Текст книги "Под защитой высших сил"

Она едва успела вернуться от связистов, как позвонили соисполнители из Твери, и пришлось долго объяснять, почему нельзя реализовать их пожелания.

Настя уже почти закончила разговор, когда в отделе появилась начальница. Постояла, понаблюдала за немногочисленными подчиненными и, когда Настя положила трубку, укоризненно произнесла:

– Настя, ну нельзя же так подолгу занимать телефон. В конце концов, ты мешаешь всем остальным.

Как будто она трепалась с подружкой о вчерашней вечеринке, а не вела чисто служебный разговор.

«До отпуска осталось меньше двух недель, – напомнила себе Настя. – Меньше двух недель, и я больше не буду ее видеть и слышать».

Инна Марковна повернулась к Татьяне, по-видимому, собралась вступиться за Настю, но не успела: в комнату вошел Денис Геннадьевич.

– Здравствуйте, – поздоровался он в дверях, прошел на середину комнаты и оглядел присутствующих. – У меня к вам просьба. Ко всем. И к вам, Татьяна Юрьевна, тоже. Пожалуйста, напишите, кто и сколько денег получил в этом году. Тех, что не перечислялись на банковские карточки.

– Хорошо, Денис Геннадьевич, – пообещала Татьяна. – Мы напишем. Я вам принесу.

– Не нужно приносить, – отказался зам и, обведя взглядом проектировщиков, успокоил: – Не торопитесь, я подожду.

Подвинул себе незанятый стул и скромненько уселся у стенки.

Конечно, все, и Настя тоже, понимали, что деньги, которые вручаются им, и суммы, которые начальство оставляет у себя, несоизмеримы. Периодически возникали разговоры на эту тему, особенно когда Татьяна отправлялась в очередной вояж за границу, но все настолько привыкли, что до настоящих разработчиков доходят только крохи, что дальше разговоров дело не шло.

Почему новый зам этим заинтересовался? Хочет навести порядок?

Впрочем, еще неизвестно, какие цели он преследует. Может быть, как раз наоборот, считает, что проектировщикам переплатили.

Конверты с деньгами им вручали приблизительно раз в квартал, и все суммы Настя отлично помнила. Их трудно было не запомнить, потому что получила она три раза по тридцать тысяч рублей. В первом квартале, во втором и в третьем.

И тут совершенно не вовремя засветился лежащий на столе телефон. Настя быстро схватила аппарат, но он все-таки успел тренькнуть.

– Да, Борь, – прошептала Настя. Почему-то ей было неловко разговаривать при Денисе Геннадьевиче.

– Что ты не звонишь? – недовольно произнес Борис.

Еще бы ему быть довольным: она не позвонила вчера вечером, хотя понимала, что он на нее обиделся. Обиделся за то, что она собралась в положенный ей законом отпуск. Раньше Настя всегда чувствовала себя виноватой, когда он на нее обижался, даже если не прав был он, а сейчас почему-то ее возмутил его недовольный голос.

– Закрутилась с утра. Как ты? – спохватилась Настя.

– Получше. Слабость только.

– Поправляйся. Борь, а… на выходные у тебя какие планы?

Она все время чувствовала присутствие Дениса Геннадьевича, и это отчего-то мешало разговаривать.

– Какие у меня могут быть планы, если я болею? – удивился он.

– А меня Лена в гости пригласила. Завтра.

– Это еще зачем? – не понял он.

– Просто так. Повидаться.

– И ты что, пойдешь? Без меня?

– Да, – подтвердила Настя.

– Ну, как знаешь. – Теперь он обиделся окончательно, но Настю это почему-то не расстроило.

Может быть, потому, что за спиной сидел Ракитин, и ей очень хотелось узнать, зачем ему понадобились эти странные отчеты об их «серой» зарплате.

И Настя, и симпатичная пожилая женщина, и молодой парнишка, смотревший на него с нескрываемым любопытством, написали несколько цифр очень быстро, но Ракитин медлил, сидел и смотрел в пространство, словно задумавшись, пока наконец, как учитель в школе, не собрал протянутые ему листки.

