Текст книги "Странный Ад Кроко, или День крокодила"

Лампочки хаотично защелкали выключателями, и мне послышались голоса публики побыстрее посетить в антракте буфет для легкого перекуса и новой дозы алкоголя, которые жгли вены и артерии сухим обезвоживанием.

В конце концов, устав от этой игры невидимого свечения, от запаха гнилости и невыносимого алкогольного смрада, я откинулась в кресле в ожидании окончания действа. Меня подташнивало, голова шла кругом от такого наваждения…

***

Как я и догадывалась, встреча с коллегами планировалась заранее, Бася удачно совместила ее с праздником в мою честь и любимой оперой. У нее всегда был заготован многоходовый план, в этом мне пришлось убеждаться не раз.

Глава 7. Встреча.

Как психолог я стараюсь никогда не доверять первому впечатлению, которое обычно бывает ошибочным, но с самого начала эти люди не понравились мне. Если не сказать больше! От них веяло какой-то тревогой, опасностью. Сейчас объясню, что имею в виду.

Когда-то давно, после окончания университета, как молодые специалисты, мы проходили практику в психиатрической лечебнице. Клиника заболевания определялась по поведению, речи и другим признакам, но куратор курса, известный светила по части психиатрии, обратил наше внимание на запах от пациентов, висевший в разных залах. Больные одного заболевания пахли одинаково и легко отличались от заболеваний прочих страдающих.

Составляло сложность определить природу висевшего в воздухе запаха: не гнилостного, не характерного для продуктов испражнений, не пахло мертвечиной. Это был особый, плохо выветриваемый и надолго запоминающийся аромат чего-то неестественного и отталкивающего…

Запах, исходивший от этих людей, походил на тот самый, тошнотворно-сладкий, застрявший у меня в носу. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы перестать принюхиваться и не расчесать до крови свое лицо. Когда за праздничным столом ко мне то и дело обращались, словно обдавая холодной сладкой волной этого смрада, – тело охватывали озноб и неприязнь.

Георг, так звали одного из двоих мужчин, судя по манере держаться, главного в компании, был на вид высоким красавцем неопределенного возраста. Я назвала его красавцем, так как чисто внешне это действительно был высокий, крепкий, красивый блондин с проникновенно острым неприятным взглядом. Его мимические морщины, испещрившие лицо сухими продольными линиями, казались неестественными и портили впечатление, представляя лицо, надевшее маску лживой благожелательности. А сверлящие серые глаза, пусть и прикрытые длинными пушистыми белесыми ресницами, холодили и вводили в ступор. Мне было сложно выдерживать его взгляд, когда он обращал внимание в мою сторону.

Не давал расслабиться и этот сильный запах, разнесшийся и преследовавший повсюду.

Георг был англичанином и вначале говорил по-английски, но обращаясь ко мне, старался переходить на русский, довольно хороший, но с легким акцентом. С Жозе, вторым мужчиной в этой странной компании, примерно того же неопределенного возраста акмэ и тоже респектабельного выхолощенного вида, все говорили по-французски. Жозе был молчалив и угрюм, смотря в мою сторону, вроде глядел в пустоту. Его взгляд напомнил взгляд Дэна, которого интересовали только слова и приказы Баси, ко всем остальным он снисходил лишь до кивков и коротких ответов. Однако в этих двоих, таких разных по виду, было нечто схожее, словно братское. Один блеск в глазах, одна улыбка, один и тот же противный запах сладкой тухлятины.

По обе стороны от мужчин располагались дамы, красивые и прекрасно сложенные, в шелковых нарядах. Они практически ничего не говорили, все их внимание было сосредоточено на Георге, Жозе и периодически одна из них вставала и выходила в зал. По их действиям становились понятны функции охраны и роскошного эскорта. Таким образом, распределились все роли: хозяйствовали за столом Георг и Бася, все остальные, включая меня, являлись лишь телохранителями, секретарями, няньками и прочим персоналом.

