Текст книги "Костры иллюзий"

Часть третья. По дороге к пропасти

Тайна Игоря

Вечером Виктория готовила ужин для Игоря и думала о том, почему она не смогла позвонить ему и рассказать новости по телефону. Наверное, просто невыносимо такое говорить, не видя глаз мужа, выражения его лица. Не чувствовать, что он рядом, что поддержит во всем. Или что-то еще? Разумеется, что-то еще. То самое, что заставляло их обоих на протяжении всего брака сводить тему Алексея к коротким, безличным констатациям. И дело не в том, что им – каждому в отдельности – не хотелось говорить о нем или было нечего сказать. Дело в том, что они обходили эту тему, как поле, окутанное проволокой с током, только по одной причине: ни один из них не хотел выдавать своих истинных чувств по отношению к Алексею, и, главное, они не хотели делиться мыслями и эмоциями друг с другом. Возможно, таким оказалось главное и неозвученное условие самого спокойного и дружелюбного союза на свете. Возможно, так выражалась их взаимная деликатность, спасающая и оберегающая личные и тонкие миры всех троих. Деликатность или иллюзия деликатности? Тем и опасен путь через полосу испытаний, что каждый новый шокирующий факт может стать ответом на самые острые, неудобные вопросы, которые никому и никогда не хотелось задавать.

Внешнее спокойствие длилось до тех пор, пока гром не грянул. Пока не вломилась к ним та самая, втайне ожидаемая и такая грозная, откровенная беда. В ее свете Виктории все кажется предательством по отношению к Алексею. Их с Игорем молчание о нем, когда он точно был неподалеку, их взаимная скованность, когда Алексей исчез из виду или из жизни. Виктория не была уверена в том, что предположение о смерти Алексея стало для Игоря таким же ударом, как для нее. И тогда новость, которая ставит под сомнение гибель Алексея… Она может и не порадовать Игоря? Он так любит ясность во всем. Ведь Алексей – нарушитель порядка и спокойствия по определению. Он – невинный мучитель, способный причинять страдание только своим существованием. И если Виктории понятен лишь один выбор: любые живые страдания дороже и даже слаще, чем холодная скорбь по тому, кто навсегда – ее любовь, то у других, у многих, есть право на свой выбор. И с ним не поспоришь, никому не предъявишь претензии. Каждый спасает собственную жизнь, как может.

Такими оказались сомнения Виктории в пору настоящих, реальных, как скальпель хирурга, испытаний, которые настолько страшнее всех сновидений, вместе взятых.

Игорь приехал позже, чем обычно. Виктория сразу заметила, что он выглядит подавленным и озабоченным, даже кажется похудевшим. И эти изменения явно не связаны с пожаром и исчезновением Алексея. Что-то случилось именно у Игоря. Нужно, наверное, подождать, пока он сам расскажет. Разумнее изложить вести об Алексее потом, иначе Игорь может совсем замкнуться, решив, что ей не до его проблем.

Игорь ушел в душ. Виктория накрыла на стол, вспомнила свою идею о согревающем и сближающем смысле еды за семейным столом, атмосфере уюта и доверия. Да, конечно, надо подождать, пока он поест. Как говорит сам Игорь на съемочной площадке: «Начинай. Поймай тон и звук. А дальше все само пойдет».

С атмосферой все получилось. Игорь даже улыбнулся и стал описывать забавную сцену во время съемок. И вдруг раздался звонок по его телефону. Он реагировал странными, отрывочными фразами:

– Не понял, при чем тут я. Но я не в курсе, ничем не могу помочь… Да. Такое могло быть, просто сейчас не вспомню точно ни время, ни дату. Понимаю, что вы можете напомнить… Хорошо, я приеду утром. Скиньте адрес…

Виктория с удивлением и ужасом смотрела на его мгновенно побледневшее и осунувшееся лицо. Что еще могло случиться? Куда Игорь должен приехать?

– Это звонил полковник из отдела похищений и убийств. Не помню фамилии. Им нужно задать какие-то вопросы.

– О чем?! – выдохнула Виктория.

– Формальность, говорит. Опрашивают всех, кто был у дома Алексея в тот день… когда случился пожар.

– Но тебя же там не могло быть?

