Текст книги "Карнавал лжи"

…никаких никогда, Таша. Всего пару дней, пока вы не встретитесь с Ароном.

– Между прочим, истинные особы королевской крови именно так и поступают. Привыкайте, моя королева: когда сделаетесь Морли-малэн, вам и нос самой вытереть не дадут. Служанка с носовым платком всегда будет ждать наготове.

– Не будет у меня никаких служанок.

– Мне кажется или я слышу интонации Лив?

Таша безмолвно отвернулась.

Броселиан разительно отличался от Арпагена. Белые домишки в два-три этажа казались игрушечными; широкие улочки вымостили светлым камнем. Мягкое вечернее солнце окрашивало бледной охрой заснеженные крыши, над которыми пряли ниточки дыма каминные трубы. Закутанные прохожие шли по своим делам так неторопливо, как никогда не ходят жители больших городов.

Таша опустила натянутый по нос шарф – ей стало трудно дышать, – и мороз немедля тронул щёки щипучей рукой.

– Зачарованный лес ведь рядом с Броселианом, – произнесла она, вспомнив свои детские уроки краеведения и тканевую карту, расстеленную на полу. Слова обернулись облачками пара, мгновенно истаяв в прозрачном солнечном воздухе.

– Да.

…Зачарованный лес был ещё одной из Ложных земель. Как Равнина с Криволесьем.

И про это место сложили даже больше легенд, чем про другие.

– Так вот почему ты говорил о феях?..

– Именно.

– Зачем нам к ним?

– Глоток воды из магического источника фей избавит тебя от действия всех чар и заклятий, когда-либо на тебя наложенных. От любых магических вмешательств. Кроме того, он наделит тебя пожизненным иммунитетом против слабых и средних чтецов сознаний, а также устойчивостью к заклятиям с первого по пятый уровень.

– Звучит неплохо, но зачем оно нам?

– Ты ведь опасаешься, что подарок Советника с подвохом. Не отрицай. Вода фей поможет тебе противостоять магии, которую в него заключили… если туда заключили иную магию, кроме пространственной.

Вспоминая легенды, сложенные о Зачарованном лесе, Таша покачала головой:

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Криволесье и Равнину ты покинула благополучно. Зачарованный лес, пожалуй, опаснее их, но не думаю, что он будет представлять опасность для тебя. – Алексас подвёл её к крылечку одного из домов. – Однако прежде у нас есть дело поважнее.

Таша вскинула голову, разглядывая вывеску подле двери: деревянную дощечку украсили резьбой так буйно, что надпись «Резных дел мастер О. Герман» не сразу можно было заметить. Рядом с надписью виднелось клеймо изготовителя: резак с обвивавшей ручку змейкой.

То же, что вчера Таша обнаружила на ножке кубка.

Алексас толкнул дверь, и та отозвалась возмущённым звоном потревоженного колокольчика.

Приёмная мастерской, обитая деревянными панелями, была заставлена образцами работ: от крошечных костяных фигурок на полках до громоздкого комода, приткнувшегося в углу и являвшего взору поляну с танцующими феями, вырезанную на дверцах. Парень за конторкой играл сам с собой в крестики-нолики.

– Добро пожаловать в мастерскую Олеангра Германа, – заслышав колокольчик, пробубнил он без всякого энтузиазма, не поднимая головы. – Что вас интересует?

Стягивая шапку, Таша соображала, почему его голос кажется ей знакомым. Вгляделась в парня получше – и неверяще охнула:

– Гаст?

Тот наконец поднял лицо: симпатичное, зеленоглазое, обрамлённое тёмными кудрями. Родное.

– Таша?!

Мигом соскочив с высокого стула, друг детства бросился к ней.

– Таша, Ташенька! – Гаст ошеломлённо сжал её в объятиях, и девушка ощутила силу его рук даже сквозь плотную куртку. – Живая! Что ты тут делаешь? Куда летом убежала? Я тебя искал, но…

…радость пришла всего на мгновение, – чтобы уступить место стыду.

