Текст книги "Магия Зеро"

Глава 4,
в которой герои спасают четырнадцать песчанок

Мы вышли на парковку перед Греческим театром. Тут было свободнее, люди расходились в нескольких направлениях. Мы взялись за руки и направились в сторону Ортиджии. Был душный влажный вечер. Тени деревьев вытягивались в свете желтых фонарей.

Впереди к группкам прохожих приставал пьяный. Он зигзагами переходил от одних к другим, размахивал руками. От него отшатывались. Мы обошли его подальше. Это был мужчина, японец. Обычный, ничего такого, просто перебрал вина.

– Может, доведем до гостиницы? – предложила я. – Пока его не ограбили.

Но еще до того, как близнецы ответили, мужчина исчез за перекрестком.

Мы неторопливо двинулись дальше, дошли до улочки с уютными скамейками.

– Давайте посидим, – сказала Настя, плюхаясь на деревянное сидение. – Духота страшная, – она прижала руку ко лбу и тяжело дышала.

И тут откуда-то сзади появился японец. Он схватил Настю за плечо и мычал, пытался что-то сказать.

– Ай, отвяжись! – Настя отцепила его руку и соскочила со скамейки.

Но он не отвязывался, мычал, обошел скамейку и рухнул прямо на асфальт. В свете фонаря было видно, как он гримасничает.

– Кажется, он не пьяный, – сказала я. Закралось страшное подозрение.

– Нина, – испуганный голос Вани, – помнишь по курсам неотложной помощи, как определяется инсульт?

У меня заныл живот, я зажмурилась и стала перечислять:

– Головная боль, тошнота, головокру…

– Да не у тебя инсульт, а у кого-то другого!

Японец громко бормотал.

– Асимметрия лица, – прошептала Настя.

– Give me a smile[18]18
   Улыбнитесь мне (англ.).


[Закрыть], – я нагнулась и тряхнула мужчину за плечо, чувствуя, как живот закручивается в узел и вот-вот произойдет что-то страшное. Перед глазами расцветали черные цветы – лилии и олеандры.

Он улыбнулся правой частью лица, левую перекосило, она будто утекала в другую сторону. Мы в ужасе отпрыгнули на несколько шагов, но потом взяли себя в руки.

– Вызываю скорую, – кинула я близнецам.

Они кивнули и склонились над мужчиной, пристраивая его голову удобнее.

Я тупо смотрела на цифры в телефоне – скорую на Сицилии вызывать еще не приходилось. Оглянулась – улица была пуста, как нарочно, все поклонники Зеро разошлись. Наугад набрала 112. На другом конце заиграла музыка и приятный женский голос, очевидно, просил подождать.

Я смотрела, как Ваня и Настя крутились возле японца, потом сели рядом с ним прямо на асфальт. Японец бормотал, и Ваня пригнулся ниже, пытаясь расслышать.

– Что он говорит? – спросила я. В трубке все еще играла музыка.

– Не пойму, чушь какую-то, – ответил он.

– Тоже признак инсульта, – хрипло сказала Настя. Судя по голосу, она была напугана, а она никогда в жизни не пугалась.

– Что? Не понимаю, – сказал Ваня. И потом повторил: – Repeat, please, I don’t understand you. What mice?[19]19
   Пожалуйста, повторите, я не понял. Какие мыши? (англ.)


[Закрыть] – И громче: – Он говорит что-то про мышей. Похоже на осмысленное.

Мне наконец ответили. Мужской голос, и, конечно, на итальянском.

– Uomo… – сказала я, с трудом вспоминая слова, – ferire.

Предположительно фраза означала «мужчина плохо себя чувствует». Мне в ответ полилась быстрая итальянская речь. От бессилия у меня потекли слезы.

– We need help. Here is а man… he is having a stroke[20]20
    Нам нужна помощь. Здесь мужчина… у него инсульт… (англ.)


[Закрыть]! – крикнула я в трубку.

– It’s a police, – ответили мне. – Call 118[21]21
    Это полиция. Звоните 118 (англ.).


[Закрыть].

