Текст книги "Инопланетянка его мечты"

Глава 5

– Забава, – выдохнул он сердито. Я резко развернулась, едва не опрокинув набор цветной туши. Мне бесконечно нравился здешний закат, пару дней мечтала его запечатлеть.

– Да?

Вангьял всегда выглядел одинаково подтянуто, серьезно, надменно. Именно такой он стоял сейчас позади меня на крыше центрального крыла, где я сидела. Невозмутимый внешне для всех вокруг, кроме меня. Он был зол и немного напуган и растерян. И чем дольше смотрел на меня, тем сильнее злился. Еще читалась нежность. Она росла вместе со злостью.

Вернулся из Торгового Совета, не нашел меня и испугался, что сбежала.

Я не ошиблась, в этом мире существовало рабство. Родиться рабом было нельзя, но вот попасть в рабство было бесконечно просто. За долги, за любое преступление. В Лхасе, государстве, на территорию которого занесла меня судьба, тюрем фактически не существовало. Правонарушители здесь были такой же государственной статьей дохода, как, скажем, угольные шахты. Тогда в лесу я стала свидетелем поимки беглых рабов, и не просто рабов, а повстанцев. Всякое неравенство неизбежно рождает протест. Я убила лучшего пса главного судьи провинции Чамдо. Если бы выжила, то приговорена была бы к смертной казни или продана с аукциона. Вангьял потребовал меня в качестве подарка от провинции представителю правящего дзонга и получил. Двоюродный брат короля, он занимался вопросами развития промышленности и торговли в стране.

– Вниз! Немедленно!

Мой суровый «владелец» дошел до края крыши и спрыгнул вниз.

Не ошиблась я и в том, что его тело – его оружие. Булан утверждала, будто бы «владеющие силой» неуязвимы. Неуязвимых не бывает, но, когда он совершал вот такие прыжки, словам девушки охотно верилось. Удивительный мужчина. Умный, сдержанный, сильный. Не восхищаться им было сложно, а учитывая его отношение ко мне, тем более. Он ведь так и не притронулся ко мне. Каким бы ни было мое мышление, физически я была слабее. Да, я не считала себя рабыней, вообще не признавала и не намерена была признавать подобные отношения между людьми, но это я, а то – он. Одна Вселенная, два разных мира. Он мог принудить, но не принуждал.

Я собрала вещи и аккуратно спустилась по лестнице в сад. Три недели минуло со дня, когда назвала свое имя. Время старалась зря не тратить. С языком немного разобралась и с информацией о населении этой планеты. В основном благодаря Булан. Вангьял в силу занятости только ночи со мной проводил. Но и по ночам, несмотря на усталость, стремился обучать меня своей речи, испытывая от этого нескрываемое удовольствие. По утрам, когда он уходил, а я выбиралась во двор, обитатели дома смотрели на меня с такой искренней забавной жалостью. Невдомек им было, что по ночам я спокойно сплю.

Он ждал меня на веранде.

– Положи.

Я поставила на пол тушь, бумагу, кисти и собралась состроить удивленный взгляд, но не успела. Он схватил меня за руку и затащил в комнату. Сопротивляться я не стала. Сопротивление не всегда уместно. Вангьял прижал меня к стене и снова поцеловал, требовательно, настойчиво и зло. Так же он целовал меня почти девятнадцать дней назад утром, когда, проснувшись, обнаружил, что татуировка с моей шеи окончательно исчезла. Татуировка, как объяснила мне, краснея, Булан, делала меня не просто бесплатной рабочей силой, а личной рабыней для секса. Были здесь и такие.

Три поцелуя за три недели. Вот и все, что он себе позволял с рабыней. Власть развращает. Безграничная власть уничтожает. Он обладал властью, но не давал ей разрушить себя. То, чем я не могла не восхищаться.

Я чувствовала его руки на своей талии, чувствовала, как он упрямо борется с желанием поднять их выше, к моей груди, или опустить ниже, чувствовала его горячее дыхание и тело. Его сердце билось прямо под моей ладонью. Остаться спокойной и не ответить в третий раз было сложнее. Вангьял резко отличался от всех мужчин, с которыми мне приходилось общаться раньше.

– Отсюда разве можно убежать? – прошептала я, когда он прервал поцелуй и прижался лбом к моему виску.