Она так и не нашла его. Даже не попыталась найти. И лишь совпадением обязана тому, что они всё-таки снова встретились.

– Если расскажу, не поверишь, – буркнула Таша, неловко обвивая талию Гаста руками в варежках. – Как ты здесь…

Осеклась, вспомнив, что за происходящим пристально наблюдает ещё кое-кто, и оглянулась на Алексаса.

Тот действительно наблюдал. Долгим, очень внимательным взглядом. Не то чтобы прохладным, но даже самый зоркий наблюдатель едва ли отыскал бы в нём теплоту.

– Алексас, это Гаст Онван, – произнесла Таша. – Помнишь, я про него рассказывала? Он мой… друг.

Она собиралась сказать «лучший друг». Но язык, который легко повернулся бы для этого ещё летом, отказался выговаривать явную ложь.

…Гаст перестал быть её лучшим другом с тех пор, как Таша сбежала из Прадмунта. И тот, кто занял его место, сейчас стоял за её спиной.

– Так-так. – Алексас прикрыл глаза. – Гаст… Племянник отца Дармиори. Наслышан. – Взглянув на Гаста, юноша усмехнулся. – И что же ты делаешь в Броселиане?

От этой усмешки веяло холодком надвигающихся зимних сумерек – и Таша не могла осуждать Алексаса за это. В конце концов, все его воспоминания об отце Дармиори сводились к тому, что этот человек пытался сжечь их с Ташей заживо.

Из-за племянника, теперь взиравшего на Алексаса опасно суженными глазами.

– А ты ещё кто такой? – не слишком любезно поинтересовался Гаст.

– Ташин друг.

– Друг? – Тот окинул неприветливым взглядом лицо с тонкими чертами, долговязую фигуру, плащ с меховой оторочкой и щегольской вышивкой серебром, накинутый поверх куртки из дублёной чёрной кожи. – И как же вы подружились?

– Откровенность за откровенность, – откликнулся Алексас спокойно. – Сначала ты свою историю поведай, а потом и я свою расскажу.

– Как ты оказался здесь? – настойчиво подхватила Таша.

Гаст опустил взгляд на требовательные глаза подруги, и лицо его смягчилось.

Пощёлкав пальцами, он прошёл по обшарпанному паркету к двери. Открыв её, перевернул табличку с той стороны так, чтобы посетителей встречала надпись «Закрыто».

Задвинул засов и, широким жестом предложив гостям сесть на лавку у стены, примостился туда же.

– Когда ты исчезла, я отправился тебя искать. Дядя говорил, вы с Лив убили свою мать и сбежали… говорил, что вы оборотни. Но я не поверил. И чтоб ты маму убила… В общем, я понял, что с тобой что-то случилось. Может, похитил кто. Я забрал из вашего дома одну из твоих книг… знал, что по вещи, которую часто в руках держали, маги вроде как обычно могут владельца найти… украл деньги у отца и поехал в Нордвуд. Лошадь брать не решился, она семье нужна. Так что на своих двоих… а там добрый человек на повозке подвёз. – Гаст сложил ладони на коленях, нервно тиская одной рукой пальцы другой. – В городе разыскал колдунью и попросил тебя найти. Колдунья сидела с книжкой за зеркалом, сидела, а потом и говорит: мол, можешь попрощаться со своей подружкой, не вижу я её. Либо мертва уже, либо кто-то очень сильный в плену её держит, не даёт увидеть. Только расстелила карту и ткнула пальцем в Равнинную. Чутьё колдовское, мол, ей подсказывает, что где-то здесь ты… ну я и поехал. – Гаст облизнул сухие, потрескавшиеся от мороза губы. – Направился в Арпаген, решил там к колдуну обратиться. Думал, может, поближе к тебе чары и подействуют… Ехал долго, хорошо ещё, караван подвернулся, с собой взяли. Когда прибыл, на улице решил заночевать – деньги сберечь хотел… а тут на́ тебе – стражники! В тюрьму за бродяжничество на три дня отправили. Сказали, это на первый раз, дальше хуже будет. Вышел я, пришёл к колдуну… а тот говорит, что вообще почувствовать тебя не может. А это значит, ты либо на Ложных землях, либо, что скорее, – парень сглотнул, – мертва.

