Текст книги "Плата за капельку счастья"

Часть вторая
Враги

Не неволь уходить, разбираться во всем не неволь, потому что не жизнь, а другая какая-то боль приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна, лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна.

Иосиф Бродский

Глава первая
В этой чудной стране

На следующее утро Берта задумалась перед тем, как влезть в свою «собачью» одежду. Обнаружила на куртке пятна и следы вчерашней грязи, которые вечером халтурно пыталась просто стереть водой. Получилось не очень. Вчера бы ее это не взволновало. Но сегодня Берта полезла в шкаф. Господи, сколько там всего такого, о чем она забыла за зиму и вообще. Большинство одежды как-то ни к чему. На работе она в основном в халате, как и положено хорошему воспитателю. Многие вещи она покупала от любви к процессу.

Берта взглянула в окно: ливня, скрывающего несовершенство одежды, больше нет. Сквозь не очень приветливые облака пытается подмигивать нерешительное солнце.

Берта выбрала пушистый серый свитер с аппликацией в виде лисы с рыжим хвостом на груди. Ее воспитанникам такой наряд очень бы понравился. А что подумает незнакомый взрослый мужчина о даме с собачкой с детской лисой на груди четвертого номера? Заодно узнаем, как ему. При солнце впечатление трудно скрыть. Свитер тепло прильнул к ней, как родной, лиса от движения шевельнула хвостом. Как у золотистого ретривера. Черные, ставшие вдруг тяжелыми, даже на вес, джинсы отправились за вчерашним свитером в бак для грязного белья. Так. К свитеру по цвету подходят стрейчи, но бедра… Но сорок восьмой размер, который уверенно приблизился к пятидесятому. И это на ее щадящий глаз. Подруги, конечно, спросят: «У тебя уже не меньше пятьдесят четвертого?»

Ну, да, мысленно ответила Берта и натянула этот позор. Как сказал однажды муж Коля, к счастью бывший, «порядочная женщина такое не наденет». Берта натянула эти непорядочные джинсы. Но как удобно. И размер вроде терпимый. Наряд завершила безрукавка с капюшоном, который Берта выложила красивым воротником. Это беспроигрышно. В отличие от волос. Но тут ничего не поделаешь. Грива так грива. Она взглянула на полку с косметикой. Открыла тушь, провела по ресницам раз. Ничего, кажется, не изменилось, кроме настроения. Настроение стало соответствовать мифическому макияжу. Берта бросила в мусорное ведро давно высохшую, как выяснилось при проверке, тушь, но вышли они с Тусей, как дамы в макияже.

Анатолий проснулся от страха, что он проспал. На работу точно было еще рано. На работу он не проспит ни с перепоя, ни под температурой. Как и на прогулку с Джессикой. Он проспал вчерашнее время встречи с женщиной и пучеглазой каракатицей. Анатолий собирался в авральном порядке. Задумчиво осмотрел свои вполне чистые джинсы, бросил их на пол и достал другие, совсем чистые. Потянулся за черным джемпером – и тоже бросил. Надел голубую и очень дорогую рубашку, которую купил для важных встреч. Провел рукой по щетине, он брился обычно после прогулки с собакой. Нет, выходить в парадной рубашке, да еще бритым – это надо быть полным фраером.

– Мы пойдем так, – сказал он Джессике. – Их уже, наверное, нет. Они вчера пронеслись, как две мокрые тени. Может, их не было на самом деле. Просто что-то почудилось. Унисекс не унисекс, но что-то должно было запомниться. Кроме того, что собственные руки от чего-то сжались и затосковали.

Берта обошла с Тусей площадку в третий раз, к кедам налипла трава, они безнадежно промокли. Берта решила, что зря не надела резиновые сапоги. Погорячилась. В принципе погорячилась.

– Уходим, детка, – сказала она и не узнала свой погасший голос. – У нас сегодня операция. Ты не будешь бояться. Мама с тобой.

И тут они вышли. Даже глазам стало как-то горячо. Она его узнала и без ливня, узнала бы и в черном смерче. А он сегодня в такой небесной рубашке. Наверное, что-то важное на работе. И только сейчас Берта сообразила, что он ее в жизни не узнает, с этой лисой на груди номер четыре, в этих обтягивающих брюках. Зря она не надела куртку, которая все маскировала. Не надо делать резких движений, говорит мама.