Когда Настя, воровато ерзая, зашептала что-то в трубку, ему сразу стало скучно, неинтересно, а попытки разобраться с оплатой труда показались откровенно глупыми и наивными, недостойными зрелого мужчины, занимающего вполне солидную должность.

Саморукова к этому моменту куда-то исчезла, а он даже не заметил.

Он все перестал замечать, когда Настя зашептала в трубку.

Нужно поскорее о ней забыть. Какое ему до нее дело? Ему Ларисы хватает.

Через несколько минут он знал, как Саморукова делит деньги внутри отдела. Проще простого: восемьдесят процентов суммы себе, а остальное приблизительно поровну между всеми. Секретарю и табельщице чуть поменьше, проектировщикам чуть побольше.

Вместо премирования разработчиков она занимается неподотчетным пополнением собственного бюджета. Просто и незатейливо.

Как же она стала начальником отдела?

Он примерно представлял, как. Как Лариса. Та пробивалась локтями, ногтями и зубами.

Нет, расплачиваться собственным телом Ларисе никогда не приходилось, боже упаси. Да она и не стала бы. Впрочем, в этом он не уверен.

Первую свою руководящую должность Лариса получила вполне заслуженно и не очень красиво.

Она была тогда рядовым сотрудником в фирме, названия которой Ракитин не помнил: Интер-чего-то-там. Начальницей у нее была дама предпенсионного возраста, быстро с Ларисой сдружившаяся. Дама водила Ларису на совещания в министерство, знакомила с нужными людьми и радовалась способной, умной и ответственной помощнице.

Примерно через полгода в фирме наметилась очередная реорганизация, при которой даме предполагалось дать должность начальника департамента, а Ларисе – ее место начальника отдела. К тому времени возраст начал брать свое, дама частенько уходила на больничный, а молодая и здоровая Лариса с ее обязанностями справлялась отлично. А самое главное, что все, кому надо, – то есть начальство – это прекрасно знали, тут уж Лариса постаралась.

Ракитин тогда не понял, почему Ларисе казалось таким важным обойти начальницу, он и сейчас этого не понимал, но цели своей его подруга достигла. Не постеснялась пойти к директору, пригрозила уволиться, напомнила, как часто дама бывает на больничном, и выбила заветную должность начальника департамента.

Она долго хохотала, забравшись с ногами на ракитинский диван, и подробно описывала, как онемела дама, узнав, что Лариса отныне является ее непосредственным начальником.

– Лар, – робко сказал тогда Ракитин, – но ведь это… не очень порядочно, что ли.

– Непорядочно? – удивилась подруга, ничуть не обидевшись. – Это еще почему? Я свое дело знаю. И должности соответствую. Что же, мне теперь всю жизнь за ее спиной маячить? Не-ет, Денис, я так не хочу. Я хочу выбиться в жизни, понимаешь? И выбьюсь.

Она и выбилась. Она стала самой успешной из всего их школьного выпуска. А ведь училась так себе, средненько.

Ракитин встал, подошел к окну и уставился на проезжающие внизу машины.

Настя разговаривала с мужчиной, никаких сомнений.

«Забыть, – приказал себе Ракитин. – Ей нет до меня дела, а мне до нее».

Она шептала в трубку и слегка потряхивала головой, и волосы, сколотые сзади, лениво колыхались, и ему очень хотелось до них дотронуться.

Нужно работать. Ракитин еще немного постоял, вернулся к столу и набрал номер, который помнил наизусть.

– Да, Денис Геннадьевич, – услышал он злой голос. У Саморуковой был определитель, и она знала, кто ей звонит.

– Татьяна Юрьевна, – произнес он в трубку, – подготовьте мне объяснение по поводу распределения денег. Коротко. Какой вклад в проекты внес каждый человек и насколько вознаграждение соответствует этому вкладу.

– Хорошо, – согласилась она.

Это было объявление войны, и оба они это знали.

К середине дня Лариса поняла, что не может сосредоточиться на работе. Это ее удивило: работа в ряду жизненных ценностей всегда стояла для нее на первом месте. Нет, не на первом, если быть уж совсем честной, на втором, потому что на первом месте всегда был Денис Ракитин.