– Я сказал ему и тебе повторю. Я не могу помнить точно. Возможно, мимо проезжал. Или понадобилось заскочить на минуту… В общем, они уточнят. По дислокации моего телефона, маршрута машины, с уличных видеокамер… Или уже уточнили.

– Но зачем тебе могло понадобиться заскакивать к Алексею? И почему ты мне ничего не сказал?

– Потому что это чисто рабочая необходимость. Леша делал для меня одну работу. Пришлось попросить. Очень тонкая, сложная и сильно конфиденциальная работа. Извини, Вика, больше не могу об этом. Мне нужно подумать, подготовиться.

Игорь резко встал из-за стола, ушел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Он не выходил оттуда до утра. Виктория всю ночь напряженно рассматривала темноту, пытаясь ужиться с мыслью о том, что у Игоря есть от нее какая-то совсем уж странная тайна, связанная с Алексеем и, что самое страшное, возможно, с пожаром и его исчезновением.

Виктория была не в состоянии шевельнуться. Не получилось даже на минуту закрыть глаза. Она зависла в плотном воздухе грозного ожидания и ощущала себя так, как будто холодный и могучий ветер перемен несет ее прочь от тепла и надежд, бьет в спину ледяными копьями страшных истин, гонит к самому краю пропасти.

Досье Никитина

Утром Игорь вышел к завтраку, уже одетый в серый деловой костюм и рубашку с галстуком. Он был бледным, сосредоточенным, неприступно молчаливым. Виктория подумала, что так у мужа может выглядеть только страх. Чего, кого – в этом ей одной не разобраться. Они посидели за столом: Виктория перед пустой чашкой, Игорь сделал пару глотков черного кофе и не притронулся к теплой горке своих любимых оладий с сыром рикотта.

Они вынесли не больше десяти минут демонстрации важного пункта семейного порядка – совместной трапезы. Затем Игорь поднялся и, глядя мимо лица жены куда-то в пространство за ее спиной, произнес:

– Вика, пойми меня. Я никогда не участвовал ни в чем подобном. Реально волнуюсь, не знаю, как себя вести. Сам почти ничего не понимаю. Пытался вспомнить, продумать, но… В общем, пусть это жуткое мероприятие закончится. И мы обязательно все с тобой обсудим.

– Конечно, – постаралась спокойно и даже с ноткой оптимизма произнести Виктория. – Я понимаю твое состояние. Но тебе же сказали, что это формальность. Ты просто ответишь на вопросы. Возможно, заполнишь какие-то пробелы в расследовании. Мне кажется, что пока это все – сплошной пробел. Я, конечно, трусиха, которая боится и знать, и не знать. А ты справишься. Поговорим потом. Ты оттуда домой или поедешь на студию?

– Пока не могу сказать. Посмотрю по ситуации, времени и состоянию. Не спал почти.

– Хорошо. Но позвони, когда беседа закончится.

– Само собой.

Игорь не позвонил ни через два часа, как почему-то рассчитала Виктория, ни через четыре, ни позже… В одиннадцать вечера она уже почти перестала ждать его звонка. Ее придавили отчаяние и паника по поводу всего, что она может услышать, что уже летит по ее душу. Сама она никогда не звонила Игорю – если была договоренность, что это должен сделать он. Такой порядок был связан с его работой, которую нельзя прерывать. Вика даже не разрешила себе позвонить на студию, чтобы узнать: может, он туда давно приехал и очень занят. Нельзя компрометировать мужа звонком-проверкой. Да еще в такой ситуации: ясно ведь, что у Игоря была масса возможностей ей позвонить до студии – по дороге, из машины. Сказать пару слов, которые успокоили бы ее: «Все норм. До встречи». Но он их не смог произнести. По какой-то причине.

Виктория почувствовала, что больше не может бояться в одиночестве. И у нее, в принципе, сейчас был человек, профессия которого – искать и знать причины всего. И его номер она набрала без сомнений, даже с надеждой на помощь.

– Добрый вечер, Сергей. Прошу прощения, если помешала. Сразу скажи, если так.

– Привет. Нет, не помешала. Что-то случилось?

– По-моему, да. И мне просто нужны ответы, не вынесу еще одной ночи под грузом вопросов. Можно рассказать по телефону?

– Не стоит. Тем более, полагаю, я в курсе причины. Речь о вызове Игоря Варламова в отдел Земцова?

– Да.

– Он сам что-то сообщил о беседе?

