Текст книги "Всматриваясь в пропасть"

Идеальная пара

Ирина продолжала оттаивать после своего ледяного происшествия вторую неделю. Ей никогда не бывает скучно дома одной, а сейчас можно вообще выбирать по собственному усмотрению явочно-дистанционный режим. Она проводила онлайн-занятия со студентами, читала новости в интернете, следила за событиями и реакциями на них в университетском чате. Не брезговала ни сплетнями в комментариях, ни постоянно возникающими скандалами. Ира из тех людей, которым надо все знать, а детали, характеризующие коллег, – это строительный материал для объективных выводов. Ира никогда ни с кем не ссорится, даже не спорит, ей удобнее и спокойнее оценить человека в интернет-сраче, чтобы спокойно и далеко его отодвинуть от себя в реальной жизни. И повод – это ни в коем случае не грубость выражений, не накал чувств. Все, что выдает волнение, гнев, пристрастность и небезразличие личности, – это очень важно, это имеет право на внимание, понимание и уважение. В свой умозрительный черный список Ирина отправляет только четко обозначившихся носителей идей дискриминации, расизма по любому признаку, зависти и подлого, жажды травли и преследования. А неизменным объектом зависти и раздражения в чате, как и в реальной жизни кафедры, является Марина.

В то утро Ира читала комментарии под поздравлением Марины с защитой докторской диссертации. В основном – восторги, сердечки, цветы, добрые слова. Но не существует в природе коллектива, сплоченного только в порывах доброжелательности и позитиве. Конечно, даже в этой теме есть сгустки ненависти и комья грязи. Автор в принципе один – Екатерина Иванова, но иногда ей удается подпрячь своих то ли единомышленников, то ли подпевал. Эта Катя с внешностью унылой, мрачной надзирательницы и научным, если так можно выразиться, пристрастием к незыблемым банальностям, всегда реагировала на кодовые слова, которыми коллеги и студенты неизменно щедро осыпают Марину. У Кати в мозгу зажигалась ярость, когда хвалили красоту, талант и женскую привлекательность Марины. Она выдавала длинные посты оскорблений и брани, которые, как и все у нее, оказывались скучны и банальны. Ирина все это уже знала наизусть, практически не читала, только выборочно выхватывала какие-то отдельные слова. И… Что это? Неужели Катя докатилась до откровенной лжи и клеветы? «Наша вечно юная виновница очередного торжества, – писала Катя, – обладает и другими ценными качествами. Я о предусмотрительности и предприимчивости. Так, незадолго до защиты Марина Федотова случайно сняла на улице клиента, который случайно же оказался известным нейрохирургом и более чем влиятельным человеком». Дальше читать Ира не стала, но ее даже затошнило от ужаса и тревоги. Это не абстрактная брань, из которой ничего не вытекает, кроме характеристики самого автора. Но Катя – какой-никакой ученый. И она не может взять с потолка обвинение и выложить в открытом доступе. Тогда что? Что она нарыла, перевернула и переврала?

Ира схватила телефон и сразу его отложила. Нет, по телефону о таком нельзя. И как признаться Марине, что она чуть не поверила гнусной сплетнице. Как спросить… Это возможно только тогда, когда Марина будет рядом. Она обещала сегодня вечером заехать с шампанским, чтобы они вдвоем отметили ее защиту.

Кстати, это повод оторваться от дурацкого чтения и заняться уборкой, что-то приготовить. Ира принялась за домашние дела, думая о том, как хорошо жить одной. Никто не слышит ее вздохов и стонов, которые у нее всегда сопровождают процесс бытовых преодолений. А сейчас она еще и взвизгивает, когда резко наступает на ушибленную ногу, которая уже несколько дней у нее не болела в состоянии покоя. Какая-то насмешливая иллюстрация выражения «левая нога хочет». Да, у Иры болит именно левая нога, и дело в том, что ей хочется лежать. Только ради Марины и ее торжества Ира нарушает права больной ноги.