Я сбросила звонок и набрала 118. В трубке снова играла музыка, и приятный голос просил подождать.

– Он живой? – крикнула я близнецам.

– Да, и все еще пытается что-то сказать, – ответил Ваня. – Сколько у него времени, помните? – спросил он.

– Три часа, – ответила я.

– Это с начала приступа, – поправила Настя. – Мы не знаем, когда он начался.

Мы помолчали. Их сосед забормотал.

– Слушайте, кажется, это не чушь, – сказал Ваня. – Он говорит, что у него в квартире мыши, которых нужно спасти.

– Наверное, у него дома хомяки, и он беспокоится, что они умрут с голоду, – сказала я.

– Нашел о чем беспокоиться, – сказала Настя японцу.

В это время мне ответили, и я стала судорожно объяснять в трубку по-английски, что мы нашли человека и у него инсульт. И что скорой надо немедленно приехать. На той стороне попросили адрес. Несколько тягучих минут я бегала туда-обратно, пыталась найти табличку с улицей и номером ближайшего дома. Вызов вроде как приняли, трубку положили. Оставалось ждать. Я вернулась к близнецам.

– Tell me your address[22]22
    Скажите ваш адрес (англ.).


[Закрыть], – просил Ваня японца.

И опять бормотание.

– Какая тебе пицца? – возмутилась Настя.

– Пицца шата фуциа. Ты понимаешь? – спросил меня Ваня.

Я зажмурилась, и в мозгу заметались три слова: пицца шата фуция, пицца шата фуция, – и вдруг правильные слова зажглись, как неоновая вывеска.

– Пьяцца Санта Лючия! – закричала я.

– Записываю на телефоне, – ответила Настя. – А номер дома?

– Покажите ему на пальцах, – подсказала я.

– Один. Четыре. Четырнадцать, – наконец сказал Ваня.

– Вы же не думаете пойти спасать его хомяков? – подозрительно спросила Настя.

– Конечно, нет, – ответила я. – Вдруг у него нет документов, будем знать его адрес для скорой.

– Или для морга, если за ним приедут позже чем через два часа.

– ВАНЯ!!!

Японец закрыл глаза и притих. Мы боялись проверить, жив ли он.

Всего через несколько минут, отчаянно завывая и мигая красным и синим, к нам подлетела скорая. Парамедики моментально загрузили несчастного в машину и укатили, оставив нас на пустой улице. Адрес мы не сказали.

– Что это было? – спросил Ваня, когда мы поплелись в сторону дома.

Мы прошли примерно с километр, и запущенные узкие улицы с безликими домами сменились нарядными зданиями. Высаженный кустарник отделял дорогу от тротуара. Дорогу освещали круглые фонари. В уличных кафе за столиками сидели поздние посетители за бокалом вина.

Настя остановилась.

– Слушайте, это, конечно, бред и все такое, но…

– Хочешь спасти хомячков? – спросил Ваня.

– Если дома никого нет, они умрут от жажды за сутки. Нальем воды в поилку, насыплем корма, а утром найдем его в больнице, – согласилась я и развернулась. – Вы запомнили адрес?

Настя прочитала адрес с телефона, я ввела его в приложение с местными картами.

– Это недалеко от того места, где мы его нашли, – сказала я.

Мы пошли обратно. Центр снова сменился пыльными неухоженными улицами. Легко нашли нужный дом с большой табличкой с номером. Обыкновенный двухэтажный домик, такие же лепятся друг к другу вдоль по улице, сколько хватает взгляда. Узкая синяя дверь, верхняя часть – из рифленого стекла. Ни в одном окне не горел свет.

– Половина двенадцатого, – сказала я, заглянув в телефон.

Позвонили в звонок, постучали. За дверью не раздалось ни звука. Ваня потянул дверь, потом толкнул от себя.

– Закрыто.

– Конечно, о чем мы думали, – разочарованно сказала Настя.

– Подождите, – я начала соображать.

Приподняла пыльнющий коврик у двери, под ним было пусто. Постучала по синему почтовому ящику. Внизу глухо звякнуло. Я ощупала дно, подцепила ногтем небольшую выпуклость, и ключи упали мне в руки.