Они учились в шестом классе, когда, выбежав из школы после занятий, Лариса с подругами нашла совсем маленького, неизвестно откуда взявшегося котенка. Стоял апрель, только недавно сошел снег, на мокрой голой земле школьного двора котенку было холодно, он пищал так жалобно, что Лариса чуть не расплакалась.

– Нужно его покормить, – деловито распорядилась Наташка Зайцева. – Давайте молока купим и нальем ему во что-нибудь.

Лариса сунула тощенькое невесомое тельце себе под куртку и, поглаживая крошечную пушистую головку, чувствовала себя абсолютно несчастной. Взять котенка домой мама не разрешит ни в коем случае, в этом Лариса не сомневалась. Мама даже к ближайшей подруге тете Римме старалась не ходить в гости, потому что у той жил кот, которому дозволялось все, в том числе и залезать на обеденный стол. Мама была чистюлей и, приходя от тети Риммы, подолгу вспоминала, как ей кусок не лез в горло, и ругала ее кота, а заодно и его хозяйку, целующую кота в нос, а потом спокойно продолжающую есть торт. Мама котенка взять не разрешит, а оставить его на холодной земле Лариса не могла.

– Ты что, Шелехова! – закричала Наташка. – Не трогай! У него лишай может быть!

Лариса хотела сказать, что у самой Зайцевой лишай, но не успела, потому что вышедшие из школы мальчишки с любопытством остановились около их маленькой группы. Впрочем, любопытство их оказалось недолгим, а Денис Ракитин, поправив на плече ранец, протянул руку и тоже погладил пытающегося вылезти из Ларисиной куртки котенка.

– Домой возьмешь? – поинтересовался он.

– Нет, – покачала головой она, – мне его взять не разрешат.

Ракитин потоптался, повертел головой, опять поправил ранец и решительно велел:

– Пойдем к метро.

– Зачем? – не поняла Лариса.

– Попробуем его отдать кому-нибудь.

– Делать вам нечего! – фыркнула Зайцева.

– Пойдем, пойдем, – поторопил Денис, потянув Ларису за рукав. Поднял с асфальта ее ранец, который она пристроила на более-менее сухое место, и снова потянул ее за куртку.

Ракитин был почти на голову ниже Ларисы. Тогда почти все мальчишки были ниже ее, и идти рядом с маленьким Денисом она стеснялась. Но только первые пять минут, а может быть, и еще меньше. Потому что потом Лариса перестала стесняться и только боялась, что ему надоест возиться с ней и с котенком, и он уйдет, и она опять станет самой несчастной на свете.

Котенка они пристроили часа через полтора. Отдали какой-то тетке, долго и ласково на них смотревшей. На них многие смотрели ласково, качали головами, гладили тихо попискивающего котишку, и Ларисе казалось, что это никогда не кончится, но страшно ей не было. Она уже понимала, что Денис что-нибудь придумает.

Женщина взяла котенка, улыбнулась им на прощание и скрылась в метро, а Ракитин выдохнул с облегчением.

Им отчего-то стало очень смешно, и они долго хохотали, уставившись друг на друга. Потом Денис кивнул ей и почти сразу растворился в плотном людском потоке, выходившем из метро.

Потом он долго не обращал на нее никакого внимания, до девятого класса. Но тогда он стал уже на голову выше.

– Лариса Максимовна, еще правки будут? – переминаясь с ноги на ногу, спросила секретарша Кира.

Доклад, в котором Лариса сейчас не понимала ни слова, готовили для нее вторую неделю. С ним ей предстояло выступить в городской думе, и Лариса вторую неделю придиралась к каждому слову. Придиралась не из самодурства, от этого доклада многое зависело в ее дальнейшей карьере, а к таким вещам она относилась исключительно серьезно.

– Сбрось мне его по электронной почте, – возвращая секретарю листы бумаги, распорядилась Лариса. – Я еще посмотрю и сама поправлю.

Она не любила Киру, почти не выносила. Девушка была племянницей человека, ссориться с которым Ларисе было никак невозможно, без его согласия она никогда не села бы в свое сегодняшнее кресло. Кира работала исключительно добросовестно, со всеми была безукоризненно вежлива, но неприязнь начальницы, похоже, чувствовала, и Лариса надеялась, что она вскоре уволится. Уйдет мирно, потому что придраться было не к чему: Лариса тоже старалась быть с Кирой безукоризненно вежливой. Иногда срывалась, конечно.