Зато на душе стало легче. Понятно, что у Марины какие-то дела с этим нейрохирургом (интересно, с каким), это Катя не выдумала, конечно. Но она все перевернула с ног на голову, неприличный смысл был в самой подаче и интонации. А это наверняка настолько обычный рабочий контакт, что Марина даже забыла рассказать Ире.

Марина приехала довольно поздно. Привезла розовое полусладкое шампанское и роскошный шоколадный торт из «Итальянской лавки». Ира была тайной и маниакальной сладкоежкой, которая изо всех сил боролась с этой порочной страстью. Но тут такой повод. Она даже прослезилась, глядя на кондитерский шедевр.

– Спасибо, Мариночка. А я не смогла выскочить, чтобы тебе подарок купить. Решила приготовить что-то особенное, а продукты были только на борщ. Но он получился не обычный, а такой: чего там только нет. Даже мед и красное вино.

– Да это же и есть блеск, – обрадовалась Марина. – Борщ под шампанское – моя мечта.

Они смеялись, разговаривали о пустяках. И наконец Ирина нашла возможность рассказать о том, что читала чат.

– Сколько народу тебя там поздравляет. Какие прекрасные слова…

– Да, я читала. Еще и цветами завалили кабинет. Почему-то только розы.

– Но я прямо вздрогнула, когда наткнулась на эту сплетницу Иванову. Ты видела, что она написала о тебе и каком-то нейрохирурге? Надо же такое придумать.

– Она не придумала, – спокойно ответила Марина. – Я на самом деле познакомилась на улице с нейрохирургом Григором Ваграняном.

– С тем самым?

– Да. И пришла на работу, рассказала кому-то. Мне тогда показалось это смешным: он хотел снять меня на улице. Иванова, как всегда, подслушала, что теперь очевидно. Ты шокирована, обижаешься из-за того, что я тебе ничего не рассказала?

– Просто немного удивлена. Хотя если это маленький эпизод, с какой стати рассказывать.

– Это не эпизод. Мы встречаемся время от времени. Но все так сложно, что я просто не решилась. У него семья, любимая дочь, там все в порядке. Я знаю, как ты относишься к таким вещам.

– Боже, – выдохнула Ира, – ты в первый раз призналась, что считаешь меня ограниченной ханжой. Я могу все понять, особенно когда речь о тебе.

– Да нет же. Никакая ты не ханжа, это мы с Григором очень тяжелые, неудобные люди. Так сразу и не объяснишь. Я не уверена, что сама поняла, что это. А по ситуации с Ивановой все, наверное, было так. Я кому-то рассказала, потом договаривалась с Григом по телефону, говорила, что встретимся у меня. Иванова наверняка выследила. Сидела в кустах, как кикимора в тине. И нашла самую эффектную возможность сообщить об этом всему свету. Заодно объяснила всем, какая я бездарь: цепляла покровителей, чтобы докторскую защитить.

– Невероятная мерзость, – прерывисто выдохнула Ирина. – У него семья, у тебя студенты, сын, репутация и вообще…

– Неприятно, но знаешь, эта мерзость – не самая большая наша проблема. Слушай, давай отвлечемся. У нас все же праздник. И, между прочим, сегодня День святого Валентина. Тебе не звонил тот спаситель, который доволок тебя до дома со всеми пакетами?

– Да нет. Давно забыл, наверное.

– А давай ты ему позвонишь? Еще раз спасибо скажешь и поздравишь с днем Валентина? Как тебе идея?

– Ой. Совсем не нравится… Хотя, может, и нужно. Он ведь на самом деле меня спас. А тогда я что-то невнятное смогла пробормотать, не приходя в сознание. Сейчас, когда все почти прошло, я могла бы по-человечески поблагодарить.

– Так звони быстрее.

– Вроде поздно?

– Ты о чем… Разве программисты спят по ночам. К тому же еще нет одиннадцати. Детское время, тем более праздник. Звони.

