Текст книги "Окна в облаках"

Папин дочь

Мама называла Марину «принцессой на горошине». Когда малышка еще не умела говорить, начинала вдруг кричать и крутиться в своей кроватке, мама сначала пугалась, мерила температуру, давала теплое питье, баюкала, успокаивала, но однажды решила перетряхнуть постель и обнаружила под простынкой ребенка маленькую сухую крошку. Убрала ее, положила дочку, и та сразу блаженно уснула. С тех пор родители бдительно следили, чтобы под ребенком не было ни одной складочки, никакой соринки. И убедились в том, что у них едва ли не самый спокойный ребенок на свете.

Сейчас Марине тридцать восемь лет, она дизайнер-оформитель, известный в профессиональных кругах, мать девочки-подростка, которая живет у бабушки в Болгарии, и бывшая жена человека привлекательного, но слишком слабого, нелепого и неприспособленного к осмысленной, упорядоченной жизни. Может, Марина и приняла бы все это, если бы не воспаленные реакции ее мужа Кирилла по совсем не вопиющим поводам. Иногда ее посещало подозрение, что Кирилл сильно сомневается в ее любви и собственной нужности. Брак Марины не получился, вероятно, и потому, что она была слишком ориентирована на свой идеал – семью родителей. На хранителя и защитника покоя дома – отца. Ее обожали так нежно, бессонно, безгранично и в то же время с таким уважением, умом, тактом и пониманием, что Марина, возможно, исчерпала отпущенный ей судьбой лимит любви. Она очень старалась, но не смогла проникнуться подобным чувством к своему слишком обычному мужу. И после неудачного замужества, из которого выбиралась с боями и муками, она стала настолько подозрительной и осторожной, что не было и мысли пробовать еще.

Рядом с ее компьютером на столе всегда стоит снимок: молодые мужчина и женщина с двух сторон обнимают ребенка лет пяти. Это очаровательная девочка с большими глазами, чуть вздернутым носиком и выражением спокойной уверенности на круглом личике с челкой. Она в забавном комбинезоне и полосатой кофточке, напоминающей тельняшку моряка. Да, Марина в детстве носила одежду, как для мальчика. Это нравилось и ей, и маме – главным образом потому, что отец называл Марину: «папин дочь». Он страстно ждал сына, но увидев новорожденную девочку, полюбил ее с отчаянием человека, чье время на земле ограничено. Папа Марины был летчиком, самолет которого разбился во время учений. После множества операций он вернулся домой, с тоской ожидая лишь тягостного, мучительного выживания. И вдруг стал отцом. И наделил свое дитя всеми возможными достоинствами. Его дочь была одна такая, даже лучше сына, о котором он мечтал.

Марина взяла в руки снимок и рассмеялась. Эти тельняшки, разные штанишки, машины рядом с куклами были их с мамой игрой и подарком папе за его немыслимую любовь. Марина даже перенимала у мальчишек их повадки и словечки. Папу это смешило и радовало. На самом деле родители были уверены в том, что их девочка – самая нежная, чувствительная и хрупкая из всех детей на свете, ее защита была их навязчивой идеей. Боже, как же к этому привыкаешь – к бесконечной, безграничной, ежесекундной защите тех, для кого нет ничего дороже твоего слова, дыхания, взгляда. Это самая трагичная зависимость, потому что однажды крепостная стена защиты растает вместе с главными, единственными хранителями такой драгоценности, как ты. Всем остальным людям на Земле невдомек, что ты такой бриллиант в раритетной оправе.

Папа Марины умер, когда она была на первом курсе института. Они с мамой готовились к такому исходу: давно откладывали понемногу деньги и купили маленький, уютный домик в Болгарии, чтобы мама, став вдовой, уехала в тихое место у моря, где меньше напоминаний о горе. А у Марины тоже появится выбор и приют для отдыха и на случай любой беды. Приют пригодился дочери Аленьке, которая безумно любила море и вернула безутешной бабушке счастливые времена детства самой Марины.