Но это было только начало неприятного знакомства… От тошнотворного душка, исходившего от новых знакомых, в какой-то момент тело охватила непонятная тревога, вскоре у меня уже постукивали зубы и потемнело в глазах. Я чувствовала себя мышкой в когтях сытых котов и никак не могла отделаться от такой ассоциации. Бася открыто и с улыбкой поддерживала разговор, порой отвечая за меня, когда я никак не могла подобрать нужных слов, чтобы отреагировать. Ясно ощущая, как разрастается испорченное настроение, придавшее горький вкус кругосветному путешествию вокруг Солнца, из-за этого театрализованного знакомства с Георгом и его телохранительницами с внешностью манекенщиц, я находилась в предобморочном состоянии, как вдруг ко мне обратились:

– Коко, поздравляю Вас с днем рождения! – Георг торжественно встал, манерно кланяясь публике, женщины тихо зааплодировали. – И несказанно рад, что наша Бази обрела настоящую подругу, схожую по духу истинно с сестрой. – Посмотрев на сияющую Басю, Георг зааплодировал сам. – Знаете, если б я не знал наверняка, что вы не близнецы, то сильно удивился бы подобным шуткам природы. Коко, вы – ангел! Вы свалились на нас прямо с неба и отныне я буду следить за вами. – Он подвигнул мне. – В этом есть какая-то тайна… А тайны – это моя специальность. И здесь я чувствую профессиональный интерес, – он по-актерски закатил глаза, а потом стремительно перекинувшись через стол, схватил мою руку. – Взгляните на эти нежные пальчики, линии, форму, цвет, я будто держу за руку дорогую Бази. – Георг поцеловал мои пальцы, а потом демонстративно взял руку Баси и положив поверх моей, будто при каком-то ритуале. – Это что-то означает… – На этой фразе он торжественно присел, тут же сзади одна из дам протянула подарочную коробку с огромным атласным бантом. Он собственноручно развязал его, достал небольшой бархатный футляр, на которой английскими буквами было выведено «Бисентурия», достал из нее красивый украшенный сверкающими камнями золотой браслет с аналогичной гравировкой и бесцеремонно одел мне на руку.

– Правда, красиво и символично? – спросил он Басю. Не дожидаясь ответа, стал рассказывать, что много лет назад именно он придумал название, изобрел значок и даже шрифт. Тут же объясняя, что ни первое, ни второе ничего не означают, просто каприз. И широко улыбаясь публике, перевел взгляд на Жозе, забывая меня и всех остальных до конца вечера. Официальная часть закончилась.

Я так и не произнесла ни слова в ответ, чувствуя, что эта встреча и разговор не случайны и очень важны: мне устроили экзамен, который я, похоже, провалила.

Бася же не обращала внимания на мою бледность и молчаливость, охотно делилась впечатлениями об опере, аппетитно поглощала подаваемую еду, вообще вела себя открыто и спокойно. А в конце вечера, когда Георг и свита, по-английски не прощаясь, и даже не глядя в мою сторону, вышли из ресторана, бросила:

– Коко, тебе надо подучить английский, а заодно французский и немецкий. Азиатские, думаю позже, – дружественно хлопнула меня по плечу подруга, завидев полный отчаяния взгляд. – Ничего-ничего, я тебе потом все объясню. Ты хорошо держалась. Все идет по плану! – Ее красивый рот расплылся в торжествующей улыбке и это, наконец, успокоило меня.

***

Когда лимузин вез нас обратно в отель, стояла уже глубокая ночь.

– Это был экзамен? – спросила я, упав духом.

– Скорее знакомство, – неопределенно выразилась Бася, разглядывая ночной город. – Придется сделать небольшую паузу в каникулах… Меня ждет небольшая работка, а ты пока подучишь языки.

– А если бы они не дали согласие. Меня б ликвидировали? – продолжала я.

– Это была формальность, поверь, – Бася казалась невозмутимой, и чтобы успокоить погладила мою руку.

– Очень красивый браслет, – я посмотрела на запястье. – Чувствую себя собачкой в роскошном ошейнике. Хозяин квартиры дал добро, завидев, что я не слишком глупа, чтобы наделать проблем, и не слишком умна, чтобы наделать еще больших проблем. – Все это произносилось без какой-либо обиды. Наоборот, я чувствовала даже облегчение, что все прошло так, как прошло и каждому указали на свое место. Мое выглядело вполне логичным и естественным, не хотелось спорить с этими опасными дурно пахнущими людьми, участвовать в их угрожающих скрытых иерархических играх и вселенского масштаба заговорах, столкнуться в открытую с осязаемым всеми органами чувств презрением ко всему вокруг. Не желала бы я больше встречать их на своем пути.

