Текст книги "Под защитой высших сил"

– Так это же хорошо, – подал голос Витя. – Не мешала, под ногами не путалась.

– Да ну вас, – жалобно замахала рукой табельщица. – За что вы ее так не любите?

«А ведь я тоже могу уйти в отпуск, – подумала Настя. – И спокойно искать работу».

В этом году она не отдыхала. Летом стояла несусветная, невообразимая жара, и Борис жил с мамой на даче: там жара переносилась гораздо легче. У Насти дачи нет, и она жила в Москве. Дача есть у дяди Левы, вернее, даже не дача, а настоящий загородный дом на огромном участке. Дядя Лева был бы рад внучатой племяннице и в самую жару звонил каждый день и требовал, чтобы она немедленно ехала к нему «на природу». Настя не поехала. Не поехала потому, что родственники воспринимали их с Борисом как семью, а семьи у них не получилось, и признаться в этом Насте было стыдно. Ну как бы она объяснила дяде Леве, что приедет одна, потому что Боре и так неплохо с мамой за городом.

Настя все лето ходила на работу. Не дома же сидеть одной. Здесь хотя бы кондиционер есть.

– Антонина Ивановна, – окликнула табельщицу Настя. – Я хочу пойти в отпуск. Заявление на бланке писать или от руки?

– В отпуск? – насторожилась Антонина. – Ты спроси у Татьяны. Все-таки конец года, самая сдача, а ты в отпуск собралась. Лучше возьми после Нового года.

– После Нового года у Насти будет следующий отпуск, – напомнила Инна. – А недоделанных проектов она никогда не бросает. Все успеет, можешь не беспокоиться.

– А почему Антонина Ивановна должна беспокоиться? – не понял Витя. – С каких пор это входит в функции табельщиц? Простите, Антонина Ивановна, я не хочу вас обидеть, но…

– Не ищите смысла, Витя. У нас в отделе нет больше должностных инструкций, – объяснила Инна Марковна. – Если бы они были, начальника отдела пришлось бы немедленно снимать. За профессиональную непригодность.

– Так заявление писать на бланке или от руки? – спросила Настя.

– На бланке. Ну что вы все на Татьяну взъелись? Она работает, старается…

– Угу. Старается. Перетрудилась и второй раз в отпуск идет? Не морочь мне голову, никаких дней от отпуска у нее остаться не могло. Я прекрасно помню, что она отгуляла все четыре недели.

«Пойду в отпуск, точно. На Египет у меня денег нет, так хоть дома отдохну», – подумала Настя.

Телефон в сумке заиграл неожиданно, и Настя только теперь вспомнила, что еще не разговаривала с Борей. Она, кажется, даже не вспомнила о нем за все сегодняшнее утро.

А раньше думала о нем непрерывно.

– Ты где, Настюша? В институте? – спросил он.

– Да, Борь. Как самочувствие?

– Так себе. Я работу на дом взял, но делать ничего не могу: голова тяжелая.

– Ну и не делай.

– Ты-то как? Не простудилась?

– Нет. Я в порядке. Боря, я собираюсь пойти в отпуск.

– Сейчас? – удивился он. – Время какое-то… неподходящее. А меня что же, одного бросишь?

Насте вдруг стало противно. Не обидно, как иногда бывало, а именно противно, чего до сих пор не было ни разу.

Он все полтора месяца адской жары просидел за городом, ему даже не пришло в голову предложить ей тоже отдохнуть на даче, а сейчас в его голосе слышалась обида маленького ребенка.

– Я тебя не брошу, – пообещала она. – Я просто хочу посидеть дома.

– Ну-у, не знаю. Странно это как-то. Неожиданно.

– Почему неожиданно? – удивилась Настя. – Ты же знаешь, что я не была в отпуске в этом году.

– Я думал, мы всегда будем вместе отдыхать…

– Я тоже так думала.

– Ты… меня упрекаешь? – напрягся он.

– Нет, Боря. Я просто хочу отдохнуть. И больше ничего.

– Ну, как знаешь.

Он отключился, значит, обиделся всерьез. Она только не поняла, на что. Впрочем, это неважно. Когда он обижался, она обычно звонила ему до тех пор, пока обида совсем не исчезнет из его голоса. Раза три подряд как минимум.

