Текст книги "Мифы Туринской плащаницы"

6

– Я видел его, – продолжил незнакомец. – Видел убийцу. И он… не человек.

– Что это значит? – спросила Евгения.

– Я смотрел ему в лицо, когда он вошел в церковь, – сказал незнакомец, по-прежнему глядя только на отца Андрея. – Но сейчас я никак не могу вспомнить… – Мужчина виновато улыбнулся и привычным движением потер пальцами лоб. – Не могу вспомнить, – глухо повторил он. – И это выводит меня из себя.

– Вспомнить что? – спросил отец Андрей.

– Лицо, – тихо ответил незнакомец. – Его лицо. У меня хорошая память. Я помню лица всех прихожан, с которыми встречался отец Кишлевский в тот день. Но его лица я не помню.

– Вас это настораживает?

– Настораживает? – Мужчина усмехнулся. – Меня это пугает.

Незнакомец действительно выглядел испуганным. Он то и дело принимался вертеть головой, словно боялся внезапного нападения.

– Что вы сами об этом думаете? – спросил вдруг незнакомца дьякон.

– Я? – Мужчина нервно усмехнулся. – Я думаю, что это был дьявол.

Дьякон и Женя переглянулись. Женя, которую рассказ незнакомца сначала напугал, а затем рассердил, решила взять инициативу в свои руки.

– Для начала успокойтесь, – строго сказала она незнакомцу. – И представьтесь. Кто вы и что здесь делаете?

Пристальный взгляд мужчины скользнул с дьякона на девушку, затем опять уперся в глаза священнослужителю.

– Ваша спутница не верит мне, – сказал он нервным голосом. – Но я видел его. Видел собственными глазами.

– Вы прислуживаете в церкви? – осведомился отец Андрей.

Незнакомец кивнул:

– Да. Уже год. Год назад отец Кишлевский помог мне найти дорогу к Богу. С тех пор я часто прихожу в церковь. Помогаю, чем могу.

– Вы нигде не работаете?

– Я бывший военный, а теперь пенсионер, – объяснил незнакомец.

– Было бы неплохо, если б вы представились.

Незнакомец вновь быстро огляделся по сторонам и сказал, понизив голос:

– Меня зовут Петр Каменков. Но это не имеет никакого значения. Смерть Кишлевского – это только начало. Впереди нас всех ждут тяжелые и страшные испытания.

Слова эти, сказанные поздним вечером среди голых деревьев, освещенных тусклым, покачивающимся на ветру фонарем, в окружении могил и могильных холмов, прозвучали зловеще. Евгения вдруг с особой остротой ощутила запах сырой земли и гниющих прошлогодних листьев, прелые черные кучи которых лежали по обеим сторонам центральной аллеи.

Первым прервал молчание отец Андрей.

– Человек, о котором вы говорили, приходил на исповедь? – спросил он.

Мужчина кивнул:

– Да. Он вошел в исповедальную будку за минуту до ксендза. А вышел раньше. К тому моменту Кишлевский был уже мертв.

– Вы рассказали об этом следователю? – спросила Евгения.

Мужчина посмотрел на нее задумчивым взглядом и покачал головой:

– Нет.

– Почему?

– Если человек встретился с дьяволом, он идет не к следователю, он идет к человеку церкви. Дьявол – вне вашей юрисдикции, девушка. И боюсь, вне вашего понимания.

– И все же я попробую вас понять. Как он был одет?

Женя думала, что мужчина начнет возражать или спорить, но тот ненадолго задумался, после чего спокойно ответил:

– Длинное черное пальто. Среднего роста, стройный. Его лица, как я уже сказал, я совершенно не помню.

Вероятно, последняя фраза натолкнула незнакомца на какие-то другие, более важные и тревожные мысли, на что-то, о чем он долго думал, но вот сейчас забыл рассказать. Он быстро повернулся к дьякону и выпалил взволнованным голосом:

– Я еще хотел сказать… Когда я нашел падре в исповедальне, у него с лицом было что-то… неправильное.

– Что вы имеете в виду?

На губах мужчины появилась растерянная улыбка.

– Оно было почти черным. Как обугленная головня. Но к приезду оперативников с его лицом снова все было в порядке.

Евгения посмотрела на мужчину твердым, спокойным взглядом.