…В то утро Марина работала над сложным эскизом. Все было: и желание, и вдохновение. И вроде нормально получалось, но какой-то детали не хватало, что делало работу безупречной для постороннего взгляда и ущербной для самой Марины. Можно показывать заказчику, и ему понравится, вне всякого сомнения. Она учла и облагородила все его пожелания. Но то, чего не хватает, станет терзать ее, мешая всем остальным делам. А время уйдет, люди начнут работать, исправить уже будет нельзя.

Марина прошла в кухню, плюхнула в чашку очередные ложки растворимого кофе, подняла тяжелый электрочайник с кипятком, и в этот момент та самая идея мелькнула перед глазами, как райская птичка. Марина сначала ахнула, потом пролила кипяток мимо чашки, ошпарив два пальца правой руки.

В их аптечке есть все виды мазей и бальзамов, пластыри и бинты. Марина знает, спасибо интернету, все способы лечения любых травм и повреждений. А это всего лишь небольшой ожог. Но муки Марины трудно описать словами. У нее немыслимо низкий болевой порог. Вот почему она принцесса на горошине.

Любая царапина доставляла Марине настоящие страдания. Она с изумлением смотрела на подруг, которые бегали в тесных туфлях на высоких каблуках, не замечая, что пятка растерта до крови. Для Марины маленький волдырь на пятке – это практически инвалидность на несколько дней. Она была совершенно здоровой по формальным показателям. Но когда у нее начинались критические дни, мама договаривалась с классным руководителем, оставляла дочь дома и вызывала домашнего врача, потому что у девочки были обмороки и панические атаки от естественной в принципе боли. Такое постороннему врачу не объяснишь. А бригада «Скорой» вообще обругает и опозорит.

Таким был их семейный секрет. «Папин дочь» в задорных штанишках и тельняшках, с вызывающе вздернутым носиком, на самом деле была самой нежной девочкой и постоянно до судорог боялась любой боли, даже той, которую большинство людей просто не замечает.

На борьбу с болью ошпаренных пальцев у Марины ушло не меньше двух часов. После чего она все же выпила лошадиную дозу кофе и вернула то мелькнувшее видение. Оказалось, что это не просто недостающая деталь, а маленькая звезда проекта, осветившая и изменившая все. Марина быстро довела работу до кондиции, договорилась с заказчиком встретиться в офисе и решила поехать на такси. Ей было страшно подумать о том, чтобы коснуться руля своими обожженными пальцами. Заказчик все оценил, пришел в восторг. Марина после его ухода еще немного поработала, затем опять вызвала такси – ехать домой. Вышла на улицу: уже стемнело, она встала под фонарем. Обычно такси приезжает в течение трех минут. Но на этот раз прошло больше четверти часа, а ей даже никто не позвонил. Она прошла немного вдоль проезжей части: вдруг поблизости стоит пустое такси. Слева был полудикий сквер. Рядом с его оградой замерла машина с козырьком: такси. И что-то странное там происходило. Мужчина, похоже, водитель, держал за руку маленькую девочку, от силы лет восьми, что-то быстро ей говорил и явно подтаскивал к открытой двери машины. Девочка не то чтобы сопротивлялась, она колебалась, не знала, как себя вести. Это могли быть отец и дочь. Водитель мог увидеть ребенка знакомых и предложить отвезти домой. Да мало ли что! В чужие дела лучше не лезть, так обычно говорят. Тут Марине позвонил таксист, который должен был за ней приехать. Он сказал, что попал в аварию, но может сейчас позвонить диспетчеру, чтобы ей прислали другую машину: «Это буквально минуты».

– Нет, спасибо, – неожиданно для себя сказала Марина. – Я уже поймала такси. Удачи вам.

И она сделала несколько нерешительных шагов в сторону странной парочки у той машины. Если это на самом деле такси, то оно необычное: нет крупно написанного названия фирмы и телефона, как должно быть. У Марины опять разболелись ошпаренные пальцы, заныла спина, заломило в висках и страшно захотелось оказаться дома. Мимо проезжали пустые такси, а она как заколдованная шла к откровенной неприятности. Она уже отчетливо слышала голос мужчины, который говорил:

– Я же сказал, что куплю тебе мороженое, потом отвезу домой. Ты какая-то ненормальная. Ты что, не знаешь, что надо слушаться взрослых?