Время шло, а киллер так и не принял окончательного решения.

Нет, он не дергался, не нервничал, не психовал, он спокойно просчитывал варианты, хваля себя за выдержку и хладнокровие.

Он хвалил себя с той самой минуты, как человек, который тогда еще не был Заказчиком, протянул ему пачку фотографий. Тогда киллер не понял, что в них такого особенного, и удивленно посмотрел в холодные улыбающиеся глаза Заказчика.

Что к чему, он сообразил через несколько минут. И тогда же до него дошло, что его прежней веселой жизни пришел конец.

Сейчас он запретил себе отвлекаться на ненужные воспоминания.

Сейчас ему предстоит выбирать.

Вариантов было два. Несчастный случай с девушкой Анастасией, которую провожал накануне высокий мужик в дорогом плаще. Или несчастный случай с самим Заказчиком.

Второй вариант киллеру нравился больше, но он был сложнее, потому что Заказчик далеко не дурак и наверняка постарается себя обезопасить.

Почти перед самым обедом позвонила жена Игоря Лена. С ней Настя разговаривала редко, только когда они поздравляли друг друга на день рождения да на Новый год. И встречались редко, обычно в дни рождения дяди Левы и бабушки. Ну и Игоря, конечно. Тетю Лилю бабушка терпеть не могла и никогда после развода брата ее не приглашала, а к Игорьку относилась по-родственному и без него никакое семейное торжество не мыслила.

Лена понравилась и Насте, и бабушке сразу же, когда Игорь привел ее познакомить с новыми родственниками, и с каждой новой встречей нравилась все больше. Немногословная Лена походила на Настиных родственников и на саму Настю больше шумного Игоря, разговаривать с ней было легко, и в их семье она сразу стала своей. Более своей, чем Игорь.

– Настя, мне очень нужно с тобой поговорить. Давай встретимся, – предложила Лена.

– Давай, – удивилась Настя. – А что случилось?

Никогда раньше Лена не предлагала ей встретиться наедине, просто так.

– Ничего, – с заминкой ответила Лена. – Ничего. Ты не волнуйся. Просто… у меня проблемы. Ты на работе?

– Да.

– Можно, я к тебе приеду? Ты ведь сможешь выйти?

– Конечно. – Настя объяснила, где находится институт.

– Я буду минут через двадцать, – пообещала Лена и отключилась.

Доехала она еще быстрее, Настя не успела даже толком просмотреть предложения по очередному проекту, присланные ей из соседнего отдела по электронной почте.

– Я внизу, – сообщила Лена. – В машине. Сижу рядом со входом.

Настя накинула куртку и в дверях столкнулась с Саморуковой.

– Я могу узнать, куда ты направляешься? – зло и ехидно улыбнулась начальница.

– Можешь, – кивнула Настя, показала на висевшие над дверью часы и объяснила: – На обед. Половина первого – обеденное время.

Придется увольняться, выносить Саморукову становилось все труднее с каждым днем.

– Что-то случилось, Лен? – тревожно спросила Настя, залезая в серебристую «Хонду».

Если бы у Насти были деньги, она тоже купила бы точно такую. Скромная и очень красивая машина удивительно шла бледной худощавой Лене с небрежно собранными в хвост светлыми волосами и в небрежно расстегнутом баснословно дорогом пальто.

– Нет. – Лена быстро посмотрела на нее и отвела глаза. – Настя… Мне просто некому больше сказать… С Игорем что-то происходит в последнее время.

Она замолчала, и Настя, покосившись на грустное Ленино лицо, поторопила ее:

– Что? Что происходит?

– Не знаю, – прошептала Лена, все так же глядя прямо перед собой. – Что-то его беспокоит. Понимаешь, с фирмой все в порядке, договоров много, прибыль нормальная, даже отличная, а он какой-то… озабоченный все время. Думает о чем-то…

– Ну и что? – не поняла Настя. – Мало ли о чем человек может думать. Ты не фантазируешь?

– Нет, – уверенно покачала головой Лена. – Не фантазирую. Его что-то беспокоит, и это связано с тобой.