– Только накормим хомяков и обратно, – повторял Ваня, пока мы поднимались на второй этаж.

Мы поднялись, нашли выключатель и оказались в довольно большой комнате. Сначала мне почудилось, что она похожа на лабораторию в мамином НИИ. Но когда я огляделась, оказалось, что комната на самом деле разделена на жилую и лабораторную части. Жилая занимала всего несколько метров в углу. Там стоял диван, на котором в беспорядке валялись подушки и пледы, а у подлокотника высилась гора пустых коробок из-под пиццы. Впритык к нему стоял низенький журнальный столик, заставленный грязными тарелками и кружками. Лабораторная часть, напротив, была образцом чистоты и аккуратности. Столы и шкафы. На столах стояли микроскопы и герметичные коробки с инструментом, похожим на маникюрный. Отдельный стол был отведен под бумаги, папки и ноутбук, на стене рядом с ним висела пробковая доска. На доске – множество разноцветных бумажек с заметками, на них – неразборчивые надписи, как пишут врачи, сверху приколот белый лист А4 с жирно обведенным маркером словом «Progress»[23]23
    Прогресс (англ.).


[Закрыть].

В дальнем от нас углу стоял огромный белый шкаф, похожий на холодильник. На диван с подоконника был направлен низко гудящий вентилятор. Ваня выключил вентилятор, и в комнате сразу стало тише, но оказалось, что белый шкаф тарахтит, как старый холодильник у нас дома.

Мы прошлись по комнате. Посреди нее, на составленных вместе двух столах, был сооружен лабиринт. Извилистые ходы с толстыми стенками. Лабиринт был только что достроен – тут же лежали куски стен и инструменты для резки. Я взяла один из кусков. Легкий, похоже, пластик, молочно-белый, непрозрачный. Настя поддела ногой гору пустых коробок из-под пиццы, и та шумно рассыпалась.

– Тут нет никаких мышей, – сказала Настя. – Давайте-ка убираться, пока не влипли во что-нибудь.

Но было уже поздно.

Ваня открыл гудящий белый шкаф и, увидев, что внутри, громко охнул. Мы медленно подошли, понимая, что в тот самый момент уже влипли по уши. Заглянули в шкаф, оказавшийся оборудованным вольером с вентиляцией, датчиками влажности и температуры. Там в высоком, от пола до потолка, многоуровневом аквариуме бегали в колесе и играли песчанки.

– Четырнадцать, – прошептала Настя.

Некоторые из них подбежали и смотрели на нас через стекло. Самые обычные разноцветные песчанки: дымчатые, белые, черные, рыжие. Из головы каждой из них торчал проводок длиной в сантиметр, на конце – крошечная красная лампочка.

Глава 5,
в которой герои принимают важное решение

Некоторое время мы молчали. У меня в ушах нарастал шум прибоя, к горлу что-то подкатывало, не разобрать – «С» – страх или «П» – предвкушение.

– Что это с ними? – наконец произнесла Настя.

– Наверное, это подопытные крысы, – ответил Ваня. – Это же лаборатория.

– Песчанки, – сказала я.

– Что?

– Это не крысы, а песчанки. Они из другого подсемейства.

– Какого еще семейства?

– Песчанковые. Иногда их выделяют в отдельное семейство – Gerbillidae.

Настя с Ваней смотрели на меня как на сумасшедшую.

– Что? Они были у мамы в лаборатории. Для опытов, вместо мышей.

– Твоя мама проводила опыты на мышах? – подозрительно спросила Настя.

Я пожала плечами.

– Она же микробиолог.

– Давайте закончим светский разговор и решим, что с ними делать, – прервал нас Ваня.

– Что тут думать? Конечно, забрать и позвонить в общество защиты животных, – ответила Настя и стала рассматривать панель управления. – Это же бесчеловечно – залезать в мозг к мышам! – она нажала на несколько кнопок, и в аквариуме потухло освещение, шкаф перестал жужжать и вибрировать.