В его голосе явственно звучали нетерпение и раздражение.

– Я не хочу мороженое, я сама пойду домой, – голос девочки уже дрожал, как перед плачем.

Марина с ужасом увидела, что водитель грубо схватил ребенка за руку и почти втащил в открытую дверь машины. И Марина пролетела оставшиеся пару метров, придержала дверь:

– Одну минуточку. Я как раз ловлю такси. Вы свободны? Сможете меня отвезти домой?

– Нет! – сначала рявкнул водитель. – Мне нужно… – и резко оборвал фразу.

– Вам нужно отвезти ребенка? Это ваша дочь? Я согласна, поедем вместе, я слишком устала и замерзла, чтобы ловить еще кого-то. Потом отвезете меня.

– Я не его дочь, – пропищала девочка, с надеждой глядя на Марину.

– Это не моя дочь, – произнес водитель, с подозрением глядя на телефон, который Марина вытащила из сумки, сама не зная, что с ним делать и куда звонить. – Это дочь соседей. Да, хочу ее отвезти, она у них немножко не в себе.

– Я его не знаю, – всхлипнула девочка.

Тут мужик включил двигатель и собирался рвануть. Но Марина не дала ему закрыть заднюю дверь изнутри.

– Вы без меня не поедете, – решительно произнесла она. – Я уже набрала полицию. У вас на машине нет названия фирмы и телефона, мне срочно требуется такси, а девочка говорит, что она вас не знает.

– Да господи, – вдруг добродушно произнес мужик. – У меня машина только из ремонта. Немного не доделали. Говорю же, девка соседей, и она немного не в себе. Садись и ты, раз так приспичило. Какая еще полиция: мы все потом будем до ночи давать показания. А у тебя ко мне какие предъявы? То-то и оно. Садись, поехали. Говори адрес.

Какое-то время Марине казалось, что все нормально. Точнее, ей хотелось так думать. Водитель явно профессиональный: хорошо ориентируется в Москве, умело объезжает пробки. Наверное, на самом деле увидел соседскую девочку, которая забрела далеко от дома.

Она посмотрела на затылок ребенка, сидящего на переднем сиденье. На тонкой шейке лежала узенькая косичка. И она дрожала! Так девочка боялась!

Водитель легко нашел пустынный переулок, где стоял дом Марины. Она рассчиталась, но из машины не вышла.

– У меня такое предложение, – сказала она непринужденным голосом. – Давайте мы выйдем с девочкой. Как тебя, кстати, зовут?

– Надя, – девочка повернула к Марине бледное маленькое личико, на котором засияли надеждой большие карие глаза.

– Так, – произнес водитель сдавленным от злобы голосом. – Меня достал этот цирк. Или вылезай, или оставайся. Выкину тебя где-нибудь за Кольцевой. Нам с девчонкой далеко ехать.

Что было дальше, у Марины, кажется, навсегда стерлось из памяти. Она потом могла вспомнить лишь то, что машина, в которой были заперты они с Надей, мчалась в неизвестном направлении. И это было все меньше похоже на Москву. Ко всему стало уже совсем темно. Потом был момент, когда машина остановилась, водитель вылез и стал мочиться прямо у открытой двери, придерживая ее рукой. Марина, точнее, не она сама, а ее инстинкт, который жил сам по себе в скованном страхом теле, произнесла:

– Надя, быстро ко мне.

И сама помогла девочке перелезть на заднее сиденье, посадила себе на колени, одной рукой крепко прижала, другой достала телефон. Тут в машину влез их похититель и молча вырвал телефон из руки Марины. Выключил его и сунул себе в карман. От отчаяния Марина даже видеть перестала. Что делать…

Тип посмотрел на Надю на ее коленях и буркнул:

– Так и сидите, мне по фигу.

Но когда они промчались еще какое-то расстояние, Марина вдруг услышала папин голос, мягкий и в то же время очень уверенный. Когда она перестала быть маленьким ребенком, он говорил ей, как поступать, если кто-то, гораздо более сильный, чем она, ее обижает или угрожает.