– Вы пьяны, – сказала она. – От вас пахнет алкоголем. Вы много выпили сегодня?

– Ровно столько, чтобы прийти в себя, – ответил мужчина. – Простите, святой отец, но я должен идти.

Мужчина повернулся и, сгорбившись, с капюшоном на голове, быстро зашагал по центральной аллее.

– Постойте! – окликнула его Евгения. – Подождите!

Мужчина остановился, но не обернулся.

– Вы должны дать официальные показания! – крикнула ему Евгения. – Как с вами связаться?

Мужчина еще несколько секунд постоял молча. Затем задрал голову и посмотрел на небо.

– Скоро будет гроза, – сказал он. – Большая гроза. Помолитесь за меня, отче. Помолитесь за всех нас.

Мужчина снова сгорбился и торопливо зашагал в сторону кладбищенских ворот. Евгения посмотрела ему вслед, поежилась от холода и перевела взгляд на дьякона.

– Как вам этот сумасшедший? Видите ли, Кишлевского убил дьявол. И он же похитил тело ксендза из могилы. Большей чуши и придумать нельзя.

– Но ведь могила Кишлевского пуста, – задумчиво проговорил отец Андрей.

Женя посмотрела на дьякона удивленно.

– Не слишком подходящее место для шуток, – сказала она. – Я предпочитаю искать всему разумное объяснение.

– Какое, например?

Женя пожала плечами.

– Этот человек пьян. Не исключено, что он алкоголик. Люди, страдающие белой горячкой, часто видят галлюцинации.

Отец Андрей кивнул в сторону пустой могилы и сказал:

– Но ведь это не галлюцинация. Да и не похож он на человека, страдающего белой горячкой.

– Иногда глупости мерещатся и трезвому человеку, – строго сказала Женя. – Особенно если он сильно чем-то расстроен или потрясен. Прочтите об этом у Юнга.

Отец Андрей был хмур и задумчив. Видно было, что встреча с кладбищенским алкоголиком произвела на него гнетущее впечатление.

«Какой чувствительный, – подумала Женя, искоса поглядывая на дьякона. – А еще мужчина». Но отчего-то чувствительность отца Андрея вызвала у нее симпатию. Вглядываясь в лицо дьякона, она открыла, что он весьма и весьма недурен. Ему бы еще снять этот нелепый подрясник и надеть что-нибудь поприличнее – получился бы видный парень. Впрочем, подрясник придавал ему шарм. В этом было что-то романтичное.

– Если этот человек говорил правду и Кишлевского убили, то нужно заняться тщательными поисками улик, – сказала Женя. – Пока улик нет – нет и преступления.

– Иногда улик нет, а преступление есть, – заметил дьякон.

Евгения усмехнулась и поправила пальцем очки.

– Принцип Локара гласит, что между преступником и жертвой на месте преступления всегда происходит обмен вещественными доказательствами, хотя бы на уровне микрочастиц. Это знает каждый криминалист.

Она покосилась на дьякона, ожидая его возражений, но вместо ответа он выставил вперед руку ладонью кверху, задрал голову и сказал:

– Дождь начинается.

И тут же, словно кто-то наверху дожидался этих слов, с неба хлынул настоящий ливень.

– Бежим! – крикнула Евгения.

– Но там ямы! – возразил дьякон.

– Но так быстрее!

Дьякон хотел еще что-то сказать, но Женя его уже не слушала. Пригнув голову, она побежала к автостоянке напрямик – мимо свежевырытых могил. И она их почти миновала, когда вдруг поскользнулась на мокрой глине, упала и кубарем покатилась в черный провал могилы.

7

Младший лейтенант Евгения Гранович сидела на диване, закутавшись в красный махровый халат отца Андрея. Из-под полы халата торчали ее узкие ступни в белых шерстяных носках. Влажные светлые волосы девушки были распущены. В руках Женя держала огромную чашку с горячим чаем.

Сделав глоток чая, который обжег ей язык, Женя сказала:

– Спасибо за то, что приютили и обогрели. Не знаю, что бы я без вас делала.

Лицо девушки было хмурым и сосредоточенным – похоже, это выражение не покидало его никогда.

– Что вы сказали маме? – спросил отец Андрей, закуривая сигарету.

