Текст книги "Бегущая по огням"

Глава 8

Она тонула в болоте. Задыхалась, пыталась кричать, но голос пропал. Наконец схватилась за какую-то ветку, которая появилась неизвестно откуда, подтянулась, начала выбираться, почувствовала под ногами дно… Силы кончались. Она ползла по вязкой грязи, как змея. Выбралась на берег и повалилась на сухую потрескавшуюся землю без единой травинки. Провела руками по волосам: залеплены грязью. Она стала их раздирать непослушными пальцами и с ужасом почувствовала, как целые пряди остаются у нее в руках.

– Ты чего? – потряс Татьяну муж, дохнув на нее привычным запахом перегара. – Мычишь, как будто тебя режут.

Татьяна открыла воспаленные глаза и вздохнула глубоко.

– Спи, Коля. Просто сон плохой.

Муж повернулся к ней спиной и тут же ровно задышал. Татьяна приподнялась на локте и прислушалась. У нее был от природы чуткий слух и еще одно приобретенное качество. Она сразу слышала и понимала, что происходит в разных комнатах их квартиры, кто и чем занят. Кто дома, кого – нет. Дочь Тамара похрапывала в своей спальне, лежа на спине. Татьяна иногда вставала и шептала ей, чтобы повернулась на бок. Нехорошо, когда девушка храпит. Она встала и сейчас, открыла дверь в комнату Тамары, та действительно лежала на спине с открытым ртом. Татьяна передумала ее будить. Пусть спит, как ей слаще. Какая у нее жизнь: дом да работа. Флегматичная, покладистая, не очень умная, зато не ленивая, заботливая, – Тамара всю жизнь у них на втором плане. Старшая сестра. Когда она родилась, Коля был так расстроен, разочарован. Ему нужен был только сын. Татьяна даже испугалась, что он дочку не будет любить, может, вообще возненавидит. И они решились! И получилось! Всего через год у них родился здоровый крупный малыш. Назвали Геннадием. Коля ей тогда сказал: «Вот теперь я – настоящий мужчина». У них было трудное время: двое маленьких детей, но они тогда были счастливы. Коля решил, что она не будет работать вообще. Сам стал хвататься за любой заработок. У него золотые руки, просто как-то не до образования было. Работал и ремонтником, и строителем, по выходным еще и бомбил на своей машине. Он хорошо обеспечивал семью, Татьяна с детьми отдыхала на море, в доме было все, что нужно. Но думал Коля только о будущем сына. Он хотел, чтобы тот стал военным, сделал карьеру… В общем, он хотел видеть в сыне то, чего не было у него самого. Тамара с детства поняла, что она всего лишь старшая сестра, в семье главный – Гена. Принимала это как должное, всегда могла заменить мать. И купала брата, и кормила. Потом научилась квартиру убирать, готовить. Училась неважно. Но их это не особенно волновало. Ясно было, что институты ей не светят. Счастье кончилось неожиданно и странно. Что-то пошло не так. Хотя они долго в этом друг другу не признавались.

Тома была очень предсказуемым, управляемым ребенком. Гена – веселым, активным, своенравным. Поначалу им это очень нравилось. Таким и должен быть мальчик. Потом начались проблемы. Как-то Татьяна с Тамарой возвращались домой из магазина и увидели у подъезда красивую белую кошку с большим животом.

– Господи, – сказала Татьяна. – Она ж тут родит.

– Мам, – взмолилась Тамара. – Давай возьмем. У нее будут белые котятки. Они такие красивые.

– Давай, – согласилась Татьяна. – Раздадим потом, не оставлять же ее здесь.

Коля немного поворчал, когда они притащили кошку. Гена очень обрадовался. Все спрашивал, когда будут котятки. Они родились через несколько дней. Дети целыми днями сидели и смотрели, как они сосут мать, как ползают. Как-то Татьяна вошла в кухню, где за ширмой находилось кошачье семейство, в тот момент, когда Гена пытался открыть котенку глазки. Она объяснила ему, что этого делать нельзя, глаза должны открыться сами. Котята прозрели, стали смешными, пушистыми, Татьяна уже подыскивала им хозяев, дети просили: пусть побудут у нас… А потом это случилось.

