Текст книги "Город сожженных кораблей"

Глава 15

Виталий лежал на диване в своем кабинете и, глядя в потолок, вспоминал Лиду Сикорскую. Он не вспоминал ее столько лет. Где-то двадцать два года. Элизе через два месяца исполнится двадцать три. Ребенок Сикорской примерно на год младше. Галина упомянула о том, что не будет спрашивать, от многих ли детей он откупился. Он это делал не раз. Иногда потом узнавал, что ребенок не родился. Что это был чистый шантаж. Виталий уже никогда не произнесет в разговоре с Галей или дочерью слово «безнравственно», на нем самом из-за этой истории стоит в этом смысле жирный крест. Никаких моральных прав. Но с собой он может быть хотя бы честным. Он и сейчас не видит страшного преступления в том, что стремился к легким удовольствиям с другими женщинами. Он всегда знал, что это пройдет. Значит, это не настоящая измена. Но для женщины, которая оказалась рядом на короткое время, подлость и большой грех – ловить мужчину, который сразу говорит, что продолжения не будет, с помощью ребенка. Новой беззащитной жизни. Черт их знает, может, кто-то и бросал детей от него в роддомах, получив свои откупные.

Он с легкостью забывал таких женщин, они нарушали договор, его представления о таком серьезном аспекте жизни, как легкий флирт. Для него серьезном. Короткие отношения, основанные на взаимном влечении. Эти отношения должны кончаться в ту минуту, когда кончается влечение. Виталий сейчас был в таком смятении, что сомневался в том, что его женщины что-то испытывали к нему, кроме алчного желания захватить. Имитацию страсти он часто считал просто отсутствием сексуальной культуры. Но в эту плохую минуту он уже думал, что никто ничего к нему не испытывал. Тогда на что он тратил свою жизнь? За что так расплачивается сейчас? Нет, он, конечно, очень сильно надеется, что убита не дочь Сикорской. Не его дочь. Но ситуация страшная и унизительная. Оказывается, Элиза знала, что у нее есть сестра, они встречались. Знала, что он просто расплатился с ее матерью, чтобы не иметь к ней отношения. Но без него она бы не родилась. И, возможно, не была бы убита. Что-то тут есть, какая-то связь. Одежда Элизы, их район. Он купил Сикорской квартиру в соседнем районе. Не очень далеко, но и не слишком близко. Пешком не добежишь. И зачем?

Вся эта история с ребенком тогда показалась ему настолько противной, что он закрыл филиал в Омске и просто выбросил все из головы. Не хватило ума проверить, продала ли Сикорская эту квартиру. Не сомневался, что она сделает, как он сказал. А она развела его, как полного лоха, и, судя по всему, находила потом других лохов уже в Москве. Кольцов сказал, что он оказался вписанным в свидетельство о рождении Валерии. Вроде бы это возможно только с согласия отца. Без согласия можно было бы вписать Абрамовича или поп-звезду. Но это было в Омске, у нее там всякие связи, подружки везде. Она была заводная, хохотушка, любила быть центром компаний. Казалась добродушным человеком и страстной женщиной. Они все ему сначала такими кажутся.

Он вдруг вспомнил Лиду очень ясно, как будто видел вчера. Невысокая, полная, складная и упругая, она гладко причесывала свои темно-русые волосы, укладывая сзади то в косу, то в локоны. У нее были небольшие темные, яркие глаза и аккуратный носик с горбинкой. Губы она красила очень яркой помадой, чтобы они казались полнее. Она тогда, двадцать два года назад, очень подчеркивала свое сходство с классической гречанкой. Заказывала платья, напоминающие хитоны и туники, покупала сандалии, носила крупные украшения. На вечеринках для нее включали музыку «Сиртаки», и она очень красиво танцевала. Он гордился ею. Однажды даже привез хорошего фотографа, который сделал ей настоящее портфолио. В разных нарядах, в купальниках, в образах греческих богинь, для которых они заказывали костюмы по картинам. Она была артистичной. Принимала от него деньги и подарки, но не казалась алчной. Для него это так естественно – дарить подарки женщине, которая нравится. И его последний подарок был вовсе не плох, хотя она ему уже совсем не нравилась. Квартира, которую он ей купил, была отличной, отделанной, обставленной. Она стоила много миллионов. Но, несмотря на это, она все же затаила зло? Только этим он может объяснить тот факт, что она рассказала о нем своей дочери, сказала, где он живет, как познакомиться с Элизой. Без ее руководства все это не могло произойти. Она не должна была это делать, потому что он непреклонен в своей позиции и заплатил ей за ее же ошибку, мягко говоря. Ей было сказано, что это все, и она с этим согласилась. В противном случае не надо было принимать квартиру. А затем затеяла эту интригу с Элизой и своей дочерью, и хорошо это закончиться просто не могло. Виталий понимал, что его логика может оттолкнуть любую женщину, возможно, и не только женщину. Но она у него такая. Ее можно принимать или нет. Галина приняла, и благодаря ей их жизнь никогда не теряла человеческого, цивилизованного смысла. Но так наверняка не считала даже Элиза, вот в чем беда. И она, ничего им с Галей не сказав, начала встречаться с сестрой. Но это могло быть только ловушкой, местью. В чем она состояла? Где наша девочка? О боже! Виталию уже не казалось, что с Элизой может быть все в порядке.