Алексей ответил сразу. После того как Ира представилась, была небольшая пауза. Но когда она стала объяснять, кто это, он ее прервал:

– Я прекрасно понял, кто звонит. Просто растерялся: думал, вы давно обо мне забыли.

Ира, волнуясь, очень искренне и задушевно произнесла текст благодарности, который они с Мариной утвердили в последней редакции. Что-то пробормотала и о Дне святого Валентина, который и вдохновил ее на этот звонок.

Алексей вновь замолчал на какое-то время и вдруг произнес с воодушевлением:

– Вообще-то я только что вернулся с работы. Мы там день этого самого Валентина и отмечали. Пришел домой, по дороге купил вино и торт, чтобы с женой отметить. А давайте – и вы к нам сейчас подъедете, раз не спите и уже в форме?! Мы, кстати, совсем недалеко от вас живем. Как мысль? Жена Алена кивает, она согласна.

– Даже не знаю, – растерялась Ирина. – Уже так поздно, а я с тех пор вообще из дома не выбиралась. И у меня подруга в гостях… Но вот она мне шепчет: «Соглашайся, если и меня позовут». Она на машине.

– Это просто замечательное совпадение. И подруга отличная, я уверен. Так пишите адрес.

Ирина записала, отложила телефон, в ужасе сжала руки перед грудью, как будто защищала от ударов свое сердце, и уставилась на Марину.

– Что делать, Марина? Я в шоке. И в конце концов, это ты во всем виновата. Хотя, конечно, ты не могла предвидеть такого поворота. Поехать к нему в гости… А там жена… Алена. И я с хромой ногой, запущенная, неприбранная. Какой-то фильм ужасов.

– Никаких ужасов, господи боже ты мой. Ты просто прекрати трястись. Затем прими душ и вымой голову. Это три минуты. Я сама уложу волосы феном, чтобы было естественно, как будто они всегда такие. Чуть подкрасить ресницы, губы и влезть в какую-то приличную, но не нарядную одежду. Что-то такое: я всегда готова выскочить в гости к друзьям, для меня это приятная мелочь Иди, а я выберу.

Перед тем, как выйти из квартиры, Марина внимательно и придирчиво осмотрела подругу. Все отлично. Любой должен оценить, если не дурак. Интеллигентная, чуть усталая женщина. Простые коричневые брюки, свободный шелковый пуловер песочного цвета. Каштановы волосы естественной волной падают до плеч. Легкий, почти незаметный макияж. Во всем спокойствие, мера, уверенность ума и опыта. И налет сумеречной тайны, загадки, что и делает Иру неотразимой, как кажется Марине. А разгадка… Для самых пытливых и настойчивых она в широко распахнутых карих глазах. Это робкая детская надежда на чудо, которого эти глаза никогда не видели.

Дорога до дома, в котором жили Ермиловы, заняла пятнадцать минут. Марина припарковалась во дворе и с видом фокусника достала из багажника роскошный букет темно-лиловых роз.

– Как чувствовала. Выбрала из кучи других. Решила домой отвезти. И так пригодились.

Дверь квартиры на семнадцатом этаже была открыта. Подруги вошли в просторную, светлую и уютную прихожую, где их уже ждали хозяева.

Марина с порога профессионально-беглым взглядом сразу оценила его, спасителя. То, что надо, в немыслимой степени: спортивная фигура, приятное лицо, серые красивые глаза, умный, внимательный и доброжелательный взгляд. Конечно, интеллектуал, но ни разу не ботаник. Марина перевела взгляд на его жену и мысленно ахнула. На Алене были коричневые зауженные брюки – 7/8 и тонкое бежевое худи с капюшоном. Стрижка совсем короткая, но волосы такого же каштанового цвета, как у Иры. И карие глаза, только небольшие, с узким разрезом. Они смотрят со снисходительным выражением: впечатление такое, что Алена осматривает всех сверху вниз, хотя она невысокая.