– Сказала, что переночую у подруги. – Евгения усмехнулась. – Если бы она узнала правду…

Дьякон бросил спичку в пепельницу и спросил:

– Она бы ужаснулась?

Евгения покачала головой:

– Нет. Она пришла бы в дикий восторг. Она считает, что я слишком правильная. Не пью, не курю, почти не обращаю внимания на противоположный пол. Моя мама совсем не такая.

– Обычно бывает наоборот, – заметил дьякон.

– Обычно да, – задумчиво ответила Евгения. – Вы обещали рассказать, что означает буква «А» и эти числа – тринадцать-одиннадцать и восемнадцать.

Сигарета дотлевала, и отец Андрей затушил ее о дно пепельницы.

– Буква «А» может обозначать Апокалипсис. Тринадцать – номер главы Апокалипсиса. А одиннадцать и восемнадцать…

– Это номера стихов! – договорила за него Женя, возбужденно блеснув глазами. Она поставила чашку с недопитым чаем на стол, протянула руку к тумбочке и взяла Евангелие. Затем зашелестела страницами в поисках нужных строк.

– Я могу прочесть вам эти строки наизусть, – сказал отец Андрей.

– Не надо. Я уже нашла. Вот: «И увидел я другого зверя, выходящего из земли. Он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон». – Женя подняла взгляд на отца Андрея и спросила: – Зверь, о котором здесь говорится, это ведь Антихрист?

Дьякон кивнул.

– Похоже, все гораздо сложнее, чем я думала, – сказала Евгения, нахмурив лоб. – Не удивлюсь, если человек, похитивший тело Кишлевского, окажется сумасшедшим. Нынче у многих едет крыша на религиозной почве.

Женя вновь опустила взгляд на страницу, отыскала глазами второй стих и снова прочитала вслух:

– «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое. Число его – шестьсот шестьдесят шесть». – По губам девушки пробежала усмешка. – Число Антихриста, – проговорила она презрительно. – Неужели все настолько банально?

Отец Андрей пристально посмотрел на девушку. Потом, отпив немного из своей чашки, откинулся на спинку кресла и пощелкал языком.

Женя пожала плечами и еще раз перечитала строки Апокалипсиса. Зверь с рогами, как у агнца, выходящий из земли… Число шестьсот шестьдесят шесть… Со страниц Нового Завета на нее словно повеяло спертым и душным воздухом Средневековья. И это в двадцать первом-то веке! Какая чушь!

Дьякон меж тем закурил новую сигарету.

– Итак, давайте рассуждать логически, – заговорил он после того, как швырнул спичку в пепельницу. – Отец Кишлевский умер. Причина смерти – внезапная остановка сердца. Незадолго до смерти Кишлевский принимал исповедь у загадочного прихожанина. Прихожанин ушел, а Кишлевский остался сидеть в исповедальной будке, поскольку к этому моменту он был уже мертв. Вывод: священника убил таинственный прихожанин. Свидетель – Петр Каменков – утверждает, что этот прихожанин – дьявол.

Женя отхлебнула чай и сухо произнесла:

– Тело Кишлевского выкопал из могилы кладбищенский сторож. Выкопал, чтобы добраться до золотых часов. Забрав часы, он избавился от тела. А когда узнал, что разоблачен, – испугался и повесился. По-моему, все просто.

– По-вашему, именно так поступают люди, когда пугаются? – поинтересовался дьякон.

Женя пожала плечами.

– Кузнецов действовал в состоянии аффекта. Не исключаю, что он был пьян. Ну, или находился под действием какого-нибудь наркотика. Уверена, что экспертиза это подтвердит.

Дьякон прищурил золотисто-карие глаза.

– Ваша версия звучит логично, – сказал он. – Но не забывайте о том, что нам рассказал Петр Каменков.

– Если у вас есть своя версия – изложите ее, – сказала Женя строгим голосом.

– Пожалуйста, – кивнул отец Андрей. – Неизвестный преступник сначала убил священника, а потом выкопал его тело из могилы. Копать ему помогал сторож Кузнецов. Когда дело было сделано, Кузнецов получил в награду золотые часы священника.

Женя задумчиво посмотрела на свои пальцы, сжимающие ручку чашки.