Татьяна встала рано утром и поразилась какой-то странной тишине в квартире. Сразу выскочила на кухню. Там, на всех крючках для полотенец, на ручках шкафчиков и даже на подлокотнике кресла были повешены все шесть котят. На петлях из лески. Кошка-мама лежала посреди кухни с разрезанным животом. Татьяна разбудила мужа. Он смотрел на все хмуро, потом сказал:

– Ты только не сходи с ума. Он – ребенок. Для него это игрушки. Надо все убрать.

– Что я скажу Томе? – заплакала Татьяна.

– Придумай что-нибудь, – пожал плечами муж.

Она убрала, закопала всех в сквере за домом, что-то придумала для Тамары. Это было несложно: девочка ей верила во всем. А с Геной разговор не получился. Он смеялся. Именно это ее так испугало, что она, скрыв от мужа, повела его к детскому психиатру. Тот долго с Геной разговаривал, стучал по коленке, заставлял что-то рисовать, показывал разные картинки и спрашивал, что он видит… Потом сказал: «Выйди в коридор и подожди маму там».

– Что? – спросила Татьяна, когда они с доктором остались одни.

– Ничего особенного, – сказал тот. – Я не стал бы драматизировать. То, о чем вы рассказали, можно трактовать даже как детскую любознательность: а что будет, если сделать так? По тестам – он психически здоров.

– Может, ему попить какие-то лекарства от нервов? – спросила Татьяна.

Доктор рассмеялся.

– Какие лекарства. У вашего ребенка нет нервов. От этого нет лекарств. И это не так уж плохо. Ему не грозят депрессии и стрессы. Если направить его энергию в нужное русло, он может далеко пойти. Я такой тип личности знаю, он называется: «Нет проблем». Советую вам выбросить из головы историю с кошками, животных дома больше не держать, могу вам выписать успокоительное.

Они стали жить как раньше. Вроде бы все забыли эту историю. Тамара точно забыла. Коля продолжал работать как заведенный. На его деньги все лучшее покупали Гене. Лучший велосипед, мобильник, планшетник, компьютер, потом мотоцикл, потом еще и еще… Потребности росли. А по ночам Татьяне стали сниться вот такие страшные сны. Коля начал выпивать и почти перестал разговаривать дома. И дело, конечно, не в той давней истории, а в том, что у их сына действительно нет не только нервов, но и любви ни к кому из них. Он все время чего-то хотел, он никогда не истерил и не скандалил, но, если бы они ему помешали, он бы их отбросил и переступил. Она чувствовала постоянный холодок в сердце, Коля просто тупел на глазах. Когда Гена поступил в военное училище, Коля устроился охранником на закрытое предприятие, зарплата его устраивала, а рваться, чтобы еще подработать, он перестал. Из училища Гену выгнали за драку. Но он нисколько не расстроился, а самостоятельно и очень быстро устроился в какую-то «крутую» и непонятную фирму. Из тех, что ничего не производят и даже ничего не продают. Денег его они не видели. Наоборот: постоянно давали ему. Не так давно Татьяна, как всегда, под утро пошла на звук, приоткрыла дверь его комнаты, увидела сына на кровати с девушкой. Она стояла и смотрела. Гена и девушку не любил. Он использовал ее как неодушевленный предмет, поскольку сам был неодушевленным. Татьяна тогда сделала открытие: половина ее жизни ушла на то, чтобы родить и вырастить вот это существо. Он не совсем человек. Значит, остальную часть жизни ей надо быть готовой ко всему.

В эту ночь его дома не было. Так часто случалось. Татьяне даже не приходилось заходить в его комнату, чтобы в этом убедиться.

Глава 9

Сергей вылез из машины и пошел навстречу Алле. Она появилась из подъезда, в котором жила Оля.

– Привет. Что-нибудь получилось?