В прошлой жизни психолога, которая вдруг показалась невероятно далекой, я как-то присутствовала на лекции видного нарколога, который рассказывал о том, что помимо существующих видов зависимостей, есть еще одна, самая сильная. Она толкает людей на отчаянные поступки, мобилизует невероятные силы, и от нее нет противоядия. Этот наркотик – власть. Однажды познав силу своего влияния на других, человек превращается в иное существо со сверх-характеристиками и сверх-способностями и сверх-потребностями. Сам наделяет себя исключительными правами. Его окружение непременно чувствует и поддается такой силе, исполняя любую волю. Отказаться от такой власти более невозможно. Это как тигр-людоед, однажды познавший вкус человеческой крови, лишается пути назад в природу; такого зверя только можно истребить.

Мне показалось, что это был тот самый случай с тошнотворно-сладким привкусом презрения к остальному человечеству, названному слабым и рабским.

– Коко, у меня для тебя подарок за ту выдержку и достоинство, с которым ты пережила этот непростой день, – дружественно начала Бася. – После Сиднея, мы едем в Тибет. Дэн уже готовит экипировку и набирает команду. Ты слышишь? Круиз продолжаются! Ничего не изменилось! – восторженно убеждала подруга. – А Георга мы еще долго не увидим, поверь… Мне дали большое задание, Коко! – она стала радостно трясти меня за плечи. – Ты понимаешь или нет?! Очень большое задание, и нам надо подготовиться…

Бася, словно девчонка, которой подарили новую куклу, набросилась с объятиями и поцелуями.

– Нам? – удивленно поддалась я ее воодушевлению.

– Да, ты теперь моя команда. Моя любимая красивенькая золотая собачка, – и она стала щипать за щеки. В ее безудержном настроении стали рассыпаться и развеиваться мои опасения и огорчения. Я готова была плыть в этом круизе да хоть в качестве собачки, лишь бы не мышки в когтях тех страшных котов.

Глава 8. Бисентурия.

Подготовка к поездке растянулась на месяц, который пробежал незаметно, ибо мне предстояло провести его во сне..

На второй день после неприятной встречи «с коллегами», Дэн отвез меня к мраморному входу высокого стеклянного небоскреба в центре Сиднея, на котором знакомыми красивыми буквами сверкало «Бисентурия». Небоскреб охранялся, как здание какого-либо правительства или огромного сейфа. Но ни одному зеваке не захотелось бы проникнуть туда, ибо как сказал Георг, название и символ ни о чем не говорили и ничего не обещали. Обычный банк или какая-то общественная организация по охране чего-либо. Если у вас не хранились здесь деньги и не имелось претензий в защиту австралийских тушканов, то вряд ли пришло бы в голову заглянуть внутрь обычного высотного здания, похожего на мраморный гроб.

Этот месяц в стенах офиса «Бисентурии», который на деле внутри оказался настоящим городом, со своей администрацией, клиникой, парком, отелем и т.д. меня обучали нескольким иностранным языкам одновременно. Система обучения была мне незнакома, я даже догадывалась, что мало кто вообще догадывался о таком подходе в педагогике.

Сразу же по приезду и размещению в шикарных апартаментах, которые на это время должны были стать моим классом, палатой и домом, ко мне приставили секретаря в облачении медсестры, в обязанности которой входило следить за моим обучением, режимом и питанием дня.

День состоял из трех этапов, которые стремительно сменяли друг друга. Именно поэтому месяц, проведенный в стенах небоскреба, показался событиями, уложенными на бегущую ленту конвейера.

Рано утром Клавдия входила ко мне в номер, приносила завтрак, читала мне последние новости из цивилизованного мира и озвучивала план дня. Далее колола в вену какой-то препарат и помогала с гигиеническими процедурами, позволяющими мне спать под действием укола восемь часов, за это время в надетые на голову наушники мне наговаривали материал. Просыпаясь, за окном встречал уже вечер, который бодро проходил в спортивных нагрузках, ужине, культурном часе: кино, музыка, чтиво. Далее опять укол – и глубокий ночной сон до утра, с утра все повторялось снова.

Уже через три дня секретарь-медсестра констатировала успехи: английский усвоен и мы переходим к изучению трех других. Вначале я не обратила внимания на ее слова, пока до меня не дошел их смысл. Все это время она разговаривала со мною на незнакомом ранее языке, воспринимаемому мною естественно, как родном. Это выглядело феноменально!