– Но кому мог понадобиться мертвец? – спросила она. – И потом, что значит этот след ботинка на рыхлой земле? Вы ведь не думаете, что Кишлевский сам встал из гроба?

Отец Андрей выдохнул густую струю дыма и отхлебнул из чашки. На мгновение он представил себе, как ксендз Кишлевский встает, подобно вурдалаку, из могилы, отряхивает с одежды пыль и грязь и, безумно сверкнув глазами, шагает по рыхлой земле к сторожке Кузнецова. Там он снимает с руки золотые часы и передает их кладбищенскому сторожу, как плату за то, чтобы сторож держал язык за зубами.

– Евгения, я уверен, что…

Но, взглянув на девушку, дьякон оставил фразу незаконченной. Женя клевала носом над чашкой с остывшим чаем.

– Женя! – окликнул ее отец Андрей.

Девушка открыла глаза.

– Что? – тихо спросила она. – Вы что-то сказали?

– У вас глаза закрываются, – мягко произнес отец Андрей. – Вам пора спать.

Женя зевнула, прикрыв ладошкой рот.

– Так устала, что прямо с ног валюсь, – сообщила она.

– Я постелю вам в спальне, а сам лягу на диване в гостиной.

Евгения нахмурилась и покачала головой:

– Нет. На диване лягу я. Вы с вашим ростом на нем не поместитесь.

– Да, но вы девушка.

– Никаких возражений, – отрезала Женя. – И перестаньте называть меня девушкой. Для вас я – младший лейтенант Гранович.

8

Выплюнув песок, он вскинул ружье и выстрелил прямо в потное, гладко выбритое лицо бандита, затем отбросил бесполезный уже карабин и откатился в сторону. «Главное в рукопашном бою – чтобы не кончились патроны», – как насмешка, пронеслись у него в мозгу слова ротного.

Под рукой блеснуло лезвие охотничьего ножа. То самое лезвие, которым пять минут назад один из боевиков перерезал горло молодому парню-вэвэшнику. Он схватил нож и снова откатился в сторону. Фонтан песка, выбитый из земли автоматной очередью, обжег ему щеку. Глаза забились песком, но он успел увидеть черную тень, взметнувшуюся над ним, и ударил в эту тень ножом.

Тень превратилась в огромную голову чудовища, и эта голова склонилась над ним и оглушительно рыкнула. Он отшатнулся от огнедышащей, зловонной пасти – и проснулся.

Открыв глаза, отец Андрей тут же опять зажмурил их от яркого света, бившего в окно. Несколько секунд он не мог понять, где находится. Лишь сообразив, что эта комната – спальня в его собственной квартире, он позволил телу расслабиться.

Часы показывали восемь часов утра. Погода за окном не радовала и не настраивала на жизнелюбивый лад. Бледно-серое небо, черные абрисы деревьев на фоне многоэтажек, похожих на торчащие из земли огромные скелеты доисторических чудовищ.

Поднявшись с постели, Андрей Берсенев подошел к DVD-проигрывателю. Легкое нажатие указательного пальца – и в комнате, освещенной серым утренним светом, зазвучали первые ноты композиции «Magic Women» Карлоса Сантаны.

 
I got a black magic woman
got me so blind I can’t see…
 

Дьякон принялся разминать суставы и мышцы, стараясь не думать о кошмарном сне.

 
I got a black magic woman
she try’in to make a devil out of me.
 

Тридцать подтягиваний на перекладине, триста отжиманий от пола, сто быстрых приседаний с грифом штанги на плечах – такая разница взбодрит кого угодно.

Покончив с зарядкой, дьякон выволок на середину комнаты боксерский мешок, висевший на специальном тросе под потолком, и принялся осыпать его ударами. Он бил и бил, не остервенело, но методично и жестоко, словно черный мешок был сосредоточием мирового зла, и процедура изгнания этого зла из мира требовала не гнева и не страсти, а одного только усердия. Через десять минут дьякон остановился, привел в порядок дыхание и убрал мешок за шкаф.

Приняв ледяной душ, Берсенев растер тело махровым полотенцем. Когда он выходил из душа, на его пути возникла Женя. Она, как и вчера, была одета в махровый халат. Заспанное и припухшее от сна лицо девушки делало ее еще моложе.

– Доброе утро, – сказала Женя и зевнула. Заметив шрамы на плече и спине дьякона, она вскинула брови и спросила: – Что это?