Видеть Киру у Ларисы не было никаких сил: она напоминала ей Ленку Миронову.

Миронова была самой незаметной девочкой в классе, только училась лучше всех. Лариса с ней почти не разговаривала, не о чем было. Миронова ходила с двумя дурацкими косичками, даже сережек не носила, и вызывала бы у Ларисы острую жалость, если бы ей пришло в голову о Ленке задуматься.

Все изменилось, когда Лариса заметила, как смотрит на тихую отличницу Денис Ракитин. Они оканчивали восьмой класс. Была перемена, Миронова стояла у окна, смотрела вниз на школьный двор и не видела, как Ракитин, прислонившись к стене, не сводит с нее глаз.

Лариса на свою беду это увидела. Тогда она еще не знала, как называется злость и ненависть, переполнившие ее и исчезнувшие только следующей осенью, когда стало известно, что Ленка перешла в другую школу.

Наверное, ненависть исчезла не до конца, потому что, впервые увидев Киру, Лариса поняла, что не успокоится, пока не выгонит ее из собственной приемной.

Впрочем, это была не ненависть, а так, ерунда, легкая неприязнь. Настоящее чувство Лариса испытывала сейчас, после того, как Ракитин вчера «устал», когда она хотела его обнять. Вот в этом ее чувстве сплелись как раз настоящая ненависть и настоящая злость, и что-то еще, переросшее в жуткую тревогу и страх потерять Ракитина. Она давно поняла, что Дениса ей не заменит никто и никогда, что он главное в ее жизни, и жить без него она не сможет.

Все, что угодно, только не это.

Нет, работать сегодня она не способна.

Теперь она знала, как называется это чувство – ревность.

– Кира, – бросила Лариса, запирая кабинет, – меня сегодня не будет.

Ждать пришлось долго. Усевшись в машине поудобнее, Лариса терпеливо смотрела на проходящих мимо людей. В районе, где теперь работал Денис, она не бывала давно. Здесь все изменилось. На месте бывшего скверика, где на притаившихся среди кустов сирени лавочках юная Лариса с подругами любила проводить время, стояло высоченное офисное здание.

Скверик был довольно далеко от бывшего Ларисиного дома, и ходили девочки сюда нечасто, как правило, по субботам. Шли в расположенный рядом кинотеатр, а потом сидели на лавочке до половины девятого, потому что в девять следовало быть дома. Ларисе сейчас хотелось выйти из машины и посмотреть, работает ли еще кинотеатр или уже давно превратился в какой-нибудь торговый центр, но она не рискнула, боялась пропустить Ракитина.

Нужно позвонить Наташке, напомнила себе Лариса. Наташа Зайцева была единственной из класса, с кем Лариса периодически созванивалась, а иногда даже встречалась. Кроме Ракитина, разумеется. Зайцева стала врачом-стоматологом, очень хорошим, дорогим, и зарабатывала, пожалуй, не меньше самой Ларисы.

Странно, но, вспоминая школу, Лариса почему-то всегда думала не о Зайцевой и даже не о Ракитине, а о самом неприятном – о Ленке Мироновой.

О том, как Денис смотрел на нее.

Лариса тогда еле досидела до конца занятий. ее все время тянуло посмотреть на Ленку, понять, что такого интересного нашел в ней Ракитин. Ну что? Глазки самые обычные, не поймешь какого цвета, а косички – так вообще как у мыши. Сама Лариса уже понимала, что внешностью бог ее не обделил, и если она не самая красивая в классе, то уж в первую тройку входит бесспорно.

Миронова рядом натягивала курточку. Если бы Лариса так пристально ее не разглядывала, она никогда не заметила бы, что около плечевого шва курточка аккуратно зашита подходящими по цвету нитками.

– Ты что, Миронова, – удивилась Лариса и брезгливо поморщилась, показывая пальцем на небольшой аккуратный шов, – бомжиха?

Она до сих пор помнит, как испугалась тогда, произнеся слово «бомжиха». Испугалась, что услышит Ракитин. Ей не хотелось, чтобы он… слышал.