– Нет.

Он не собирался меня отпускать, и я знала об этом. Я собиралась сбежать, и он чувствовал это.

– Расскажи мне о себе, – попросил он. Просил не в первый раз. Раньше я уворачивалась, меняла тему. Сейчас менять тему не стала.

– Что рассказать?

– Все.

Я улыбнулась и чуть сместила голову, заглянув в желтые глаза.

– Спроси детали.

– Спроси конкретнее, – привычно поправил он.

– Спроси конкретнее.

– Откуда ты?

– Дальше вопрос.

Он закрыл глаза и устало вздохнул:

– Я могу заставить тебя ответить.

– Знаю, – просто согласилась я.

И душой не кривила. Он действительно мог.

– Кто ты?

– Слишком общий.

– Как исчезла метка?

– Растворилась. На мне останется метка только от очень глубокой раны.

– Шрам.

– Шрам.

Он выпрямился и запустил пальцы в мои волосы.

– Почему синие?

– Они были белые, но я их покрасила. Насовсем. Была молодая, глупая и пьяная.

В желтых глазах мелькнуло искреннее недоверие и удивление. Как он смеется от всей души, видела впервые. Сама засмеялась. Сложно было не вторить, глядя на его светящееся лицо.

– Молодая – это сколько?

Я задумчиво нахмурилась. Возраст человека они считали от момента зачатия и по годовым циклам.

– Около семнадцати.

– А теперь?

– Двадцать шесть.

Он удивленно поднял брови. Оказаться всего на пару лет старше меня явно не ожидал.

– У тебя есть семья?

– Нет. Родители умерли, когда я родилась.

– У тебя есть образование?

– Что? – не поняла я, встретив еще одно незнакомое слово.

– Ты училась писать, читать, рисовать, петь?

– Да.

– Каково твое положение дома?

Вот это мне, возможно, будет сложно объяснить. Я постаралась подобрать самое подходящее из известных мне слов.

– Одинаковое. Все люди одинаковые. Все люди свободные. Все люди образование.

– Все люди образованные, – поправил он.

Я кивнула.

Объяснить оказалось несложно. Принять объяснение было сложнее. По крайней мере, мне так прочиталось.

Он немного помолчал, задумчиво расправляя своими длинными пальцами синие пряди на моих плечах. В глаза мне отчего-то при этом не смотрел.

– А мужчина? – наконец равнодушно поинтересовался он.

– Какой мужчина? – не поняла я, вспомнив Кобольда. О нем мы еще тоже не говорили.

– Чья ты?

– Муж? – проговорила я на родном. Здесь понятие «муж» буквально произносилось как «хозяин». Хозяин такой-то. Или хозяин дома такого-то. «Женщина» и «жена» – одно слово.

– Муж, – повторил он, стиснув челюсти. – Он твой хозяин?

Я засмеялась:

– Нет. Слово «хозяин» на моем языке «муж», только не с таким плохим смыслом.

Вангьял заметно расслабился, но в глаза мне по-прежнему не смотрел. От волос перешел к моим ключицам под темной легкой тканью его сорочки. Обводил их кончиком указательного пальца.

– Нет, мужа нет. Мужчины нет, – добавила я на всякий случай. Не знаю зачем. Действительно не могла сдержаться и не реагировать на него. Да и как сдержаться, когда он не скрывает, что я ему нужна?

– Что ты делала в роще?

– Ловила того, кого нарисовала тебе.

– Ты?!

Мягко улыбнулась. Ну да. На виртуозного ловца я мало похожа.

– Со мной было пятеро мужчин.

Получила шанс вновь лицезреть взгляд желтых напряженных глаз.

– Двое из них лучшие охотники моего мира. Он убил всех.

– Говорила, одинаковые?

Умный хитрец. Легко подметил.

– Имя того, кого нарисовала, Кобольд. Он рожден испорченным, – постаралась подбирать наиболее подходящие известные мне слова. – Он убивает, обманывает, нападает, калечит. Для него нет законов и правил. Люди, звери, дети, старики, женщины, мужчины – ему не важно. Таких мы изолируем.

– Ты не воин. – Вангьял смотрел на меня озадаченно.

– Я – эмпат.