Таша опустила глаза, не в силах видеть на его лице даже тень отчаяния, что друг испытал в тот момент.

– Я решил, что дело всё-таки в Ложных землях, – продолжил Гаст, помолчав. – Мало ли куда тебя занесло. Но деньги отцовы я все извёл на эти два визита… услуги колдунов стоят недёшево. Решил, пока не отработаю их, чтобы вернуть, домой не поеду. И пока на третий визит к колдуну не заработаю, чтобы таки выяснить, что с тобой. На фонарном столбе увидел объявление, что требуются резчики в мастерскую Олеангра Германа. Арпагенский филиал. Я и пошёл: выреза́ть вроде умею, чего не пойти? Меня взяли, сначала топорную работу делать, потом всё тоньше, тоньше… учили… Отец в конце концов меня нашёл – тоже к колдуну в Нордвуде обратился. Домой уговаривал поехать. Но я ему то же самое сказал: пока долг вернуть не смогу, и сам не вернусь. Да и, если честно, мне в городе с деревом работать нравилось больше, чем в Прадмунте балбесничать. Отец вроде понял, только просил матери письмо передать и связь с ними через зеркало держать.

– Про меня он ничего не говорил? – произнесла Таша невыразительно.

– Я спрашивал, вернулась ли ты в Прадмунт. Он сказал, что нет. – Гаст расширил глаза, в которых вспыхнуло мучительное подозрение. – А что, врал?..

– И как же тебя в Броселиан занесло, если ты работал в Арпагене? – вмешался Алексас, милостиво избавляя Ташу от необходимости отвечать.

– Два месяца назад приехал сам мастер Герман, ему показали перспективных ребят, и меня в их числе. – В словах прорвалась тщательно скрываемая гордость. – Он меня и увёз сюда, в свою мастерскую. Теперь вот работаю. Платят неплохо: хватает и комнату здесь поблизости снимать, и на еду, и откладывать понемногу.

– Но платят всё-таки не настолько хорошо, чтобы ты сумел скопить на поиск Таши.

Сине-серые глаза блеснули внезапной насмешкой.

– Да нет. Денег я уже скопил. Они на отдачу долга, конечно, но на поездку в Арпаген и мага хватило бы, а домой я всё равно не тороплюсь. – Глядя на Ташу, Гаст снова облизнул губы. – Только… я понимал, что, если маг опять тебя не увидит… значит, ты правда мертва. И что тогда со мной будет… Вот и тянул.

Таша наконец осмелилась встретиться с ним взглядом.

Чувство вины в глазах напротив забавным образом уменьшило её собственное.

Не только она не спешила кидаться другу на выручку. Пускай по другим причинам.

– Правда, пока меня временно за конторку посадили, – добавил Гаст быстро, сворачивая с неприятной обоим темы, – потому что умер наш приёмщик заказов, светлая ему память… Сказали, заодно от работы отдохну, пока новенького не найдут.

Ага, подумала Таша мрачно.

– Сам мастер Герман хотя бы здоров? – спросил Алексас будто бы невзначай.

– Да не сказал бы, – откликнулся Гаст печально. – Бледный ходит, голова кружится… В Арпаген уехал лечиться. А вас-то что в Броселиан привело? Куда ты делась летом? – Он снова посмотрел на Алексаса: – И кто ты всё-таки такой?

– Можешь называть меня Алексасом. Без «энтаро», так и быть, – великодушно ответил тот, снова избавляя Ташу от необходимости рассказывать то, что сейчас рассказывать ей не слишком хотелось. – Возможно, я тебя расстрою, но ты был прав, когда не верил словам дяди. Летом у Таши были большие неприятности, и так вышло, что я оказался рядом, помогая ей с ними разобраться.