Зачем? Зачем? Зачем? Виталию вдруг стало казаться, что преступление было направлено против него. Готовилось против него. Возможно, убить должны были Элизу из мести ему. А девочки переоделись, произошла такая трагическая для Валерии ошибка. Даже если убита ее дочь, их дочь, несмотря на горе матери, Виталий напишет заявление, чтобы Сикорскую проверили по поводу преступного замысла. У нее есть мотив: месть. Она оказалась интриганкой по всем параметрам.

Дверь приоткрылась, заглянула Галя.

– Ты не спишь?

– Нет конечно. Заходи.

Галина села рядом с ним на диван.

– Не по себе стало одной. О чем ты думаешь?

– Я думаю о том, что Сикорская могла из мести заказать Элизу. Исполнитель ошибся из-за того, что девочки переоделись. Полагаю, убита точно дочь Сикорской. Третья похожая девушка в платье и пальто Элизы – это все же невероятно.

– Да, и я так думаю. Тем более уже два человека сказали мне, что они знали, что у Элизы есть незаконная сестра. Просто скрывали от меня. Что Элиза знала эту девушку. Их видели вместе. И в нашем районе. Действительно, очень похожи…

– Кто сказал?

– Мои подруги. Матери одноклассниц Элизы.

– Раньше не могли сказать?

– Раньше меня жалели, – жестко ответила Галина. – Никто не мог предвидеть такой поворот. Прости.

– И ты прости. Ты не звонила Кольцову? Опознание было?

– Я звонила несколько часов назад, Сикорская еще тогда не приехала. Но у них есть подозреваемый. Это Артем Васильев, не знаю, помнишь ли ты его. Это Лизочкин одноклассник. Чудесный мальчик из научной семьи. Заканчивает институт, играет на рояле. Мне казалось, что ему очень нравится Элиза. Точнее, что он влюблен.

– Как такой парень может быть подозреваемым?

– Следы преступления, прямые улики. В общем, версия такая, что он был пьян или под наркотиками, увидел, как ему показалось, Элизу… То, о чем и ты говорил. Ошибка. Девочки переоделись.

– Ничего не понимаю. Ты же говоришь, приличный парень, влюблен в Элизу.

– Ревность. Он сам так сказал. Он ничего не отрицает, потому что ничего не помнит. То ли видел Лизочку в ту ночь, то ли она ему снилась.

Виталий долго и напряженно молчал, потом произнес:

– Ты понимаешь, что это не снимает мои подозрения? У Сикорской очень изощренный ум. Она могла найти не платного убийцу, а именно отвергнутого Элизой парня, подпоить, точнее, поручить кому-то. Есть какие-то наркотики, вызывающие агрессию. Мы же не знаем, кому еще сказал Игорь, что Элиза уехала домой. Вот этого Артема и вывели к нашему дому практически в то время, когда Элиза должна была подъехать. Но Элиза поехала не домой, а Валерия, скорее всего, вышла из наших домов. Черт, получается это все не без Игоря. Вот он и не дал осматривать свой дом: остались ли там вещи Элизы. Вероятно, они поменялись одеждой именно у него, а он об этом боится сказать.

– А зачем они менялись, тебе понятно?

– По-моему, Элиза просто подарила сестре платье и пальто. Она в дорогу всегда надевала джинсы, мне кажется. Если эта Валерия в маму, то у нее может оказаться много вещей Элизы. Может, этим и объясняется ее интерес. Элиза – великодушная девушка, если та прибеднялась…

– Не говори так! Твоя младшая дочь убита! Возможно…

– Но я договорю. Они не нуждались, и Валерия никогда бы не узнала о существовании Элизы, если бы это все не придумала ее мать.