– Со мной?! Да мы с ним общаемся-то только по большим праздникам. По-моему, он обо мне и вспоминает только перед дядь-Левиным днем рождения. Лен, ну какое ему до меня дело? С чего бы ему из-за меня переживать?

– Ну, во-первых, дело ему до тебя есть. Он тебя любит, я знаю, и относится к тебе как к сестре. Так что ерунду не говори.

В том, что Игорь ее любит, Настя сомневалась. Иногда она сомневалась даже в том, что он вообще способен кого-то любить, кроме себя. Впрочем, к жене Игорь всегда относился с большой заботой. Да и к дяде Леве тоже.

– А… с чего ты взяла, будто его что-то беспокоит в связи со мной?

– Трудно объяснить. Он думает о чем-то, и лицо у него делается такое… тревожное. А потом заговаривает о тебе. Вот вчера… Весь вечер молчал, а потом сказал, что ты не отдыхаешь совсем. Что хорошо бы тебя в Африку отправить. Кстати, может, тебе действительно отпуск взять и съездить куда-нибудь?

Насте никогда не пришло бы в голову, что Игорь помнит, была ли она в отпуске. Впрочем, она мало думала об Игоре.

– В отпуск я действительно собираюсь. А ехать никуда не хочу. Дома буду.

Лена понимающе кивнула. Настя никому не говорила, что Борис в отпуске уже был, но сейчас ей показалось, что чуткая Лена об этом догадывается.

– Настя, у тебя никаких неприятностей нет?

– Нет, – твердо уверила ее Настя.

У нее нет никаких неприятностей. Если не считать того, что Боря болеет у мамы, и ей приходится возвращаться в пустую квартиру. А еще придется искать работу, потому что видеть и слышать Саморукову больше нет никаких сил.

– Настя, ты подумай, – попросила Лена. – Ну из-за чего Игорь может нервничать?

– Не из-за меня. Точно. Лен, а ты точно не фантазируешь? Он мне звонил вчера, и я не заметила, чтобы он нервничал. Балагурил, как всегда.

– Зачем он тебе звонил?

– Он собирается подарить дяде Леве камин. Советовался, – усмехнулась Настя.

– Камин? Бред какой. Зачем дяде Леве камин?

– Вот и я не знаю.

– Может… это просто был повод? – Лена развернулась и посмотрела на нее в упор. Глаза у нее были тревожные, и Настя всерьез забеспокоилась.

– Леночка, у меня нет ничего такого, из-за чего он мог бы волноваться. И делить мне с ним нечего. Если у него какие-то трудности, то это со мной никак не связано.

– Ладно, – вздохнула Лена. – Ты извини, что я тебя с работы сорвала.

– Да ну, ерунда какая. Я всегда рада тебя видеть.

– Я тебя тоже. Надо нам почаще встречаться. Может, прямо в эти выходные? – оживилась Лена. – Приезжайте к нам с Борей.

– Он болеет.

– Ну так одна приезжай. Приезжай, Настя. Что тебе дома одной сидеть? А я рада буду, и Игорь тоже.

И опять Настя поразилась ее проницательности. Как она догадалась, что Боря болеет у матери?

– Приезжай обязательно, – велела Лена. – Хочешь, я за тобой заеду?

– Спасибо, – улыбнулась Настя. – Это лишнее.

– Значит, договорились. Мы тебя ждем. В субботу. Часа в три. Подходит?

– Подходит, – опять улыбнулась Настя.

Она ничего не планировала на выходные. Да и что было планировать? Стирку? Поход в магазин за продуктами? А ведь это здорово, провести субботний вечер в гостях. С чуткой Леной. С громогласным Игорем, который в присутствии жены становился совсем не шумным и не надоедливым. Вернее, не таким шумным, как обычно.

Помахав Лене, Настя вернулась, зашла к Антонине Ивановне, взяла бланк на отпуск, написала, что берет двадцать четыре дня начиная с одиннадцатого ноября. Ровно через две недели с момента подачи заявления. Точно в соответствии с трудовым законодательством.

Оставила заявление на столе у табельщицы и уселась перед компьютером, соображая, как за две недели закончить четыре больших проекта. Конечно, время будет и после отпуска, но вчерне все необходимо сделать до него.