Марина взглянула на перепуганное лицо Иры, посмотрела в веселые глаза Алексея и весело, заразительно расхохоталась.

– Вы договорились, дамы? В этом интрига?

– Не думаю, – подхватил Алексей. – Слишком сложная версия. Они просто конгениальны.

– А я ведь сначала, когда Леша сказал, что гости приедут, хотела надеть новое черное платье в пол, – охотно продолжила тему Алена высоким, звонким и каким-то негнущимся голосом. – А потом подумала, что хозяйка не должна своим видом затмевать гостей, если они женщины.

– Ну да, понятно, – с мягкой иронией заключил Алексей. – У тебя получилось. Точно не затмила.

– Вы чудесно выглядите, – улыбнулась Алене Марина. – А то обстоятельство, что вы с Ирой в одном стиле и одной цветовой гамме, только подчеркивает индивидуальность каждой. Моя Ирина совсем другая, но она всегда чудо сама по себе.

– Согласен, – произнес Алексей. – А теперь пошли быстрее за стол: мы не мастера, не кулинары. Я принес торт, а Алена заказала четыре пиццы, и они пока еще горячие.

– Дамы, если хотите, можете надеть тапочки: у нас есть все размеры, – радушно предложила Алена и показала на две полки с выставленными на них красивыми домашними тапками разных цветов.

– Божечки! – восхитилась Ирина. – Всегда хотела, чтобы в доме было много новых и красивых комнатных тапок, но не в состоянии осуществить эту мечту.

Когда они с Мариной выбирали и переобувались, а хозяева уже прошли на кухню, Ира вцепилась в локоть подруги и прошипела ей в ухо:

– Больше не смей меня подавать, как товар на ярмарке. Я чуть со стыда не сгорела.

– А ты убери с лица выражение: мы не местные, мы убогие, мы просто у порога постоим, – отрезала Марина. – И вообще давай расслабимся и начнем получать удовольствие. Хозяева – люди интересные, по-своему забавные.

За ужином все старательно сохраняли и подчеркивали «теплую и дружественную» обстановку. Это было совсем не сложно: общие темы находились легко, мнения совпадали часто, а уровень информированности был у всех практически равным. Алена оказалась врачом – стоматологом. Она умудрялась и за едой сохранять снисходительное выражение лица и повелительные нотки в высоком голосе, лишенном оттенков. Все дружно хвалили пиццу, как будто она ее испекла, торт, который Алексей купил в магазине, удобную, уютную обстановку квартиры.

– Это все Алена, – привычно говорил по каждому поводу Алексей.

Посреди ужина раздался звонок в дверь. Алена побежала открывать, вернулась с очень высоким человеком, который исподлобья смотрел на всех темными глазами, очень похожими на Аленины.

– Это мой брат Николай, – представила его Алена. – Называется сводным, потому что у нас разные отцы. Но он у меня единственный родственник.

– Угу, – подтвердил брат.

Он сел за стол и какое-то время молча поглощал еду, положенную ему в тарелку сестрой. Затем поднял голову и с недоумением уставился на Иру с Мариной. Алена рассмеялась.

– Не обращайте внимания, дамы. Коля – очень подозрительный, а я не успела ему объяснить, кто у нас в гостях. Коля, это знакомые Алексея. Подруги. Одну из них Леша спас во время ее падения на гололеде. И мы решили их сегодня пригласить.

– Все в порядке, Николай? – весело уточнил Алексей.

– Да, – прервал свое молчание брат. – Очень приятно. И всем спасибо. Я пойду, мне спать пора, завтра на работу.

Он откланялся, Алексей к концу ужина погрустнел, казался отстраненным.

Алена же… Она каждую фразу начинала со слова «я». Даже когда речь шла о погоде, политике, спорте. Марина и Ира сразу это отметили, пару раз переглянулись и по умолчанию решили никак не реагировать. Хотя временами это было не просто. Алексей в ходе беседы процитировал удачную фразу своего друга. Тут же помрачнел и сказал, что друг недавно умер от коронавируса.