– А, уже встали. – Отец Андрей улыбнулся. – Доброе утро, товарищ младший лейтенант!

– Доброе. Так что это – у вас на плече?

– Мое прошлое, – ответил дьякон. – Идите умываться, а я пока приготовлю нам завтрак и сварю кофе.

Женя несколько секунд с любопытством разглядывала его тело, затем, словно опомнившись, поспешно отвела взгляд.

– Я не пью кофе, – сказала она.

– Ах, да, – вспомнил отец Андрей. – Ни кофе, ни алкоголя, ни сигарет. В таком случае я заварю вам зеленый чай с лимоном. Против этого вы не станете возражать?

– Нет.

– Вот и отлично.

Через пять минут, выходя из ванной, Женя услышала доносящийся из кухни свист кофеварки. Она улыбнулась, представив себе, как дьякон хлопочет возле плиты. Кухонные хлопоты как-то не сочетались с его интеллигентным лицом и романтическим обликом. «Впрочем, иногда и богам приходится обжигать горшки», – усмехаясь, решила Женя.

Спустя минуту отец Андрей вошел в гостиную, неся одной рукой поднос с чашками, а другую, мокрую, вытирая о старые джинсы. Женя уже сидела в кресле.

Примостившись в кресле напротив и поставив поднос на столик, дьякон смущенно сказал:

– У нас мало времени. Через двадцать минут я должен выйти из квартиры, а через час – беседовать с начальником отдела, в котором работаю. Так что бутерброды придется дожевывать на ходу.

– Мне тоже пора, – сказала Евгения. – С отчетом к капитану Соловьеву. Я обязана сообщить ему о новом свидетеле. И о цифрах, которые были начерчены на земле.

– Может, не стоит о цифрах? – сказал дьякон, поднося к губам чашку.

– Я обязана это сделать, – сказала Женя спокойно. – Кроме того, я должна найти Петра Каменкова и заставить его повторить свои показания. Они должны быть запротоколированы. – Женя отхлебнула чаю и прищурила на дьякона близорукие глаза. – Вы ведь не станете мешать следствию? – с едва заметной усмешкой спросила она.

– Что вы, конечно нет.

Женя кивнула. Только сейчас, за чаем, она получила возможность хорошенько разглядеть лицо Андрея Берсенева, и лицо это – худощавое, смуглое, чуть скуластое, с тонким носом и резким изломом черных бровей – показалось ей похожим на лицо средневекового пирата. Картину довершали длинные и чрезвычайно густые каштановые волосы, зачесанные назад. Не хватало только банданы на голове и двух пистолетов за поясом.

– Вы не против, если мы посмотрим криминальные новости? – спросил отец Андрей.

– Я только за, – ответила Женя, хотя терпеть не могла криминальных новостей. Она никогда не считала себя чувствительной натурой, и ее абсолютно не коробили фотографии, сделанные на местах преступлений. Кадры оперативной съемки Женя смотрела без всякого душевного содрогания. Но на экране телевизора эти кадры приобретали иной – отвратительный, пугающий и тошнотворный – оттенок. Телеэкран не просто показывал, он словно выворачивал распотрошенные тела жертв наизнанку и вываливал их прямо в комнату.

– Если хотите, я не буду включать, – сказал отец Андрей, заметив тень, пробежавшую по лицу девушки.

– Глупости, – небрежно сказала Женя. – С чего бы мне не хотеть? Я профессионал.

– Да, но на экране телевизора это выглядит пугающе откровенно.

«Он что, мысли мои читает?» – с некоторой досадой подумала Женя.

– Включайте, – сказала она вслух.

Отец Андрей нажал на кнопку пульта, и говорящая голова на экране телевизора забубнила:

«…Два дня назад известный ученый-генетик Виктор Павлович Абрикосов был найден мертвым у себя в лаборатории. Сегодня стало известно, что причин для возбуждения уголовного дела у следственных органов нет. Экспертиза показала, что причиной смерти ученого стала внезапная остановка сердца. Похороны состоятся сегодня в шестнадцать часов. А теперь к другим новостям…»

Женя схватила пульт и выключила звук. Затем повернулась к дьякону и взволнованно проговорила:

– Кишлевский до принятия сана тоже был генетиком!