– Что за неприятности?!

– Полагаю, о них Таша лучше расскажет сама… в другой раз. То, что привело нас в Броселиан, важнее. – Он кивнул в сторону кубка, который Таша как раз вытаскивала из сумки. – Вчера эта вещь чуть не погубила короля. Тебе она незнакома, случаем?

Гаст пригляделся к костяной чаше в девичьих пальцах – и побледнел.

– Похоже, знакома, – заключила Таша, глядя на лицо, за годы дружбы изученное ею до мелочей.

– Может быть, – буркнул парень. – Погодите, что значит «погубила короля»?..

– Герцог Броселианский поднёс Его Величеству этот кубок в качестве подарка, но кубок оказался проклят. Король чудом остался жив. А герцог Броселианский, между прочим, Ташин друг, – заметил Алексас небрежно.

– Герцог?! – Гаст выпучил глаза так, что они стали напоминать круглые стеклянные шарики, какие вставляют куклам. – Это когда ты с герцогом задружиться успела?

– Таша теперь сама почти герцогиня. Больше, чем герцогиня. Она единственная уцелевшая наследница рода Морли, не знал?

– Морли? Это князей-то?! – Гаст охнул, смерив подругу таким потрясённым взором, будто та отрастила крылья за спиной прямо на его глазах. – Етить меня в душу!..

– Так что Таша, очень расстроенная тем, что её другу грозит плаха, ищет мага, который проклял кубок. Более того, она думает, что колдун, сделавший это, и колдун, из-за которого летом она убежала из Прадмунта, – одно лицо, – закончил Алексас. – Если тебе есть что рассказать по этому поводу, ты её очень выручишь.

Гаст снова посмотрел на чашу. На Ташу. Отвёл глаза, уставившись на выщербленный паркет.

Стиснул огромные кулаки, словно это могло облегчить его мучительные раздумья.

Таше внезапно подумалось, что если сравнить обоих с клинками, то Гаст будет двуручником, а Алексас – шпагой: шириной плеч друг детства превосходил её рыцаря раза в полтора. Только вот если кто-то вздумает выбирать, кто же из них двоих в схватке доставит противнику меньше хлопот, не факт, что выбор сделают в пользу Алексаса. Самая опасная сила – та, что чувствуется, но не кричит о себе; а сила в Алексасе чувствовалась – ещё какая. Особенно в новом Алексасе, родившемся с окончанием Двоедушия, очень походившем на прежнего себя, но неуловимо другом.

Потеря брата… конечно, временная потеря, но всё же… разом сделала его старше и жёстче. И, вспоминая себя минувшим летом, Таша нисколько этому не удивлялась.

– Аа, ладно, – махнул рукой Гаст. – В конце концов, если они захотят до меня добраться, молчанием я от них не спасусь.

– Они? – немедленно вскинулась Таша.

Облокотившись на стену, друг залихватски тряхнул кудрями:

– В общем, в прошлом месяце явился к мастеру герцогский слуга…

* * *

Беседу, затянувшуюся почти на час, прервал гневный стук: один из покупателей пришёл за готовым заказом, о чём договаривался ещё шестидневку назад, и его не остановила даже табличка. Нехотя свернув разговор, Гаст открыл дверь и вернулся за конторку, напоследок сообщив свой адрес.

– Буду ждать тебя. Ну или вас обоих, – добавил он с нескрываемым напряжением. – Нам ещё многое нужно обсудить.

– Заглянем сегодня или завтра, – пообещала Таша, прежде чем выскользнуть на улицу.

– Скорее завтра, – добавил Алексас, подхватывая её под руку. – Сегодня у нас другие дела.

Таша не стала возражать. Новая встреча почти неизбежно влекла за собой рассказ о воистину пламенном приёме, который летом дядя Гаста уготовил им с Алексасом, а беседу об этом ей хотелось отложить на как можно больший срок. К тому же девушке требовалось осмыслить всё, что она услышала.