– Эмпат, – повторил мой внимательный собеседник чуждое слово.

– Я изучаю человека. Знаю, что чувствует, чего хочет, как поступит.

Вангьял нахмурился.

– Одного человека. Многих сразу понимать не могу.

– Одного человека… Чего я хочу?

Конечно, я знала, какой вопрос последует в первую очередь за моими объяснениями. Склонила голову набок и мягко улыбнулась, глядя в хитрые ласковые глаза. Чего он хочет прямо сейчас, увидела бы не только я. Любая женщина поняла бы. Чего ж тут сложного? В целом он мне верил на слово, знал, что не вру. Еще одна удивительная особенность этого мужчины – его разум был открыт всему новому, не оказывал сопротивления истине, не прятался за догмами устоявшихся убеждений. Он видел мою внешность, мои особенности, и этого было достаточно, чтобы не барахтаться в бесполезных сомнениях. А вопрос свой задал из желания получить то, чего давно и страстно от меня требовал. Я оказалась перед выбором. И выбрала.

Ладонью своей, которая все время нашего диалога лежала на его груди, медленно провела вверх, до самой шеи, заставив Вангьяла замереть. Запустила пальцы в его коротко стриженные волосы на затылке и чуть надавила, вынуждая склониться. Он подчинился и на мгновение чуть прикрыл глаза, борясь с волной эмоций, захлестнувших его. Никогда бы не подумала, что мне до безумия понравится чье-то столь дикое желание меня. Рядом с ним все было иначе, все было впервые.

Когда я прикоснулась своими губами к его, он дышать перестал. Когда проникла языком в его рот, он едва слышно застонал. Когда приникла своим телом к нему, он задохнулся, ожил и словно с ума сошел. Теперь он не сдерживал себя. Его теплые сильные руки прижимали меня, ласкали. Я тонула в поцелуях и в его прикосновениях. Больше не была безучастной. Выгибалась в ответ на ласку, цепляясь за его плечи, и наслаждалась происходящим. Осознанно делала то, чего должна была избегать.

Вангьял на мгновение отстранился, стянул с меня свою сорочку и, не отрываясь от моих губ, приподнял за талию и понес к кровати. Я тихо выдохнула, когда он избавился и от моего белья. А потом что-то зашептал. Я не разобрала ни слова, да и не могла сосредоточиться. Слова он смешивал с поцелуями, с прикосновениями. Была в состоянии только извиваться на кровати под ним, царапая ногтями его одежду. Вскоре он снял ее и прижал мои ладони к своей груди. Чего просит, поняла легко. С удовольствием впила ногти в обнаженную кожу, заставив его опять застонать. Мне понравился этот звук. Безумно понравился.

Когда он вошел в меня, застонала я. Сначала от боли, потом от удовольствия. На какое-то мгновение Вангьял замер, обеспокоенно вглядываясь в мое лицо. Всего на мгновение. Я провела ногтями по его спине, сжала его бедра ногами сильнее и выгнулась ему навстречу, вынуждая проникнуть глубже, не останавливаться. И он продолжил. Сильный, восхитительный, нежный. Я потерялась в собственных эмоциях, в происходящем, не ощущала реальности, только его. Его одного. Его прерывистое дыхание, его безуспешные попытки быть сдержаннее, осторожнее. И его хриплый надломленный стон, когда я тихо всхлипнула, сгорая от множества огненных вспышек, пронзающих тело.

Ни отдышаться, ни подумать я не успела, когда он вновь меня поцеловал. На этот раз нежно, бережно. В желтых глазах пряталась вина.

– Я же знаю, что ты чувствуешь, – прошептала я, нахмурившись.

Вместо ответа он снова поцеловал, лег рядом, укутал меня в летнее покрывало и прижал к себе. Стоило подумать, что здесь девственность понимают иначе. В моем мире девственницей можно становиться хоть после каждого секса. Медицинская услуга открытая, простая и платная.

– Я должна была себя вести как-то иначе?

Впервые на самом деле заинтересовалась.

– Нет. – Он обнял сильнее.

Я вздохнула, поерзала, устраиваясь поудобнее.

– Вангьял!

– Да?

– А что такое могуэй?

Он засмеялся:

– Тебя Сити опять так называет?