– Три месяца прошло… Все пытаюсь примириться с отсутствием Игоря, забываю, что его нет, а потом еще больше горюю, – вдруг почти жалобно произнес он, как будто попросил у всех помощи. Ирина даже сжала руками край стола, чтобы не коснуться его лица, утешая.

– А я, – охотно подхватила Алена, – как только узнала об этом, сразу стала искать статистику смертности сорокалетних. Затем измерила себе температуру, оказалось – тридцать семь и две. Выпила все лекарства, которые у меня точно подобраны по лучшим рекомендациям. Хотела задремать, но потом вспомнила, что в таких ситуациях нужно поднимать настроение, чтобы не началась депрессия. Нашла легкий комический французский сериал и позвонила Леше, чтобы купил мое любимое красное вино. Я люблю грузинские полусладкие вина. И эклеры с шоколадным кремом. Он вечером все принес, и, представляете, я измерила температуру, оказалось – тридцать шесть и шесть. Спала хорошо.

– Может, я сбегаю в наш круглосуточный магазин за выпивкой? – с явной тоской и надеждой спросил у всех сразу Алексей.

– Нет, спасибо, – торопливо ответила Ирина. – Мы поедем, у нас с утра занятия, мне хотелось бы наконец провести их не дистанционно. Да и темнотища все еще пугает, кажется, что под ногами лед.

Тут подруги дружно стали прощаться. Хозяева вышли с ними в прихожую, и Марина зафиксировала откровенно грустный взгляд Алексея. Он мог быть связан с чем угодно, но лучше думать о том, о чем хочется думать.

Они с Ирой наконец оказались вдвоем в салоне машины. Посмотрели друг на друга.

– Я… – произнесла Ира.

– Ох, да… – зашлась в хохоте Марина. – У меня голова забита под завязку белыми шариками для бадминтона. На каждом сияет и даже вопит большая буква «Я». Но не будем злословить. В целом идеальная пара, и мы отлично провели вечер. Что касается маленькой слабости жены Алексея, то она вполне компенсируется явными достоинствами: она в меру доброжелательна и совсем не ревнива. Чему зацикленность на себе только способствует. Она в гармонии с собой.

– Да, достоинства очевидные, – печально согласилась Ирина. – Алена гостеприимна, откровенна, рада поделиться со всеми мыслями о себе. И эта уникальная коллекция комнатных тапок, и тот факт, что сегодня она точно не обнаружила рядом с собой достойного объекта для ревности. Да, она стройная и с хорошим вкусом.

– Но более странного брата нарочно не придумаешь, – заметила Марина.

И подруги опять весело рассмеялись. Вечер удался.

День после

Марина приехала к себе поздно ночью и обнаружила под дверью своей квартиры Григора. Он сидел прямо на полу, доверчиво прильнув к стене, и крепко спал, похоже, давно. Рядом стояла большая живописная корзина, заполненная цветами, фруктами и бутылками с вином. Он в первый раз приехал к ней без договоренности. Возможно, думал, что она его ждет в день своего торжества. Или просто понадеялся на это. Марина опустилась на корточки и стала внимательно рассматривать его лицо. Оно было сейчас совсем беззащитным под ее взглядом. Марина обнаружила, что у него длинные ресницы, и они вздрагивали во сне, как у ребенка после долгого плача. Какая нелепость: сердце Марины сжала жалость, так похожая на родство. Это чувство она не испытывала еще ни к кому, кроме сына. Там вечное дитя, которое не может жить без ее нежности, жалости и защиты. Тут – немолодой, опытный, практически всесильный мужчина, и он отлично живет без эмоциональной шелухи. Он искал ее и выбрал в огромном мире, чтобы приобрести все, что нужно его душе и телу, – без любви и привязанности. Как сокровище, которое держат в сейфе, чтобы время от времени убеждаться в том, что оно есть. И почему Марине вдруг показалось, что великий Вагранян однажды не сможет помочь одному человеку – себе самому.

