Текст книги "Мужчина несбывшейся мечты"

Невестка

Оксана очень подходила Степану. Такая же простоватая, не худая – не толстая, скромно и современно одетая, веселая и общительная блондинка. Но при ближайшем знакомстве была заметна и разница между ними. Оксана не демонстрировала открытость и радушие в отличие от мужа. Он с возрастом оставался в обжитом и удобном образе добродушного увальня, готового последнюю рубаху отдать за дружбу и любовь. Оксана была спокойной и собранной в любой ситуации. Она охотно общалась с теми, кто ей нравился, но явно старалась доминировать. У нее на все случаи жизни были рецепты и железные выводы. Чаще всего они оказывались плоскими банальностями, не имеющими практического значения. Но дарила их Оксана, как крупицы народной или чьей-то авторитетной мудрости.

На свадьбе Кристины и Антона она затеяла дискуссию о сути любви и брака, которая превратилась в ее монолог. Антон, обычно внимательный и деликатный, прервал ее речь на фразе: «Многие считают любовью невротические отношения с придуманными переживаниями. А любовь супругов – это сотрудничество с ясными целями».

– Я предлагаю на этом официальную часть нашего мероприятия закончить, – сказал он с насмешливой улыбкой. – Хотелось бы, чтобы нам в порядке исключения оставили право переживать, хотя бы в первую брачную ночь.

Оксана бросила на него злой взгляд, но тут же улыбнулась и произнесла: «Разрешаю». Но до конца вечера была молчаливее, чем обычно. Простилась с новобрачными сухо.

– Зря ты так, наверное, – сказала Антону Кристина. – Оксана будет дуться на нас.

– Ничего. Ей достаточно такой благодарной аудитории, как мой брат, которому нравится пялиться на жену, как на новые ворота. На самом деле эта женщина в считаные дни разрушила в нем искренность, воспитанную мамой. Они стали единым, достаточно лицемерным целым. Я знаю, когда мой брат говорит правду, когда лжет. Теперь он лжет даже по такому смешному поводу, как цвет глаз жены. Степа говорит, что глаза у нее синие. Синие! Эти тусклые, недобрые глазенки блеклого цвета.

Кристина была потрясена. Она впервые слышала от Антона такие резкие слова о другом человеке.

– Ты так ее ненавидишь?

– Я мог бы ее возненавидеть, если бы у нас по-прежнему была общая семья. Оксана для нее враждебный элемент. Я даже боюсь ее встреч с отцом: ее слишком интересуют его финансовые дела. А папа в своем одиночестве стал очень ранимым, да и сердце сдает. Но у нас больше нет семьи. Степан сделал свой выбор, и мы стали разными людьми с общим прошлым.

Родственные отношения братьев внешне оставались неизменными. Праздники, дни рождения, появление сына у Степана и Оксаны. Мальчик до смешного был похож на отца, но уже первые слова произнес с маминой назидательной интонацией.

Кристина больше не задумывалась о сути этих отношений, о той дистанции, которая разделила их семьи. А Мария сделала свой вывод после дня рождения Кристины.

– Я весь вечер наблюдала за вами. Думала о том, как меняется человек, когда теряет свою автономность. В союзе мужчины и женщины один чаще всего доминирует. Дальше все зависит от того, охотно ли подчиняется другой. Если не подчиняется, наверное, – война. Если есть согласие и невидимая моральная диктатура, то все зависит от содержания и намерений невольного диктатора. В вашем случае это Антон. Сложный, принципиальный, даже брезгливый во многом человек, который склонен к сомнениям и терзанию по любому поводу. Ты рядом с ним стала взрослее, интереснее и глубже. У тебя даже взгляд бывает как у Мадонны, – одухотворенный, кроткий и ждущий. А Степан – отражение своей жены. Хохотун и балагур с лукавым и непроницаемым взглядом. Скажешь им фразу, задашь вопрос, и слова отлетают от них обоих, как от металлической стены. Вы вместе стали, наверное, уязвимее, они – непрошибаемыми.