– Ой, – прерывисто вздохнула Алла. – Я там тряслась почему-то. Боялась, что кто-то войдет… Ее родители или убийцы… Рылась в чужих бумагах. Не знаю, взяла какие-то документы, альбома с фотографиями у них не нашла. Только в ящике стола завалялась бледная любительская фотка. Мать, отец, Оля и кто-то совсем маленький у матери на руках. Я даже не поняла. Наверное, нам она не поможет, так как все нечетко…

– Пошли в машину, – предложил Сергей. – Успокойся. Разберемся. Я уже пробил их квартиру. Да, она принадлежит Олиной бабушке, мать зарегистрирована давно, в смысле – там родилась, отец – недавно. Он из Молдавии приехал. Он точно родной отец?

– Я не знаю.

– Может, кому-то и родной. Другой недвижимости на бабушку я не нашел, значит, она живет в доме мужа. Пока не выяснил где. Она овдовела давно, второй брак, вероятно, гражданский.

– Ужас. Какая путаница.

– Никакой путаницы. В любой семье свои нюансы. Алла, пить не хочешь? – Они уже сидели в машине, и Сергей достал из бара две бутылочки тоника.

– Не знаю. Дай. А что?

– В каком смысле – что? Чего ты боишься? Сначала выпей, потом я тебе кое-что объясню.

Алла сделала несколько глотков, не отводя от Сергея испуганных, огромных, застывших, как темные озера, глаз.

– Мы едем сейчас к эксперту, – Сергей смотрел на дорогу. – Фото ему дадим на всякий случай. Я потом найду нормальные снимки. Может, ты что-то сумеешь подсказать Александру Васильевичу – так зовут эксперта. Ты видела их близко когда-нибудь, этих родителей?

– Наверное, просто не знала, что это они. Я услышала об этой истории, когда дети одни остались… Сейчас увидела родителей на фото, но я слишком волнуюсь: не могу понять, встречала я их или нет.

– Слушай, перестань сжигать меня взглядом, я все-таки за рулем. Ты – журналистка, должна понимать, что экспертиза – это не слишком легкая для нервов процедура. Поэтому сделай что-нибудь со своими нервами, пожалуйста. Дело в том, что опознание пока вообще невозможно. Мы нашли сверток с расчлененным телом женщины, но там нет головы.

– Ой!

– Так часто бывает. Без головы нет дела. Пришлось просить разных отзывчивых ребят, в общем, поиски ведутся. Скорее всего, она в вашем районе. Мусорки, свалка – все надо обследовать.

– Ой!

– Прекрати! Ты кликушей становишься. Пока это не имеет никакого отношения ни к исчезновению Олиных родителей – все-таки времени много прошло, – ни к тому, что нет дома ее самой. Мы исключаем один из вариантов, понимаешь?

– Да.

– Ты отдашь нам все, что нашла, Масленников рассмотрит фото, вдруг там есть особые приметы: родимое пятно заметное, татуировка. Качество он сможет улучшить. И все. А потом ты вроде к детям собралась?

– Да.

– Какая ты сегодня разговорчивая. Поедем вместе. Купим, что надо, ты к ним пойдешь, а я тебя подожду, потом домой отвезу. Алла, что с тобой? Ты как натянутая струна. У меня такое впечатление, что ты сейчас со звоном лопнешь.

– Правильное впечатление. Я хочу сказать. Сережа, я подозреваю свою мать в том, что она что-то сделала с Олей. Ну, не убила, конечно. Но девочка ей очень мешала. Мать могла кому-то заплатить, чтобы ее увезли. Или куда-то подальше в детский дом, или просто где-то высадили и бросили за Кольцевой, или… Не могу продолжать, ты сам понимаешь, какие варианты возможны. Оля – очень доверчивая, контактная девочка. Если ей кто-то скажет: там тебя ждет, к примеру, мама, папа, бабушка, – она спокойно сядет в машину.

– Ты считаешь, что Нина Ивановна могла на такое пойти?

– Да. Она – сумасшедшая. Скрытная, для всех тихая, правильная, а на самом деле – маньячка. Даже твоя мама сказала, что у нее, возможно, шизофрения. Она, оказывается, пыталась с ней разговаривать по поводу меня, когда мы учились в школе. Без толку.

