Текст книги "До и после. Архитектура катастрофы и ее документация"

Насилие в эпоху антропоцена

В 1972 году с запуском «Ландсат-1» политика – как фотография с длинной выдержкой – отчетливо проявилась на поверхности планеты. «Ландсат-8», запущенный в феврале 2013 года (на сегодняшний день – последний спутник, выведенный на орбиту в рамках этой программы), окончательно узаконил ограничения разрешающей способности в мониторинге земной поверхности: они позволяют наблюдать взаимопроникновение природной и рукотворной среды, оставляя детали неразличимыми. Данные c «Ландсата» говорят о непрерывных трансформациях, которые претерпевает облик планеты в результате деятельности человека. Регулярный мониторинг материковой части позволяет визуализировать эти трансформации в виде длинной череды изображений, которые могут накладываться друг на друга или сополагаться. Регистрация зримых, близких к инфракрасным коротковолновых и термальных участков спектра дает гораздо больше информации, чем способен воспринять невооруженный глаз. Сенсоры «Ландсата» позволяют вести мониторинг изменений растительной мозаики (например, превращение лесов в поля), температурных аномалий (лесных пожаров), загрязнения воздуха – и даже выявлять присутствие археологических структур под тонким слоем земли: они часто определяют рисунок растительности на многие поколения вперед.

Эти картинки позволяют воочию увидеть то, что эколог Эжен Стермер и специалист по химии атмосферы Пауль Крутцен называли антропоценом, – геологическую эпоху, которая, по их мнению, уже сменила собой голоцен. В эпоху антропоцена деятельность человека стала геологическим фактором, который формирует облик нашей планеты с той же силой, что и вулканы, землетрясения и тектоника плит. Это утверждение, пока имея статус гипотезы, ставит под вопрос разделение между деятельностью человека и окружающей средой, между рукотворным и природным – и, таким образом, опять же, между фигурой и фоном. Осмысление архитектуры в эпоху антропоцена означает не просто понимание того, что человек строит на земле свое обиталище, – речь идет о том, что оно определяет ее новый облик[24].

В лексиконе экологов и геологов, которые разрабатывают гипотезу антропоцена, сам этот термин служит предупреждением о воздействиях, которые прогресс, эксплуатация ресурсов и глобальная экономическая деятельность оказывают на климат, и о том, что в понимании ученых является приближающимся экологическим армагеддоном. Желание предотвратить разрушения в будущем может затмить собой то обстоятельство, что в сегодняшнем взаимодействии человека и материальной среды многое уже определяется конфликтом. В эпоху антропоцена конфликты могут быть лучше всего поняты не как баталии, которые разворачиваются в ландшафте, и даже не как войны за территорию, а скорее как процесс производства новых территорий.

Камбоджа, к северо-западу от Пномпеня, «Ландсат», 1973 и 1985[25]. На снимке «после» видна сеть каналов

Последние сорок лет истории Камбоджи – какими они предстают на снимках со спутника «Ландсат» – демонстрируют всю сложность переплетения конфликтов и средовых изменений. В январе 1973 года, меньше чем через пять месяцев после вывода «Ландсат-1» на орбиту, была произведена первая подробная съемка Камбоджи из космоса. На тот же год пришлась и самая активная фаза секретной камбоджийской кампании, развернутой администрацией Никсона. Почти три миллиона тонн бомб были сброшены на Камбоджу между 1965 и 1973 годом; это больше, чем где-либо до и после, и почти вдвое больше общего числа бомб, сброшенных на Германию за годы Второй мировой войны (1,6 миллиона тонн). Около двух миллионов человек были вынуждены покинуть села и перебраться в город; около миллиона беженцев хлынуло в Пномпень. Деревни, поля и леса были уничтожены ковровыми бомбардировками, которые выворачивали наизнанку земную поверхность. Британский корреспондент Джон Свэйн в репортаже для Sundy Times сообщал в мае 1975 года, что «вся сельская местность изрыта воронками от бомб, сброшенных американскими B-52. Они сравняли с землей целые города и деревни». Изменения топографии повлекли за собой изменения гидрологического цикла, направлений водных путей и образование болот. Новый ландшафт, возникший в результате бомбардировок, – подтверждение тезиса о центральной роли войны в эпоху антропоцена.