Татьяна ворвалась в комнату в самом конце рабочего дня, когда ни Вити, ни Инны Марковны уже не было: трудовая дисциплина в институте соблюдалась слабо.

– Ты решила меня подставить, да? – выдохнула бывшая однокурсница с такой злобой, что Настя опешила.

– Что я… решила?

– Ты думаешь, уйдешь в отпуск, и отдел развалится, да? Без тебя никто ничего не сможет? – Татьяна перешла на визг.

Такой Настя Саморукову еще не видела. Она часто говорила злые и оскорбительные слова, но обходилась без крика. В институте повышать голос было не принято.

– Ты думаешь, я тебя упрашивать буду? Не надейся! Я подписала тебе заявление! Ты хочешь меня подсидеть, да?

– Тань, ты в своем уме?

– Я-то в своем! Это вы все здесь чего-то не понимаете. Инна ваша языком мелет, думает, я не знаю? Ей на пенсию захотелось? Так это я мигом устрою! Так ей и передай!

– На пенсию ты ее, наверное, отправить можешь, хотя я сомневаюсь. Она здесь всю жизнь проработала, и ее директор знает получше тебя. Сообразит, я думаю, что такими специалистами не разбрасываются.

– Не тебе решать, кем тут разбрасываются!

– Что здесь происходит? – удивился новый зам Ракитин, появившись перед ними словно ниоткуда. Он спокойно переводил взгляд с одной женщины на другую и ждал объяснений.

– Я вам нужна, Денис Геннадьевич? – Татьяна, мгновенно преобразившись, смотрела на него в меру ласково, без заискивания, говорила спокойно и негромко.

Настя так не умела. Она знала, что теперь несколько дней будет вспоминать отвратительный разговор и уговаривать себя не обращать внимания.

– Нет. Но я хотел бы знать, что здесь произошло.

– Я собираюсь пойти в отпуск, а Татьяне Юрьевне это не нравится, – объяснила Настя.

– Почему не нравится? – удивился зам. – Это ваше право.

– Анастасия Александровна чего-то не поняла, – улыбнулась Татьяна. – Я подписала ей заявление.

Денис Геннадьевич пожал плечами и повернулся к Насте:

– Покурить не хотите? То есть курить не обязательно, даже не надо, – запутался он. – Просто мне надо с вами поговорить. Конфиденциально.

Он весь день о ней думал. Это мешало работать и вообще было ни к чему, и Ракитин на себя злился. Она говорила мало, но каждое слово, ею сказанное, было ему абсолютно понятно, хотя обычно он женщин не понимал, даже Ларису. Объясняться с ней было для него сущим мучением. Он не понимал, почему она обижается, хотя ничего обидного он не сказал, или почему смеется, когда он говорит о вещах абсолютно серьезных и уж в любом случае совсем не смешных. С Настей, похожей на ожившую античную статую, он разговаривал, как с давно знакомым близким человеком, с которым можно обходиться почти без слов, и это было удивительно.

Впрочем, сегодня она уже не напоминала ему статую. Сегодня у нее были накрашены глаза, совсем мало, почти незаметно, но он заметил и не знал, нравится ему это или нет. Утром у себя в кабинете он осторожно ее разглядывал, стараясь делать это не очень заметно, но так и не разглядел. Во всяком случае, ему хотелось смотреть на нее еще.

«Я должен выяснить, ехала ли за ней машина, – объяснил он себе собственный интерес к чужой девице. – Если это так, ее надо хотя бы предупредить». Объяснение его устроило, и, направляясь в отдел проектирования, он чувствовал себя спокойно и уверенно, как обычно.

Только услышав, как на нее орет Саморукова, он понял: что-то изменилось, потому что ощутил неожиданное и всепоглощающее желание защитить Настю. Никогда раньше у него такого желания не возникало. Может быть, потому, что женщины рядом с ним вполне могли постоять за себя сами.

«Она мне этого не простит, – с тоской подумала Настя, посмотрев на замершую Саморукову. – Она никогда мне этого не простит».

Искать работу и увольняться.

Настя достала сигарету из лежащей на столе пачки и молча двинулась за Ракитиным. Он толкнул дверь и, как истинный джентльмен, посторонился, пропуская ее вперед.

Настя молчала и на Ракитина не смотрела, только в курилке вопросительно подняла на него глаза.