Дениса рядом не было, и кличка «бомжиха» прилипла к Мироновой сразу и навсегда. Никто не удивился, что она перешла в другую школу.

А Лариса до сих пор удивлялась, как легко она тогда справилась с ситуацией.

Она и сейчас справится, никаких сомнений. Если, конечно, ее подозрения не беспочвенны.

Лет пять назад Лариса встретила Миронову в метро. Некоторое время она сомневалась, разглядывая сидевшую напротив холеную женщину в дорогом кашемировом пальто. Сомневалась до тех пор, пока не встретилась с ней глазами и не увидела в спокойных глазах что-то такое, отчего ей сразу захотелось оказаться подальше от шумного вагона, от редких пассажиров и рекламных плакатов, приляпанных где придется.

Миронова смотрела на нее с жалостью, правда, недолго, а потом просто перестала ее замечать.

Тогда Лариса еще не стала директором фирмы, но уверенно покоряла одну карьерную вершину за другой и была собой вполне довольна. Она тем же вечером позвонила Зайцевой и, аккуратно расспрашивая про бывших подруг, постаралась хоть что-то выяснить о Мироновой, но так ничего и не узнала. После восьмого класса Миронова никаких контактов с бывшими одноклассниками не поддерживала.

Затекли ноги. Лариса вышла из машины и постояла, переминаясь. Темнело, основная масса людей давно вышла из института, и Ракитина она едва не пропустила, устав неотрывно смотреть на двери здания.

– Денис! – закричала она, зачем-то замахав руками.

– Что случилось? – Он не на шутку встревожился, подходя к ее черной «Ауди».

– Ничего, – облегченно выдохнула она. Ракитин был такой, как всегда, зря она напридумывала себе ерунды. – Ничего не случилось. Просто проезжала мимо. Хочешь, домой тебя отвезу?

– Хочу, – улыбнулся он. – Только не домой, а к родителям. Я сегодня своим ходом ехал. У машины замок сломался, дверь не запирается.

– Жалко, – посочувствовала Лариса, усаживаясь в машину. – А к родителям просто так или по делу?

– По делу, – кивнул он, устроившись рядом. – Они решили мебель переставить.

– Как Галина Викторовна? – спохватилась Лариса, вспомнив, что мать Ракитина недавно долго болела.

– Нормально, – не сразу ответил он.

Лариса искоса взглянула на него, потом проследила взглядом за какой-то девушкой, удалявшейся по тротуару от ее машины. Ракитин смотрел на девушку, как когда-то на Миронову.

Суббота, 30 октября

Идти в гости Насте не хотелось. Ей ничего не хотелось с того момента, как вчера она увидела Дениса Геннадьевича с красивой темноволосой женщиной, весело замахавшей руками при виде заместителя директора. Настя спускалась по лестнице как раз за ним и боялась, что он обернется, увидит ее и опять пойдет провожать, а Настя не знала, о чем с ним разговаривать, и боялась показаться тупой и нелюбезной.

Ракитин не обернулся. Он быстро подошел к ждавшей его женщине, улыбаясь, что-то говорил ей, и было ясно, что это не случайная знакомая. Жена, скорее всего.

Настя не выдержала и, проходя мимо черной машины, в которую сел Денис Геннадьевич, незаметно заглянула внутрь: ей зачем-то очень хотелось получше рассмотреть эту даму.

Хотела посмотреть на женщину, а встретила взгляд Дениса Геннадьевича.

Это было ужасно. Настя шла к метро по исхоженной дороге, стараясь не бежать, и от стыда готова была провалиться сквозь землю. Что он будет теперь о ней думать, ей страшно было даже представить.

Идти в гости не хотелось, но рядом с чуткой Леной Настя почти сразу почувствовала себя легко и почти забыла, что Дениса Геннадьевича встречала красивая женщина, а она, Настя, как идиотка, заглянула в ее машину.

– Ты чем-то расстроена? – тихо спросила Лена, как только Игорь, отправившись к бару за спиртным, оставил их одних.

– Есть немного, – призналась Настя, устраиваясь за накрытым столом на мягком стуле. – С начальницей… не сработались. Буду другое место искать.