Уже через две недели Клавдия оповестила меня об ошеломляющем прогрессе и расширении программы обучения, куда вначале входили лишь европейские, но теперь добавились и восточные языки плюс наречия. Ибо мой мозг усваивал материал необычайно быстро. Я лишь спокойно соглашалась, ибо совершенно не чувствовала нагрузку, свободно переходила с одного на другой, будто бы всю жизнь владела ими. А эти препараты сделали меня удивительно мирной, открытой и невозмутимой. Так прошел тот месяц.

***

Бася вдохновленная и, как всегда, потрясающе красивая, встречала меня у машины, будто первоклассницу с первого урока. Угрюмый Дэн держал цветы.

Разлука закончилась, пауза в круизе тоже. Мы отправлялись в Тибет…

Глава 9. Тибет.

Небольшой самолет перенес нас в столицу древних скрижалей, где мы не задержались долго, всего лишь для подготовки к пешему переходу в дальний монастырь. Дэн ходил недовольным, судя по его хмурому виду и постоянной занятости, отработанным командам носильщикам и персоналу, количеству снаряжения, я поняла, что он организовывал такой поход не раз. И это было непростое, хлопотливое и ответственное задание.

Моя же работа во время ожидания заключалась в определенных дыхательных и физических упражнениях и отдыхе, ибо туда, куда мы собирались, – мало кто хаживал, добраться можно было только пешком и очень хорошо подготовленным.

Меня грела мысль об этом путешествии, сама не зная почему, я ожидала какого-то нового приключения или сюрприза от Баси, уж очень таинственным и ликующим был ее взгляд, как только заходила речь о скором путешествии. А просьба не расспрашивать о конечной цели маршрута, чтобы не испортить впечатление, подогревала и приводила в величайшее волнение в ожидании чего-то чудесного.

Хотя дорога и впрямь оказалась тяжелой, местами даже мучительной: сильный холодный ветер дул в спины, в лица, мешая ходу, неудобства и краткосрочность сна между перевалами нагоняли усталость и изнеможение сил, я все равно находилась в прекрасном настроении духа, держалась и не спрашивала Басю о цели нашей экспедиции. И чем ближе мы приближались, тем явственнее ощущались чудесные изменения в воздухе, природе и в пронзительном восторженном взгляде подруги, на лице которой не гасла загадочная улыбка Будды. Опасности, к слову сказать, как при сюрпризе «с коллегами» не чувствовалось.

Наконец, этот день настал. После пятидневного перехода по заснеженным, болотистым, степным и пустынным прериям мы очутились на небольшом зеленом плато, утопающем в душистых весенних цветах, перед непостижимо высокой и необъятной, загораживающей горизонт со всех сторон отвесной скалой, в которой сверкал и переливался золотыми бликами вырезанный из самой горы нереально фантастический парад буддийского храма.

Завидев пункт назначения, Бася поставила на землю свой тяжелый рюкзак и многочисленные мешки, глубоко и, как мне показалось, облегченно вздохнула, не спеша стала опускаться на колени, а потом и вовсе растянулась во весь рост по зелененькой травке руками вперед. Трава мягко поглотила ее тело. За ней, словно по команде, стали падать на землю и наши провожатые из Катманду, бросая осликов, груженных провиантом. Только Дэн и я остались стоять, не разделяя религиозный порыв соратников.

Никогда не видела, как молятся буддисты или индуисты, может быть, поэтому меня так шокировала эта процедура, от которой я была не в силах отвезти взгляд, наблюдая, как подруга то поднимается, то вновь распластывается в просящей позе, запрокидывая голову с растрепавшимися волосами назад и закатывая от экстаза глаза. А действо все продолжалось и продолжалось, Дэн и носильщики почтительно отошли на десять метров назад, и еще час мы наблюдали, как она торжественно встает, что-то тихо поет, и опять распластывается в той же набожной благочестивой позе. Это оказалось неожиданным сюрпризом для меня, что Бася верит в Бога или в высшие силы, при чем так страстно и самозабвенно?! Теперь становились понятными эти многочасовые сидения в медитациях на лодке.