– Моя мама слишком верит в непогрешимость разных теорий, диагнозов – медицинских и психологических. А человек на самом деле – это каша из того, пятого, десятого, двадцатого. В одних обстоятельствах – шизофреник, при других – трусливый агрессор, иногда – отчаянный придурок, иногда – обыкновенный убийца. Это все, разумеется, не имеет никакого отношения к твоей матери. Я просто вспомнил разные типажи. Значит, ты считаешь, что Нина Ивановна могла так глупо поступить?

– Так подло. Да.

– Как, ты думаешь, ее можно заставить сказать правду?

– Это невозможно. Она – лживый человек в такой степени, что сама верит в свою ложь.

– Не знал, что у вас столь теплые отношения. Мы приехали.

Александр Васильевич встретил их в коридоре, провел в свой кабинет, взял у Аллы фото и документы и сказал ей сочувствующе:

– Я в курсе вашей проблемы. Надеюсь, с девочкой все быстро разрешится, как только Сережа найдет адрес дедушки. Это обычное препятствие – незарегистрированный брак. Просто дело техники. И фото посмотрим для закрытия болезненной для вас версии. Мы узнавали. Уехали родители Оли – Полина и Анатолий Марчук – полгода назад. По заявлению матери Полины объявлялись в розыск. Их не нашли, как вы знаете. Полагаю, не особенно искали. Возможно, они где-то на заработках. Хотели поехать ненадолго, но задержались. Конечно, с ними могло что-то случиться. Вероятность, что убитая женщина может быть матерью Оли, очень мала. Даже не совсем вероятность, так как Полина вряд ли могла находиться столько времени в вашем районе и только сейчас погибнуть. Но на этом этапе мы ничего не исключаем.

– Я понимаю, – кивнула Алла. – Я буду делать все, что вы скажете.

– Хорошо иметь дело с Кольцовым, – улыбнулся Масленников. – Симпатичные девушки становятся нашими коллегами. Очень рад знакомству.

Почему-то из лаборатории Масленникова Алла вышла обнадеженная. Она порозовела, торопила Сергея. Ей вдруг показалось, что сейчас все решится. Оля могла не успеть сообщить ей о своем отъезде, но к братьям и сестричке она обязательно должна заехать. Они пометались по «Ашану», накупили кучу всяких вкусных вещей и игрушек. Поехали к интернату.

– К нему надо идти дворами, – объясняла Алла. – Выйдем у школы, поставим там машину, потом минуем всякие бойлерные, гаражи – и увидим небольшой обшарпанный дом. Но внутри у них ничего, чисто, ремонт сделали…

Они вышли из машины со своими свертками и сумками. У школьных ворот стоял высокий красивый фонарь на столбе, покрашенном в белый цвет. Они взглянули на него и расхохотались. На этом столбе было нарисовано ярко-розовое сердце, а на нем надпись крупными буквами: «Анна Юрьевна сука».

– Лихо, – сказал Сергей. – Любовь наотмашь.

– Да, мне даже стало интересно на нее посмотреть. Соответствует ли характеристика действительности?

– Какие проблемы? Приедем первого сентября, оценим объективность автора.

Они прошли все дворы, Алла позвонила в ворота интерната, ей открыли (у нее был постоянный пропуск, как у волонтера), она забрала сумки у Сергея и легко побежала по двору. Картина маслом на столбе показалась ей хорошим знаком. Сейчас все выяснится.

…Она вышла через час. Сергей ждал, сидя на траве под деревом. Алла остановилась перед ним, и можно было ничего не говорить. Все стало ясно по ее лицу. Он вздохнул и поднялся.

– Оля не приезжала к ним, – произнес он. – Алла, остается масса вариантов и причин, по которым она этого не сделала. Я найду сегодня ночью адрес особняка, где живет бабушка Оли, телефоны, мы позвоним или сразу поедем…

– Да, конечно. Спасибо, – сказала Алла. – Просто это очень плохо.