– Приходи к нам, – предложил вернувшийся с двумя бутылками Игорь: мартини для дам и водкой для себя. – Сделаю тебя начальницей какого-нибудь отдела, и будешь сама подчиненных гонять в свое удовольствие.

– Нет. Спасибо.

– Почему это нет? Я ей дело предлагаю, а она нос воротит.

– Игорь! Перестань! – одернула мужа Лена. – Не все мечтают под твоим руководством работать.

– Ворочу, – улыбнулась Настя, как обычно, удивившись непохожести тактичной Лены и грубого Игоря.

– А почему, можно полюбопытствовать? – Игорь улыбнулся виновато, и Настя сразу перестала на него сердиться. Тоже как обычно.

– Любопытствуй. Я хороший инженер и хочу работать инженером. И чтобы зарплата у меня была нормальная. И чтобы коллектив был нормальный.

– Ну и запросы у тебя, однако!

– А у вас торговая фирма, я в торговле ничего не понимаю и понимать не хочу.

В фирме Лениного отца сейчас всем заправлял Игорь и не впервые предлагал ей работу, и Лена предлагала, но к любой торговле у Насти было стойкое отвращение. Непонятно почему.

– Брезгуешь, значит, – подытожил Игорь, накладывая дамам закуски. И, поймав грозный взгляд жены, засмеялся: – Шучу, Настюха, не злись. А насчет работы знай, что у нас место для тебя всегда найдется. Это я серьезно. Твои успехи!

Мартини было великолепным. Закуски восхитительны и красиво поданы, у Насти так профессионально сервировать стол никогда не получалось.

Она боялась, что Игорь спросит про Бориса и ей придется объяснять, почему тот живет у матери, но Игорь не спросил. Наверное, Лена его проинструктировала.

– С Левой поговори, – посоветовал он.

– Я ни в какую торговую фирму не хочу, ни в вашу, ни в дяди-Левину.

– Я не про фирму. Он же до того, как бизнесменом заделался, в инженерах ходил. Даже выше бери, он кандидат технических наук. Был, правда, всего начальником лаборатории, но знакомства-то сохранил наверняка.

– Поговорю. – Это была дельная мысль, поговорить с дядей Левой. Знакомых и приятелей у бабушкиного брата пол-Москвы, и со всеми он ухитрился сохранять если не дружеские, то вполне доброжелательные отношения.

– Интересно, – задумалась Лена, – почему Лева так долго не женился? Ему ведь было хорошо за сорок, когда они с твоей мамой расписались. Начальник лаборатории, кандидат наук, да ему бабы должны были прохода не давать.

– Он был женат, – буркнул Игорь. – В смысле, до матери.

– Да-а? – удивилась Настя. – А я не знала.

– Не интересуешься родственниками, вот и не знаешь.

– А ты интересуешься? – с сомнением уточнила она. Ей казалось, что Игорю нет дела ни до кого, кроме себя.

– Представь себе, – неожиданно серьезно ответил он. – Я интересуюсь всеми, кто меня окружает. Секретарями, менеджерами, уборщицами. Про партнеров я уж и не говорю. Я стараюсь все про людей знать, иначе я не стал бы хорошим управленцем. А я хороший управленец.

– Хороший, хороший, – улыбнулась Лена, – отличный.

Несмотря на всю их несхожесть, было очевидно, что супруги очень близки и с ходу чувствуют и понимают друг друга.

Совсем не так, как Настя с Борей.

А Денис Геннадьевич и его жена? По тому, как она замахала руками, выходит, что им тоже хорошо вместе.

Впрочем, ей нет дела до Дениса Геннадьевича, у нее своих проблем полно. Работу вот надо искать.

– И что потом стало с этой дядь-Левиной женой? – Удивительно, но никто из родственников никогда не упоминал о его загадочной первой жене.

– Не знаю, – отмахнулся Игорь, но Настя ему не поверила. Знал он о той женщине, только почему-то не хотел говорить.

Потом они долго обсуждали подарок дяде Леве, но так ничего и не придумали. Потом разговаривали просто так, ни о чем, и Настя засиделась допоздна.