– Нет. И его до сих пор нет. Уехал утром.

– Понятно. Можно приехать к тебе?

– Буду благодарна. Жду.

Виктория открыла Кольцову входную дверь, поймала приветливый, понимающий и вполне дружеский взгляд синих глаз, которые явно потеплели с их первой встречи. Она вдруг глубоко и облегченно вздохнула. Такой вздох у нее не получался, кажется, лет сто.

– Я поставила в духовку оладьи с сыром рикотта, которые Игорь не стал есть на завтрак. Больше ничего не нашла в холодильнике. Весь день боялась выскочить: ждала звонка. О таких вещах не говорят в магазине.

– Оладьи в духовке – это лучшая идея, с которой мы и начнем сейчас в чем-то разбираться.

Сергей снял куртку, помыл в ванной руки и с хорошо поставленным восторгом принюхался к запаху в кухне.

– Чай, кофе? – улыбнулась Виктория.

– Спасибо. Чуть не забыл: бутылка пива у меня в кармане куртки. Купил как раз в момент, когда ты позвонила. Твоя рикотта обрадуется такой компании. Но одно условие: пьем и питаемся вместе. Хотелось бы избавиться от ощущения, будто ты сейчас то ли упадешь, то ли вылетишь в свое открытое в зимнюю ночь окно.

– Примерно так и было, – согласилась Виктория. – Ты прав: не пила, не ела со вчерашнего вечера. Но сейчас мне кажется, что приехала та единственная «Скорая помощь», которая мне нужна. Сережа, я страшно хочу о чем-то узнать. Но у нас дома всегда было правило: не отравлять еду слишком серьезными разговорами. Так что давай отложим на потом то, ради чего ты приехал. Я заодно соберу себя, чтобы понять. Пока полная каша в голове.

– Есть, мэм. Прошу к столу. Пиво пенится в кружках, оладьи я уже достал.

После ужина Кольцов курил у приоткрытого кухонного окна. Виктория была почти уверена, что готова что-то выслушать и понять.

– Повод вызова Игоря Варламова для опроса тебе, видимо, известен, – начал Сергей. – Он оказался в списке тех людей, которые в день и даже в примерные часы возникновения пожара был рядом с домом Серова. Он сказал по телефону Земцову, что не помнит своего распорядка того дня. Но, как ты, конечно, понимаешь, следствие уже все проверило. Он был там, по крайней мере у дома. Вероятно, и в квартире, но в допотопном доме совсем нет камер. Я пока не видел протокола его разговора с Земцовым. Знаю только: твой муж заявил, что заказывал Серову крайне конфиденциальную работу. И возникло какое-то недопонимание у заказчика с Серовым. Тот или сорвал сроки, или сделал что-то не так. Да, Варламов на допросе показал, что был не заказчиком, а посредником. Мы так поняли, что заказчик требовал отдать ему работу вместе с материалами. Почему поехал Игорь? Потому что именно он отвечал за эту работу, нашел исполнителя. И, к слову, он получил за это очень приличные комиссионные.

– Насколько приличные? – удивленно спросила Виктория. – Игорь всегда говорит мне, сколько и за что получил.

– Но не об этом, полагаю, – пожал плечами Сергей. – Сумма большая, но дело в другом. Сама работа… Как бы точнее определить?.. Один миллиардер заказывает разоблачение другого. И обе команды конкурентов по уши в грязных деньгах, преступлениях и в самом отстойном дерьме. Тема совсем не подходит для уютной кухни, полной вкусных запахов. Это не то, что должны услышать уши нежной и красивой жены, которой при удачном раскладе никогда бы в голову не пришло, что ее муж-творец водится не только с соратниками по цеху. Злодеи из его окружения – это не всегда актеры в гриме, это вполне реальные, отбитые на все головы преступники. Впрочем, до скандалов и разоблачений они чаще всего вполне себе элита. Вика, ты понимаешь, о чем я?

– Да, конечно. Я читаю все, что можно прочитать. Знаю, о чем ты. Но… Игорь… Не буду продолжать. Мне сейчас кажется, что актриса в нашей семье вовсе не я. Впрочем, опыт подсказывает мне, что любовь и преданность у разных людей выражается по-разному. Возможно, Игорь просто хотел улучшить нашу жизнь. У нас дети, родители, бывают большие проблемы… А вот почему Алексей взялся за такое – честно не понимаю. Он очень принципиален и совершенно бескорыстен.