– Да. – Я задрала голову и заглянула в искрящиеся весельем желтые глаза. – Когда одна сюда заходит. А потом начинает бить себя и громко… Выть, – последнее слово я произнесла на своем языке.

– Выть? – повторил Вангьял.

– Дикий зверь. Аууу! – изобразила я. – Что она делает?

Он снова захохотал. Причем успокоиться долго не мог.

Я приподнялась и нависла над Вангьялом.

– Что? Не понимаю.

Он честно попытался справиться с собой.

– Это значит злое и неживое. Мне будет трудно объяснить.

– Почему?

Вангьял окончательно успокоился и теперь смотрел на меня с нежностью. Провел пальцами по моему подбородку и губам.

– Потому что ты умная, – он вздохнул прежде, чем продолжить. – Сити уверена, что ты неживое зло, которое существует невидимым вокруг нас. Могуэй меняет внешность и ест детей, обманывает, убивает, заставляет совершать плохие поступки.

– А-а… – протянула я. – Нет. Это понимаю. Когда-то очень давно мои… люди верили во что-то похожее, когда были младенцами.

– Неразвиты, – поправил Вангьял.

– Неразвиты. А бьет она себя зачем?

– Защищается.

Глядя на мое озадаченное лицо, он вновь захохотал.

– Подожди. Не смейся. У меня еще вопросы.

К сожалению, от моей просьбы он только сильнее развеселился. Не стала обращать на это внимания. Все равно услышит и ответит.

– Когда я утром выхожу отсюда, они все меня жалеют. Сити тоже. Почему она меня жалеет, если я злая?

Веселье как рукой сняло. Он стал серьезным, даже сердитым.

– Могуэй заходит в тело.

– То есть во мне живет?

– Да. – Он усмехнулся и тоже взялся задавать вопросы: – Понимать людей – твоя работа?

Я легла рядом и уставилась в потолок.

– Да.

– Мне докладывают обо всех движениях в Лхасе и соседних государствах. Сегодня утром в Хайдун повстанцы захватили правящий дзонг. К обеду полностью его вырезали. Их возглавляет человек по имени Индра.

– Казнь не была картинкой? – быстро сориентировалась я.

– Казнь не была показной, – поправил Вангъял. – Не была.

– У вас есть виды традиционных убийств или позорных убийств?

– Есть. Не применили.

– Даже с цанпо?

– Даже с цанпо.

– Это он. Ваш мир для него лучший. Безнаказанность, нет образованности, нет равенства. Он хотел стать особым воином, но его не допустили. Тогда он изучил науку сам.

– Те, кто были с тобой, особые воины?

– Нет. Со мной были охотники. – Я вдруг вспомнила. – Где мое мачете?

– Мачете?

– Мой большой нож.

– Как он выкован? Почему его лезвие такое черное и не плавится?

– Ты пытался его расплавить? – Я снова подскочила, испуганно взглянула на Вангьяла, поняв вдруг, что страсть к изучению всего необычного и неизвестного неизменно должна толкать этих людей на глупости. – Где мой скафандр?

– Скафандр?

– Одежда моя.

– Отдал для изучения в дзонг Сунда Келапа своему учителю. Он великий изобретатель.

– Давно отдал?

– Нет. Он вернулся в город всего трое суток назад.

Тихо сквозь зубы пробормотав неправильные слова на родном языке, я скинула покрывало, добежала до стены, как была обнаженная скользнула в темную мужскую сорочку, почти месяц принадлежащую мне. Вангьял внимательно с любопытством за мной наблюдал.

– Поехали, поехали! – умоляюще на него глядя, пробормотала я. Добежала до него, взяла за руку и потянула на себя. – Поехали! Поехали! Нельзя!..

От волнения позабыла его язык и перешла на родной:

– Любопытный ты, бесстрашный! Неужели нельзя было меня спросить сначала?! Ну что же ты…

Удивительно, но он меня послушал. Нехотя, со смесью каких-то странных эмоций, он оделся сам, заставил меня надеть брюки, замотать волосы и повел к машине. Боюсь ошибиться, но, кажется, Вангьял сам был удивлен, что слушается.

Тарахтящий, дребезжащий монстр несся по улицам города со скоростью не больше двадцати километров в час. Это была чертовски медленная поездка. Хотя, полагаю, Вангьял, сидящий за рулем лично, так не считал.