– В таком случае не надо упрямиться и стоять на своем. Наоборот: постарайся проявить совершенно неожиданную для этого человека реакцию. Что-то расскажи, по-доброму пошути, очень доверчиво попроси. Это никогда не поможет, если человек плохой. Но ты так выиграешь время и что-то придумаешь. Ты же на редкость умный папин дочь.

И Марина непринужденно, даже весело заговорила с Надей.

– У тебя ладошки, как ледышки. Наверное, и ноги замерзли? – спросила она. – У тебя же резиновые сапожки. Боже! Ты без носков! Давай ты наденешь мои, шерстяные. Я обойдусь, у меня ботинки на теплой подкладке.

И они стали возиться с носками. В это время рядом появились несколько фур и стали их объезжать: грохот заглушал для водителя разговор на заднем сиденье. Марина спросила:

– А где твои родители? Почему ты оказалась одна?

– У меня только мама, – ответила Надя. – И она сейчас рожает. В роддоме. Я хотела туда пойти, ее навестить, но заблудилась. У меня нет денег.

Фуры проехали, и Марина нежно коснулась плеча водителя.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я даже не спросила, как вас зовут?

– Николай, – после паузы буркнул он. Наверняка это было неправдой.

– Очень приятно, Николай. Меня Мариной зовут. Тут вот в чем дело. Сейчас половина десятого. А у меня с мамой железный договор: если я задерживаюсь на работе до девяти вечера и она не может со мной связаться, то сразу звонит в полицию. У нее уже там полковник знакомый есть. А я ей последний раз позвонила, когда ваше такси увидела. Сказала, где я, и номер машины. Она такая смешная, всегда спрашивает номер. Так что, если я ей сейчас не позвоню, она начнет обрывать телефоны полиции и вас в перехват объявят.

– Так, – сказал водитель. – Ты, скорее всего, врешь, но ты настолько паскудная баба и так мне надоела, что у тебя и мать может быть такой. Поэтому мы сейчас доедем до поворота, там через сто метров есть автобусная остановка. На ней я тебя выкину, и это без вопросов. А пока бери телефон и звони своей сумасшедшей старухе. Скажи, что у тебя все прекрасно. Просто в пробке застряла. Одно горбатое слово – и у тебя дырка в голове. Поняла?

– Конечно, – охотно ответила Марина, схватив свой телефон. Она его включила и в это же время под звук сигнала очень тихо шепнула на ухо Наде: «Попросись в туалет. Попи́сать. Он далеко тебя не поведет. Я тут, рядом».

Надя попросилась, Николай, или как его, вытащил ее из машины и велел присесть рядом с открытой задней дверью, чтобы слышать разговор Марины.

Марина без колебаний нажала вызов своего заказчика. Все-таки судьба заботится о женщине, которую сразу назвали «папин дочь». Ее заказчиком, тем самым, для которого она так искала сегодня одну совершенную деталь и который потом пришел в восторг от ее работы, был частный детектив по имени Сергей Кольцов.

– Мама, – сказала она ему. – Прости, что не могла раньше позвонить, я оказалась далеко, и вдруг связь пропала. Мы просто объезжаем одну страшную аварию. Где я? Точно не скажу, но вижу справа крышу крытого строительного рынка, где мы с тобой когда-то были. Там еще кладбище с другой стороны. Водитель очень хороший, он сказал, что вывернется через туннель… Да, номер тот, который я сказала, MN705… Водитель говорит: здесь недалеко есть автобусная остановка. Это в случае еще чего-то неожиданного. Ты только не волнуйся. Целую. До встречи.

Сергей в ответ не произнес ни слова, и это говорило о том, что он понимает: мужской бас не должен звучать в трубке. А у мам бывают очень тихие голоса. Тут Марина якобы уронила телефон и стала судорожно шарить по полу и под сиденьем. Машина страшно грязная и запущенная: должно же быть хоть что-то для обороны. Хоть щепка какая-то. Интуиция опять не подвела: под задним сиденьем, которое было сломано с одной стороны, стояли какие-то ящики и валялись разные инструменты. «Из ремонта», как бы не так. Марина успела схватить молоток и сунула его себе за пояс джинсов.