– Часто она так… бушует? – спросил он и затянулся сигаретным дымом.

– Да нет. В первый раз. – Настя покрутила зажженную сигарету.

Он подумал вдруг, что не хочет с ней расставаться, ему отчаянно захотелось провести с ней вечер. В ресторан сходить, например. Пить вино под негромкую музыку, шутить, рассказывать ей что-нибудь смешное. И чтобы она смеялась, а он, не стесняясь, на нее смотрел.

Она ждала, когда он заговорит, и дольше тянуть было нельзя.

– Я хочу вас проводить, – сказал он.

– Зачем?

– Не зачем. Почему, – решился Ракитин. Настя смотрела на него спокойно, и это его отчего-то разозлило. Нет, скорее обидело. – Настя, я прошу вас отнестись к моим словам серьезно. Вчера, когда вы шли к метро, за вами ехала машина.

– Ну и что?

– Она ехала медленно. Понимаете? Она ехала за вами.

– Чушь какая! Извините, – опомнилась она.

– Я бы тоже решил, что чушь, – согласился он. – Если бы не видел это собственными глазами.

– Там могло быть сколько угодно машин, – объяснила Настя, – и ехать они могли куда угодно. Но ко мне это не имеет отношения. За мной некому ехать.

– Это имеет отношение именно к вам.

– Да почему?

– Потому что, кроме вас, на улице никого не было. Никого. Только вы одна.

– Да нет, ерунда какая-то. Вы поэтому пошли меня провожать? – Этого спрашивать было нельзя ни в коем случае. Она ведет себя как идиотка. Конечно, поэтому. Почему же еще? Неужели влюбился в нее с первого взгляда?

– Не только. Мне просто захотелось вас проводить.

Она точно идиотка, поставила и его и себя в глупое положение. Теперь ему придется как-то выкручиваться, чтобы ее не обидеть.

– Я и сейчас вас провожу. Если позволите.

– Нет, Денис Геннадьевич, – Настя решительно потушила только что раскуренную сигарету. – Спасибо. У меня есть… друг, и ему это будет неприятно.

И этого говорить было нельзя. Получилось, что она расценивает его заботу как ухаживание.

– Я помню. – Он тоже наклонился над урной, туша окурок. – У меня хорошая память. У вас есть гражданский муж. Но я все-таки хотел бы вас проводить.

– Нет, – твердо отказалась она, – спасибо.

Ракитин посмотрел на захлопнувшуюся за ней дверь, зло стукнул кулаком по стене и воровато покосился на камеру. К счастью, она по-прежнему была выключена: он не вспомнил о ней и не распорядился привести ее в порядок.

Быстро сбежав по лестнице, он метнулся в свой кабинет, схватил плащ, наспех запер дверь и уже через несколько минут, выехав с автомобильной стоянки, пристроил машину рядом со входом в институтский двор.

Как и вчера, Настя медленно вышла из решетчатой калитки, постояла на трамвайной остановке, подождала немного и побрела в сторону метро мимо уже облетевших голых деревьев – подобия скверика.

Как и вчера, она была одна на безлюдной улице, только сегодня ни одна машина не тронулась за ней следом.

Ракитин хотел развернуться, но почему-то проехал вперед, остановился в двух шагах перед ней, перегнулся через сиденье, открыл дверь и позвал:

– Садитесь.

Она, помедлив мгновение, послушно залезла в машину и кивнула – спасибо.

До ее подъезда они ехали молча.

– Спасибо, – поблагодарила она, вылезая, и, не оглядываясь, скрылась за железной дверью.

Нужно было позвонить Боре, но звонить почему-то не хотелось.

В подъезде Насте неожиданно стало очень грустно. А вот новый зам вряд ли обиделся бы, если б его жена решила взять законный отпуск. И сам он едва ли стал бы проводить отпуск без нее. Без жены. Если, конечно, у него есть жена. Обручального кольца на руке у него нет. Впрочем, какое ей дело до нового зама и его жены?

Тут ей пришла в голову мысль настолько удивительная и неожиданная, что она замерла с ключом в руке. Как хорошо, что Бори нет дома, подумала Настя. Сейчас она отопрет дверь, найдет полузабытый детектив, поужинает, глядя в книжку, и не будет думать о том, как бы чем-то случайно не обидеть Борю. Она все последние годы боялась его обидеть, и сейчас ей стало за это стыдно.