Кристину согрели эти слова Марии. Вот чего она не боялась, так это потерять свою незначительную индивидуальность. Она счастлива быть отражением Антона. И главное: если Мария сказала, что Кристина стала интереснее и привлекательнее с Антоном, – значит, так и есть. Мария не говорит того, чего не думает. Она вообще строга в оценках. Кристина в глубине души даже рада, что брат Антона ему не близок. Она бы его ревновала. А сейчас даже Марии видна прочность их союза. И как хорошо, что у Марии есть теперь Борис. Кристина не может делиться своим сердцем даже с ней. Оно принадлежит только Антону.

Часть вторая. Тучи сгущаются

Покушение

Частный детектив Сергей Кольцов зашел ярким июньским утром в кабинет друга, полковника Земцова, конечно, без особых причин. Просто рассказать, что солнце встало. Слава был рад. Друг всегда освещал его унылый казенный кабинет. Выглядел Сергей, как всегда, жизнерадостным и энергичным, под пшеничной волной волос синие глаза и лицо, уже покрытое качественным загаром.

– Ты не во Флориде, случайно, загорал? – спросил Слава, доставая из холодильника две банки пива.

– Почти, – серьезно кивнул Сергей. – Закрытый карьер за Мытищами. Там окопались неизвестные люди, что-то рыли по ночам. Пришлось сидеть в засаде трое суток. Загорал. Они стреляли. Были трупы, но вопрос решился, наконец. Склад наркотиков прикрыли. А ты как? Работы много?

– Это сегодня у тебя шутка такая?

– Да. Не смешно? Я, конечно, в курсе. Слежу за вашими подвигами. Слава, а вот это не у вас? Вы не занимаетесь этим делом?

Сергей положил перед Земцовым газету, в которой была обведена красным фломастером заметка криминальной хроники. «В Москве этой ночью неизвестный напал на ученого-физика Антона Сереброва. Его ударили в спину острым режущим предметом. Задето сердце и легкие. Нападавший скрылся, жертва в коме. Врачи оценивают состояние как крайне тяжелое».

– Я это видел, – неохотно сказал Земцов. – Дело в отделении, сотрудники которого обнаружили. Не вижу сложности, и пока нет трупа. Мы все же отдел по расследованию убийств. Неужели тебя успел кто-то нанять? Через несколько часов после нападения?

– Для начала замечу, что труп – дело времени. Это точно покушение на убийство. Я спрашивал у хирургов: там миллиметра-двух не хватило для мгновенной гибели. А вопрос со мной и вовсе интересный. Меня наняли недели за две до этого происшествия. Отец жертвы. Андрей Петрович Серебров, довольно известный профессор-филолог. У него были основания полагать, что старшему сыну угрожает какая-то опасность. Просил незаметно для Антона поискать источник угрозы рядом с ним. Это было не очень сложно: у человека не так много контактов. Узкий круг общения. Очень строго очерченная жизнь. Я успел лишь немного составить представление о подводных течениях жизни Антона Андреевича Сереброва. И вот такая неприятность. Покушение.

– Сейчас нет времени выслушивать полностью твой доклад по делу. Но начало интересное. Я, как и ты, питаю слабость к культурным людям. Особенно когда они начинают охотиться друг за другом. Да, работаем вместе. Продолжай рыть. Я подпрягусь в нужное время. Сейчас запрошу дело.

– Очень рад, мой генерал.

Сергей пожал Земцову руку и вышел. Он был благодарен другу. Дело не только в хорошем клиенте, интересном деле. Сергей очень жалел Антона Сереброва. Он не должен был ничего знать о криминале. На редкость добрый и красивый человек. Не так давно женился. И такой же у него отец. Хрустальный интеллигент, точнее не скажешь.