– Эй-эй-эй, ты что? – Ваня бросился включить его снова, но сестра загородила панель. После короткой потасовки он неуверенно отступил, а Настя принялась искать дверцу. Она нашлась на самом нижнем этаже мышиного дома – простая задвижка вниз-вверх.

– Куда их можно посадить? – спросила она, оглядываясь.

– Если есть грызуны, значит, должна быть переноска, – выдала я на автомате фразу, которую слышала у мамы в лаборатории. У них всегда стояла на подоконнике клетка с пластмассовым поддоном и прикрученной поилкой.

Настя мгновенно нашла и вытащила из-под стола клетку с синим поддоном. К решетке был прикручен маленький поильник. Она открыла клетку и отодвинула вверх задвижку вольера.

– Мы-ы-ы-ышечки, – Настя постучала ногтем по стеклу, – выходите, мы вас спасем.

Песчанки по одной спускались на нижний этаж, принюхивались и запрыгивали в клетку. Некоторые выпрыгивали обратно в аквариум, но в конце концов все, кроме трех спавших в одной куче на верхнем этаже, оказались в переноске. Настя принялась постукивать по внешней стенке, к которой они прижимались, чтобы разбудить их, а мы с Ваней присели на диван.

– Что будем с ней делать? – спросила я.

– Подождем. Сейчас приступ любви к животным пройдет, и запустим их обратно.

– Часто у нее такое?

– Приступы любви? Бывают иногда.

Насте удалось посадить в переноску всех мышей. Она закрыла дверцу и торжественно подняла их, демонстрируя прогресс:

– Все!

Мыши недовольно смотрели на нас сквозь прутья решетки. Лампочки на их головах тускло светились.

Настя пересчитала песчанок и направилась к выходу.

– Настя, стой.

Но она прошла мимо, обогнув нас, и начала спускаться. Я догнала ее на середине лестницы и взяла за локоть.

– Их нельзя забирать. Это подопытные мыши, а не домашние животные. Это воровство.

– А вы что предлагаете?

– Надо найти людей, кому этих мышей передать.

– Как?

– Посмотрим в документах на столе.

– Короче, вы смотрите, а я пока унесу их домой, – ответила она и продолжила спускаться.

– Подожди, – остановила я ее. – Возьми корма на первое время. И нам надо узнать его имя. Попробуем найти родственников. Ну или коллег. Отдадим мышей.

Мимо дома проехала машина, осветив темную лестницу, нас и фотографии на стенах.

Настя подвисла на несколько секунд, потом здравый смысл победил. Она поставила переноску на ступеньки, поднялась, прошла к аквариуму и стала шарить на полках возле него.

– Может, лучше остаться здесь и кормить их, пока кто-то не объявится? – предложил Ваня. Я видела, как его коробит от того, что происходит.

– Пока не объявится толпа родственников и не заявит права на песчанок…

Судя по звукам, проехавшая мимо машина, взвизгнув шинами, развернулась на перекрестке и поехала обратно. Она затормозила прямо перед входом, потом хлопнули две двери, и в дом заколошматили. Стук был адский, в четыре руки. Мы подскочили. Ваня спустился и закрыл дверь на цепочку, и тут же дверь открылась. Вместе с пряным ночным воздухом в дом ворвалась рука и быстрая итальянская речь.

– Что там такое? – в проеме показалась Настя. Она держала в руках коробочку с кормом.

– Не знаю. Наверное, полиция. Где-то была сигнализация, – ответил Ваня, подбегая к окну. В дверь продолжали колошматить. Он открыл окно и выглянул наружу.

– Тут невысоко. Будем прыгать.

– А может, все им объясним… – начала я.

Но Ваня сел на подоконник, перекинул ноги наружу и спрыгнул.

– Давайте за мной, тут мягко, – раздался снизу его голос.

Я выглянула наружу – темнота, светлый Ванин силуэт маячит прямо под окном.

– Давайте, пока они не сорвали цепочку.

Я оглянулась на Настю, она оторопело смотрела в сторону выхода. Разбилось стекло входной двери. Настя рванула к окну, но потом затормозила, развернулась, балансируя руками, и побежала к лестнице, через несколько секунд появилась вместе с переноской. От тряски мыши болтались туда-сюда.