Однако фотография 1973 года приобрела известность не благодаря тому, что она показывала, – она стала фотографией «до», условно принятой за нейтральную точку отсчета, в сравнении с которой было зарегистрировано новое преступление – зверства полпотовского режима красных кхмеров. Иногда их называют «самоуничтожением», и эти преступления были совершены на тех же самых разоренных территориях, позже получивших известность как «поля смерти».

Спутниковая съемка 1985 года, сделанная через шесть лет после уничтожения режима красных кхмеров вьетнамскими коммунистами, фиксирует еще одну мощнейшую перемену, произошедшую на поверхности земли, – на ней словно выжжена необычная решетка. Своим возникновением она обязана не бомбам, а труду порабощенного населения, вытесненного из городов, – включая беженцев, которые только что туда прибыли. Их согнали на строительство ирригационной системы – они рыли каналы, рвы и траншеи, при этом ориентируясь не на контуры рельефа, а на километровую сетчатую разметку, которую для облегчения ориентации наносили на свои карты китайские военные. Этими картами и пользовались красные кхмеры. Опираясь на ирригационную систему, режим строил дальнейшие планы крестьянизации страны и закладывал основы устойчивой аграрной утопии[26]. Каналы прямыми линиями прорезали камбоджийские сельхозугодья, уже опустошенные бомбардировками. «Поля смерти» и стали местом осуществления масштабного проекта, получившего название «большого скачка» – если пользоваться маоистской терминологией, или «нового Ангкора» (возведенного на квадратах ирригационной системы) – если пользоваться терминологией националистической.

Спутниковая съемка 1973 и 1985 годов (Финская следственная комиссия назвала эти годы «десятилетием геноцида»[27]), таким образом, фиксирует следы двух преступлений, совершенных в Камбодже, – сначала американскими ВВС, а затем красными кхмерами. Из двух этих событий камбоджийской истории американские бомбардировки задокументированы хуже. Считается, что отчасти причина этого состоит в том, что, хотя бомбардировки 1973 года и были зафиксированы камерой «Ландсата», для этого снимка отсутствует фотография «до», с которой его можно сравнить, – но звучит это не очень убедительно[28].

Камбоджа, территории рядом с Пномпенем, «Ландсат», 1995 и 2009[29]: до и после обширного наводнения

Третья мощная разрушительная сила, воздействию которой подверглась Камбоджа, – это климатические изменения. Современные спутниковые съемки Камбоджи показывают, что ирригационная система, построенная красными кхмерами, не только остается в рабочем состоянии, – с тех пор она была расширена. Это случилось благодаря финансовой помощи Всемирного банка и других международных институций и способствовало росту производительности земли и экономической самостоятельности Камбоджи. Но даже при всей своей нынешней развитости ирригационная система не в состоянии справиться с муссонными наводнениями, которые в связи с климатическими изменениями становятся все более частыми и мощными. Камбоджа – одна из тех стран, которые меньше всего способствовали климатическим изменениям, но платят за них самую высокую цену. В 2011 году во время самого сильного наводнения, зарегистрированного в истории Камбоджи, были затоплены три четверти ее территорий, около 80% урожая оказалось уничтожено. В таких случаях, как случай Камбоджи, необходимо смещать фокус правозащитной работы с действий репрессивных режимов в сторону комбинированных конфликтологических и экологических исследований. И у военных, и у правозащитных организаций этот комплекс проблем получил название «экологической безопасности».

Алгоритмическое видение

Дарфур, Судан, 2003 и 2007[30]. Классификация земельно-растительного покрова (NDVI). Снимок 2007 года демонстрирует активное наступление трав и кустарников

Суданский Дарфур – еще один регион, на примере которого видно переплетение конфликтов и средовых изменений. По версии ООН, одной из причин конфликтной ситуации в Дарфуре стало сокращение пастбищных территорий вследствие опустынивания саванны Сахель, которое, в свою очередь, стало следствием климатических изменений, вызванных деятельностью человека. Напряжение, существовавшее между группами населения, разделенными культурно, этнически и религиозно, усугубилось борьбой за сжимающийся клочок земли. Однако изменения окружающей среды были не только причиной, но и результатом конфликта.