Она сначала открыла ключом входную дверь, затем потрясла его за плечо.

– Ну, здравствуй, – сказала она, когда он открыл глаза. – Я приехала бы раньше, если бы ты позвонил.

– Не переживай, дорогая, – улыбнулся он. – Я просто хотел неожиданно поздравить. И я отлично выспался тут.

Они посидели за столом, обильно заставленным прекрасными яствами из корзины, почти ни к чему не прикасаясь. Рассвет лег печалью на их усталые лица. Марине скоро собираться на работу, а у Григора сложная операция в одной из клиник, в которых он практикует. Он, собираясь поздравить Марину с защитой, назначил и дату операции. Не пропадать же целому дню, когда люди ждут и страдают.

Ирина собиралась на работу, как на каторгу. Нога, конечно, жутко разнылась. Голова была тяжелой, а в глазах как будто битое стекло. Она не спала ни минуты этой ночью, точнее, в тот ее кусочек, который провела в своей постели. Крутилась, билась со своими одеялами, пытаясь выбросить из головы картинки и воспоминания вечера в гостях у Алексея. Отсюда, из темного одиночества, все казалось мучительным, неловким, даже постыдным. Ведь совершенно очевидно, что они с Мариной притащились в семейный дом не просто в гости к нормальным людям, а с видами на чужого мужа, который имел неосторожность поднять с гололеда одну неуклюжую женщину с одичавшей и больной душой. И был настолько беспечен, что открыл дверь своего жилья, рассчитывая всего лишь приобрести новых друзей, комфортных в общении, легких, открытых, в идеале даже веселых. Что получилось? Алексей сидел рядом с чужими, не слишком доброжелательными тетками и без конца якающей женой и тосковал по умершему товарищу, понимая, что замены в дружбе не бывает.

Ирине удалось принять душ, одеться. Попыталась выпить кофе, но горло сдавил спазм волнения и тревоги. Она не находила в себе сил ни выйти из дома, ни явиться к другим людям – в коридор кафедры, в аудиторию. Чуть не вцепилась в спасительную мысль: нет никаких проблем, можно сегодня все отменить, сказать, что еще болеет. И остаться дома, закутаться в одеяло с головой, надышать себе сон и покой. Но ведь любому ежу понятно, что через день, неделю, месяц выбраться из норы будет еще труднее, и левая нога станет симулировать все отчаяннее, пока не доведет себя до полной инвалидности. Нет, надо собрать всю свою решимость, сделать это, отработать день как разумный, профессиональный человек. А потом… Потом очень хорошо подумать, почему столько смятения в ее сердце из-за одного полузнакомого мужчины.

Алексей встал очень рано, мельком взглянул на жену, свернувшуюся уютным клубочком у противоположного края кровати. На ее глазах, как обычно, черная маска для сна, в ушах беруши. Идея заказать кровать шириной в три метра возникла после того, как Алена категорически отвергла его предложение об отдельных спальнях. Ничего коварного в этом предложении не было, наоборот: у самых близких людей должна быть возможность отдохнуть друг от друга, не думать о том, что ты можешь помешать, разбудить, вызвать раздражение. Алексей считал, что это нужно не потому, что у них что-то не так, а потому, что все нормально, даже отлично. Прекрасные отношения: доверие и теплота, физическая совместимость, взаимная моральная ответственность. Да, именно такими словами Алексей определяет для себя ценность своего брака. Звучит, как в протоколе, но он убежден, что лишь такая отлакированная нормальность, подсушенные эмоции и сдержанные, корректные желания спасают людей друг от друга, от самих себя и не дают браку превратиться в катастрофу. Он слишком хорошо знает, что шаг вправо, шаг влево от жесткой нормальности могут приблизить лишь пропасть, а о побеге не будет и речи. Он это видит вокруг и постоянно, он мысленно это всегда примеряет на себя.