Кристина

Я проснулась в семь утра и поняла, что все же провалилась этой ночью в сон. Но я спала чуть больше часа. Было пятнадцать минут шестого, когда я в очередной раз посмотрела на часы, прежде чем закрыть глаза.

До двух часов ночи я бродила по квартире, постоянно набирая номер Антона. Он был доступен, просто не отвечал. Потом – вне доступа, видимо, телефон разрядился. Я выпила стакан воды, умылась и легла. С трех часов ночи я провожала глазами каждую минуту. А в голове тикала одна мысль: «Случилось».

Ни разу за три года брака Антон не приехал домой после двенадцати. Когда задерживался, всегда звонил.

В восемь утра позвонил Андрей Петрович и сказал, что на Антона ночью напали. Что нашли его в другом районе, хотя его машина была у ограды нашего дома.

А через час мне позвонили из полиции, сообщили, в какой Антон больнице. Я не могла ни думать, ни чувствовать. Странное ощущение пустоты. Как будто все не со мной. Я даже не представляла, как добраться до больницы. Натянула джинсы, майку, спустилась к своей машине, но не смогла ее завести. Я расплакалась от беспомощности и позвонила Марии. Она охнула и пообещала, что сейчас спустится с ключами от своей машины.

Мария подогнала свою машину, вышла, и я испугалась. Она была страшно бледная, волосы растрепанные, глаза горели, губы тряслись. Мария была похожа на иллюстрацию смерти. И говорила бессвязно: «Быстрее. Ты должна ехать туда быстрее. Меня с тобой не пустят. В реанимацию только жену… Сразу звони. Звони, ты слышишь?! Я жду».

Всю дорогу я вяло думала лишь о том, что Мария не пыталась меня утешить и подбодрить. Не представляла себе, что ее так потрясет известие о том, что с Антоном что-то случилось. Но может, она знает больше? Она всегда знает больше других. Может, он уже не в реанимации? Вдруг Антон…умер? Что еще могло так испугать Марию?

С трудом нашла эту больницу, шла по коридору, с трудом переставляя ноги, как по туннелю, забитому ватой. Пахло йодом и другим светом. Ко мне вышли, что-то говорили. Никуда не пустили, только взяли телефон.

Я решила обдумать всю информацию дома. Только, когда закрыла все двери, сбросила с себя пропахшую несчастьем одежду, сумела вспомнить все по порядку, как мне рассказали. Антона нашли в восточном районе Москвы истекающим кровью. Удар нанесли в спину. Задеты сердце и легкие, он без сознания, надежды мало, но оперировать будут. Кто и почему это сделал – неизвестно. Мне придется отвечать на вопросы полиции, иначе убийцу не найдут.

Не знаю, сколько часов я просидела без движения. Вдруг очнулась и почувствовала, что очень хочу есть. Вынула из холодильника все, что можно было сразу кусать и глотать, и положила на стол без тарелок. Я жадно ела колбасу, откусывала хлеб от целого батона, жевала холодные, безвкусные котлеты. Я грызла все это, как будто пришибленный организм требовал подтверждения того, что я жива. Что я буду жива, даже если Антона не спасут. Я не видела его, я еще не могла представить себе его боль, душа еще не рвалась от жалости. И для жалости тоже нужны силы. А силы вытекли из меня.

Я продолжала жевать, когда в дверь позвонили. Это пришла Мария.

Она была все такая же белая, посмотрела на меня изумленно, прошла в кухню, увидела остатки моего дикого обеда и почти закричала:

– Что ты делаешь?! Ты, наверное, сошла с ума! Сидишь и жрешь, когда муж умирает? Ты даже не сказала мне, жив ли он. Я звоню туда, но мне не дают справок. Ты забыла, что забрала мою машину. Я, как в клетке, не могу никуда поехать, узнать, спросить…

Мария никогда на меня не кричала. Но и беды такой у нас с ней не было после смерти моих родителей. А тогда мы тоже по-разному реагировали. Мария рыдала, узнавала, звонила, требовала чего-то для меня. Опять рыдала, уже от жалости ко мне. А я была заторможенная и отупевшая. И да, я и тогда хотела есть. В холодильнике остались только помидоры. Я сидела и ела один за другим, сок стекал по мне, как жидкая кровь. Только, когда какая-то тетка произнесла слово «детский дом», я подумала, что лучше бы погибла с родителями в машине. Мария меня спасла.