В аграрных районах (на территории Дарфура, в частности), где конфликт обернулся широкомасштабной резней и этническими чистками, возделанные поля пришли в упадок, лишившись своих хозяев. Программа Йельского университета, посвященная изучению геноцида и исследующая изменения природных условий в Дарфуре, пользуется анализом спутниковой съемки, чтобы выявлять факты геноцида и проверять сообщения о них. В частности, ученые используют спутниковую технологию, известную как Нормализованный вегетационный индекс (NDVI), который графически визуализирует плотность и интенсивность растительного покрова. При соположении или наложении друг на друга двух или более спутниковых снимков данные NDVI демонстрируют изменения, произошедшие в природной среде за конкретный отрезок времени. Каждый пиксель изображения окрашивается в цвет, который по определенной шкале соответствует либо увеличению, либо уменьшению плотности растительного покрова. Сельхозугодия покрыты одним видом растительности, и она распределяется более или менее равномерно – соответственно, поля отображаются как поверхность, довольно цельная с точки зрения теплового излучения. Через несколько лет после того, как поля пришли в запустение, они отображаются как случайный набор растительности, распределенной довольно неравномерно: это свидетельствует о возвращении живучей, некультурной травы, как это видно на картинке сверху.

Разница между двумя этими изображениями показывает возвращение биомассы, буйного растительного покрова. Трава и кустарники – более неприхотливые и устойчивые, чем культурные сорта, – теперь устилают бывшие земледельческие и пастбищные угодья[31]. Как сказано в йельском докладе, это, скорее всего, указывает на снижение уровня животноводческой и земледельческой активности, а значит, уменьшение численности населения вследствие «систематического насилия, которое финансируется государством, и депортаций, осуществляемых суданским правительством и милицией»[32]. Итак, возврат к дикому состоянию – процесс самовосстановления природы – тоже интерпретируется как указание на то, что здесь происходили массовые убийства и депортации.

Индекс NDVI – производная одного из нескольких гиперспектральных сенсоров, которые регистрируют длины волн за пределами спектра, воспринимаемого человеческим глазом. Данные существуют в цифровом виде, и это дает больше возможностей при мониторинге изменений в землепользовании, которые могут свидетельствовать о нарушении прав человека. Та или иная характеристика «объекта» – дома, транспортного средства, земляного сооружения, сорта растительности – предстает как визуальная или термальная информация, и алгоритм способен идентифицировать и вычислить уровень его плотности или дисперсности на спутниковом снимке. Но даже в этой чисто алгоритмической среде последовательность фотографий имеет ключевое значение. Изображение «до» значимо как точка отсчета: именно по отношению к этому «нормальному» состоянию определяется Δ (дельта) – масштаб трансформаций, зафиксированных на изображении «после».

Подобные аналитические процедуры наглядно демонстрируют нарушения прав человека, визуализируя те области электромагнитного спектра, которые раньше оставались незримыми. Исключение человека из репрезентации, таким образом, дополняется постепенным вытеснением человека из процесса смотрения, который все более автоматизируется, а также – как мы видели – из алгоритмического процесса интерпретации данных.

В 1970-е годы с возникновением правозащитного движения на передний план выдвинулось свидетельство – по преимуществу свидетельство наблюдателей и диссидентов. Свидетельство, воспроизведенное в докладах правозащитников и публичных заявлениях, обладало не только эпистемологической, но и политической и этической значимостью. Таким образом, можно сказать, что правозащитные исследования были исследованиями человека и о человеке. Методологический сдвиг, который выразился в переходе от человеческого свидетельства к анализу материальных и цифровых свидетельств (прежде всего спутниковой съемки), послужил причиной тому, что правозащитная деятельность утратила нечто безусловно человеческое. Гуманитарная аналитика парадоксальным образом вступила в постгуманитарную фазу: изменения природной среды, которая является условием человеческого существования, исследуют не люди, а сенсоры и алгоритмы.

Мы очень удалились от тех ученых, которым последнее десятилетие ХХ века виделось «эпохой человеческого свидетельства»[33], и очень увлеклись анализом земных условий существования, опосредованных алгоритмами. Выход правозащитного движения за традиционные гуманистические рамки сопровождался сближением правозащитных организаций с вооруженными силами западных государств. Это сближение, как было упомянуто выше в связи с исследованиями Лоры Кёргэн и Эндрю Хершера, проявляется в том, что они пользуются одинаковыми технологиями, у них одинаковая оптика, пересекающиеся цели и перетекающий из одной области в другую кадровый состав. Творчески осваивая инструментарий современного визуального анализа, мы должны помнить, что технологии слежения и разрушения – это те же технологии, которые использует криминалистика, осуществляя мониторинг этих нарушений. И те, и другие полагаются на считывание изображений «до и после», хотя движутся в разных направлениях и руководствуются разными намерениями. Военно-воздушный наводчик будет изучать изображения «до и после», чтобы оценить точность удара; правозащитник будет изучать ту же пару изображений, чтобы оценить потери среди гражданского населения.