– И неплохим генетиком, – кивнул отец Андрей. – Сегодня же наведу справки об этом Абрикосове. Поговорю с его родственниками.

– Хорошая идея, – кивнула Женя и смущенно добавила: – Но у меня не будет времени, чтобы вас сопровождать. Вы справитесь сами?

Отец Андрей кивнул, взял чашку и залпом допил свой кофе.

9

Профессор Абрикосов оказался старым холостяком. У него осталась всего одна родственница – его младшая сестра. Сорокатрехлетняя старая дева, проживающая (вернее, проживавшая) в одной квартире с профессором и зарабатывающая себе на жизнь шитьем платьев на дому.

Отец Андрей не без волнения набрал ее телефонный номер. Вера Павловна Абрикосова сняла трубку почти сразу. У нее был хриплый, низкий голос. На просьбу дьякона она ответила просто:

– Приезжайте.

Ответ был таким быстрым, что дьякону сделалось неловко.

– Мне бы не хотелось вам мешать…

– Никаких проблем, – так же просто ответила женщина. – Я не занимаюсь организацией похорон. Всю эту печальную суету я переложила на плечи похоронного агентства. Когда вас ждать?

– Через час.

Вера Павловна положила трубку.

Через час дьякон был на месте. Сестра профессора Абрикосова оказалась высокой черноволосой женщиной с худым лицом и насмешливым взглядом. Одета она была в темное, сильно декольтированное платье, излишне навязчиво подчеркивающее ее роскошный бюст, длинную шею и тонкую талию. Открыв дьякону дверь и поздоровавшись, Вера Павловна пристально уставилась на его подрясник.

– Вот это да, – пробормотала она озадаченно. – Вы так и ходите по городу?

– Да, – ответил отец Андрей. – Но не всегда. Можно войти?

– Входите. – Вера Павловна посторонилась, впуская отца Андрея в прихожую. – Не разувайтесь, дружочек, проходите так.

В гостиной дьякон вежливо проговорил:

– Вера Павловна, примите мои соболезнования. Я не задержу вас надолго. Десять минут, не больше.

– Да нет проблем, – пожала плечами Вера Павловна. – Вы смотрите на меня удивленно? Я не сильно похожа на скорбящую сестру, не так ли?

– Каждый скорбит по-своему, – дипломатично ответил отец Андрей.

– Тут вы правы. Когда Витя умер, я была в шоке. Но сейчас… Сейчас я чувствую себя вполне сносно. Вероятно, я плохая сестра.

Вера Павловна вздохнула и посмотрела на свои ногти.

– Мы с Витей никогда не были особенно близки, – сообщила она. – Мы не виделись годами, а когда я поселилась у него – так и не смогли сойтись близко. Кроме того, у нас большая разница в возрасте. – Вера Павловна покосилась на отца Андрея и с любопытством спросила: – Дьякон, могу я узнать, почему вы интересуетесь моим братом?

– Я служу в отделе Патриархии по связям с правоохранительными органами, – объяснил отец Андрей. – Иногда, по долгу службы, мне приходится заниматься расследованием…

– Дружочек, мой брат умер от сердечного приступа, – пожала плечами Вера Павловна. – И я не понимаю, что здесь нужно расследовать. И вообще, с каких это пор священники занимаются расследованием преступлений?

Отец Андрей смиренно опустил глаза.

– Вера Павловна, – тихо сказал он, – если мое присутствие раздражает или огорчает вас – я немедленно уйду.

Несколько секунд женщина молчала, разглядывая дьякона, затем усмехнулась и сказала:

– Да нет, отчего же. Вы меня не раздражаете, даже наоборот. Я ожидала увидеть этакого «батюшку» с сальными волосами и огромным животом. А вместо него пришел молодой Киану Ривз. Хотите кокаину? – неожиданно спросила Вера Павловна.

Дьякон изумленно посмотрел на женщину и выдавил из себя улыбку, думая, что она шутит.

– Нет? – Вера Павловна усмехнулась. – А я, с вашего разрешения, пробегусь по «дорожке». Вы тут как-нибудь развлекайтесь, а я вернусь через минуту.

Женщина повернулась и, мгновенно потеряв к гостю всякий интерес, пошла прочь из комнаты.