А они вдруг оказались рядом.

– Я боялся опоздать, – сказал он. – Я не смог рассмотреть тебя вчера. А ты такая…

– Я? – растерялась Берта.

– Ты. Ты такая, что разрыл бы тебя из сугроба, достал бы с самой крутой вершины. Такая светлая, такая великолепная. Женщина.

– Я Берта, – только и сказала она. – Это как раз и значит: светлая и великолепная. Только я не знала никогда, что так можно сказать обо мне.

– У тебя будет возможность узнать. Я вернусь вечером в девять. Мы с Джессикой будем здесь.

И она пришла вечером в девять одна. Туся дома отходила от наркоза и спала.

Он опять опоздал. Он и утром опоздал на работу, потому что долго без толку прибирался в квартире, пытаясь придать ей жилой вид. Потом взглянул на часы и помчался к машине. В машине вспомнил, что так и не побрился. День был не бегом с препятствием, а полетом во тьме с летящими навстречу метеоритами, с вымершими от пьянства диспетчерами, приземление – с отвалившимся шасси в чистом поле.

Опять опомнился после того, как было нужно. И поехал по Москве в поисках белых и красных роз. Так ему было нужно. И купил шампанское, большие, истекающие соком груши. Розы цветочница ему посоветовала взять розовые.

– Они самые красивые. Только что привезли. Вы их побрызгайте дома водой, они будут, как в росе… Перед ее приходом.

И она вдруг подмигнула Анатолию. Неужели у него все на лице?

Домой он мчался, как шальной. Он ведь не взял у Берты телефон. Он не знает, где она живет. Живет ли она здесь вообще. А вдруг сегодня не дождется и уедет завтра куда-то к морю отдыхать. С мужем, с любовником или одна. Ведь она, как и он, может жить здесь в чужой квартире… И он никогда не узнает, у кого.

Анатолий влетел в квартиру, поставил покупки, вывалил корзину роз в ванну с водой, пусть сами покрываются своей росой. Он схватил Джессику, и они полетели на эту площадку. И попадались им на пути только другие люди и вовсе не пучеглазые собаки. Джессика, кажется, тоже встревожилась. Она его так чувствует.

А Берта подошла откуда-то из-за дерева и дотронулась до его локтя. Обожгла.

– Ты смотришь на собак, – сказала она. – А я пришла одна. Туся дома после операции. Я замерзла. Юбку на свидание надела. Кавалер опять опоздал. Но мы, графини, не обидчивые.

– И много вас, графинь? – улыбнулся он, надеясь, что стук сердца не раздается эхом по округе. Юбка на ней из такого прозрачного шифона. Или он помешался.

– Немало, – серьезно ответила Берта. – Были еще до моей пра– много раз бабушки Берты Альтан, которую привез из Германии прапрадедушка – русский дворянин. Были после. Теперь только я. Уже с примесью железа от прадеда-кузнеца Ивана.

Вот так, в паре фраз рассказала она ему историю своего очень длинного рода. Несчастного и счастливого рода.

В его квартире плавали и тонули в росе розы, которые вдруг распустились в ванне. Ее юбка была тонкой, но из двух слоев, он запутался в них. Они не стали пить шампанское и есть груши, истекавшие соком. Они задвинули шторы, он отвел Джессику в другую комнату, она зевнула им вслед. Они не дождались ночи. Берта перестала что-то понимать, что-то видеть, утратила способность быть только собой. Это его руки закрыли ее крик, чтобы она сама не испугалась его.

И только потом наступила ночь. И она уже торопила свой крик, а он ловил его губами, руками, собой.

«Что со мной…» – так думала Берта.

«Что же это со мной, черт побери», – думал Анатолий.

И они возвращались к началу.

– Странно то, – сказал он на рассвете, – что после любви каждый зверь печален. Наверное, я не тот зверь. Я не могу тебя отпустить, пока не выпью весь твой сок.

– А я не могу уйти, пока не отдам тебе весь свой сок. Он мне не нужен, вот в чем беда. Я его с собой не унесу…

Но она встала, когда пора было бежать к Тусе: делать уколы, менять повязку, кормить. Только окунулась в холодную воду с розами. Он поднял ее, оцарапал грудь щетиной.