– Так в том, возможно, и дело, – произнес Сергей. – Ты сказала то, к чему я и подводил. Серов, похоже, не захотел расставаться ни с готовой работой, ни с исходниками. Почему? Возможно, его потрясло то, что он узнал и сделал. Вижу это примерно так. Режиссер-отшельник с редким даром долго был над схваткой, в закрытой мастерской своего творчества. И тут узнал такое, что сломало ход его привычных мыслей и представлений. И он не захотел, чтобы такой материал стал просто орудием расправы в столкновении двух банд, которые так или иначе всегда сумеют решить свои терки и сохранить родное поле криминала защищенным и доходным.

– Это что-то совсем ужасное? – подавленно спросила Виктория.

– Да уж не оладьи с рикоттой, – бодро ответил Сергей. – И почему-то у меня нет сомнений, что Варламов не назвал следствию никаких имен, не поведал факты. Тут и ежу понятно: никому не хочется стать тем, кто слишком много знал. А для следствия без конкретных данных круг причастных и подозреваемых лиц безразмерен, его лучи стремятся к бесконечности. И следствие могло бы искать вслепую еще много лет, чтобы в результате бросить такой поиск к чертям на фоне массы очевидного и адресного криминала. Так было бы, если бы не мой инсайдер, он же заказчик. Вадим Никитин располагает самой тайной и глубокой информацией о персонах, которые сидят на видных и высоких местах, обладая правом глушить любой голос путем истребления его носителя. Никитин и сам из этих заоблачных высот. Просто его сильно задело за живое все, что произошло с Серовым. У меня странное впечатление: Никитин так высоко ценит, уважает Алексея, он предан ему как… Как человеку, каким не смог, не решился стать сам. Не позволил себе эту талантливую и бесшабашную принципиальность, тягу к одной лишь правде. Да и кто способен поставить на карту всю жизнь, чтобы сохранить человеческое достоинство. Разоблачение любого порока – обуза и обреченность на расплату. Это все такая морока и точно нелюбовь к себе. Никитин признался себе, что покорен обаянием чужого гения. Тяжелая штука – бескомпромиссный талант. Короче, Вика, давай прервемся, я сбегаю еще за пивом, сделаю пару звонков. А потом, если ты не устала, пунктирно изложу инсайдерскую информацию Никитина.

Сергей хлопнул входной дверью, а Виктория бессильно опустилась на кухонный диван, сжав на коленях похолодевшие руки. На часы и телефон она больше не смотрела. Красноречивый человек этот Кольцов. Одна фраза – и перед глазами Вики жертвы криминала: расстрелянные, окровавленные, раздавленные страшными колесами. Кто не видел их изуродованные трупы в «развлекательных» триллерах? Они чаще всего ни разу не преступники. Они просто слишком много знали. Кто-то напоминает Игоря. Из-за чьей-то тени душа заходится от боли, так она похожа на Лешу. На самого нелепого, неосторожного, ранимого и неотразимо пронзительного в любом проявлении Алексея, который неспособен стать незаметным и тем дразнит, злит и бесит такое количество преступников, твердо и уверенно стоящих на своих ногах. Покой и нормальная жизнь совместимы только с уверенностью в том, что Алексей жив и в порядке. Но много ли у Вики шансов на такую уверенность? На сколько дней, часов, минут?.. Да хоть бы одна минута. Виктория благодарила бы за нее судьбу до конца дней.

В дверь позвонили. Виктория открыла Сергею, стараясь не слишком впиваться взглядом в его лицо. Для того чтобы сделать «пару звонков» у него было предостаточно времени. А значит, он не мог вернуться без конкретной и актуальной прямо сейчас информации.

– Да, ты правильно подумала, – мягко произнес Сергей. – Я уже знаю, где сейчас Игорь и в какой он кондиции. Его, конечно, не совсем выпустили из виду после опроса. Успокойся, Вика, хотя бы по этому поводу. Он и сам, вероятно, знал, что не выпустят, а могут и звонки прослушать. И был не в том состоянии, чтобы появляться на работе. Он на студию тоже не позвонил. Часов пять сидел в забегаловке с одним из своих бывших актеров, которого сам давно уволил за хроническое пьянство.