– Успокойся, Мария, – пробормотала я. – Антон пока жив. Нехорошо так убиваться по живому. Да, я хочу есть. И я жду, когда ты все узнаешь и расскажешь мне. Как всегда. Я без тебя не знаю, что мне делать.

Мария сразу замолчала, подошла и прижала меня к себе. Мне стало теплее. Я под ее взглядом согреваюсь, как под лампой накаливания. Какая же она прелестная всегда, моя молодая неродная мама.

Андрей Серебров

Сергей Кольцов посоветовал мне не ездить пока в больницу. Сегодня к Антону не пустили даже Кристину. Он позвонил и сказал:

– Не беспокойтесь, я буду держать вас в курсе. У нас все хорошо: дело запросил отдел по расследованию убийств, с которым я сотрудничаю. Полковник Земцов – мой старый товарищ, он не оставляет открытых вопросов. И старайтесь без необходимости не выходить из дома. Дверь чужим не открывайте.

– Вы считаете, мне что-то угрожает?

– Пока нет. Просто обычная предосторожность.

Забавный парень. «У нас все хорошо». Лучше не бывает! Антон в коме, надежда мала, зато друг-полковник не оставит открытых вопросов. Потом.

Я в тысячный раз обхожу дом. Проверяю свои тайники, условно говоря. У меня нет сейфа, нет скрытых богатств. У меня вообще нет богатств по нынешним понятиям. Документы на дом, мое завещание, номера двух счетов: рублевого и валютного – я держу в старинном дубовом бюро. У него надежный замочек, ключ от которого находится в тумбочке у моей кровати. Это известно всем родственникам.

Не помню, почему я вдруг решил все проверить недели две назад. Взял ключ, открыл бюро. На верхней полке – документы, на нижней письма, фотографии, мои записи, дневник жены. Все, что представляет для меня ценность. Я проверил наличие документов. Просмотрел все не раз и не два. Все на месте, но я был уверен, что кто-то побывал здесь без меня. У меня есть свои секреты хранения документов. Точно помню не только то, в каком порядке положил, но и каким образом. Старая привычка, появившаяся со времен «тихушников», которые охотились на диссидентов. Один документ кладу правильно, сверху другой – уже в перевернутом виде. Между ними кусочки тонкой шелковой нитки. Да, у меня пошарили. Не так лежали даже письма, альбомы и дневники.

Кто? Это даже не вопрос. Точнее, вопрос в одном: Степан это был или его жена Оксана с ее острым, воспаленным от постоянного вынюхивания носом? Это нелогично, конечно, но мне хотелось бы думать, что она. Хотя я прекрасно понимаю, что без ведома и участия Степана она бы на такое не пошла. Или пошла бы? А почему нет? Степан при этой женщине играет вспомогательную роль.

Так чего она или они добились, проверив документы? Ответ тоже на поверхности. Они проверили, не изменил ли я завещание.

Я так мучительно думал в тот день, что у меня поднялось давление. Жар сменялся ознобом, я практически довел себя до паники. Мне не хватало опыта, специальных знаний, чтобы оценить опасность активной алчности в семейном кругу. Это чем-то грозит, к примеру, мне? Откровенное желание младшего сына и его жены прибрать к рукам и дом, и мои скромные сбережения? Нет, пока завещание неизменно, моя смерть им не нужна. Но… О боже! Под угрозой Антон! Это я его поставил в такое положение. Он стоит между наследством и братом.