К примеру, смириться с тем, что блестящая теория про кукловода и игру пошла прахом.

– Что думаешь? – как раз поинтересовался Алексас, ведя её по улочкам Броселиана, которые зимний закат выкрасил бледной охрой.

Таша помолчала, пытаясь сложить в сознании мозаику из кусочков тех знаний, с которыми она покинула Арпаген, и знаний, приобретённых только что.

– Пока не знаю. – Она мучительно вздохнула, обжигая лёгкие морозом, будто это могло внести ясность в мысли. – Но точно не думала, что здесь замешана жена Орека, которая оказалась эйрдалем и которую летом мы изгнали из Клаусхебера.

…Орек Норман заглянул к мастеру Герману в прошлом месяце. По счастливой случайности Гаст подслушал, как мастер принимает заказ на кубок для короля. Однако стоило Герману-энтаро с поклонами выпроводить почётного гостя восвояси, явилась ещё одна посетительница. Прежде чем мастер увёл ту в свой кабинет, Гаст успел увидеть её: бледную худощавую девушку с треугольным лицом, чуть приплюснутым носом, тёмными глазами и волосами… и чёлкой до бровей.

Сама Таша Кэйрмиль Норман не видела, зато Алексас по этому описанию узнал её без труда. И оба не удивились, что беглая жена Орека отрастила чёлку: надо же как-то прятать клеймо, которое Арон оставил на её лбу.

Гаст решил подглядеть и подслушать, что творится в кабинете. Речь шла о заказе Орека – посетительница зачем-то подробно о нём выспрашивала. Поняв это, парень отлип от замочной скважины (совесть проснулась) и удалился в мастерские. А вскоре мастер поручил одному из своих старых ассистентов сделать кубок из рога единорога, но, поскольку это был подарок самому королю, резьбу по кубку Герман-энтаро решил в кои-то веки исполнить сам.

Другой странный посетитель наведался в мастерскую, когда работу уже закончили, накануне дня, когда кубок должны были забрать. Гаст даже не мог сказать, мужчина то был или женщина – незнакомец кутался в плащ, укрывавший его с ног до головы. Загадочный гость провёл в кабинете у мастера всего несколько моментов, однако от Гаста не укрылись отсветы зелёного колдовского сияния, пробивавшиеся из-под двери. Кто бы ни наведался к мастеру Герману, он пришёл, чтобы сотворить заклинание – и, скорее всего, над кубком.

На другой день приключилось сразу несколько событий. Чашу выдали заглянувшему за ней Ореку; приёмщик заказов не вышел на работу (как выяснилось позднее, по причине смерти от ножа бандита в тёмном переулке); мастер и ассистент, делавший чашу, слегли с неизвестной болезнью…

– Значит, у Кэйрмиль есть сообщники, – произнесла Таша тихо.

– Арон летом упоминал, что за ней стоит целое тайное общество, – напомнил Алексас. – В числе которого несколько древних эйрдалей.

– Эйрдали умеют колдовать, но они – не колдуны. Им не сотворить подобное проклятие.

– Думаю, в то общество затесались не только эйрдали.

…с другой стороны, кто сказал, что это – не часть игры, а кукловод – не в рядах таинственных заговорщиков?..

– Но почему они так хотят извести Норманов?

– Видимо, ты забыла и это, но Арон летом также упоминал, что эйрдалям нужен Клаусхебер.

– А имущество государственных изменников сперва отходит государству, а через год – ближайшим родственникам, оставшимся в живых… – Таша тряхнула головой, отгоняя воспоминания об уроках отца Дармиори, неизбежно влекшие за собой другие воспоминания. – Но власти не передадут имущество Норманов эйрдалю и убийце в бегах! Зачем этим эйрдалям вообще понадобился какой-то старый замок?

– Этот старый замок воздвиг один из Мастеров Адамантской Школы, между прочим. Летом ты могла убедиться, что он таит немало секретов… Но, полагаю, эти вопросы лучше задавать не мне.