– Как же это хорошо, – сказала она, – что ты так и не побрился с утра. Унесу эти царапины. У меня нежная кожа.

Так сказочно начинался день в их чудной стране…

* * *

Рекс с вечера аккуратно устроился в своем теремке, долго смотрел на месяц, нюхал темноту и запах ее щенка от детского одеяла. Он мечтал. Берта приходила вечером, она что-то ласковое говорила, Рекс услышал слово «дом». Он так хорошо знал это слово. Он прижался головой к ее коленям и боялся поверить. И верил, что Берта поведет его в их общий дом. Она только попросила: «немного подождать». Он знал и слово «ждать». Ему не трудно. Он опять точно знает, что он красавец, что он – радость. Берта даже ему сказала, что он Джой. Она узнала это, конечно. Он будет ждать, встречать и провожать детей. Так сладко он засыпал.

А потом его позвали. Он не удивился, к нему приходили многие. Дом большой. И все его любили, даже хмурый дворник. Рекс вышел и повилял хвостом, таким, как у сибирской лайки Симы. Он не узнал этих людей. Эта большая широкая женщина не была ни Бертой, ни Мариной. Этот высокий худой мужчина с усами не был тем, который его поднимал в щенячестве. Он не был тем, который в него стрелял, тем, который перебил лапу и сказал: «Беги, бобик. Может, тебе повезет». Это были совсем незнакомые люди. И подул от них опасный ветер, и он опять замерз. Надо бы убежать, лапу ему вылечили. Но завтра за ним придет Берта. Его будут искать дети. И он остался. Женщина достала фотоаппарат и нажала кнопку. Это Рекса не удивило. Его многие фотографировали. С ним фотографировались. Вдруг во двор вошли еще два человека. Рекс постарался им повилять хвостом, чтобы они не испугались, он же такой большой и черный, как папа-ньюфаундленд. Один вдруг вытянул какую-то совсем не толстую палочку, он с такими играет… И что-то с ним случилось. Он как будто поплыл… Не мог ни шевельнуться, ни позвать Берту. Просто расползался на своих больших и крепких лапах по траве. А женщина все снимала. Она и не подумала ему помочь. Рядом с Рексом положили большую клетку, открыли и четыре руки бросили его туда, как Берта бросает в мусорный бак его испачканное одеяльце, которое пахнет ее человеческим щенком. И его понесли. Повезли. Ему было страшно, тяжело на душе, у него громко и быстро стучало сердце, как будто он бежал, пытался скрыться, а его догоняли враги.

Он еще жил в том темном и глухом лесу, в котором его вытряхнули. Его застывающие карие, как у Берты, глаза еще поймали восходящее солнце, мозг узнал в нем Берту. Но тут страшной судорогой свело лапы, дикой болью пронзило всю его жизнь – короткую жизнь пса по имени Радость. Он улетел из грязной лужи пены, рвоты и собственной мочи. И в остывшие открытые глаза вместо солнца посмотрела белая луна. Это была смерть.

Душу собаки по имени Радость приняло мягкое, грустное облако. Оно нашло для этой прозрачной и тонкой души капли дождя. Оно омыло карие застывшие очи. Душа вздохнула сразу любовью. Глаза открылись, нашли маленькую и такую далекую землю. Рекс понял, что это земля, потому что на ней была одна ярко светящаяся точка. Она приближалась к его отдохнувшим глазам. Она становилась Бертой. Он видел ее так, как будто она была рядом. Облако пахло ее руками, ее прекрасными волосами, пело ее чудесным голосом. Рядом с Бертой был незнакомый мужчина. Но Рекс не чувствовал от него опасного ветерка. И он понял: Берта нашла своего хозяина! Как он был счастлив за нее, за любимую Берту, ее преданный пес, который не успел войти в ее дом.

Теперь Рекс обживал свой небесный дом. Его встретила новая чудная страна.

Глава вторая
Берта

Ей хватило часа, чтобы выспаться, на ходу увидеть каплю жаркого сна, все вспомнить, не поверить, удивиться, задрожать от того, что вечером он придет к ней. Задрожать и загореться. А день такой яркий, такой счастливый. День первой любви взрослой женщины.