Сначала мимо проносились высокие заборы усадеб по обе стороны от дороги. Этот пейзаж я отчасти уже видела и особо примечательным его не считала. Но стоило нам спуститься немного ниже и обогнуть поросшую лесом гору, я поняла, насколько ошибочными были мои представления об этой планете. Дитя иной цивилизации, стоящей на более высокой ступени развития, я считала свой мир – прекраснейшим из миров. Гордыня и высокомерие не лучшие из человеческих качеств.

Сунда Келапа расположился в дельте реки Ма-Чу, которую тут уважительно звали «великой матерью». Ее протоки, озера, болотистые низины и плодородные поля простирались на километры и километры вокруг. То, что я в день пробуждения приняла за полноценную реку, было всего лишь одной из небольших судоходных проток Ма-Чу. Дельта вдавалась в Цо Нгонпо, окраинное море Великого океана. Сунда Келапа был полноценным мегаполисом и, конечно, развитым торговым портом.

Широкие мощеные прямые улицы, перекрестки, площади, парки, многоэтажные дома, автомобили, электрический транспорт, дымящие трубы заводов на горизонте, мосты, необычного вида система искусственного уличного освещения и, несомненно, люди. Масса людей. Снующих, спешащих, кричащих. Я растерянно рассматривала окружающее оглушающее безумие. Поежилась и прикрыла уши руками. Рычание, вопли, звон, грохот и смог. Над городом висел полупрозрачный смог, который с заходом солнца стал походить на серый туман, поглощающий все вокруг. Если бы не желтый свет фонарей, улицы выглядели бы еще более пугающими. Дом Вангьяла находился далеко от центра, за естественной стеной горного кряжа, и все это просто не долетало до моих ушей раньше. Сутки напролет жить в подобном месте все равно что поселиться в аду.

Я испуганно вскрикнула, когда наперерез машине, через дорогу бросился босоногий мальчишка лет пяти с ярко выраженной кахексией, и едва не попал под колеса Вангьялу. Не обратив внимания на опасность, которую миновал исключительно благодаря везению, мальчишка побежал к телеге с мусором. Я в жизни ничего подобного не видела. Читала только. Краски потрясшей меня красоты померкли. Мой мир был раем.

Больные. Бо́льшая часть окружающих людей были больны. Истощение, ожирение, рахит – это только то, что я успела заметить. Сами их лица говорили о болезнях, их пожирающих. К дзонгу мы подъехали только через час. К этому моменту я уже сидела, вжавшись в спинку сиденья автомобиля с закрытыми глазами. Смотреть сил больше не было.

Меня осторожно тронули за локоть. Я отдернула руку и испуганно взглянула на Вангьяла. Сообразила, что веду себя неподобающе, вспомнила о цели поездки, об опасности, нависшей над вероятными исследователями моей техники, бегом выбралась из машины.

– Где твой учитель?

– Пойдем. – Мой спутник протянул ко мне ладонь.

Я с готовностью взяла его за руку и пошла следом на территорию дзонга.

– Ты не объяснишь?

Теперь я посмотрела на Вангьяла растерянно. Я ведь и вправду все это время молчала, а он все это время верил мне на слово.

– Д-да, – я заикнулась и нахмурилась. – Сейчас. Слова придумаю…

Дзонгами тут величали старые крепости-монастыри, вокруг которых, собственно, и разрастались города. Вся властвующая, религиозная и научная верхушка жила и процветала в этих стенах. Меня, судя по всему, под удивленные взгляды встречных государственных мужей вели к научной части этого островка.

– Вот. Скафандр – это не одежда. Это машина. Очень тяжелая машина…

– Очень сложная машина?

– Да, сложная, – исправилась я. За широкими шагами Вангьяла не успевала, приходилось скакать вприпрыжку. – Опасная. Много слоев. Внутри везде есть плохая вода. А на спине… На спине…

Я выругалась на родном. Что на спине встроенный блок управления, сказать не могла. Слов не знала.

– Дыра от пули на скафандре исчезла?

Он оглянулся. В желтых глазах пряталась вина и смущение.

– Исчезла. Он не спас тебя от пули. Для чего он нужен?