Глава 16

От кого Артем слышал, что у Элизы есть сестра? Кто мог знать эту сестру? Артем проснулся на рассвете после поверхностного сна не больше трех часов и пытался заставить себя вспоминать до ломоты в висках. И память, и мысли – все вышло из повиновения. Он думал о ней. Он, как всегда, думал о ней. Как ее найти? Как узнать, все ли с ней в порядке? После этого он просто поплывет по течению. А сейчас… Артем так скучал по Элизе, как будто они постоянно виделись, как будто все у них было… Вообще-то было. Он тысячи раз это себе представлял. И когда он был на самом деле с другими женщинами, он представлял, что это Элиза. Она бы брезгливо поморщилась, узнав об этом. Не потому, что был с другими, а потому, что посмел так представлять себе ее.

Артем быстро встал и включил ноутбук. С тех пор, как начался этот кошмар, он не смотрел на ее фотографии. А их у него немало. Получилось это просто. Этим летом, в жаркий день он отправился в магазин за водой. В сквере увидел Элизу. Она сидела на скамейке, ела мороженое и читала сообщения в своем айфоне. Была в шортах и майке, явно никуда не торопилась. Он сел рядом. Попросил показать айфон. Спросил: «Камера хорошая?» Она открыла свою галерею. Там были в основном ее фотографии. Одна, с кем-то… В разных интерьерах и местах. Она легко согласилась переслать большинство фото на его почту. Правда, спросила лукаво: «А зачем они тебе? Мне самой просто удалить их лень».

– Будут у меня, – удаляй, – ответил Артем. – А мне так… Хорошие фотки.

Элиза прекрасно знала, зачем ему ее фотографии, она не сомневалась в том, что ее фото нужны всем мужчинам на свете, и она никогда не кокетничала, не заставляла себя упрашивать в тех случаях, когда ей ничего не стоило выполнить просьбу. Вот и стал Артем обладателем богатого альбома, в котором было несколько семейных фото, пара школьных, немного студенческих и больше всего Элизы.

Он, как всегда, в первую очередь открыл ее большой портрет в рост. Летний сарафан, загорелые руки и ноги. Лицо она подняла к солнцу. Не улыбалась, не позировала, просто дарила себя солнечным лучам. Артем смотрел жадно и с тоской. Подумал вдруг: он хотел бы, чтобы в его жизни не было этого неразделенного чувства? Он хотел бы, чтобы Элиза была ему совершенно безразлична? Должен хотеть, потому что именно эта страсть затащила его в беду, в которой он сам ничего не понимает, кроме того, что у этой беды есть причина. Но он не отрывал от нее глаз и точно знал, что ни в какой ситуации не захотел бы изменить то ли подарок, то ли несчастье своей судьбы – лишиться любви к Элизе. Вся прошедшая жизнь без этого была бы блеклой и пустой. Так ему казалось. Ему, который вдруг оказался изгоем и, вероятнее всего, убийцей. Так бывает, чтобы убийца не помнил, как убивал? Откуда он может это знать? Он не тяжелый наркоман, но он был в ту ночь не совсем адекватным. Или совсем неадекватным. И у него в любом состоянии есть навязчивые идеи: то упасть к ее ногам, умоляя о какой-то милости, то отомстить. Да, убить. Он уверен, что так многие спасаются от слишком сильного чувства: в мыслях умоляют, в мыслях убивают… Но если он совершил преступление не в мыслях, значит, в нем все сломалось. Если бы у него была возможность спросить у настоящих убийц, бывает ли такое, как с ним… Да, у него, кажется, будет такая возможность. Тогда, когда изменить уже ничего невозможно. А пока у него есть время в чем-то разобраться. Попробовать. Но ведь тут что-то точно не то! Почему именно тогда, когда он шел домой (а шел он долго), на его пути оказалась эта сестра Элизы, одетая в ее вещи? Где он взял эту палку? Почему в нем возникла такая злость, если она шла одна?!! С ним случались приступы ревности постоянно, но только после того, как он видел ее с другим мужчиной. И не просто с мужчиной, а если они целовались, обнимались. Но с этой девушкой не было мужчины, следователи нашли его по отпечаткам ботинок сразу. Хотя речь о том, что были и другие следы, шла. А почему они больше никого не нашли? Да потому, что нашли его, для них этого вполне достаточно.