Туся еще спала. Берта тихо вышла из квартиры и поехала на ближайший рынок. Коля был настолько благороден, что оставил ей свою старую «Ниву». Сам купил себе джип «Мерседес». Его дела поправились, как только его повысили в МВД с места стопятнадцатый справа по коридору до собственного кабинета. Берта подумала и не отказалась. Ей нужна машина. Сама теперь неизвестно когда купит. Она купила овощей, фруктов, свежего мяса. Она начнет его понемногу давать Тусе. Она покормит дома Рекса. Зачем ждать неделю? Туся себя чувствует уже нормально. Рекс ей не помешает.

Берта порезала мясо на крупные куски, сбрызнула их яблочным уксусом. А это для него. Для Анатолия. Она умеет хорошо готовить для мужчин, детей и животных. Потом в темпе какого-то вдохновенного танца она что-то убирала, что-то не замечала, чтобы не сбивать настроение. И собиралась. На Рексе есть ошейник, она ему регулярно покупает, но сегодня она придет к нему с новым, самым дорогим, какой найдет в «Бетховене». И с солидным хозяйским поводком. Пусть поводок ему не нужен, он в любой ситуации пойдет с нею у ноги. Но он обязательно должен быть. Тем более потом они поедут в клинику и поменяют его паспорт с прививкой, но без хозяина, на другой. Теперь у пса по имени Радость будет ее адрес и ее имя-фамилия в паспорте.

– Спасибо, Николя, – послала он с балкона воздушный поцелуй в сторону бывшего мужа. – Спасибо за то, что вовремя свалил. Был бы ты мне сейчас большим камнем поперек дороги. Нам. Всем троим плюс. Туся к тебе все же как-то притерпелась. С мужчинами – Анатолием и Рексом это бы не случилось.

И Берта побежала в «Бетховен», и так выбирала ошейник для Рекса… Как выбирала бы себе подвенечный наряд. И прибежала, сдерживая рвущееся дыхание, в его двор, к его теремку… Там почему-то стояли дети, некоторые плакали. Громко и негромко говорили люди. А Рекса там не было. Его не было…

Берта всех выслушала. И ту женщину, у которой бессонница и которая все видела из окна. Женщина побоялась выйти, потому что они приехали на «Газели», эти люди. Они, наверное, были вооружены. Стреляли, как ловцы, из трубки шприцем. То ли снотворное, то ли отрава. И была пара, ее знали многие. Они живут в соседней высотке. Светлана и Евгений Кидринские.

– Я не знала ваш телефон, – вздохнула женщина. – А в полицию чего звонить? Он тут и так на птичьих правах жил. Может, это полиция и была.

Она тоже плакала.

– Я вам не говорил, – признался дворник-татарин. – Они мне сказали никому не говорить. Но это не на дачи воровали будки, которые вы для него строили. Эти муж и жена приходили их сносить. Рекс такой умный, он уходил прятаться в другой двор, в кусты. А когда вы мне заплатили, чтобы я будку зацементировал, они обозлились.

Берта оказалась дома. Судорожно искала телефоны людей, которые занимаются животными.

– Кидринские – известные всей Москве живодеры, – сказала зоозащитница Таня. – При этом они себя позиционируют как любители животных. Они на этом построили бизнес. Собирают деньги на уничтожение собак якобы в защиту кошек. У них есть сайт «Чудо природы», они покупают полосы в газетах, где несут свою дикарскую идеологию. Хочешь, дам их телефон? Приходилось объясняться. Обращения в полицию бесполезны.

После еще ряда звонков Берте позвонила незнакомая женщина, представилась Стеллой.

– Вы собираете информацию по поводу Кидринских? Я была их пресс-секретарем. Они свою деятельность начали в один день. И в этот же день наняли меня. Меня и нескольких таджиков, которые им поймали в подвалах тридцать кошек. Я за их деньги привезла съемочную группу кабельного телевидения. Их снимали с этими кошками в обнимку. Так они вписались в ряды зоозащитников. Потом, купив новую квартиру, всех кошек усыпили.

– Кто они вообще?