– С ума сошла? Оставь их здесь! – крикнула я, перекидывая ноги наружу. Собравшись с духом, прыгнула, мысленно благодаря японца, выбравшего старый невысокий домик. Ваня подхватил меня на земле, на самом деле мягкой. В окне показалась рука Насти с переноской.

– Оставь их там!!! – зло заорал Ваня. Но переноска уже летела вниз, мы в четыре руки подхватили ее у самой земли. Следом за ней приземлилась Настя, выхватила у нас клетку.

В квартире раздался топот – полицейские поднимались по лестнице. Мы неслись через пятачок, оказавшийся расчерченным грядками огородом. Старались бежать по дорожкам, но все равно наступали на петрушку и помидоры. Выскочили через деревянную калитку на освещенную улицу. Я оглянулась: две темные фигуры высунулись из окна и смотрели нам вслед. Это были не полицейские.

Мы бежали минут пять. Остановились, тяжело дыша, под фикусом.

– Надо отнести мышей в полицию, – сказал Ваня.

– Те люди в квартире – они не полицейские, – ответила я, задыхаясь.

– Какая разница, кто те люди? Отнесем – и все.

– Не нужны они полиции, как ты не поймешь. Если это был нормальный ученый и проводил законные опыты, то это не мыши, а результат научных… – я сделала паузу, чтобы отдышаться, – и… исследований. Надо кому-то их передать. Чтобы ухаживали за ними вместо того японца, – и еще длинные вдох и выдох. – Сам подумай, кто за ними будет смотреть? Поставят в участке на подоконник? Они там сдохнут на следующий день от жары.

– Вообще-то он был живой, когда его погрузили в машину, – напомнил Ваня.

– Все равно будет долгая реабилитация, – ответила я, – мы все это проходили. У меня пятерка по инсультам.

– А если ученый ненормальный и опыты незаконные? – спросил он.

– Тогда не знаю, – призналась я, – могу позвонить маме.

– Давайте отнесем в полицию. Они лучше нас разберутся, законные крысы или незаконные, – Ваня все больше раздражался.

Настя молчала. На нее в свете фонаря бросал тень огромный фикус. Она поставила переноску на мостовую. Вид у песчанок был несчастный, они тяжело дышали, будто сами только что пробежали километр.

Пока мы спорили о возможности или невозможности обратиться в полицию, она села на корточки и гладила мышей, просовывая пальцы в мелкую решетку, а потом сказала:

– Они меня видели.

Мы, онемев, уставились на нее.

– Когда я спустилась за клеткой, они, вернее, один мужчина увидел меня в разбитое стекло. Они же разбили стекло, чтобы открыть дверь.

– Там было темно? – спросила я, надеясь, что она ответит «да» и мы займемся надуманным спасением песчанок дальше. Я даже готова была отнести их в полицию, только бы больше не иметь дел с мужчинами в черном.

– Нет, – грустно ответила она, – было очень светло, от фар их машины. Один точно хорошо меня рассмотрел. Я еще подняла голову и посмотрела на него.

– Чертовы мыши, чертовы мыши, – прошептала я.

– Знаете что, – продолжила она, – это в самом деле были не полицейские. И мне показалось, что с ними что-то не так. Ну, знаете, когда чувствуешь опасность просто так, когда смотришь на человека. Когда хочется держаться подальше.

Я с тоской вспомнила питерских чудовищ – плезиозавров, лепидосирен и кистеперых рыб и шепотом ответила:

– Знаю.

Мимо проехала машина. Водитель, бородатый мужчина, внимательно на нас посмотрел.

Настя подняла клетку с мостовой.

– Идем отсюда.

Мы свернули на неосвещенную улицу и пошли в сторону нашего острова, прячась каждый раз, когда вдалеке показывалась машина.

Вход на Ортиджию – широкий перешеек между островком и Сиракузами, по обеим сторонам от него покачивались на причале укрытые тентами рыбацкие лодки. Перешеек и несколько улиц за ним были ярко освещены: тут, в туристической части, еще встречались редкие прохожие и были открыты несколько ресторанов и кафе, хотя все они были пусты, и официанты снимали скатерти со столов и поднимали наверх стулья.