Но вскоре все встало на свои места…

После первого молебна меня ждало второе удивительное открытие. Наверх, в храм должны были подняться только мы с подругой. Дэн и прислуга оставались внизу в тут же разбитом неподалеку лагере. Еще тогда меня удивило, что лагерь не походил на палатки-однодневки, что устраивались по дороге сюда, а состоял из полноценных комнат, с душевыми и прочими удобствами. Отдельно выстраивали помост для хранения провианта и ценных вещей, оберегаемых от насекомых и грызунов. С некоторой досадой я отметила, что с таким подходом в скале мы застрянем с Басей не меньше, чем на месяц. И оказалась недалека от своих расчетов – мы пробыли в монастыре ровно тридцать пять дней. Столько дней – сколько нам исполнилось с Басей лет на тот момент…

Преодоление вертикальной преграды оказалось простым: в специальной люльке нас подняли наверх.

На небольшой парадной площадке, куда нас доставили, открывалось потрясающее по широте обозрение, хотя сама она оставалась скрыта от взора, а становилась видна только с того весеннего плато, где остались провожатые…

Пока я ехала в люльке, укачиваемая весенними морозными ветрами над обрывом, восхищаясь и наслаждаясь открывшимся завораживающим видом гор, разрисованным солнцем и весной в розовые тона, думала о том, что меня всегда удивлял выбор для постройки храма или дома в таких труднодостижимых местах… если только это высокое гнездо предназначалось не для человека, тогда в этом имелся хоть какой-то смысл… Надо быть вездесущим богом или, по крайней мере, иметь крылья, чтобы наслаждаться жизнью в таком страшном и опасном для человека месте…

***

Нас встречал настоятель храма, молодой человек, чье лицо было скрыто за огромным золотым шлемом, а тело укрыто множеством тканей разных оттенков. Остальные жители монастыря, девять монахов присутствовали при встрече, но и их лица также прикрывали маски и пышные одежды, символика которых мне показалась незнакомой. Все представлялось мистическим и необычным, и предвещало приключение. Бася припала к светлокожей мужской руке настоятеля в почтительном поцелуе.

И тут меня ждал третий сюрприз, когда они заговорили, их речь показалась мне различимой, хотя, первые несколько минут мой мозг не понимал на каком именно наречии ведется разговор. Ибо благодаря технологиям Бисентурии все основные современные языки мира были мною изучены, этот же совершенно отличался и, одновременно являлся смешением индо-европейских групп, но с произношением и придыханием, присущим тюркским течениям. Как будто слова были мне знакомы, а вот их смысл изменился. Но чем больше я вслушивалась, тем яснее и быстрее странные звуки и обрывки слов складывались со смыслами прямо на ходу у меня в голове. И еще почудилось, что когда-то я уже слышала этот язык, это воспоминание всплыло из глубокого детства… которое сохранилось в памяти тремя-пятью картинками, озвученными ранее.

Бася представляла меня. В некотором смущении, я тоже припала к его теплой мягкой руке, исходившей ароматами каких-то трав или благовоний. В ответ мужчина очень сердечно приобнял меня за плечи, будто старого друга, которого давно не видел. И такими, радостными и счастливыми, мы вошли в Храм Провидения.

И хотя за неделю жизни в Катманду, а до этого со страниц всевозможных журналов, энциклопедий, книг, с экрана телевизионных программ и т.д., я видела ни один буддистский храм, этот мне показался иным, не похожим ни на какой другой. Даже подумалось, что он лишь поначалу показался буддистским, так как это представлялось логичным в силу страны места нашего нахождения, а на самом деле при детальном рассмотрении оказывался совершенно другой веры: ни каких слонов, ни каких страшных многоруких созданий или улыбчивых изваяний. Но все эти вопросы оставались без ответа из-за моего обета молчания, данного Басе по дороге сюда.

***

Вырубленный в скале искусным образом парадный вход храма, как стало понятно позже, являлся началом гигантского подземелья, похожего на огромный подземный дворец с громадной овальной залой где-то посередине. Кроме этого входа имелся и другой, прикрытый бьющим сверху водопадом. Внутреннее убранство поражало какой-то древностью, я бы даже сказала архаичностью: скальные стены естественного рисунка горных пород делали его похожим на доисторическое прибежище древних людей, приложивших к его архитектуре непосредственное ручное участие. Ибо объяснить весь этот комплекс спадающих и возрастающих сложных форм колонн, куполов, всевозможных арок, разнообразных узорчатых сталактитов и сталагмитов с системой соединенных между собой озер и бассейнов невероятной красоты в отделке и устройстве – невозможно натуральным происхождением. Этот храм, а на деле настоящий дворец, пусть и со странным неизвестным стилем зодчества, годился бы для жизни какой-то смелой и талантливой цивилизации, умевшей парить в воздухе, чтобы доставлять сюда неизвестные инструменты и технологии для обработки камня и минералов, а также провизию для существования. А если немного пофантазировать, то представлялось естественным увидеть среди всего этого холодного возвышенного готического каменного пространства затаившегося где-то спящего дракона, неизвестным образом сохранившегося с далекого прошлого, которому не нужны никакие технологии и прочая бутафория с комфортом.