Глава 10

Марина Евгеньевна была из тех людей, которым никогда не бывает скучно в одиночестве. Наоборот, она очень ценила уединение, оно иногда становилось самым плодотворным временем в ее жизни. Только так можно подумать о чем-то сокровенном, сделать серьезную работу, разобраться в себе. Оставив школу, она иногда бралась за репетиторство, помогала будущим педагогам писать дипломы, аспирантам педвузов – диссертации. Если по правде, то она просто иногда делала это за них. Качество никак не соответствовало скромной цене. Марина Евгеньевна могла написать работу и бесплатно, если соискатель был небогат и увлечен. Она не сомневалась, что задаст нужный уровень, планку, с которой он пойдет дальше сам. Или с ее помощью. Ее удовлетворение от чужого успеха, собственное наслаждение от творчества (а это всегда было творчеством, никогда не повторявшимся поиском) она ценила высоко. Как говорил Сережа: «Мама, а тебе не хочется им платить за то, что ты из них кандидатов-докторов делаешь?» Он, как всегда, точно понимал ее настрой. Да, она была благодарна за возможность выражения, причем в разных направлениях, разных лицах. Защищаться самой ей никогда почему-то не хотелось. Смолоду все вдохновение было отдано школе, ученикам, сыну…

Они давно уже не живут вместе. Но когда он приезжает вот в такой отпуск, который сам себе придумал, – она не скучает, мягко говоря, по своему уединению. Она скучает по Сереже каждую минуту его отсутствия. Сейчас он поехал с Аллочкой по делам. Это она, Марина Евгеньевна, втянула всех в этот ужас с расследованием, догадками, подозрениями, страхами. Алла ищет девочку Олю. Марина Евгеньевна, конечно, встречала ее, она всех детей запоминает сразу. Очень красивая, необычная девочка. Длинные белые волосы, синие глаза, ямочки на подбородке и на щечках, когда улыбается. И такая, как выяснилось, тяжелая, взрослая жизнь. Как это – пропали родители? Как такое может быть? Почему их не нашли? Или не искал никто? Жизнь стала слишком сложной для взрослых, как же с ней справляться детям? Марина Евгеньевна подумала, что ждать Сергея придется долго, нужно выйти хотя бы в магазин. Когда он дома, ей не хочется разлучаться даже на короткое время.

Она переоделась, причесалась, взяла небольшую хозяйственную сумку, вышла из дома и с удовольствием подставила лицо солнцу. Да, «лето – это маленькая жизнь». Очень скоро его начнешь вспоминать как стремительно улетевший сверкающий праздник, когда вернутся бесконечные московские слякоть, гололед и холода. Марина Евгеньевна не любила уезжать из Москвы. Хотя очень любила море. Но она мечтала поехать туда не одна, а со своим прекрасным Сашей, на которого так похож Сергей. Они даже не успели ни разу поссориться за свое короткое супружество. Или он был в полете, или им было хорошо дома. А без него она не хотела видеть даже море. Ей было бы больно. И ей уютно в Москве, она городской житель.

– Здравствуй, Лида, – окликнула она озабоченную полноватую женщину с очень симпатичным лицом.

Это Лидия Краснова, тоже ее бывшая ученица. В самом начале ее учительской карьеры Лида училась в старших классах. Лет за десять до того, как пошел в школу Сережа. В том, что Лидия станет серьезным ученым, Марина Евгеньевна не сомневалась. Конечно, у Лиды было все прекрасно с русским языком и литературой, как у человека с организованным, развитым интеллектом. Но интерес ее лежал в области химии, биологии. В результате Лида стала сильным, известным в мире фармакологом. Живет с дочерью Настей, муж уехал в Германию. Его пригласил медицинский центр. Лида оставить свою работу не смогла.

– Здравствуйте, Марина Евгеньевна, – улыбнулась Лида. – Только в Москве так бывает: живем в соседних домах, а не видимся по полгода.

– Но у нас всегда есть такая возможность, – сказала Марина Евгеньевна. – Я часто о тебе думаю. Иногда хочется позвонить, но я знаю, как ты занята.

– Занята… Пашу как лошадь, но по нынешним временам, когда наша наука нужна только нам самим, большая часть усилий уходит в песок. И я была бы рада, если бы вы мне иногда звонили. Я сама то не решаюсь, то неохота делиться своей депрессией.

– Что-то серьезное? – встревожилась Марина Евгеньевна.