– Он нужен там, где нет тепла, и там, где не можешь дышать.

Наконец, мы дошли до нужного здания, часть помещений которого была просто вырублена в скале. Вангьял завел меня внутрь. Мы поднялись на второй этаж и оказались в просторной ярко освещенной холодной зале.

Глава 6

– Вангьял!

Пожилой худой мужчина неслышно возник перед нами. Он был явно возбужден, встревожен, счастлив.

– Где ты взял это платье?! Оно будто живое…

Нетрудно было догадаться, кто перед нами. Хваленый ученый и изобретатель говорил быстро, беспорядочно, проглатывая окончания слов. Я понимала лишь малую часть того, что он говорил. Его слегка покачивало, словно пьяного. На третьем предложении он вцепился в плечо Вангьяла и потянул его за собой следом. Меня при этом совершенно не заметил. Хотя не заметить меня при моей внешности было сложно. Даже с платком на голове я резко контрастировала на фоне местных женщин. Для начала заметно выше многих. Со светлыми серыми глазами, достаточно светлыми ресницами и бровями, розоватой тонкой кожей. Мои ладони и пальцы были длиннее. Здешние представительницы слабого пола выглядели в сравнении со мной более округлыми, мягкими, пышными. На их золотистых овальных или круглых лицах ютились очаровательные, маленькие курносые носики, а желтые глаза напоминали кошачьи. Я же была более угловатой. Прямоугольное вытянутое лицо, прямой тонкий нос, острые скулы. Иными словами, наблюдались симптомы отравления у гениального учителя.

– Скорее, скорее, – торопил между тем он своего ученика. – Бамбанг вот уже четыре часа сидит в яме со льдом и не мерзнет! Только взгляни…

Я с ужасом поняла, что костюм, созданный специально для меня, натянули на какого-то Бамбанга. Я отчаянно застонала.

– Вангьял, это для меня лично сшитый. Нельзя! – почти всхлипнула я. – Чужая кровь теперь уничтожит все… Все…

Я попыталась подобрать слово, но не смогла. Все, что мне сейчас хотелось, зареветь.

– Лично сшитый? – все же заметил меня ученый.

– А у него, – кивнула в сторону горе-изобретателя, – нервная система поражена.

– Нервная система поражена? – не понял моего языка Вангьял.

– Кто это? – Старик резко остановился и подошел ко мне вплотную.

– Цонкапа, мне нужно забрать платье.

Цонкапа зло уставился на ученика.

– Нет.

– Он болен. Отравлен, – вмешалась я. – Его голова плохо работает. Ему нужно много лежать и много пить, пока не увидит мир ясно. Он останется жить с болью. Бамбанг тоже. Помочь я не могу. Нельзя трогать, нельзя внутрь!

Сложно описать то отчаяние, которое я испытала.

Много позже, ночью, сидя на веранде перед разложенным на полу скафандром, я уныло созерцала повреждения на его поверхности и размышляла о двух невинных жертвах. Успей я раньше, может, отвела бы их на корабль и сумела предотвратить изменения в нервной системе. Но появилась я поздно. Бесшумно ступая, Вангьял вышел из комнаты и опустился рядом. Я взглянула в теплые желтые глаза. Ему на самом деле было жаль. Он чувствовал себя виноватым и в то же время оставался знакомым упрямцем. Этот мужчина не привык съедать себя за совершенные ошибки. Он дотянулся и осторожно стер слезу с моей щеки, заставив смутиться, опустить голову и постараться самой быстро вытереть соленую влагу. Что плачу, не заметила.

– Когда пуля порвала ткань, – я указала на хорошо заметное повреждение, которое автоматика постаралась устранить, – порвались нити с водой для холода. Эта вода плохая…

– Яд.

– Яд, – кивнула я и всхлипнула. – Мне не яд. Вам яд.

Я обвела пальцами блок на спине.

– Здесь…

Задумчиво покусала губу, повернулась к Вангьялу и обхватила его виски руками.

– Как вы называете то, что внутри?

– Мозг.

– Там мозг скафандра. Он берет силу от солнца. Все машины моего мира берут силу от света звезд. Этот мозг был моим. Теперь он тоже испорчен. Все испорчено…

Я в очередной раз всхлипнула, а потом не выдержала и заревела в голос. Истощение сказалось. Слишком много переживаний для одной землянки.