В катакомбах, как называла мама нашу и несколько ближних улиц, было темно, хоть глаз выколи, и стояла гробовая тишина – младенцы спят, телевизоры выключены. Мы включили фонарики на телефонах и пробирались к дому, поминутно попадая не туда и спотыкаясь о кошек, которые в это время выходили стаями на свои ночные бдения.

– Нас тут никогда не найдут, – прошептал Ваня, перешагивая через кошку.

– Они найдут нас за полминуты. Первая же бабка покажет улицу и дом. И еще в какой одежде вы приехали и какого цвета у вас чемоданы. Ну и заодно – что мы ели на завтрак позавчера, – ответила я, открывая дверь домой. Замок проскрипел, и мы вошли в гостиную.

По ночам в Старом городе особенно остро пахло морской сыростью. Когда солнце заходило, запах выползал из каменных стен. Душащая сырость прилагалась к морю и солнцу, но была непереносима. Ночами она заползала в нос и мешала спать. Сегодня, после ночной прогулки, она ощущалась особенно остро: сыростью тянуло от ковров на полу, от дивана, она сочилась сквозь щели входной двери, заползала в нос и кружила голову.

Ваня ходил туда-обратно по комнатке, Настя доливала воды в поилку и тихо говорила что-то мышам.

– Тупо получилось, – заключил Ваня после десятой проходки.

– Ничего не тупо, – возразила сестра из ванной, – кто знает, что бы было, если бы не мы.

– Бы-не-мы-не, – передразнил ее брат. – Откуда ты знаешь, что у них там в башках? Может, это датчики слежения? И вообще. Они на такой жаре к утру передохнут!

– Не передохнут! У меня точно не передохнут! Скорее я умру от твоего занудства! – выпалила Настя, и они начали обычную перепалку, переходящую с мышей на личности, потом обратно на мышей и опять на личности.

Пока они спорили, я смотрела на песчанок, их огоньки создавали маленькое красное зарево над переноской, и я смутно вспомнила историю о ложных воспоминаниях. Открыла ноутбук, потом пришлось перезапустить роутер – он висел над входной дверью, – интернет тут вечно сбоил. И когда наконец в поисковике показались картинки мышей с лампочками на голове, повернула экран к близнецам. Их перепалка шла на убыль, поэтому они подошли ближе и наклонились.

– Имплантация воспоминаний? Это отрывок из научной фантастики? – спросил Ваня, пробежав глазами статью.

– Это новость от прошлого года, – ответила я. – В некоторых лабораториях удалось внедрить в мозг мыши ложное воспоминание.

– Давай попроще, да?

– В мозг записали информацию о том, чего на самом деле мышь не испытывала. Вроде электрическими импульсами. С устройства на устройство. Например, где лежит корм. Не знаю точно, – я запнулась, вспомнив, что для этого требовалась операция на мозге мыши.

– В прошлом году? И что с той крысой? – подозрительно спросила Настя, вытягивая голову к экрану.

– Не знаю. Неважно. В общем, это направление в нейрофизиологии, которое типа очень перспективное и находится в самом начале развития. Мама говорила, что потом, если опыты на мышах будут успешными, можно будет вживлять информацию в мозг человека.

– Как в «Матрице»? Раз – и ты умеешь кунг-фу?

– Скорее всего, теоретические знания.

– Ооо, да, вживлю себе учебник по истории, – отозвалась Настя.

– И эти песчанки – типа первый шаг и все такое.

Мы разом обернулись в сторону переноски. Песчанки стояли на задних лапах и смотрели на нас, маленький светящийся отряд.

– Надо отдать их обратно, – заключила я.

– Правильно. Отнесем в полицию, – сказал Ваня с облегчением и повернулся в сторону клетки, но мы с Настей схватили его за футболку и потянули обратно. Он пытался вырваться, и у него получилось – в два прыжка он оказался в ванной и схватил переноску, мыши покатились кубарем и шмякнулись о дальнюю стенку. Мы попытались выхватить клетку, но Ваня не отдавал – мыши болтались в переноске до тех пор, пока клетка наконец не оказалась у меня в руках.