В это время Николай уже вталкивал в машину Надю, пытался посадить ее на переднее сиденье, но девочка громко и отчаянно закричала.

– Да, черт с тобой, – сплюнул он. – Сиди с этой чокнутой, недолго вам осталось обниматься.

Все это время телефон Марины оставался включенным на связь с Кольцовым.

Вскоре показался поворот, а за ним и автобусная остановка. Ни на ней, ни поблизости не было ни одного человека. Боже, боже, что же делать?! Самое нелепое – достать молоток и попытаться им размахивать, чтобы испугать похитителя. Марина в жизни никого не ударила даже подушкой. Как ей поможет молоток? Он сам убьет ее этим молотком. И живую или мертвую легко выбросит из машины, но этого нельзя допустить. Она не может оставить Надю одну с ним. Когда появится какая-то помощь от Сергея, неизвестно. Марина понятия не имеет, насколько он хороший или плохой сыщик.

Перед остановкой Николай вышел, открыл заднюю дверь, отшвырнул Надю и схватил Марину за ворот куртки. Наверное, он был уверен, что выдернет ее из салона одним движением. Но Марина изо всех сил вцепилась в сиденье, а затем извернулась и прокусила до крови руку Николая. Он взвыл, грязно выругался, затем одной рукой схватил Марину за шею и стал душить, другой бил ее по лицу. Кровь заливала глаза и рот Марины, она не могла дышать. Но… невероятная вещь: Марина почти не чувствовала физической боли, только нестерпимо сильный пожар ненависти в груди. Николай ее почти вытащил, она цеплялась уже только ногами за спинку переднего сиденья. И тут случилось что-то немыслимое. Надя оказалась рядом с Николаем на улице и вместо того, чтобы бежать, изо всех своих силенок толкнула его сзади в поясницу. Он поскользнулся в луже с жидкой грязью и приземлился на четвереньки. И тут Марина сделала это. Никогда не поймет, как это получилось. Но она ударила Николая молотком по голове. И, вероятно, очень сильно, потому что он захрипел от боли и упал лицом в землю. Марина вышла из машины на ватных, холодных ногах. Она убийца. Ей нужно посадить девочку в автобус, убедиться, что та уехала, и срочно звонить в полицию и сдаваться.

Она нашла ручку Нади, сжала ее и попросила:

– Достань у меня из кармана платок, вытри мне глаза, я ничего не вижу. Сама не могу: не чувствую своего лица, оно как надутый резиновый шар. Где глаза, где кровь – не найду. Мы потом все сделаем. Ты поедешь домой.

Надя старательно поплевала на платок Марины, потом стала вытирать ее лицо от крови – осторожно и вполне умело. После этой процедуры Марина долго пыталась привести в порядок одежду: свитер разорван, брюки почти сползли. А когда она как можно шире открыла заплывшие глаза и осмотрелась, то увидела перед собой лицо Сергея Кольцова.

– Это правда ты? – спросила она. – Или я уже в коме с галлюцинациями?

– Смахиваю на ангела? – расплылся в улыбке Кольцов. – Мне многие это говорят. В каком-то смысле так и есть. Я с ребятами из отдела по тяжким преступлениям случайно оказался недалеко от места твоих боев. Сразу рванули. Ты молодец с этим телефоном, мы сразу все поняли. А когда ты меня мамой назвала, я прослезился. Честное слово. Если коротко и по делу, этот говнюк давно в розыске. Он когда-то был опером. Сел за изнасилование и убийство ребенка. Добрые товарищи помогли выйти по УДО, после этого еще несколько тяжких преступлений с детьми. У него и погонялово «Таксист». Уходил очень умело: опыта полно. Номера менял ежедневно.

– Я его убила? – спросила Марина.