Артем вышел на кухню, попил холодной воды, вернулся к компьютеру. В нем, кажется, появилась наконец решимость. Он не хочет играть втемную. Он согласится с ясной картиной, полным доказательством, но этого нет! Это не разговор: «со всеми случается передоз», как сказал ему следователь Вася. Может, и случается, но именно он в таком случае обычно спит, если больше, чем нужно, выпьет или нанюхается. Он учился в школе, заканчивает институт, а серьезно, пожалуй, и не дрался. Так, очень редко, просто дать сдачи. Удар у него хороший. Задиры сразу успокаивались. Если родители найдут ему адвоката, пусть он потребует, чтобы его проверили. Чтобы накачали чем угодно, попробовали довести до такого безумия, как реальное убийство. У них же для психиатрических экспертиз, наверное, есть защищенные фигуранты. Или какие-то муляжи.

Артему показалось, что Элиза на солнечном фото как будто вытащила его из провала отчаяния. Он поборется. Он открыл следующий снимок. Это Элиза с Игорем, своим последним бойфрендом. Хотя он, вероятно, предпоследний, раз ее у него нет. Она действительно именно так бросала мужчин. Уезжала с кем-то другим. Корабли сжигала. А вот она в компании, в длинном платье с большим декольте. Они в какой-то странной, большой квартире. Везде на стенах огромные фотографии. Может, это студия. Есть и другие женщины. Одна, на фото она на самом краю, наполовину не в кадре, тоже в длинном платье… Она похожа на Элизу.

Дверь его комнаты открылась, вошла Ирина, приблизилась к его столу.

– Я тебе не помешала? Доброе утро, сынок.

– Доброе. Нет, я просто смотрю.

– Как хорошо здесь получилась Элиза!

– Мама, я хочу что-то понять…

– А я потому и пришла к тебе так рано. Я всю ночь думала о том, что у тебя никогда не было детских истерик, знаешь, как бывает, когда ребенок бросается на родителей или на пол, стучит ногами, кричит. Мы – не самые хорошие родители, конечно, мы мало уделяли тебе времени. Но никогда никому из нас не хотелось на тебя закричать или поднять руку. Мы с папой всегда были в этом согласны. Мы оба считаем, что это преступление – ударить ребенка.

– Мам, ты о чем вообще? Тебе не показалось, что мне так память отшибло, что я думаю, будто вы меня колотили почем зря?

– Нет, мне так не показалось. То, что сейчас произошло с твоей памятью, может быть психологическим уходом от чего-то страшного. Того, что ты увидел. Я говорю совсем о другом. О том, что человек, не знавший с детства насилия, унижения, не может в один день или ночь стать убийцей. Я говорю это не как мать, а как ученый.

У Артема на мгновение спазм перехватил горло. Он справился и постарался спокойно сказать:

– Мама, ты прямо экстрасенс какой-то. Я сейчас думал как раз об этом. Я умею как следует вмазать, парню, конечно, но я всегда знал, как ничего не повредить. Просто вернуть в разум. И не напиваюсь я, как свинья, и не нанюхиваюсь до маразма. Просто страшно спать хотел тогда под утро. Как лунатик, шел. Может, вообще тухлятиной какой-то отравился у этого Сеньки. У него всегда какая-то дрянь.

– Ты часто это делаешь? Я имею в виду кокаин.

– Нет. Когда депресняк… Толку нет в этой мути, но… В общем, не беспокойся, можно сказать, – вылечился, – сказал он с горьким сарказмом. – Понял, что самое страшное – тупая голова, которая не в курсе, чем занимается ее владелец.

– Ничего. Мы будем разбираться вместе. Мы просто так не сдадимся. Все можно восстановить. Главное, чтобы было желание. Ты действительно все-таки захотел во всем разобраться?

– Да. Это точно. Только бы…

– Только бы Элиза нашлась, да.

– Живой…

– Боже, не говори так! Не притягивай ничего. Достаточно бед.

Глава 17

Виталий Никитин стоял у окна маленького предбанничка этого жуткого места, где трупы лежат, как в ячейках банка, и скрывают свои тайны. Не думал он, что придется сюда вернуться. Масленников вошел с Лидой Сикорской, взял ее шубку и сказал, чтобы она пришла к нему в кабинет за халатом и маской. Он их оставил, понимая, что Виталий приехал сюда не любопытства ради. Пусть пообщаются. У них должны быть вопросы друг к другу. По крайней мере, у него – точно. Следствию сейчас так нужны знаменитые «ниточки» Сергея Кольцова. Александр Васильевич неплотно прикрыл дверь своего кабинета. Должен кто-то помогать Сереже ловить эти ниточки.

Виталий и Лида смотрели друг на друга молча, внешне – без эмоций и даже выражений. Чужие люди, которые не виделись более двадцати лет и которых ничего не связывает… Кроме дочери, которая родилась вопреки его желанию, была им забыта, а теперь, возможно, мертва.