Я понимал, что схожу с ума от одиночества. Подобные конфликты интересов существуют во многих семьях, но люди определенного, приличного круга справляются с этим на уровне эмоций. Почему же меня так мучает предчувствие беды? Объясню. Антон – совершенно необычный человек. Он, сам того не желая, способен вызывать острую неприязнь у людей ограниченных и злобных. В нем есть непреклонность совершенства. Я допускаю, что именно это может спровоцировать акт настоящей агрессии. Мои деньги, дом – очень дорогой по нынешним ценам, сам факт моего предпочтения – это возможный толчок. К чему – не знаю. Не силен в науке криминалистике. Не люблю дилетантов и не пытаюсь сам делать безграмотные и нелепые выводы. Такими подозрениями стыдно делиться даже с близкими друзьями, но есть ведь специалисты, к которым можно обратиться, как обращаются к врачам.

Друзьям я позвонил якобы по поводу подозрительных личностей, которые появились в поселке и крутились вокруг моего дома. И к вечеру у меня был телефон частного детектива Сергея Кольцова.

Сергей приехал ко мне почти ночью. Оказался приятным и умным парнем. Рассказал между делом о маме-учительнице, которая привила ему уважение к людям науки. Я никогда не встречался с людьми странной профессии – детектив, а этот человек нисколько не напоминал ни Шерлока Холмса, ни Эркюля Пуаро, поэтому я сначала испытал довольно сильное разочарование. Но понадеялся на то, что не в интересах частных детективов разносить чужие тайны, и рассказал о том, что меня тревожит, все объяснил и показал.

В процессе своего монолога понял, что так хорошо слушать может только очень серьезный, многое знающий человек. И вопросы его мне понравились. Сергей безошибочно улавливал главное, самое болезненное и острое. И это касалось не только фактов. Фактов у меня и не было толком. Ерунда: ниточки, не так легли бумаги.

– Проблема в том, что вам мало известно о других сторонах жизни сыновей, – сказал Сергей, когда наш разговор подошел к концу. – Мы обсуждали только семейный, не явный конфликт. Насколько я понимаю, вопрос с завещанием не вызвал открытых ссор. А у вашего старшего сына есть, разумеется, и другие отношения – личные, производственные. Если речь о том, чтобы я проследил за действиями только вашего младшего сына и его жены – это один вопрос, и это не займет много времени. Но если вас интересует факт безопасности Антона в принципе – это дело другое. Больше проблем. Пока не знаю где искать.

– Разумеется, безопасность в целом, – ответил я. – Не знаю, встречались ли вы с таким вздором, как предчувствие. Предчувствие больного старика, у которого нет ничего, кроме этой любви. К одному из сыновей.

– Встречался, – коротко сказал Сергей. – Все нормально, Андрей Петрович. Предчувствие – это связь развитого интеллекта с тем миром, о котором интеллигентному ученому мало известно. В нем бывает всякое. И это как раз по моей части. Буду рад помочь. Постараюсь не опоздать.

Да, он произнес эту фразу: «Постараюсь не опоздать». То есть мое предчувствие нашло в нем отклик. Я знаю, что Сергей работал напряженно, доклада я от него не требовал, но он изучал какой-то рабочий момент, говорил о конфликтной ситуации. Его интересовал круг знакомых жены Антона, их общие друзья. И я не могу винить его в том, что он опоздал. Вина моя. Надо было обратиться раньше, а не тогда, когда приближающаяся беда обдала меня огнем догадки.

Вечером мне позвонил Степан. Он был потрясен и встревожен, так мне показалось.

– Почему ты мне сразу не позвонил, отец? Я узнал из новостей о том, что случилось с Антоном!

– Извини, было не до звонков. Какие звонки, я дышать боюсь, чтобы не пропустить главного известия: удалось спасти или нет. Больше ничего для меня не существует.