Но хотя аналитик правозащитной организации вынужден изучать те же снимки, что и наводчик, он может обращаться к иным проблемам, устанавливать более глубокие и сложные политические причинно-следственные связи. В этих изображениях они должны видеть не только поверхность Земли, но и поверхность изображения – таково политическое измерение, явленное в технологиях зрения и репрезентации. Еще более существенно то, что они должны стремиться понять условия – технологические и политические, – обусловившие разрыв между изображениями[34]. Потому что разрывы между фотографическими или алгоритмическими изображениями «до и после» всегда будут оставлять изображенный предмет мерцающим, прерывным, лакунарным, открытым к множеству новых интерпретаций, которые будут возникать при каждом нашем новом взгляде на эти изображения.

Руины: обратная перемотка

Дрезден: вид на разрушенный (1945) и восстановленный город (около 1982)[35]

По сути, криминалистическая фантазия – это отматывание времени назад. Изображения «до и после» можно с равным успехом читать справа налево и слева направо – подобно тому, как «Отель Паленк» в руках Роберта Смитсона превращается в руину, которая бесконечно проходит через цикл распада и восстановления[36].

В другом проекте эта мерцающая взаимообратимость проявлена еще отчетливее. Книга «Дрезден в фотографических документах, 1933–1945», опубликованная в 1946 году, – это попытка представить разрушение Дрездена как серию фотографий «до и после», снятых Куртом Шаршухом. В 1933 году Шаршух фотографировал город во всем его великолепии. Через несколько недель после бомбардировки королевских ВВС – в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года – он вернулся в Дрезден со старыми фотографиями и попытался найти среди обожженных обломков те же места.

Подпись, которой он снабдил последнюю фотографию в своей книге, стала призывом к реконструкции. В самом деле, после частичного восстановления города несколько фотографов вернулись в те же места, которые фотографировал Шаршух: они ловили в свои видоискатели те же ракурсы и создавали еще более удаленные во времени фотографии «после», которые, однако, приближались к первым фотографиями «до» и репродуцировались в новых путеводителях по городу. Время отматывалось назад – и это приводит на память самый прекрасный пассаж из литературы о войне, восхитительной антивоенной утопии Курта Воннегута «Бойня номер пять»; пассаж, где дрезденская бомбардировка пускается вспять.

«Звенья летели задом над германским городом, охваченным пламенем. Бомбардировщики открывали бомболюки, и словно каким-то чудом пламя съеживалось, собиралось, собиралось в цилиндрические оболочки бомб, и бомбы втягивались через бомболюки в чрево самолета. <…> Когда бомбы возвращались на базу, стальные цилиндры из гнезд вынимались и отправлялись обратно, в Америку, где заводы работали днем и ночью, разбирая эти цилиндры, превращая их опасную начинку в безобидные минералы. Трогательно было смотреть, сколько женщин участвовало в этой работе. Минералы переправлялись геологам в отдаленные районы. Их делом было снова зарыть в землю и спрятать их как можно хитрее, чтобы они больше никогда никого не увечили».[37]

Дрезден, вид на церковь Богородицы сразу после разрушения и много лет спустя. Фотография слева принадлежит Курту Шаршуху. Фотография справа – Штефани Эльзель, 2013

Благодарности

Настоящий текст вдохновлен докторской диссертацией Инес Вайцман, посвященной изменению архитектурного облика бывших восточногерманских городов. Диссертация публиковалась в виде отдельных статей[38], но была доработана под влиянием работы Эяля Вайцмана «Архитектурная криминалистика». Мы бы хотели поблагодарить за терпение Альму (до) и Ханну Амалию (после).

Примечания

Об авторах

Инес Вайцман – архитектор, профессор теории архитектуры Университета Баухаус (Веймар); Эяль Вайцман – архитектор, директор Голдсмитовского Центра архитектурных исследований (Лондонский университет).

О «Стрелке»

Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» – международный образовательный проект, созданный в 2009 году. Помимо постдипломной образовательной программы с преподавателями мирового уровня «Стрелка» организует публичные лекции, семинары и воркшопы, консультирует в области городского развития и издает лучшие книги по урбанистике, дизайну и архитектуре.