– Хорошо, что ты приехала, – сказал Игорь, провожая ее до такси. – На больших семейных сборищах и поговорить толком не удается. Приезжай почаще, хоть раз в месяц.

– Спасибо, Игорек. – Настя вдохнула неожиданно чистый ночной воздух и призналась: – Хорошо у вас. Вы такие дружные, я прямо душой отдохнула.

– Ну вот видишь, – засмеялся он. – Правильно я придумал – тебя позвать.

– Это не ты, – улыбнулась Настя. – Это Лена.

– Запомни, – он приблизил к ней лицо и серьезно произнес: – Ленка всегда делает то, что я хочу. Всегда.

Настя уселась в машину, помахала ему и неожиданно поняла, что первая дяди-Левина жена отчего-то очень ее интересует.

Трудиться по субботам Ракитин привык, ему это даже нравилось: никто не мешает, не отвлекает, не лезет с ненужными разговорами. На прежнем месте он часто работал по выходным и с переходом сюда потерял не меньше двух-трех месяцев отгулов. Впрочем, ему не приходило в голову просить отгулы.

Он приехал в институт часам к двенадцати, чтобы окончательно разобраться с текущей загрузкой подчиненных ему отделов, и к вечеру не столько устал, сколько жутко захотел есть, поскольку прихватить с собой бутерброды не догадался, выходить в ближайший магазин поленился, а столовая по случаю выходного дня была закрыта.

Глядя из окна кабинета на мерцающую размытыми огнями проезжающих машин улицу, Ракитин решил, что сегодняшним днем доволен: теперь он более-менее ясно представляет себе не только общее положение дел, но и трудности, которые могут возникнуть, если он решит воспользоваться Ларисиным предложением насчет дополнительных средств. Главная трудность: отсутствие достаточного числа толковых специалистов. Прямо беда: сотрудников полно, а работать некому.

Он понимал, что все держится на нескольких людях.

И одна из этих людей – Берсеньева Анастасия Александровна.

Ожившая статуя.

Ракитин выключил компьютер, оглядел напоследок кабинет, запер дверь, сбежал по лестнице и, попрощавшись с охранниками, которых уже узнавал в лицо, уселся в одиноко стоявшую на пустой стоянке машину. Обычно, выезжая со стоянки, он поворачивал налево и пробирался к дому переулками, стараясь избегать шумных улиц с без конца останавливающимися трамваями. Сейчас он почему-то повернул направо, теперь дорога домой пролегала почти мимо дома Насти Берсеньевой. Почти, потому что ехал он по улице, по которой Настя ходит от метро до дома. Сам же дом прятался в глубине двора.

Притормозив за стоявшими машинами, он не сразу понял, что впереди произошла мелкая авария. Ракитин терпеливо ждал, когда к обреченно прохаживающимся около своих автомобилей водителям, не поделившим дорогу, приедут гаишники, смотрел в окно и не сразу узнал в девушке, вылезающей неподалеку из такси, Настю.

Все дальнейшее произошло само собой. Ракитин сдал назад, нырнул в ближайший переулок, торопливо выскочил из машины и почти мгновенно очутился у ее подъезда.

В темном дворе было пусто: ни гуляющих пенсионерок, ни собачников, ни детей. Впрочем, какие дети, почти одиннадцать. Засиделся он на работе, ничего не скажешь.

Стоять у подъезда было глупо, Ракитин поднял голову и оглядел редкие светящиеся окна. Потом медленно побрел по асфальтированной дорожке к брошенной машине. Попытался переключить мысли на текущие и будущие проекты, но, внезапно остановившись, опять оглядел слабо светящиеся окна лестницы над дверью Настиного подъезда.

В окнах между первым и третьим этажом света не было. Ракитин замер, пытаясь определить, что ему так не нравится в тихом полумраке двора, и только тогда заметил слабый огонек, мелькнувший в окне над дверью подъезда. Там кто-то курил в темноте.

Курить мог кто угодно. Ракитин потоптался, чувствуя себя полным дураком, а еще испытывая непонятную тревогу, и слишком поздно заметил свою сослуживицу, резко открывшую дверь подъезда и почти сразу скрывшуюся за ней.