Настя не только перед родными, она и перед собой делала вид, что у них с Борей – семья, а никакой семьи нет. Есть двое людей, живущих каждый своей жизнью, – Боря, считавший вполне допустимым просидеть весь отпуск с мамой на даче. И она, Настя, и ей сейчас очень хочется провести месяц дома, одной, без Бори и без опасений его обидеть. Настя отперла замок, вошла в прихожую и захлопнула за собой дверь.

Ракитин посидел, жалея, что он за рулем и даже в ресторан пойти не может, он бы сейчас с удовольствием выпил и поел нормально. Проехал по дорожке между домами и влился в неплотный поток машин.

Нужно поскорее и навсегда о Берсеньевой забыть. О ней и о ее «гражданском» муже.

Когда раздался звонок в дверь, Ракитин уже успел улечься на старом диване с только что купленным в киске у метро боевичком. Автора его Ракитин не знал и был уверен, что покупает очередную чушь, которую с трудом сможет осилить до конца, а потом положит на подоконник в надежде, что кто-нибудь, соблазнившись, возьмет почитать этот боевичок.

Как ни странно, незнакомый автор увлек его с первой же страницы, и Денису не хотелось принимать никаких гостей. Вернее, гостью. Без предварительного звонка к нему являлась только Лариса.

– Заходи, – посторонился он, впуская давнюю подругу.

– Привет, Ракитин, – она обняла его за шею и чмокнула в щеку. – Чем это пахнет?

Скинув плащ, она мгновенно ринулась на кухню и заглянула в стоящую на плите кастрюлю.

– Пельмени? Ну их, Дениска, пойдем в кабак. Пойдем, а?

– Не хочу, – отмахнулся Ракитин, успев удивиться, что совсем недавно мечтал поужинать именно в ресторане.

– Ну не хочешь, и не надо, – легко согласилась Лариса.

Она всегда легко соглашалась со всеми его нехитрыми желаниями. Наверное, поэтому их отношения и тянулись так долго, еще с девятого класса. То есть тогда ни о каких «отношениях» не могло быть и речи, просто с Лариской Шелеховой ему всегда было весело и легко. Она не была клинической дурой, какими он считал большинство своих одноклассниц, с ней не приходилось мучительно придумывать тему для разговора. С ней он мог потрепаться ни о чем или просто помолчать.

В школе их не считали «парой», и потом, в институте, тоже не считали, но и совсем чужими их назвать было нельзя.

Они вместе ходили на дискотеки, пили вино на студенческих вечеринках, оставались друг у друга на ночь, когда родители были в отъезде, и вовсе не задумывались о совместной жизни.

На третьем курсе Лариса впервые вышла замуж. Его тогда это ужасно удивило, но совсем не обидело и не расстроило, и, отговаривая ее перед свадьбой от опрометчивого шага, он вовсе не собирался предложить ей собственную руку. Ему это даже не пришло в голову.

Избранник был ее сокурсником и среди студентов не выделялся ничем, кроме папы – депутата то ли городской думы, то ли еще какой-то. Развелись они меньше чем через год. К тому времени папа-депутат уже был не депутатом, он не стал даже рядовым бизнесменом под крылышком тогдашнего всесильного мэра. Не поделив чего-то с кем-то из сильных мира сего и попав в поле зрения правоохранительных органов, он вернулся в свой научный институт, из которого и вышел когда-то в заманчивый мир большой политики. Конечно, в институт он вернулся человеком весьма не бедным, да и сейчас, насколько Ларисе известно, не бедствует.

Ларисин развод к приключениям свекра прямого отношения не имел, просто терпеть трусливого и никчемного мужа, от отцовских бед впадающего в ступор, оказалось выше ее сил.

Сейчас Лариса находилась в четвертом браке, каждый раз выбирая себе в мужья почти точную копию первого супруга. Почему ее так тянет к слабым и зависимым мужикам, Ракитин понять не мог. Она меняла мужей, но имела одного постоянного любовника – его, Дениса. Сколько было других, не постоянных, он не знал и никогда этим не интересовался.