– Были по факту городскими сумасшедшими. Фактически асоциальны. У Евгения Кидринского даже есть высшее образование, но не работали – ни он, ни она, жили отдельно, каждый в своей однушке. Светлана, кажется, наркоманка, кололась, Евгений собирал и сдавал бутылки и банки на пропитание. Он настолько сумасшедший, что ему нельзя и не нужно ни пить, ни колоться. Всегда в кондиции. Но рассчитал он все верно. Женился на этой депрессивной корове, выбрал себе «врагов» по плечу и стал наваривать деньги. Сейчас они эксперты какого-то городского департамента по защите животных. Лезет в кадр на всех митингах. Судится, когда ему бьют морду и называют убийцей, выигрывает… Платит, подкупает судей. Богатым стал, подонок. Я ушла и даже передала материал разным газетам, он и за мной теперь охотится. Я ему тоже по плечу. У меня тяжелый порок сердца, потому и выбрала себе работу для души, с «добрыми» людьми. Теперь расплачиваюсь. Если со мной что-то случится, Берта… Это они.

Берта позвонила похитителям. Она готовилась, говорила ровно. С женщиной Светланой. Та ответила, что Рекса просто депортировали из Москвы. Что он жив, просто где-то в сельской местности. Но отказалась говорить, где и кто именно вывозил.

Берта все же позвонила в полицию. Участковый сказал с утра принести заявление. Потом она нашла электронный адрес префектуры и написала короткое, но, видимо, понятное письмо. Потому что ей позвонили тем же вечером, интеллигентный мужчина. Берта не поняла, кто этот человек, но он был взволнован, он обещал разобраться, куда-то что-то направить.

Потом Берта опять звонила этой проклятой Светлане Кидринской. В разговор постоянно врывался мерзкий фальцет ее мужа, он кричал что-то. Берта плакала и умоляла:

– Света, назови любую сумму. Ты получишь ее сейчас. Если мне не хватит, то завтра. Только за место, где выбросили Рекса. Только за телефон этих людей, кто знает. Только за информацию: что это был за препарат. Рекс может быть живым?

– Мне очень жаль, – сказала Светлана. – Все это невозможно. Красивый действительно был пес.

Берта, в пелене слез, поменяла повязку Тусе, на кухне недоуменно посмотрела на сырое приготовленное для жарки мясо. Анатолий… У нее весь день и вечер был занят телефон, он наверняка не дозвонился. И плюнул на всю эту мороку с солнечным ударом под дождем. Он такой твердый, прямолинейный, такой настоящий мужчина без сантиментов и отклонений. Он не поймет. Она не сможет ему объяснить, как бурный восторг первой страсти можно на что-то разменять, потерять, забыть в первый же день… Из-за одной бездомной собаки. Он подумает, что Берта психопатка, истеричка, а не его женщина, как ему показалось под дождем спросонья.

Но тут в дверь позвонили. Берта, измученная, падающая с ног, непричесанная, в халате, бледная и с красными воспаленными глазами, смотрела на Анатолия с такой тоской… Вот он и уйдет. Посмотрит, как выглядит женщина без капель росы, без сока страсти, и уйдет… Он ведь сказал мимоходом, что уходит, когда что-то не так.

– Я устал ждать, когда у тебя освободится телефон. Не начинай ничего рассказывать. Ты не сможешь, мы утонем сейчас в твоих слезах. Ты плакала, наверное, с утра. Тебе даже это идет. Ты такая прекрасная графиня сейчас, а мои розы завяли без тебя. Это они от зависти, они видели тебя без лепестков. В отличие от них ты становишься только еще более красивой. Нестерпимо красивой. Давай все потом, я разберусь, помогу. Поверь, мы все решим.

Берта так удивилась самой себе. Оказывается, в этом кошмаре она не потеряла и не забыла тоску по нему. Просто беда захватила мысли и душу, а руки и рот были заняты телефоном. А теперь все рванулось к нему, как к спасению, как к убежищу, как к началу и завершению…

Глава третья
Анатолий

Когда он бежал ночью по темной траве, по лужам и вновь мокрому асфальту – он допускал все. Он был готов ко всему, наверное, тысячи раз по кругу с девяти вечера.