Короче, его идея с отдельными спальнями сразу была зарублена на корню. И не потому, что Алена так жаждет его общества каждую секунду, пылает и взывает. Все ровно наоборот: Алена обожает и по-настоящему лелеет только себя, и для нее это почти подвиг – подвергать себя риску быть разбуженной мужем, который часто возвращается очень поздно, потерять часы своего сна, если ему нездоровится или просто не спится. Но она мужественно натягивает повязку на глаза, толкает затычки в уши, как стойкий охранник на страже собственного покоя, и полностью уверена, что таким образом создает и держит в своих тонких, сильных руках самый правильный брак на свете. Другого ей не надо.

Это все примитивно, это раздражает Алексея? Да, разумеется. Это просто бесит, и… это такое благо, на которое можно променять даже свою свободу. Все постоянно в одной плоскости, без дыма пожаров, без вкуса запекшейся крови на губах, без стонов обезумевшего сердца. Это просто дом, где все понятно и по порядку, только иногда не хватает воздуха. Это семья, которая, может, немного жмет, как ботинки на размер меньше, но ты точно знаешь, что под ногами теплый и чистый пол, а не минное поле.

Он постоял под холодным душем, побрился, проглотил на кухне кусок вчерашней пиццы с фрагментами колбасы и сыра, которые на этой стадии превращаются в пластмассу. Пицца – это для Алены один из пунктов нормальности быта. Она любит поесть и терпеть не может готовить. Какое-то время самоотверженно пыталась освоить эту муторную науку, набила кухню красивыми кастрюлями и сковородками, нашла и сохранила сотни рецептов, все отмеряла и взвешивала с точностью прибора, но результат был неизменно жутко невкусный, в лучшем случае просто съедобный. Алексей терпеливо выносил это семейное испытание, но про себя сделал жестокий вывод, что так может выглядеть человеческая бездарность, в которой даже случайно не загорится искра вдохновения. И однажды произнес почти в отчаянии:

– Лучше бы ты какую-то пиццу заказала, они в горячем виде бывают даже вкусными.

Алена ни на секунду не обиделась, наоборот, была очень благодарна за идею и выход из положения. Заказала, ей показалось это божественно вкусно, да еще без мучений и потери времени. И она сделала пиццу обязательным и необходимым пунктом их бытия: разве однообразие – не есть показатель стабильности? Для Алены, несомненно, так и было.

Алексей сел в свою машину и поехал к торговому центру. Вышел оттуда с большими набитыми пакетами. Через полчаса подъехал к старой кирпичной пятиэтажке на «Соколе», позвонил в дверь на втором этаже. За дверью несколько минут было совершенно тихо, а затем раздался отчаянный детский крик:

– Не открывай, ба! Ни за что не открывай!

– Успокойся, деточка, – произнес женский голос. – Это же Леша, он ведь сказал, что сегодня утром приедет.

Дверь открылась, Алексей вошел в маленькую прихожую и прикоснулся губам к щеке бледной, худой женщины с яркими голубыми беспокойными, даже трагическими глазами и абсолютно седыми волосами, стянутыми на затылке.

– Доброе утро, Валентина, – сказал он. – Надеюсь, вы еще не завтракали, у меня столько вкусного сегодня.

– Мы не завтракали! А я испугался, что это не ты. – Маленький мальчик с шапкой каштановых кудрей пролетел прихожую, едва касаясь ножками пола, и повис на шее Алексея. – Мы так ждали. Я люблю тебя.

Алексей прижал к себе хрупкое тельце, с жадностью, как после долгой разлуки, рассматривал красивое, выразительное личико. Он в очередной раз с изумлением обнаруживал в себе новый, ранее не изведанный сплав чувств – горячей нежности, страстной жалости и жгучего страха перед опасностями, которые могут грозить ребенку.

Когда мальчик побежал первым на кухню, Валентина тихо сказала:

– Стелла вчера объявилась. Поэтому Ванечка такой нервный.