Он смотрел, как она ловко и быстро накрывает на стол, иногда замирая и любуясь результатом собственных усилий, и чувствовал непонятную неловкость. Раньше он никогда не испытывал дискомфорта в обществе давней подруги.

– Ешь. – Лариса сунула вилку ему в руку, и, улыбаясь, уселась напротив.

Худенькая и стройная, коротко стриженная, она выглядела лет на десять моложе своего возраста.

– Что ты меня разглядываешь?

Ракитин виновато пожал плечами и улыбнулся. Он и сам не знал, почему так пристально ее разглядывает.

– Я постриглась. Нравится? – Она покрутила головой, глядя на свое отражение в темном окне кухни.

– Отлично, – похвалил он, не видя никакой разницы между нынешней прической и прежней.

Ему хотелось понять, красивая Лариса женщина или не очень. Почему-то раньше он никогда не задавался этим вопросом. Наверное, красивая, раз меняет мужей, как надоевшие свитера.

Он отстраненно подумал, что похожая на античную статую девушка, пожалуй, является для него эталоном красоты. Ему все время вспоминалась Настя, и от этого было неловко перед школьной подругой.

Аппетит у него отчего-то пропал, и он через силу запихивал в себя восхитительно пахнущие пельмени.

– Как работается на новом месте?

Он молча пожал плечами – еще не разобрался.

– Слушай, Ракитин, – деловито посмотрела на него Лариса, отложив вилку. – У меня есть три миллиона бюджетных денег. Их нужно обязательно освоить в этом году, а то, сам понимаешь, в следующем нам финансирование урежут.

Это он понимал. Выделенные бюджетные, то есть государственные деньги полагается тратить до копейки в запланированный срок. Почему-то экономия здесь не приветствовалась, и если, не дай бог, какая-то организация не расходовала всех выделенных средств, в следующем году ей урезали финансирование. Это была невероятная глупость, и все это понимали, но делали вид, что существующее положение дел разумное и правильное.

В отличие от своих мужей Лариса сделала замечательную карьеру, уже третий год является директором фирмы, курирующей системы автоматизации в отрасли. Сама фирма занималась исключительно распределением средств между организациями – разработчиками систем и была никому не нужна, кроме Ларисы и тех чиновников, которые получали «откаты». Впрочем, ничего уж совсем криминального Лариса себе никогда не позволяла, а должность директора ей очень нравилась, и своим положением она была вполне довольна.

Сейчас она искренне хотела ему помочь, и Ракитин это оценил. Привлекать заказчиков входило в его прямые должностные обязанности, и принести в институт три миллиона в первые же дни работы означало отлично себя зарекомендовать.

– Спасибо, Лар, – поблагодарил он. – Я еще не разобрался с делами, не уверен, что мы сможем отработать твои деньги до Нового года. Но все равно спасибо.

Лариса через стол протянула ему руки, и он по привычке поцеловал тонкие пальцы.

– Господи, как редко мы видимся. – Обойдя стол, она обняла его за плечи.

Интересно, как в институте делятся средства между исполнителями? До настоящих разработчиков деньги доходят? Нужно выяснить, велел он себе. Завтра же.

Почему-то ему казалось, что громогласная Саморукова себя при дележе не обижает.

А неулыбчивую Настю?

– Ты что, Ракитин? – опешила Лариса, когда он мягко отодвинул ее и встал, отвернувшись к окну.

– Извини, Лар. Я… устал что-то. – Ему было неловко на нее смотреть.

– Устал? – Она подошла и встала рядом, не прикасаясь к нему. – Ракитин, а ты случайно бабу не завел?

– С чего ты взяла? – удивился он, уставившись на нее.

– Да так… – засмеялась Лариса, тряхнув короткими волосами. – Ты, Ракитин, бабу не заводи. Не морочь ей голову. Знаешь почему?

– Почему? – как дурак спросил он.

– Потому что жить ты можешь только со мной. А я с тобой. Так что женишься ты на мне и больше ни на ком.

– Тебя посадят, – усмехнулся он. – У нас двоемужие запрещено законом.

– А я разведусь, – успокоила его она. – Ладно, Ракитин, раз уж ты… устал, пойду я. А насчет денег подумай и позвони. Только не тяни. Неделя – самое большее, что я могу тебе дать.