– Это не просто песчанки, – потрясла я клеткой перед красными Ваней и Настей, – это научное достижение, осторожнее с ними.

– Стой! – воскликнул Ваня, протягивая руки к переноске.

Я отступила, пряча ее за спину.

– Да стой ты, дай сюда, – сказал он, отбирая у меня клетку. Он заглянул ей под дно. – Ага! Вот оно!

– Что? – одновременно спросили мы с Настей, заглядывая туда же.

К синему пластиковому поддону был приклеен бумажный прямоугольник размером с палец. На нем был штрих-код, а под ним надпись: «Nimble Mind Srl. property»[24]24
    «Собственность компании „Nimble Mind“» (англ.). В переводе на русский язык название Nimble Mind означает живой, ловкий ум.


[Закрыть].

Мы бросились обратно к ноутбуку, я успела первой и, вбив в гугле «Nimble Mind Srl», получила в первой же строчке результат. С сайта https://nimblemind.tech/ на нас смотрели милые белые мыши, взятые из фотобанков, и сообщалось, что компания занимается исследованиями в области нейрофизиологии.

– Они ставят устройство в область гиппокампа и передают сигналы, – сказала я.

– Ткни в «Our Team»[25]25
   Наша команда (англ.).


[Закрыть], – посоветовал из-за моего плеча Ваня.

Я послушно ткнула, и как только страница загрузилась, они с сестрой закричали, тыкая в портрет японца:

– Вот, вот он!!

– Акихиро Фукуда, – прочитала я с экрана. – Найдем его в больнице?

Настя пожала плечами:

– Скорее всего, после инсульта он не может говорить. И потом, что за подозрительные люди были в его квартире?

– Надо позвонить в их компанию и сказать, чтобы забрали мышей, – гнул свою линию Ваня.

Он открыл раздел контактов и стал набирать указанный телефонный номер, было слышно, как в трубке раздаются длинные гудки. Прослушав десять гудков, он сбросил вызов.

– Час ночи, – напомнила ему сестра.

– А, точно, – он цокнул языком с досадой.

– Тут написано, что офис у них в Палермо, – сказала я, взглянув на страницу контактов.

Они наклонились над моим ноутбуком, читая страницу.

– Как он оказался здесь, да еще и с мышами?

– Может, он сам их украл? Типа присвоил себе достижения, – предположила Настя.

– Или забрал свои достижения с собой, пока их не присвоил кто-то другой, – ответила я.

– Раз мы не можем вернуть их Фукуде, значит, надо дозвониться до офиса в Палермо и попросить их забрать. Давайте, в общем, спать, – подытожил Ваня, садясь на кровать.

– Спать после всего, что было?! – возмутилась Настя.

– Есть другие предложения?

– Ну… нет.

В это время с улицы раздался шум хлопающих дверей, быстрая итальянская речь нескольких голосов. Мы подскочили и растерянно смотрели друг на друга.

– Нашли. Я же говорила, что быстро найдут. Бежим, – сказала я, кидая в рюкзак зарядку для телефона и ноутбук.

– Куда бежим? – Настя оторопело смотрела на меня.

– Не знаю, надо отсюда уйти, – ответила я, закидывая рюкзак на плечо и хватая валявшуюся на диване кофту. – Слушайте, я понимаю, вам это кажется безумием, но мне хватило прошлого года и не хочется проверять. Возьмите документы, зарядки и деньги. Когда выясним – вернемся.

Они за считаные секунды покидали в рюкзаки вещи. Пока голоса бродили туда-обратно по улочке (они не могли найти вход в кромешной темноте), мы тихо вышли из гостиной и пошли в противоположную сторону. Я выглянула из-за угла: к нашему дому подошли три силуэта. Как я и предполагала, это были две угловатые крупные тени – преследовавшие нас мужчины – и одна из постоянных обитательниц катакомб. Когда они громко постучали в нашу дверь, мы втроем уже спешили к выходу с Ортиджии.