Он успел удивиться, что мгновенно очутился возле закрывшейся обитой желтыми деревянными панелями железной двери, и был уверен, что сейчас выломает ее, но она вдруг открылась легко и беззвучно. Ракитин краем глаза увидел щепку, застрявшую в дверном проеме и не давшую створке захлопнуться.

– Настя! – закричал он, рванув вверх по лестнице, и облегченно выдохнул, увидев ее в свете уличного фонаря.

Настя стояла на лестнице, привалившись к стене, и натужно кашляла, схватившись руками за шею.

– Настя, – он сжал руками ее плечи и заглянул в глаза. – Что случилось?

Она пошевелила губами и беззвучно заплакала.

– На тебя… напали? – спросил он.

Она ничего не ответила, даже не кивнула. Конечно, напали.

– С тобой… все в порядке?

Она опять не ответила.

– Пойдем, – Ракитин подтолкнул ее вверх по лестнице. – Пойдем. Где ты живешь?

– С-сумка. – Она потянулась рукой вниз. Ракитин подобрал валявшуюся на ступеньке сумку и опять подтолкнул ее к площадке второго этажа.

Он был уверен, что на его крик сбежится весь подъезд, но никто из своих норок не вылез.

Настина квартира оказалась на втором этаже. На площадке было темно.

Ракитин посветил телефоном, чтобы Настя смогла отпереть дверь, помедлил, пропуская ее в прихожую, и приказал:

– Запрись и никому не открывай, кроме меня. Я… сейчас.

Подъезд был пуст. Он дошел до последнего, девятого, этажа. Нигде никого.

Тот, кто поджидал Настю, куря от скуки, испарился? Скрылся в своей квартире?

Ракитин дошел до стальной решетки перед входом на чердак и потрогал врезанную в нее дверь. Она была приоткрыта.

Человек, поджидавший Настю, ушел через чердак?

Денис обошел чердачное помещение, поочередно дергая двери, ведущие в каждый из шести подъездов. Открытой оказалась дверь в четвертый. Ракитин спустился на пол-этажа. Так и есть, и здесь врезанная в решетку дверь оказалась приоткрытой.

Преступник ушел через этот подъезд? Или живет здесь и скрылся в собственной квартире?

Впрочем, квартиру можно снять.

Снять жилье, чтобы напасть на Настю ночью?

Бред. Тихая, скромная девушка. Инженер-проектировщик. Кому она могла помешать?

Или нападавшему была нужна любая девушка? Все равно какая?

Ракитин быстро достал телефон, заснял на камеру из окна двор и улицу, еще прошелся по чердаку и стал спускаться к Настиной квартире.

Страх пришел, когда за Денисом Геннадьевичем захлопнулась дверь. До этого страха не было, только тупой ступор. Даже когда кто-то схватил ее сзади рукой за горло, ей не стало страшно, она просто не успела испугаться, только подумала, что это происходит не с ней. Потому что с ней, Настей, такого не может быть никогда.

По-настоящему жутко ей стало сейчас. Настя метнулась к телефону и, нажимая кнопки, удивилась, что руки у нее не дрожат. А ей казалось, что она вся трясется.

– Боря, – пролепетала она и опять удивилась, что в состоянии разговаривать, – Боренька, приезжай, пожалуйста.

– Настя? Ты представляешь себе, который сейчас час? – удивились в трубке.

– Боренька, приезжай, на меня напали. Я боюсь.

– Что?! Ты где?

– Дома. На меня в подъезде напали.

– Та-ак. Ну-ка спокойно и по порядку, – приказал Боря.

– Боря, приезжай! Я не могу говорить!

– Настя, – строго призвал Боря, – прекрати истерику. Кто на тебя напал?

– Не знаю, – устало сказала Настя. – Я не видела.

Странно, но страх прошел. Осталась одна усталость.

– Ты можешь объяснить по-человечески, что произошло?

– Не могу, – честно призналась Настя. – Мне… не хочется об этом говорить.

Она никогда не думала, что Боря может не приехать к ней, когда она его об этом попросит, когда кто-то неизвестный и страшный зажимал локтем ее горло, не давая дышать.

– Настюша, – терпеливо попросил Борис, – объясни, что произошло. Я же беспокоюсь.