– Моя ж ты дорогая, если бы это было так легко… Когда мы подошли, он уже встал со своей царапиной на башке и собирался тебя схватить. Вон, ведут в наручниках, рычит, сволочь. Девочку ребята отвезут домой. Она нам многое рассказала в деталях. Ребенок продвинутый. Я звонил: мать уже дома с новым братиком. Рыдает. Говорит, что завтра купит дочери мобильный телефон, и они все теперь будут ходить только вместе, включая новорожденного. Ты не переживай за Надю, мне показалось, что ее мама – очень добрая тетка, просто не без тараканов. И, возможно, без денег. А тебя я везу в больницу, вид у тебя страшнейший, первый раз такое говорю женщине.

– Сережа, я тебя умоляю, пожалуйста: домой. Я только там могу прийти в себя. Я согласна куда-то заехать, чтобы снять побои для суда. Конечно, я во всем приму участие. Но сейчас я могу умереть, если не лягу на свою кровать.

– Ладно. Отвезу тебя к эксперту Масленникову, он за минуты все оформит. И, главное: он не просто тебя поймет, но ему твоя неадекватность покажется нормальной. Но времени у меня в обрез. Криминал не дремлет.

Марина и Надя пошли к разным машинам, но девочка вдруг вырвала руку из ладони офицера и бросилась к Марине. Так крепко обняла, так горячо что-то шептала, что если бы Марина не теряла сознание от слабости, наверное, вцепилась бы в ребенка и потащила бы к себе. Но Сергей аккуратно их разъединил:

– Все, скажите «до свидания» и оставьте друг друга в покое. Неужели не устали за день? Завтра увидитесь. Если на то пошло, я сам привезу к тебе Надю. А пока пусть валит домой: братику сюрприз будет. Не каждому при рождении сразу так везет: не сестра, а фильм ужасов с доставкой на дом.

С экспертом Масленниковым все неприятности с осмотром и показаниями на самом деле прошли быстро и почти комфортно. И – да, Марина чувствовала, что ее понимают. Он обработал ее раны, сделал уколы от инфекций и болеутоляющие и дал с собой таблетки для сна.

Сергей привез Марину домой, довел только до ванной:

– Помойся, как сможешь, только в зеркало старайся не смотреть. И сразу спать: надеюсь, Александр Васильевич дал тебе качественные колеса. Телефон не выключай и положи рядом: утром у нас созвон. Будем вместе выбираться из потрясения и депрессии, без которых у тебя никак не получится. Это я по обильному опыту говорю. Ты слишком нежная для подобных испытаний.

– Нет, – слабо возразила Марина. – Я как раз папин дочь. Он хотел мальчика.

Но когда за Сергеем захлопнулась дверь, когда Марина совершила долгое и мучительное путешествие из ванной до кровати, она даже таблетки не стала пить: знала, что не помогут. Папин дочь терпит ужасный крах, и нет конца беспомощности, тоске и уверенности в опасности и жестокости этого мира. Сердце то колотилось, то замирало, временами обещало разорваться. Электронные часы показывали два часа ночи. А она зачем-то без всякой цели взяла с тумбочки телефон. И опять, практически без участия сознания и воли, нажала один контакт.

– Да, – сразу произнес совсем не сонный голос бывшего мужа Кирилла. – Я слушаю тебя, Марина. У тебя ничего не случилось?

– У меня все случилось, Кирилл. Ты можешь сейчас приехать?

– Разумеется, – произнес он. – Уже еду.

И только после этих слов Марина поняла, что ни на секунду не допускала мысли, что рядом с Кириллом может быть другая женщина. Жена. Да господи. У него уже полно детей может быть.

Он вошел со своим ключом: Марина его не отбирала. Он не возвращал. Наверное, для такого случая: если что-то произойдет. Подошел к кровати, посмотрел на ее лицо-рану, осторожно поцеловал в плечо.

– Ничего, что я позвонила так поздно? – спросила Марина.

– Нормально. Я один, если ты об этом.

Той ночью Марина пила какао, точно такое, как готовила ее мама, – с пенкой из взбитых сливок. Кирилл запомнил. Он кормил ее с руки крошечными кусочками теплого тоста с сыром. А когда она неловко повернулась и застонала от боли, Кирилл не просто обнял ее, он окружил ее всем своим крупным, надежным и уютным телом. Только он мог снимать боль прикосновениями больших ласковых ладоней. Только ее боль.

