Отца не подтвердило в достаточной степени. Для субъекта, привыкшего обитать в тотальности воображаемой идентификации, реальность дуккхи и навязываемая ею нехватка оказываются невыносимыми. Ограничения болезни, травмы, старения и смертности, не переработанные первым другим в диадическом слиянии близости, воспринимаются как слишком ужасные, чтобы их обнажить, и требуют подвигов аффективной храбрости (обычно поддерживаемой эмоциональным поощрением первого другого), чтобы с ними смириться. Поэтому перверт прибегает к выталкиванию этих фактов реальности за пределы себя, стирая все следы их психического присутствия через специфический механизм защиты – ниспровержение.