А она несчастна, неожиданно подумал Денис, подавая ей плащ.

Ему сделалось так отчаянно жаль ее, что он боялся на нее взглянуть.

Он с облегчением запер за ней дверь и устыдился этого облегчения.

Пятница, 29 октября

Заманчивым Ларисиным предложением насчет бюджетных денег стоило воспользоваться. Ракитин позвонил Саморуковой, едва придя в институт. На месте ее не оказалось. И через полчаса не было, и через час. Появилась начальница отдела проектирования только в половине двенадцатого, почти в разгар рабочего дня. Ракитина, всегда считавшего, что любой руководитель должен быть примером для подчиненных во всем, и в вопросах дисциплины тоже, это неприятно удивило. Впрочем, он уже имел о ней некоторое представление, и удивление его быстро прошло.

– Татьяна Юрьевна, – он вежливо привстал, когда запыхавшаяся Саморукова появилась у него в кабинете, и показал ей на стул. – Скажите, пожалуйста, какая загрузка у вашего отдела до конца года?

– Какая загрузка? – не поняла она.

– Ну… какие текущие проекты должны быть сданы до конца года, кто разработчики? Какие проекты начнутся уже в этом году и, опять-таки, кто разработчики? Сколько денег у отдела на остаток года?

– Я… выясню, – пролепетала Татьяна.

– Да хотя бы приблизительно, без подробностей, – попросил он. Такие элементарные цифры начальнику отдела полагалось помнить наизусть.

Она молчала, только на щеках начали разгораться пунцовые пятна. Она не знала, какие проекты разрабатываются в ее отделе и на какие деньги. Ему стало жалко сидевшую перед ним женщину. Он уже понимал, что будет добиваться, чтобы ее сняли. Впрочем, еще неизвестно, кого следовало пожалеть, Саморукову или его самого, потому что снять с должности гораздо труднее, чем назначить.

– Ладно, Татьяна Юрьевна, – вздохнул он, – подготовьте справку. И заодно мне нужны данные по зарплате всех сотрудников.

– Это можно в бухгалтерии узнать, – с облегчением объяснила она.

– Ну так узнайте.

Она отчего-то дернулась, как будто он предлагал ей нечто совершенно недозволенное, вспыхнула, хотела что-то сказать, но промолчала и вышла из кабинета.

Через час с проектами ему все стало более-менее ясно, чего он не мог сказать о зарплате. Оклады, надбавки к ним, чистая «белая» бухгалтерия… Но ведь были еще выплаты, не учтенные в официальных документах, он знал это совершенно точно. Какие-то деньги вручались сотрудникам в конвертах, поскольку обеспечить достойными зарплатами инженеров, не пользуясь всевозможными финансовыми лазейками, в наше время совершенно невозможно.

– А… «серая» зарплата? – осторожно поинтересовался он у непонятно чем довольной Саморуковой.

– Серая? – удивилась она.

– Ее что, не было?

– Была, – Татьяна опять начала краснеть, – но я… Я не помню суммы.

– Ну и не надо помнить. Вы мне документы принесите.

– Какие документы? – она удивленно подняла на него глаза.

Ракитин знал, что суммы, выделяемые на отделы, раздавались их начальникам, а они уже собственноручно делили деньги между сотрудниками, он и предположить не мог, что эти деньги исчезают без следа. Без каких-либо документов.

Он никогда бы не поверил, что такое бывает, если бы эта красивая женщина не смотрела сейчас на него непонимающими глазами.

– Какие суммы вам выделялись в течение года, вы можете припомнить? Вернее, не припомнить, а принести мне платежки. Или как там это у вас называется.

Она кивнула.

– Общие суммы, – пояснил он. – Общие суммы на отдел.

С деньгами необходимо разобраться.

Время приближалось к обеду, но почти ничего из намеченного на утро Настя сделать не успела. Сначала пришлось готовить очередную справку для Татьяны, теперь уже по всем проектам до конца года. Потом она долго разбиралась со связистами, которые перепутали выходные сигналы в очередном проекте. Настя заметила это случайно, указывать на чужие ошибки ей было неприятно, и от этого упало и без того не лучшее настроение.