Он, погуляв с Джессикой на час раньше обычного, сидел и ждал звонка Берты, как они договорились. Ее телефон был занят. Он досидел до мысли, что он занят только для него. Почему он не пошел раньше? Да потому что она должна была позвонить. И только в два часа ночи он признался себе: он, такой храбрый и уверенный, просто боится, что ее дома нет. Или не откроет. И все. И звонить он ей уже не может. Дальше опять тот же круг вариантов. И в центре вывод: он ей нужен был один раз в плане приключения. В постоянную жизнь, да еще на ее территории она передумала его пускать. Это ведь совсем другая история, не просто приключение. Она пришла в себя. Ей кто-то помог прийти в себя…

Он набрал код домофона, позвонил в квартиру. Она открыла. Да, ей кто-то помог. Ей кто-то так помог, что надо срочно спасать. Он не знает, от чего и что придется делать для этого спасения. Но сейчас он может только одно. Утопить ее в себе, утонуть в ней. Анатолий знал жизнь, она так может скрутить, так напасть из-за угла, так подло крадется, так точно целится…

– Отдохни, Берта. Уже ночь. Постой так, спокойно. Я освобожу тебя от этого халата и что там еще на тебе есть. Давай я выпью твои слезы, давай я соберу твою росу, попробую растопить твои беды. А вдруг получится?

Он удивился тому, как хорошо у него получилось, как мгновенно у них получилось уйти в мир своего блаженства. На потолке сияли звезды, в ее глазах были слезы не от боли, а от того, что они не успевали сгорать до конца страсти, их уже торопила другая раскаленная волна. Он уже привычно поймал ладонью, губами и собой ее крик… Она откинулась, вздохнула. И выдохнула:

– Я люблю.

А потом, опустив ресницы, вдруг застонала от чего-то другого. И шепнула ему на ухо, как великую тайну:

– Я ненавижу. У меня есть враги.

И все рассказала.

Когда Берта спала у него на руке, Анатолий чертил эскиз и выстраивал последовательность своих действий. Строил здание мести. Не для того он столько лет искал свою женщину, чтобы ее горе кому-то сошло с рук. История этой собаки его тоже ранила. Он надеялся, что они найдут этого несчастного Рекса. Но от мысли, что над беспомощным и преданным людям псом так поиздевались, что кто-то использовал свою силу для того, чтобы причинить страдания, боль и страх тем, кто слабее, – от этой мысли Анатолий впадал в ярость, которая требовала выхода. Он тоже ненавидел. А это серьезно, эти существа просто не в курсе.

Они живут неподалеку. Проще всего пойти к ним прямо сейчас. Он вычислит адрес по телефону. Он найдет возможность пробраться в их логово. И… получается, что свернуть две шеи – это проще всего. Но Берте нужен Рекс. И, пока они не найдут его живым или мертвым, эти существа будут думать, что у них все в порядке. Пусть пока расслабятся…

– Я не знаю, как тебя оставить, – сказал он Берте, когда она открыла свои нежные, томные, яркие глаза. – Я должен кое-что решить, кое-что узнать. Я все сделаю, моя графиня. Останься сегодня дома с Тусей, пожалуйста. Не общайся больше с этими уродами. Это не имеет смысла.

– Да, я буду дома, – пообещала Берта. – Я буду тебя ждать, конечно. Мне нужно тебе приготовить вчерашний ужин, я для этого даже ездила на рынок. И ничего не сделала… Только сбегаю в полицию, мне сказали написать заявление. Вдруг что-то получится. Кто-то должен заставить их назвать этих людей, которые увезли Рекса. Я не смогла.

– Напиши. И все. Потом позвони мне и скажи, к кому по поводу твоего заявления обращаться в полиции. Чтобы мы могли контролировать. Я принес тебе ключи от своей квартиры. Тебе придется гулять и с Джессикой, пора привыкать к семейным обязанностям. Храни очаг. Я буду мчаться к тебе. Я каждую минуту мчусь к тебе. Помни об этом, прошу. Ты должна очень себя беречь для меня. Я остался в тебе. Вот такой эгоист, мне это говорят даже партнеры и конкуренты. Сплошные «я» и «для меня».

Анатолий вышел из дома Берты в очаге прощальных поцелуев. Прошел несколько метров, свернул на лужайку, в конце которой его дом, споткнулся о кусок отвалившегося с тротуара бордюра и так ударил его ногой, и так его колотил, что опомнился, когда вокруг лежали обломки, а нога заныла. Он вдруг понял, что его сила, его страстное желание, его ярость и месть не вернут Берте Рекса. Так получилось по поверхностным расчетам. Эта дрянь Кидринская не смогла бы отказаться от большой суммы, если бы пес был жив.