Таша уставилась себе под ноги, глядя, как мысы её сапожек меряют скрипучий утоптанный снег.

– Счастье, что Гаст до сих пор жив.

Она не питала иллюзий по поводу странной неудачливости всех, кто был причастен к работе над кубком – или мог увидеть и услышать то, чего ему видеть и слышать не полагалось.

– Не всё сразу, – откликнулся Алексас иронично. – Думаю, он следующий на очереди и его ждёт тихая быстрая гибель, не вызывающая подозрений. Несчастный случай, самоубийство… Я бы выбрал что-то из этого.

– Не говори так! Мы его спасём!

– Каким образом?

– Не знаю! Будем за ним следить, не позволим эйрдалям к нему подобраться! Ты можешь наложить на него и его комнату какое-нибудь защитное заклятие? Раз ты владеешь магией?

– Я подумаю, – сдержанно пообещал Алексас, выводя Ташу за светлую крепостную стену. – Но сперва…

Таша запоздало сфокусировала внимание на картинке перед глазами: за размышлениями она не заметила, как Алексас привёл её к одним из городских ворот.

Миновав будку со стражниками, они направилась туда, где рядом с дорогой ждала стена деревьев; выбеленные верхушки сверкали в последних лучах заходящего солнца. В чащу убегала тропа, ниточкой намеченная на снежном ковре, в сумерках отливавшем синевой.

– И всё-таки, – сказала Таша, следуя за своим рыцарем под сень деревьев, – ты уверен, что нам так нужна эта фейская вода?

– Уверен. Помимо уже упомянутых причин эйрдали – не самые дурные чтецы сознаний, и нам явно предстоит вскоре иметь с ними дело. Если они захотят тебя очаровать, ты должна быть от них защищена. – Алексас непреклонно шагал между тонкоствольными рябинами и белыми в крапинку берёзами. Каждая хрупкая веточка была облита льдом, и деревья казались выточенными из хрусталя. – Главное, не соглашайся на иные дары. Проси лишь глоток воды. Феи будут искушать тебя, однако дары их обманчивы, недолговечны и таят в себе опасность.

– С чего эта идея вообще тебе в голову взбрела? И откуда ты столько об этом знаешь?

– Знакомые рассказывали.

– Ты же потерял память обо всём, что было до нашей встречи, разве нет?

Алексас промолчал; это молчание вплелось в неестественную тишину, нарушаемую только звуками их шагов. Что в Криволесье, что на Равнине, что здесь не было слышно жизни – не пели птицы, не стучали дятлы, не хрустели снегом под копытами пугливые олени или голодные кабаны.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы Ташу пугала тишина.

– И что, любой может прийти к феям и попросить у них, что хочет? – саркастично уточнила она, истолковав молчание как знак того, что Алексас сам не знает ответа на её вопрос. В конце концов, потеря памяти – странная штука.

– Не любой. Вскоре мы придём к границе, за которую может безнаказанно пройти лишь тот, кто чист помыслами и телом. А ещё феи умеют видеть правду в чужих душах, – буднично откликнулся тот. – Они не дадут ничего тому, кто алчет могущества. Но подарить глоток воды девочке, которая жаждет спасти друзей, – другое дело.

– Они что, так любят людей?

– Скорее любят удивляться тому, что среди людей ещё остались бескорыстные.

…в Зачарованный лес, одно из немногих известных убежищ фей, ходили многие. Маги, воины, простой люд. Только вот обратно возвращались не все, а из вернувшихся не все оставались в своём уме. Те же, кто встречал фей и возвращался, не особо охотно об этом рассказывали. Некоторых из них неизбежно тянуло обратно в Лес: они тосковали, не находили себе места, погружались в молчание, а в конце концов просто исчезали. Уходили в волшебное место, которое однажды покинули и куда безумно желали вернуться – навсегда.

– Пришли. – Алексас остановился у непримечательной берёзы, росшей по соседству с очередной рябиной. – Это вход.