Мы остановились в самой первой зале, где древность и монументальность стен контрастировали со свежим бархатом и лоском атласа в уже современном убранстве, обустроенном человеком для жизни, пусть и отшельнической. Пока я осматривалась с новым местом жительства, вторая люлька поднимала с земли привезенные подарки для храма – новые материалы и какие-то причиндалы, позвякивающие в перевязанных цветастых платках.

Девять фигур в разноцветном атласном одеянии и в золотых масках то ли в форме каких-то животных, то ли птиц, расселись вдоль красной дорожки, ведшей к деревянной фигуре истукана внушительных размеров, установленной в конце этой основной залы.

Напротив неизвестного божка, выполненного из дерева, наподобие языческих идолов, уселся настоятель, по обе стороны от него пустовало лишь два места, одно из них заняла Бася, тоже надев маску, которая дожидалась рядом. Меня никто не приглашал, поэтому я почтительно осталась стоять при входе у колонн, которые привлекли мое внимание, ведь были выполнены явно из массива яшмы или жадеита, полудрагоценных пород… поражало где, кем и как, а также каким гигантским должен был быть камень-основатель, чтобы из него получились такие монументы… ведь весили такие монстры на первый взгляд неимоверно много, никакая люлька, даже целый грузовой вертолет не смогли бы перетащить такой вес… Мои мысли лихорадочно блуждали, восхищаясь увиденным чудом… как вдруг…

Без какой-либо подготовки настоятель хлопнул в ладоши, и началась церемония в виде его одиночного песнопения, к которому вскоре присоединились голоса всех присутствующих, в том числе, Баси, оглашая звучным эхом пещерный дворец, наполняя его фантастической магией многоголосья.

После часового распластания у подножия горы, я совсем не удивилась, что она знает не только слова мантр, смутно напоминавших мне русские церковные песнопения с помесью каких-то индийских молитв, но и может верховодить в этом хоре.

Вскоре все пели в унисон и стали раскачиваться в такт. Это являлось завораживающим зрелищем, что даже позабылись чудесные колонны. Когда же запела Бася, я и вовсе не могла сдержать чувств и расплакалась. Ее голос, очень высокий сопрано затронул какие-то невидимые струны моей души, а ее мольбы, направленные к деревянному идолу, казалось, могли оживить его, так пронзительно и волнительно она обращалась к нему с хвалами.

Так продолжалось какое-то время, а потом каждый по очереди вставал, начиная с самого настоятеля, подходил к множеству ваз, расставленных вокруг пьедестала, где устроился деревянный бог или богиня (по некоторым явным признакам), вытаскивал сухие травы и прутики и закуривал их в большой тлеющей урне у подножия. Все казалось таким мистическим и нереальным, особенно Бася в спортивной одежде с золотой маской на лице, через которую топорщились в разные стороны длинные платиновые волосы, что меня по очереди охватывали то страх, то благоговение, то сомнения, то благодушие.

***

Церемония, однако, затягивалась и ничего нового не происходило. Через некоторое время я решила-таки усесться на пол, не найдя взглядом стула или лучшего решения для отдыха, а еще через неведомые часы этого монотонного хождения и курения, от которого поднялся не шуточный дым в помещении, я и вовсе прислонилась к соседней колонне и задремала. Монахи в масках все пели и пели, и их ритмичное мычание, а еще угарный дымок от сладких, горьких и каких-то неизвестных пахучих трав, полностью выключили меня из реальности. Я проснулась от того, что мое тело аккуратно укладывали на матрац рядом с Басей; вокруг по-прежнему лилось пение, стоял сильный запах дыма и каких-то специй, и я, не просыпаясь, будто меня накрыло тяжелой, смертельной усталостью, бессильно погрузилась в глубокий сладкий сон. Все представлялось таким волшебным и … неважным…

***

В тот день я так и не проснулась… На утро же, бодро встав и осмотревшись, обнаружила, что нахожусь в другом помещении. С трудом пытаясь вспомнить предыдущий день, мое сознание останавливалось на последней картинке, запечатленной в памяти – дремота у колонны. Более ничего толком не приходило в голову.