И Марине на заре ее сороковника, рубежа женского прозрения и главных открытий, стало наконец совершенно очевидно одно. Женщине для полного покоя и высшей гармонии с самой собой нужен единственный человек. И он не обязан быть ни особенным, ни героем, ни гением, ни победителем. Он просто свой. Родной до каждой клеточки кожи, до следа запаха на рукаве пиджака. Его невозможно никем заменить, и он не может принять другую, ту, которая, возможно, лучше и моложе. И при нем можно наконец заплакать от боли, которая вернулась. Зареветь, как при маме. Как для папы, чтобы поносил на руках. Кирилл ее и покачал в нежных ручищах, как своего обретенного младенца.

С утра Кирилл отпросился с работы и притащил продукты по списку Марины. Она встала и, пошатываясь, принялась готовить праздничный обед. Сергей Надю привезет после школы. Им двоим есть что праздновать: они живы.

Гости явились на час раньше, чем договаривались, но обед был почти готов. Сергей с непринужденностью и обаянием неисправимого нахала отобрал у Кирилла единственную бутылку пива, завернул в салфетку три «киевских» котлеты, несколько кусков хлеба и торжественно заявил:

– Едем брать «авторитета». Боюсь, он нас не покормит. Надю вечером забрать?

– Нет, – ответил Кирилл. – Я сам ее отвезу.

Надя ела с большим аппетитом, потом спросила: может ли она что-то захватить для мамы. После обеда они с Мариной пошли на кухню, где Марина разложила в судки все, что осталось от обеда.

– Надюша, я хочу тебе кое-что серьезное сказать, – произнесла она. – Мы очень сблизились во время нашего испытания. Ты показала себя прекрасным человеком. Ты ведь спасла мне жизнь.

– А ты мне, – радостно ответила Надя.

– Значит, мы в расчете. А теперь о серьезном. У меня очень напряженная работа, семья, которую я люблю. Дочь и мама сейчас в Болгарии, но мы на постоянной связи. Они – главные в моей жизни. У меня есть муж, как ты видишь. И я не берусь ни опекать вас, ни регулярно помогать. Мы с тобой друзья. Настоящие, проверенные. Ты просто должна знать: в случае беды ты можешь меня позвать, и я приду. Ты поняла, о чем я?

– Конечно. Чтобы я тебе не надоедала и не попрошайничала. Я и не собиралась, честное слово. Ты моя подруга. И если у тебя будет беда, ты тоже позови. Ты же знаешь: если тебя кто-то обидит, я сзади как врежу. Он сразу мордой в грязь.

– Ах ты ж, моя дорогая, – обняла Надю Марина. – Защитница. В общем, по делу так: звони каждый вечер только сказать, что ты дома и как дела. Один раз, вечером звони. А когда у тебя день рождения?

– Через месяц. Я позвоню, чтобы ты не забыла.

– Я не забуду. Планшет подойдет?

– Ой. Да.

– Хорошо. Из одежды еще что-то присмотрю. Значит, звонишь только как договорились. Маме с братиком привет.

– Ладно. Значит, договорились.

Почти так у них и получилось. По договору. Надя звонит Марине не чаще пяти раз в день. Если не может дозвониться, набирает Кирилла:

– Эй, Марина пропала. Может, ее опять бандит украл? Если поедешь искать, возьми меня с собой. Без меня не сможешь.

По воскресеньям они втроем обедают. Потом Кирилл отвозит Надю домой. Всегда с пакетом для быстро растущего братика.

По вечерам Кирилл говорит:

– Это чудо какое-то. Мне не нужно уезжать в свою берлогу, куда ночами приходили тоскливые голодные волки и грызли мое сердце. В жизни можно совершить только один счастливый поступок. Вернуться. Если тебя позовут.

А Марина чувствует, что она вновь папин дочь. Никогда не поздно совершить безумство, впервые подраться, вынести нестерпимые боль, страх и победить. Иногда судьба посылает шанс вернуть того, единственного. Без него вроде бы проще было жить, но, как оказалось, он унес с собой такую огромную любовь, без которой может умереть все тепло жизни.