Таша пригляделась: лес впереди ничем не отличался от остававшегося за спиной, разве что тропа куда-то исчезла. Подняла взгляд – и поняла, что ветви двух деревьев срослись в арку.

– Если ты достойна, – сказал Алексас, – то, пройдя через арку, окажешься в Зачарованном лесу.

– А вокруг нас тогда что такое?

– Прихожая. Ложная земля начинается за аркой.

– Хорошо, а если я недостойна?..

– Выйдешь с той стороны арки – в этом же лесу. Обычном лесу. Если же твоя душа темна, ты окажешься в чаще, очень похожей на эту, но не сможешь вернуться. Тропа, что мы оставили позади, исчезнет, а без тропы выбраться из Леса невозможно. Он не выпустит тебя. – Алексас обернулся; глаза его были темны и серьёзны. – Слушай внимательно. Лес заглянет в твою душу и вытащит оттуда твои желания и страхи. Не оглядывайся, как бы страшно тебе ни было, что бы ты ни услышала, – а услышишь ты многое. Тебя выбросит на тропу – не сходи с неё, что бы ни произошло. Иди только вперёд и не пытайся повернуть назад: в Лесу невозможно вернуться туда, откуда ты пришла. Ничего не ешь, не пробуй сорвать что-то и унести с собой. Ничему не верь, а прежде всего своим глазам и ушам. Помни: Лес – живой. В нём не действуют привычные законы. Он не прощает ошибок. И феи – его дети.

Таша смотрела в лес по ту сторону арки.

Идея навестить фей нравилась ей всё меньше и меньше.

– Если я и пойду туда, то только после вас, мой рыцарь.

Прислонившись спиной к берёзе, Алексас невесело улыбнулся:

– Жаль огорчать вас, моя королева, но вы идёте туда одна.

Немой вопрос Таша задала ему одними округлившимися глазами.

– Не всем быть девами непорочными, – сказал Алексас, нисколько не смутившись.

– Хочешь сказать, юношам туда ходу нет?

– Есть, только не всем. Как и девушкам, впрочем.

– Но почему тогда ты…

Таша осеклась – и, сообразив, что он имеет в виду, разомкнула губы, как выброшенная из воды рыбка.

– Я себя осквернил. Не только тело, но и душу, в первую очередь убийством. Ты – нет. – Улыбка Алексаса стала кривой. – Твои грехи тебе простят… тем более в таком состоянии.

– Может, всё-таки не…

…в следующий миг её бесцеремонно толкнули вперёд.

Пролетев сквозь арку, Таша рухнула лицом в траву. Секунду спустя сообразив, что она упала в траву, резко вскинула голову.

Лес вокруг был зелёным. И тёмным. Зима обернулась летом, сумерки – ночью. Впереди тянулась тропа – ниточкой в высокой траве. За спиной осталась тьма; Таша не видела её, но чувствовала, и чувство это было не из приятных.

Откровенно говоря, приятности в нём было так мало, что Таше стало ясно, откуда взялось правило первое: не оглядывайся.

Возмущения в адрес Алексаса, которые так и рвались наружу разъярённым воплем «я тебя убью!», она задавила в горле. Нарушать лесную тишину не хотелось. Мало ли кто услышит её крик – или что. Да и, в конце концов, со своей точки зрения, Алексас поступил абсолютно верно.

Теперь пути назад у неё не было.

Встав, Таша сдвинула шарф с лица, втянула ноздрями не по-летнему ледяной воздух и, превозмогая желание оглянуться, пошла вперёд.

Она не могла видеть, как юноша, оставшийся по ту сторону арки, опускается на снег – следя за девичьей фигуркой, что пробиралась меж закованных в лёд берёз, по щиколотку утопая в снежном покрове. А даже если б могла, это ничего бы не изменило. Как и многое из того, что она делала.

Ложные Земли хранят свои тайны получше многих людей и нелюдей. А лгут – тем более.