Вангьял меня обнял, а потом вовсе пересадил к себе на колени, прижал к груди и начал раскачиваться взад-вперед, баюкая, будто ребенка. Я глухо бормотала ему в мягкую домашнюю сорочку, смешивая два языка с надрывными рыданиями. Рассказывала, какой у него ужасный мир, какой красивый и какой страшный одновременно. Как глупо все вокруг.

– Свободу нельзя купить, нельзя продать, – ревела я. – У нее нет цены. У знаний нет цены. У детей нет цены. Дети не едят из мусора. У жизни нет цены. Люди не гордятся деньгами. Смерть равняет всех… Вангьял…

– Я слышу, – прошептал он мне в макушку.

– У жизни нет цены! Птица это, зверь, насекомое или человек – цены нет! Жизнь…

Сообразив важную вещь, я резко перестала реветь, оторвалась от его груди и заглянула в лицо.

– Мне нужно забрать его.

– Кого?

– Это ваша земля, он здесь чужой, я чужая.

– Куда забрать? Тебя ищут?

Он смотрел на меня с болью и легкой обидой.

– Ищут, но я слишком далеко от дома. Эта земля далеко.

Я устало вздохнула и перевела взгляд в сторону обрыва, туда, где виднелось ночное звездное небо.

Вангьял коснулся рукой моей щеки, затем подбородка и губ.

– Забава, – едва слышно прошептал он.

Я повернулась и попала в плен нежного настойчивого поцелуя. Застигнутая врасплох, беспомощно выдохнула ему в губы. Он прошептал еще что-то. Что именно, не поняла, таких слов не знала. Чуть приподнял меня, осторожно освобождая от длинной сорочки.

– Забава, – еще раз с болезненным надрывным наслаждением протянул он, обводя кончиками пальцев изгиб моей спины, линии ключиц и груди. И снова поцеловал. Я ответила. Как я могла не ответить?

Когда я чуть отклонилась, извернулась и раздела его, он искренне удивился. Когда, не прерывая поцелуй, мягко опрокинула его на спину, он застонал и выгнулся, раздираемый множеством сильных противоречивых эмоций. Каждое мое движение порождало волну наслаждения, поглощающую его тело и разум. Он держал меня за талию, держал слишком сильно, причиняя боль, и не осознавал этого. Я не думала о себе. Мое удовольствие не играло никакой роли. Все, что имело значение, это он, мечущийся подо мной с полузакрытыми глазами. Восхитительный, совершенный, беспомощный. Я жаждала ощутить его в себе еще глубже и воплотила желаемое. Жаждала чувствовать и наблюдать, как он кончает в меня, и воплотила. Я склонилась, взяла его за подбородок и проникла языком в рот, заставляя подчиниться. Вангьял не сопротивлялся. И не пытался.

Сейчас он принадлежал мне, был моим, отдавался мне. Я знала его, и ничего прекраснее в моей жизни еще не было.

Все еще связанная с ним, я медленно выпрямилась, глядя на него сверху вниз. Он тяжело, прерывисто дышал и не открывал глаз, растягивая наслаждение, не желая возвращаться в реальность. Я улыбнулась и коснулась старого глубокого шрама на его груди:

– Откуда это?

– От ножа, – нехотя пробормотал он.

По краям раны отчетливо виднелись следы стежков.

– Чей нож?

– Ты видела.

Глаз открывать он по-прежнему не хотел.

– А это? – Я коснулась неровного, бугристого участка огрубевшей кожи на плече размером с мою ладонь.

– Машина горела. Ты нас осуждаешь?

– Осуждаю? – услышала я новое слово.

Он постарался объяснить.

– Осуждать вас? – удивилась я. – Нет. За что? Когда-то мой мир выглядел так же. Даже слишком похоже. Ребенка не осуждают за то, что он взрослеет. Осуждают за нежелание умнеть и учиться. В целом, издалека, вы все равны. Не важно, кто встанет во главе этой страны или любой другой, суть власти не изменится. Ваши рабы мечтают мстить, делать, что хочется, занять место хозяев. Суть истинной свободы чувствуют только немногие.

– Осуждаешь меня?

– Нет.