– Это ты извини, – сухо сказал Степан. – Я забыл о том, что для тебя ничего и никого не существует, кроме Антона. Не нужно ничего рассказывать, узнаю все сам. Кстати, мне только что позвонил следователь, сказал, что нужно ответить на вопросы.

Лионелла

Сказать, что я в шоке – это ничего не сказать. Меня даже тошнит: выпила кофе, и голова закружилась.

Случилось такое… Никак не могу поверить. Расскажу по порядку.

Я никогда не читаю газет, а по телевизору смотрю только шоу про светские скандалы. Прихожу с утра на работу, через час обычно навещаю Кристину. Мы стараемся не занимать служебный телефон. Но сегодня ее на месте не оказалось, а вчера она не предупреждала, что задержится. Я ушла, еще через час заглянула. Кристины по-прежнему не было. У ее стола стояла грымза – заместитель начальника, ее за глаза все зовут только по фамилии – Осипова. И она заявила:

– Перестаньте тут мелькать. Вашей подруги сегодня не будет. В ближайшие дни, полагаю, тоже. Вы что, не в курсе, что случилось?

И, ничего не объяснив, прошла мимо меня, чуть не поцарапав меня своими страшными очками. Я вышла в коридор, открыла первую же дверь одного из отделов и даже рот не успела открыть, как на меня обрушилась информация. Оказывается, все в министерстве уже знали. Это передавали по телевизору, это было написано в интернете и утренних газетах.

Когда я шла к себе, даже не думала, что меня так накроет. Но нашла все в интернете, и эти заголовки: «Покушение на убийство ученого», «Нападение на Антона Сереброва», «Жизнь Сереброва в опасности» – они привели меня в неописуемый ужас.

Кто-то пытался убить Антона? Он, может быть, уже умер? Бандита ищет полиция, они вызывают, наверное, на допрос всех, кто знает Антона. Там было написано: следствию требуется помощь очевидцев.

Кто такие очевидцы? Я даже полезла в Гугл за справкой. «Очевидцы – это люди, наблюдавшие за какими-то событиями». Непонятно. Это только те, кто видел, к примеру, нападение своими глазами? Или те, которые просто видели события чьей-то жизни и как-то участвовали в ней? Если второе – то это ко мне.

У меня тряслись руки, я не могла печатать, вздрагивала от каждого телефонного звонка. Была мысль позвонить Кристине, но это, конечно, сейчас самое глупое. Что сказать: «Я знаю, я тебе сочувствую»? Какая дурь лезет в голову!

Я зашла к начальнику, сказала, что отравилась, срочно нужно к врачу. Он меня отпустил. Не помню, как оказалась дома. Хорошо, что родители уже на даче. Я достала бутылку виски из бара, сделала пару глотков из горлышка и села думать. Говорить ли полиции про Автандила?

Мне давно казалось, что от Автандила надо избавиться. Но не так это легко девушке, у которой совсем негусто с поклонниками. А он далеко не самый худший вариант. Красивый, хотя мне такой типаж не нравится. Высокий, накачанный. Всегда брендовые шмотки. Черные глаза, и взгляд, который обычно называют «масленый». Главное же достоинство Автандила – это его папа – очень важный человек. Кто-то говорит, что он бизнесмен, кто-то – что криминальный авторитет. Но денег у Автандила очень много.

Познакомились мы примерно год назад, его кто-то привел к нам на корпоратив, с тех пор он за мной ухаживает. Не так, как в кино, конечно. Вокруг Автандила всегда толпа девиц – модели или проститутки, а он напоказ выделяет меня. В день рождения, на Восьмое марта, на Новый год мне на работу курьеры тащат корзины роз. Внутри всегда самые модные и дорогие духи, сумочка или что-то еще от «Гуччи» или «Кардена». Кто от такого откажется? Тем более он долго ничего не требовал взамен. Как будто подсаживал на подарки. Только через три месяца знакомства Автандил пригласил меня на какую-то вечеринку. Мы там были как пара, без его обычной свиты. После вечеринки он целовал и обнимал меня. Но не торопил. Сказал:

– Мне нужно, чтобы ты сама решила, что я тебе нужен. Я подожду. Но одно условие: голову мне морочить не получится. Или сразу «нет», или «да». Других мужиков я не потерплю.