– Вера Павловна! – окликнул ее дьякон. – Пока вы будете заняты, могу я осмотреть кабинет Виктора Павловича?

Абрикосова, не оборачиваясь, махнула рукой:

– Валяйте.

Кабинет генетика оказался небольшим, но чрезвычайно изящно обставленным помещением. Резной письменный стол на толстых ножках, покрытый зеленым сукном. Пара стульев из красного дерева с бронзовыми вставками и шишечками на спинках. Старинное кабинетное кресло и старинный книжный шкаф, уставленный книгами. В углу комнаты – небольшой камин, а на нем – бронзовая фигура вставшего на дыбы коня, сбросившего с себя всадника. Все здесь дышало основательностью и любовью к старине.

На стене, позади стола, висела небольшая гравюра в черной лакированной рамке. Отец Андрей подошел поближе и принялся ее рассматривать. Картинка была довольно устрашающая.

– Нравится? – услышал отец Андрей у себя за спиной.

Он обернулся и вежливо улыбнулся беззвучно вошедшей Вере Павловне:

– Интересная гравюра.

Вера Павловна остановилась рядом. Она выглядела заметно оживленнее, чем две минуты назад. В ее темных глазах блестели озорные огоньки. В бледных пальцах она сжимала длинный дамский мундштук, в который была вставлена дымящаяся сигарета.

– Это рисунок из книги «Адский словарь», выпущенной в середине девятнадцатого века, – объяснила Вера Павловна. – Мой брат получил ее в подарок на одной научной конференции.

– Давно?

– С полгода назад.

Вера Павловна ткнула концом мундштука в стекло гравюры.

– Это Асмодей, предводитель чертей. У него три головы: одна бычья, вторая человеческая, а третья – овечья. Он сидит на адском драконе и держит в руке копье.

– Вижу, вы неплохо знакомы с этим господином, – сказал отец Андрей.

– К счастью, не лично, – заметила Вера Павловна и хрипло рассмеялась. – Кстати, – продолжила она со смехом, – именно этот демон помог царю Соломону построить храм, и он же передал Соломону колдовскую книгу. После того как храм был построен, Асмодей перехитрил Соломона и забросил его на край света. Избавившись от царя, Асмодей занял его трон. Но вскоре Соломон вернулся и доказал, что он и есть настоящий правитель. Монстр был изгнан в преисподнюю. Надеюсь, я вас не утомила столь подробным рассказом?

– Вовсе нет, – ответил отец Андрей.

Вера Павловна кивнула:

– Хорошо. Этот Асмодей – что-то вроде зверя-Антихриста, который после конца света будет править миром, пока Иисус не сбросит его с трона. Жуткая образина, правда?

Отец Андрей усмехнулся:

– Которая из трех?

– Овечья мне кажется самой безобидной, – весело ответила Вера Павловна. – Кстати, в Новом Завете Иисус тоже выступает в роли агнца – то есть овцы.

Дьякон хотел что-то сказать, но тут его внимание привлекла еще одна картинка. Это была вырезка из журнала, вставленная за стекло книжного шкафа.

– А это…

– Овечка Долли, – небрежно качнула мундштуком Вера Павловна. – Первое клонированное млекопитающее. Когда-нибудь человечество поставит этому «агнцу» памятник.

Дьякон с сомнением покачал головой:

– Не думаю.

– А я уверена, что так и будет. В момент рождения Долли для человечества наступила новая эпоха. – Вера Павловна затянулась сигаретой и, выпустив струйку дыма уголком рта, иронично добавила: – В этом мире от смешного до великого один шаг!

Отец Андрей взял с тумбочки толстую книгу в красном переплете. На обложке красовалось оттиснутое золотом название – «New Testament». Дьякон раскрыл книгу наугад и увидел заголовок: «The Revelation To John».

Вера Павловна заглянула через его плечо и хмыкнула.

– Апокалипсис Святого Иоанна. Эту часть Нового Завета Витя читал чаще всего.

– Почему на английском? – поинтересовался дьякон.

– Витя говорил, что его раздражают высокопарности и нелепости русского текста. Английский текст Библии казался ему более читабельным.

Отец Андрей быстро пролистал страницы, надеясь найти какую-нибудь пометку, однако пометок не было.