– С Васей Болотиным? – уточнила Вика. – Сидели в грязной чебуречной на Преображенке?

– Так и есть. Теперь мне известно, что Варламов в часы великих потрясений отправляется в этот шалман и неизменно находит там упомянутого окончательно спившегося актера. Возможно, Игорь только ему и может полностью излить душу и поведать то, что в принципе никому больше сказать нельзя. Болотин и есть никто. Мозг его так плотно заспиртован, что на прием не работает. От слова совсем.

– Они до сих пор там?

– Нет. В шалмане кончились то ли выпивка, то ли терпение обслуги. Короче, их выперли. Они скрылись в кирпичном доме неподалеку, где и находится берлога Васи. Надо думать, что слияние двух заблудших душ продолжится в другом, более закрытом, но не менее неопрятном интерьере. На радость Васе. Для него это ночь большого везения. Игорь воспользовался своей картой уже после шалмана в ближайшем магазине, перед обителью Васи. Нехилая сумма. Ты до утра можешь совершенно расслабиться. Никто не выйдет из такого тепла на холод жестокого мира. Вика, ты не устала? Может, я сейчас просто уйду и дам тебе возможность немного поспать? Кто знает, что день грядущий готовит? А кроваво-суконная информация Никитина – по сути, такой банальный и на время законсервированный товар, который прекрасно сохранится до завтра и более того.

– А пиво ты купил? – улыбнулась Виктория. – Да, вижу: с этим у нас все в порядке. И какой же ты сыщик, если смог допустить, что я с такими новостями захочу остаться совершенно одна и спокойно лягу спать? Риторический вопрос. Я хочу узнать информацию твоего заказчика. Морально ты меня уже подготовил. Пусть этой ночью у нас будет такое средство от сна и бессонницы.

Сергей удовлетворенно вздохнул, вытащил из карманов куртки несколько бутылок пива и поставил их на столик в прихожей.

– Для такой красивой женщины ты слишком милый человек, – заключил он. – А вместе это уже идеальный собеседник и собутыльник. Пошли в кухню, изложу, что получится.

Они устроились за кухонным столом. Виктория сначала хотела закрыть окно, в которое из темноты летели на свет белые лепестки нежного, мгновенно умирающего снега, но передумала. Просто закуталась в плед. И не от холода, она никогда не мерзла. То был озноб человека, который решился переступить границу своего незнания, то есть остатков иллюзий и спасительного душевного комфорта. Но какой уж тут комфорт, в принципе. И да: знать – это сложнее, но достойнее и в результате полезнее. Самое тупое в непростой ситуации – путаться в собственном непонимании и биться лбом в закрытые двери, за которыми есть ответы.

– Не волнуйся ты так, – умиротворенно произнес Сергей. – Это не больно. Изложу очень коротко и сухо, без деталей и конкретных имен. Слишком полная информация тебе только навредит. Она и для следствия еще во многом недоступна.

– Без деталей – понятно, – согласилась Вика. – А почему без имен?

– Чтобы крепче спать. В этой истории за каждым именем – шлейф событий, скандалов и самых убийственных фактов в ранге слухов. Просто тут такие люди – они над любым законом, контролем и следствием. Ну, ты поняла. Не то чтобы я тебе не доверял, наоборот. Но ты же спать и есть не сможешь: начнешь искать в сети продолжение информации. И будешь находить ее в количестве, несовместимом с адекватным восприятием чего-либо. Рыть, копать, просеивать чужие жизни, вскрывать тайны – занятие не для дилетантов. Не для тех, у кого тонкая кожа и слишком близко нервы. Тем более когда рядом уже есть такая копалка, как я. Обожаю грязную работу. Берегу, как могу, своих клиентов. Итак.