Бася находилась рядом, и радостно улыбаясь, зазывала пойти за ней, чтобы показать наше временное пристанище. Зрелище, конечно же, ждало потрясающее, почти все утро мы, восхищаясь и удивляясь, прогуливались по торжественным внутренним залам с затейливой отделкой, переходившие одна в другую, словно чьи-то царские покои, которые, наконец, выходили на обратную сторону горы, заканчивающуюся не менее впечатляющим видом, – на заснеженные вершины, навечно застывшие во льду через стекающую водную массу… После прогулки мы умылись и привели себя в порядок, а уже вскоре один из монахов, по-прежнему в маске, принес еду, состоящую из зелени и цветов, которую мы съели с видимым аппетитом. Потом вернулись опять в главную залу с богиней, и все началось заново. Песни, качания, курение трав. Я стояла у колонны, как боевая лошадь несколько часов, боясь уснуть или что-то пропустить, пока не поняла, что новенького ничего не предвидеться и, усевшись, почти сразу же задремала. В голове крутились невеселые и недобрые мысли о заготовленном Басей сюрпризе. Где же он был спрятан? У колонны? В деревянном идоле?

И опять мое пробуждение было странным, реальность сжалась до двух дырок, через которые я наблюдала ту же залу, но из другой части помещения.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, где я и что со мною.

Оказывается меня усадили на пустовавшее рядом с настоятелем место, напялив на голову маску, а напротив уже восседала Бася, которая ко второму дню приоделась в традиционную монашескую одежду, яркий алый костюм, и если бы не платиновые волосы, раскиданные по плечам, вряд ли бы я узнала ее среди других. Но взглянув на себя через прорези в маске, я испугалась, так как заметила, что сижу переодетой в тот же самый костюм. Но не помнила этого момента! Когда это случилось? А еще ужаснее, что на момент изумленного пробуждения, мое тело по инерции продолжало наклоняться, видимо, это движение было проделано мною не раз в течение продолжительного времени, чтобы запомниться до автоматизма.

Один из монахов по соседству по неведомой очереди встал, вытащил свой букет пахнущих прутиков из ваз и, подойдя к деревянному изваянию, под пронзительное сольное пение, зажег куст и принялся размахивать им, распространяя сладкий экзотический аромат по зале. Большое облако дыма, как назло осело на мне, сидевшей ближе всего к огню и божку, картинка в дырках от маски полностью утонула в белом.

Я тяжело задышала от угара и стала кашлять. Не видя ничего вокруг, продолжала сидеть на месте в большим желании сорвать с себя бестолковый наряд, как вдруг послышалось пение Баси. Инстинктивно развернув голову в ее сторону, которая судя по движению воздуха, встала, направляясь к урнам. Ее букет горчил и обволакивал каким-то магическим очарованием. Мне понравился его аромат, он напоминал запах ее тела, женственный, и в то же время, острый и сочный. Перед глазами все еще стояла белая стена дыма, но она перестала мешать чувствовать происходящее, как Бася возвращается на свое место, за ней встает другой монах… мое сознание, а за ним и голова, следили за каждым дуновением воздуха, легким шуршанием, каким-то еле уловимыми звуками…в полной непрозрачности округи.

И так далее… Вскоре, как и в прошлый раз, я стала забываться от монотонной песни, которая, как ни странно, мне стала приятна и понятна…Монахи и вместе с ними Бася восхваляли деревянную скульптуру и просили явить им свой лик и исполнить их желания…

Не смея нарушить церемонию, я решила остаться в этой монотонной обстановке и не снимать маску, тем более, что ясность сознания восстановилась, а раздражение улетучилось. Я закрыла глаза, желая немного поразмыслить о тяготивших мой дух вопросах: зачем мы приехали сюда? Что происходит? Зачем Басе нужен весь маскарад? Что здесь делаю я?

Неожиданно картинка, похожая на белый дым, стремительно стала изменяться, а ее образ перенес меня в тот странный вечер с коллегами из Бисентурии, о которых я так ничего и не поняла, кто они и чем занимаются.

Георг привстал, чтобы произнести свою не совсем понятную поздравительную речь, и неожиданно нечто щелкнуло в моем рассудке, бывшее скрытым тогда от моего взора стало проясняться.

Это было так…