– Нет, все в дежурном режиме. Короткая реактивная депрессия. Результат переутомления. У Настеньки это тоже бывает, что меня расстраивает гораздо больше, чем все мои проблемы.

– Как у нее дела?

– Нормально. Учится хорошо. Второй курс МГУ. Мехмат. Вообще-то надо бы мне к вам забежать, поговорить. У Насти проблемы.

– Личная жизнь?

– Не знаю, как это называется. Она очень одинока. Нет друзей, подруг. Много времени и физических сил отнимают страдания, необъяснимые, надвигающиеся неотвратимо… Я иногда думаю о психологах или даже психиатрах. Понимаете, у меня не получается ей помочь, когда это начинается.

– Лида, ты должна обязательно ко мне прийти. Я буду тебя ждать. Настеньку тоже. Не так давно видела ее издалека. Такая интересная стала, взрослая.

– Да. Спасибо. Я обязательно приду, позвоню прямо на днях.

Лидия посмотрела на часы и побежала к подъезду со своими сумками: она как раз шла из магазина. Настя должна быть уже дома. Лида открыла дверь квартиры, прошла на кухню, поставила сумки, постояла. Раз Настя не встречает, значит… Значит, ей опять плохо, она прячется даже от нее. Лида вошла в ванную, помыла руки, умылась холодной водой. Жарко. Надо взять отпуск, увезти девочку из пыльного города, растопить под солнцем и утопить в море ее тоску…

Настя была в своей комнате. Сидела на диване, сложив руки на коленях, и смотрела перед собой. На журнальном столике стояла пепельница, в ней сигарета и несколько окурков. Курить Настя начала недавно.

– Ты давно дома? – спросила Лида.

– Даже не знаю, – неохотно ответила Настя. Она не любила, когда мать пыталась нарушить границы ее уединенности.

Лидия подошла к компьютеру и включила его.

– Подойди ко мне. Я послала тебе на почту стихи. Наткнулась в Интернете на работе. Посмотри!

Настя подошла, прочитала. Там было написано:

 
Я, как зверь, зализываю раны.
И, как кофе, растворяю горе.
Пахну счастьем, южным солнцем и кальяном.
Приезжай! Скучаю!
 

(Подпись: Море)

– Мне нравится, – сказала Настя и улыбнулась кончиками губ.

Лидия смотрела ей в лицо с жалостью и болью. Спокойное лицо, с ясными, чистыми глазами, но в них как будто застыли слезы, как у «Неизвестной» Крамского. Когда Лидия встретила своего будущего мужа на симпозиуме в Вене, она сама тоже переживала душевный кризис. Павел подошел к ней во время ужина в гостинице и сказал: «Вы похожи на «Неизвестную» Крамского. Помощь не нужна?» Павел – не отец Насти. Дочери тогда было десять лет. Ее отец… Это лучше не вспоминать им обеим. Насте скоро исполнится двадцать. Она красивее Лидии, она талантлива, как считают ее преподаватели. Но если у нее кто-то спросит: «Помощь нужна?» – она в отличие от Лидии ее не примет. Да никто и не спросит, потому что Настя этого не допустит. У нее даже мобильный телефон всегда отключен, а к домашнему она не подходит.

– Давай съездим на море! – взмолилась Лидия.

– Давай, – кивнула Настя. – Но не сейчас, мама, пожалуйста. Мне просто не хочется пока. Нужно разобраться в себе.

– Сколько можно в себе разбираться, – подавленно сказала Лида. – Может, ты кого-то обидела? Или тебя кто-то обидел? Может, тебя что-то не устраивает в нашей жизни? Ты бы сказала, наконец. Ты не понимаешь: это же мука для матери – не знать, отчего страдает ее ребенок.

– Я понимаю, – серьезно ответила Настя. – Но я ничего не могу изменить. Пока. Подожди немножко, ладно? В нашей жизни меня все устраивает.

Лидия ушла на кухню, забила продуктами холодильник, приготовила ужин. Настя есть отказалась. Ночью Лида лежала в своей комнате, слышала через стенку, как Настя плачет. Один раз подошла к ее двери, но та оказалась запертой изнутри. Это беда, поняла Лида.