«Нет» я, конечно, не сказала. Но и «да» говорить не торопилась. Что-то наплела про обычаи нашей семьи, про строгое воспитание. А месяц назад он пригласил меня на день рождения, привез к себе. Квартира у него шикарная, обстановка роскошная. Мы пили очень вкусное коллекционное шампанское. Сейчас я думаю, что Автандил в него что-то добавил. Какой-то наркотик.

Я вручила ему подарок – французский мужской парфюм. А он… Он меня добил. Достал коробочку из белого бархата и положил мне в руку. Я открыла – боже мой! Сверкающий, обсыпанный бриллиантами медальон от «Картье».

Конечно, сразу после этого мы оказались в постели. Автандил был красив, как статуя Аполлона. Только мне не было с ним ни капельки приятно. Грел и кружил голову наркотик. Но я хотела только одного: поскорее удрать из этой постели. Он, кажется, что-то понял. Мы сидели потом за столом, и я, несмотря на страшную усталость, все время чувствовала его недобрый взгляд.

Потом я совершила страшную глупость. Автандил спросил меня, почему я до сих пор не замужем. И я, чтобы он не подумал, что меня никто не звал, стала говорить, какого мужа хотела бы. Даже не так: я вдруг рассказала о том, какими бывают мужья. Точнее, один. Муж моей подруги Кристины. И в первый раз вслух кому-то стала описывать Антона. Очнулась, когда Автандил резко вскочил и выругался по-грузински. Я поняла по звучанию слов и по выражению его лица, что это ругательства. И поняла, что я наговорила лишнего.

В тот вечер он отвез меня домой и надолго исчез. И вдруг вернулся. Вел себя, как будто мы сто лет любовники, – решительно и властно. Предложил пойти в ресторан с моими друзьями – Кристиной и ее мужем. Кристина охотно согласилась и Антона быстро уговорила. Он приехал, но сразу предупредил, что сможет пробыть недолго: у него на вечер очень много работы.

В ресторане говорили в основном мы с Кристиной. Антон иногда вставлял ремарки. Он так мило шутил, так красиво улыбался… Мне казалось, я расцветаю от его присутствия. Но это очень быстро закончилось. Они с Кристиной ушли, я осталась напротив Автандила. Посмотрела на его злое, мрачное лицо, и мне стало грустно и тошно. Наверное, он все понял.

Он повез меня домой, всю дорогу молчал. Остановил машину у моего подъезда, вышел сам и смотрел, как вылезаю я. Помочь и не подумал. Затем прижал меня к себе – не обнял, а именно прижал! – и грубо процедил:

– Женщина, которая спит с мужчиной, принимает от него подарки, а сама стелется под другого, – это шлюха. А я выбирал себе жену. Теперь у нас один выход. Или ты ведешь себя, как положено порядочной женщине, или я с этой историей разбираюсь сам. Ты так низко пала, Лионелла, что на моих глазах отбиваешь мужа своей единственной подруги. Не знаю, как ты с этим можешь жить. Но есть еще я, и тут ты не на такого напала.

Он оттолкнул меня так, что я чуть не упала. Не оглядываясь, сел в машину и уехал. А я дрожала, вспоминая его страшный взгляд.

И сейчас я четко понимаю: то был взгляд убийцы. У него же отец криминальный авторитет. В ресторане мы были неделю назад.

Что для меня лучше: все рассказать полиции и бояться мести Автандила или ждать, пока они его найдут сами, а потом в чем-то обвинят меня?

Мамочки, я этого не вынесу! Я до утра умру только от страха.