Существуют две личности. Назовем одну из них Икс, другую Игрек. Они очень похожи. В равной степени богатые, влиятельные, ненасытные и преступно ориентированные. Они обречены на сотрудничество во славу коррупции. Даже дружат домами. Они знают друг о друге все. Они до поры опора друг для друга, как дети одного отца – криминала. Но наступает момент, когда алчность и агрессия хищников становятся критичными настолько, что они начинают жрать друг друга. Становятся конкурентами и врагами. Самые простые, примитивные и быстрые ходы в подобной схватке – это заказные убийства, которых никто не собирается раскрывать по понятным причинам. Приговоры мафии осуществляют в глухой темноте. Но бывают и другие решения. Более коварные и даже «интеллектуальные», что ли. Скажем, Игрека не устраивает собственная репутация тупого мочилы, ему не нужна быстрая и всем понятная смерть врага. Его ноющая душа требует длительного и мучительного публичного разоблачения клятого бывшего соратника. Уничтожение репутации, которая построена, как у них у всех, впрочем, на чистейшей лжи, на блестках купленных славы, наград и прочей мишуры. И никто не знает так много, как Игрек, о дутом авторитете Икса, о самых поганых его делах и тайнах. И есть у Игрека «элитные» советчики, знатоки пиара с отрицательным, даже истребляющим знаком. Рождается идея о кинокомпромате запредельного уровня. О шедевре разоблачения, когда объект выворачивают наизнанку и рассматривают, изучают каждый фрагмент его преступного организма. И любому его криминальному «подвигу» находят сотни совершенно достоверных, неопровержимых доказательств. Покупают самых осведомленных свидетелей. Очень часто это бывают обиженные, недокормленные жены и дети. То есть кинематографический результат становится чудовищным хитом, который летит по свету, уничтожая на своем пути все, что было жизнью, судьбой и возможностями объекта Икс.

Вот с таким заказом представитель Игрека обратился к режиссеру Варламову, который, вероятно, числится в списке лояльных и надежных людей для определенного круга, и ему доверили найти уникального исполнителя, который бы поработал на интересе и вдохновении, а не тупо лепил бы кондовый компромат за бабки. Результат ты знаешь. Раньше он был известен только Никитину, а теперь и следствию. Игорь Варламов предложил такую работу режиссеру и оператору Серову, тот согласился. И сделал, судя по последующим событиям. Просто выбрал для своего творения другое решение, масштаб и свой особый путь.

Сергей встал, долго курил у окна, пока Виктория не произнесла:

– Скажи одно. Ты допускаешь, что они убили Лешу, который отказался отдавать им свою работу?

– Данный исход в такой связи представляется нелогичным, пока мы не узнаем, что они нашли материалы. Получается, что Алексей нужен заказчикам живым. Но бывают любые, даже невозможные совпадения. Вряд ли я тебя успокоил, Вика, может, наоборот. Вывод один: надо искать. И мы делаем это. Даже сейчас мои айтишники и ребята Земцова идут уже по конкретным следам, спасибо Никитину. А он так хочет вернуть живым и невредимым своего гениального режиссера и внезапного друга, так переживает за него, что я боюсь, как бы он не поспешил, не сорвался и не нашел киллеров и для Икса, и для Игрека. Мы, конечно, болеем за обе команды. О чем ты думаешь, Вика?

– О другом. Со стороны кому-то может показаться, что такие рискованные поступки, как создание острого разоблачительного фильма о преступнике и борьба за то, чтобы готовая работа не попала в руки другого преступника, – это поведение очень смелого, решительного, уверенного в себе человека. И только я знаю Лешу, как никто. Я столько лет знаю, чувствую, переживаю его человеческую беспомощность, его почти детскую наивность с верой в справедливость, которая приходит лишь сама собой, когда он хорошо себя ведет. Его зависимость от доброты других людей, его робкую любовь, в праве на которую он себе умудрился отказать… Я к тому, что в этой чудовищной, рискованной, реально смертельной затее Леша – единственный человек, который не ведает, что творит. Он просто хочет делать все как надо, как велит совесть. И он никогда не перечит своему таланту, на костре которого и горит всю жизнь. Как он может бояться смерти, если не знает, что такое нормальная жизнь? Мне страшно, что наш сын Ваня – такой же. Не знаю, что с этим делать. Но мне и в случае Вани кажутся пленительными качества Алексея. Такие милые и опасные в этом озверелом мире черты.

Прощаясь, Кольцов погладил Вику по голове, как уставшего ребенка.

– Я надеюсь, что все будет хорошо или, по крайней мере, не так плохо, как можно допустить. И еще. Я не знаю более отважных и упрямых людей, чем те, которые являются беспомощными и наивными, по мнению всего остального света. Без таких людей человечество уже клацало бы голодными и злыми зубами в полной темноте.

– Это так, – выдохнула Вика. – Сейчас это понятно. Я просто не смогла бы это сформулировать. Только от такого понимания не легче, а гораздо тяжелее.