Дьякон посмотрел на изображение овечки Долли, скользнул взглядом по страшной гравюре, изображающей демона Асмодея, и нахмурился.

– В последние дни у профессора было много посетителей? – спросил он.

Вера Павловна ненадолго задумалась, затем покачала головой:

– Нет, не особо. Виктор всегда был нелюдим.

– А вы помните всех, кто приходил к нему в последние дни? – спросил отец Андрей.

По лицу женщины пробежала тень. Она посмотрела на дьякона темными, блестящими, накокаиненными глазами и тихо проговорила:

– Вас, наверное, интересует человек, который приходил к Вите перед самой его смертью?

– Да, – ответил дьякон, взволнованно подавшись вперед. – Кто он?

– Он… – Вера Павловна задумалась, потом нахмурилась. – Это странно, но я совершенно не помню его лица. А ведь я впустила его в дом.

– Так вы его не знаете?

Она покачала головой:

– Нет. Он никогда прежде не бывал у Вити в гостях.

Дьякон сдвинул брови и задумчиво поскреб ногтем переносицу.

– Вспомните, пожалуйста, подробности этого посещения.

– Ну, я ведь не присутствовала при их беседе. Он вошел к Вите в кабинет, пробыл там… довольно долго. Потом вышел. После его ухода Витя заперся у себя в кабинете и не выходил до самого ужина. Он и за ужином со мной не разговаривал. Был хмур и все о чем-то размышлял. После ужина он снова ушел к себе в кабинет. А когда я пришла спросить, не хочет ли он чаю, я увидела, что он мертв.

– Он умер здесь, в кабинете? – быстро спросил отец Андрей.

Вера Павловна вздохнула и указала мундштуком на кресло:

– Прямо в этом кресле.

Отец Андрей помолчал, обдумывая информацию, затем осторожно спросил:

– Вера Павловна, а с лицом профессора… не произошло ничего странного?

Дьякон заметил, что при этих словах женщина слегка побледнела, а в ее темных глазах мелькнула тревога.

– О чем вы? – хрипло и недоуменно спросила она.

Дьякон Андрей вновь припомнил наставления архиерея Филарета и спросил прямо:

– После смерти у Виктора Павловича потемнело лицо. Я прав?

– Откуда… – Голос Веры Павловны сорвался на сиплый шепот. Несколько секунд она смотрела дьякону в глаза, затем отвела взгляд. – Я не хотела об этом говорить, – прошептала она. – Боялась, что меня примут за сумасшедшую.

Дьякон молчал, ожидая продолжения монолога. Но вместо этого женщина вдруг подозрительно спросила:

– А откуда вы про это знаете?

– Недавно один мой знакомый умер такой же странной смертью. Лицо его потемнело. Стало почти черным. Но к тому моменту, когда приехали врачи, чернота сошла с него.

– Мне это кажется ужасным, – тихо проговорила Вера Павловна, глядя на дьякона расширившимися, блестящими глазами. – Я пыталась рассказать врачам, но они и слушать меня не стали.

– А вы…

– Хватит об этом, – неожиданно оборвала Вера Павловна и сжала виски пальцами. – Не хочу больше говорить о смерти. И об этом чудовище… – Она кивнула в сторону гравюры, изображающей демона, – …тоже не хочу! Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Да, но я…

Вера Павловна закрыла рот дьякона тонкими бледными пальцами.

– Вы слишком красивы для священника, – сказала она своим хриплым, глубоким голосом. – Впрочем, я вам об этом уже говорила.

Вера Павловна приблизилась к дьякону почти вплотную и положила ему на плечи тонкие, удивительно правильной формы руки. От нее шел густой, обволакивающий запах дорогих духов. Приоткрытые губы обнажили полоску белоснежных зубов. Пышная грудь Веры Павловны страстно вздымалась, дыхание было жарким, глубокий голос звучал вкрадчиво.

– Вы не очень спешите? – тихо спросила она.

– А что?

Вера Павловна улыбнулась:

– У меня в баре есть бутылка «Хеннесси». Витя привез ее месяц назад из Парижа. Если хотите, разопьем ее вместе.

Дьякон нахмурился и сухо ответил:

– Боюсь, не получится.

Пальцы женщины, лежащие на плечах отца Андрея, стали горячими – он почувствовал это сквозь ткань подрясника.