Конечно, я соврала. Он умен, образован, внимателен. Он мог бы быть мудрее, мог бы смотреть на мир шире, заботясь не только о себе, но не делал этого. Просто устало следовал по накатанной колее. Я видела в нем эту усталость от собственной жизни, от занимаемого положения.

– Я такой же, как все вокруг? – тихо, почти без вопросительной интонации прошептал он. Ответа не ждал.

И напрасно. Не стоило связываться с хитрой инопланетянкой. Ключевое слово «мог бы». У любого человека я всегда видела два лица. Первое – общественное, существующее здесь и сейчас такое, каким его вылепила жизнь и окружающие люди. Это лицо наносное, оно всего лишь плод индивидуальной способности человека противостоять невзгодам и приспосабливаться к реальности. Второе – истинное. Человек сам по себе такой, какой он есть, какой он прячется за своим общественным лицом. Я видела истинное лицо Вангьяла и знала, каким он мог бы жить.

Я склонилась к его виску и едва слышно произнесла:

– Ты правда думаешь, что можешь удержать меня силой?

Он резко выдохнул и замер. Намек мой понял верно.

Я коснулась ладонью его щеки, большим пальцем чуть надавила на его нижнюю губу и легко потянула ее вниз. Его тело тут же отреагировало на мои действия. Я чуть пошевелила бедрами, усиливая эффект.

– Думаешь, ты во мне только потому, что у меня нет иного выбора?

Он выгнулся, испытывая болезненное наслаждение от происходящего.

– Я никогда не стану подчиняться тому, кому не хочу подчиниться.

Это я уже произнесла ему в губы. Он вдруг улыбнулся:

– Тебя смешат наши вещи.

Я нахмурилась, не сразу поняв, о чем он. Потом рассмеялась.

– Да. Немного. Они непривычные, простые и очень большие. Очень-очень большие, – растягивая слова, проговорила я.

Вангьял открыл глаза и внимательно взглянул на меня.

– Ты рычишь и шипишь, как дикий зверь. Даже когда говоришь на моем языке.

С нескрываемым наслаждением запустил пальцы в мои волосы.

– Синяя, хищная, независимая… Ласковая. Пойдешь утром со мной.

– Куда? – формулировку его последней фразы пропустила мимо ушей. Если человек рос в положении «хозяина», то иначе высказанных просьб ждать не стоит.

– В совет промышленников.

– Зачем?

– Я так хочу.

Я рассмеялась:

– Весомый аргумент.

– Переведи, – нахмурился он, услышав мое «рычишь и шипишь».

– Не переведу.

То, что я его по-детски дразню, понял. Схватил меня за талию и пересадил на пол – на этом этапе я вновь смеяться начала. Сохранять серьезную мину не получилось. Когда вскочил на ноги сам и меня резко на руки подхватил, я взвизгнула. И еще сильнее запищала, когда изобразил, что сейчас уронит. И уронил.

На кровать. Точнее, изобразил, что уронил. Потом щекотать начал. Я заливалась смехом, пищала и пыталась вывернуться.

– Так и будешь насмехаться надо мной? – с улыбкой приговаривал он. – Все равны у тебя? А на нас смотришь сверху вниз.

Я резко прекратила смеяться, замерла и растерянно уставилась на Вангьяла.

– Правда смотрю?

Он больше не щекотал. Сидел надо мной, опершись на руку, и просто ласково улыбался, глядя на мое лицо.

– Да. Надменно, свысока, иногда с ужасом, брезгливо.

Уточнила значение последнего слова и озадачилась.

– Но это лучше, чем когда ты нас не замечала.

– Я не замечала? – смысл слов знала, а вот значение фразы не поняла.

– Ты не помнишь. – Вангьял осторожно надавил мне на нижнюю челюсть, заставив закрыть рот. Оказалось, я от удивления его открытым держала. – Из леса я отвез тебя в дом судьи. Ты молчала, внимательно и очень равнодушно наблюдала за всем вокруг и никому не позволила к себе притронуться. Врача ты ударила…

– Я?

Он рассмеялся моему искреннему удивлению:

– Врач пытался тебя усмирить. К счастью, он оказался обидчивым и лечить тебя отказался. Когда привезли другого, я понял, что помощь тебе уже не нужна. Никогда не видел ничего подобного.