– Ты не изменилась, – сказал он, и это было почти правдой.

Лидия была одета точно так же, как одеваются девушки двадцати лет. Обтягивающие джинсы-стрейч, сапоги на высоком каблуке, джемпер с глубоким вырезом, открывающий полную грудь. Крупный кулон на шее и длинные серьги, почти до плеч, браслеты и кольца, высокий гребень в гладких волосах, над небрежно и продуманно уложенным пучком на затылке. По-прежнему играет в греческих богинь. Лицо ухоженное и гладкое. Более ухоженное, чем двадцать лет назад. Макияж яркий и смелый. Но все-таки не подумаешь, что двадцать. Взгляд другой. Плохой взгляд. Прожженной, как говорится, бабы. Не растерянный, не испуганный, как должно быть в подобной ситуации, а такой: «Если это моя дочь, а не твоя, значит, ты виноват. И ты заплатишь по-настоящему».

Ее взгляд показался ему настолько говорящим, что он сразу уточнил:

– У тебя ко мне какие-то претензии?

– Претензии?! Если там Валерия, если она одета в вещи твоей дочери, если убита рядом с твоим домом, тут не обошлось без тебя.

– Интересно. Точнее нельзя?

– Можно. Ты узнал, что девочки подружились. И ты не смог, конечно, это вынести. Как! Твоя принцесса общается с дочкой женщины, которую ты считал проституткой на короткое время. Твоя дочь дружит с той, которая посмела родиться и жить вопреки твоей воле. Вот и все. Ее не должно быть. Вообще. На земле. И ты считаешь, что не расплатишься за это? Да ты умоешься кровавыми слезами!

– Какой бред ты несешь! Вроде бы трезвая, и для климакса рановато. Я понятия не имел, что ты живешь в Москве. Ты должна была продать квартиру и содержать на это свою дочь. Ты решила иначе. Но меня твои решения уже не касались. Я забыл тебя в один день. Расплатился, да, но не каждая проститутка получает столько. Надо иметь капельку благодарности. Хотя кому я говорю. Я приехал не повидаться с тобой, а спросить, с какой целью ты рассказала дочери обо мне? Тебе было сказано: не делать этого! У твоей дочери нет отца! А ты мошенническим образом вписала меня в ее свидетельство о рождении. В наследницы, что ли, готовила? Тебе всего мало? Твоя дочь прилипла к Элизе, втянула ее в какую-то компанию, их видели вместе в нашем районе. Они менялись вещами, точнее, Элиза, видимо, отдавала твоей дочери свои вещи. Наверняка она такая же алчная, как ты. И сейчас Элиза пропала!

Виталий чувствовал, что от гнева, ненависти и страха у него как будто разбухла голова. А ведь это так логично и так реально. Он смотрел на гладкое и бесстрастное лицо Лидии и думал о том, что она способна на все. Сдержаться он уже не мог.

– Независимо от того, опознаешь ты или нет убитую девушку, я договорю. У тебя есть мотив, тварь! Мотив убить Элизу. А твоя дочь напялила ее вещи. Из-за этого, может, в твою же ловушку попалась. Но где моя дочь?

Масленников решительно вышел из кабинета и взял Виталия за локоть:

– Успокойтесь. Здесь только мать, приехавшая на опознание, здесь не место для разборок. Наверное, вам лучше уйти. Ситуация получается совсем чудовищная. Немного сострадания должно быть. Лидии предстоит очень тяжелая процедура. Вы и ваша жена через это прошли. Вам, помнится, не было легко.

– Мне и сейчас не легко, – угрюмо произнес Виталий. – Если бы мы знали, где Элиза, я проявил бы сострадание. Но мне кажется, что-то произошло. Сикорская намудрила в своих интригах, она всегда была интриганкой.

– Не стоит продолжать эти бессмысленные обвинения сейчас. Вы это озвучили, следователь подумает. Мы с Лидией уходим.

– Я подожду, – решительно сказал Виталий. – Не беспокойтесь. Я просто погорячился. Но я должен знать. Валерия – и моя биологическая дочь.

– Хорошо, – ответил Масленников.

Они с Лидией ушли в его кабинет, она вышла оттуда в халате, марлевой повязке на лице, в бахилах и вдруг взглянула на Виталия испуганно. Ее агрессию и наглость вытеснил столь понятный страх. Она сразу стала жалкой, сгорбленной, почти старой. Он отвернулся, чтобы не видеть это.