Текст книги "Ты должна мне убийство"

Десять

Девятнадцатое августа

Осталось 12 дней

Было безумным думать, что Никки убила Коннора. Мы же обсуждали это не всерьез – просто пьяные разговоры для выплескивания накопившейся злости. Люди часто так говорят: «Блин, убил бы его».

Даже рассуждать о Никки как о подозреваемой в убийстве казалось глупым. Все равно что ухватиться за одну крошечную деталь и развернуть целую историю на ее основе. Такой драматизм я могла ожидать разве что от Мириам. Конечно, Никки безбашенная, но от воровства водки до хладнокровного убийства слишком далеко.

Это просто игра, чтобы занять время в ночном перелете: придумать идеальное убийство. У Никки не было никаких причин для убийства Коннора. Люди не толкали других под поезд просто потому, что они не нравились человеку, которого они только что встретили. Зачем подвергать свою жизнь риску очутиться в тюрьме ради незнакомца? Это же нелогично.

Но ведь убийства в большинстве случаев и не были логичными. Как там говорят? Преступление на почве страсти? Речь ведь идет об эмоциях.

Я нервно ходила по своей крохотной комнате, наворачивая круги, смотря в окно на Харрингтон Роуд. Шел дождь, и люди шли под зонтиками, подпрыгивающими при ходьбе. Меня преследовали идеи о судьбе Коннора, потому что папа точно указал на проблему, о которой я так старалась не думать: как я переживаю его смерть.

Я чувствовала себя виноватой.

Виноватой в том, что переспала с ним.

В том, что позволила себе влюбиться в свое представление о нем.

В том, что потратила уйму времени, представляя, как с ним случаются ужасные вещи. Обычно я не была такой и уж точно не хотела такой быть.

Виноватой в том, что говорила гадости о Конноре каждому собеседнику, включая незнакомку в аэропорту.

Я закусила губу. Как же мне хотелось сейчас найти способ связаться с Никки! Это был бы совершенно дикий разговор, но мне бы полегчало. Я просто спросила бы: «Ты ведь не делала ничего плохого, правда?» Я винила себя в том, что не подумала взять ее номер до прилета.

Другая мысль внезапно озарила меня, и я ухватилась за нее как за спасательный круг. У Никки ведь тоже не было моего номера. Она так же не знала, как найти меня или Коннора!

Во рту пересохло. Не могла же она следить за мной? Что такого я рассказала ей ночью в самолете? Мне показалось, что я увидела ее в Тауэре, и в тот же день Коннор упал с лестницы. Он назвал это случайностью, но, может, дело вовсе не в том, что он внезапно стал неуклюжим – его толкнули. Мое сердце забилось чаще.

Я тряхнула головой, стараясь избавиться от мыслей, прыгающих у меня в голове как мячики для пинг-понга. Зазвенел будильник на телефоне, напоминая о встрече с Ташей. Я мельком увидела свое отражение в зеркале – волосы торчат во все стороны, под глазами мешки, футболка перекошена. Свернув в ванную, я включила холодную воду и прижала освежающе мокрое полотенце к лицу. Выровняв дыхание, я завязала волосы в хвост и поправила футболку.

Дверь библиотеки открылась, и в коридор тихо выскользнула измученная Мириам. Я остановилась, не зная, что сказать. Она подошла ко мне и резко обняла.

– Знаешь, Коннор был полный говнюк. Он тебя не заслуживал, – сказала она тихо и мягко мне на ухо, что совершенно противоречило смыслу произнесенного. Ее дыхание щекотало мне шею, так что волоски вставали дыбом.

Я отпрянула. Она правда это только что сказала?

– Будь осторожна. Следи за тем, что им говоришь, – с этими словами она отпустила меня и ушла.

Мое сердце билось где-то в горле. Она знает что-нибудь о Никки? Но я не смогла ее ни о чем спросить – рот меня не слушался. Мириам уже дошла до конца коридора, где ее встретила Софи – должно быть, она стояла там все это время. Теперь она подошла вплотную к Мириам, говоря ей что-то мягким и успокаивающим голосом.

Я повернулась и постучала в дверь. Таша крикнула, чтобы я вошла. В библиотеке я резко остановилась, все еще крепко вцепившись в дверную ручку. Внутри сидели двое полицейских.

– Если ты занята, я могу зайти попозже, – предложила я.

– Не, все в порядке. Это детективы Шарма и Фогг, они расследуют дело Коннора. – Таша отвлеклась от своих бумаг и заметила, что я все еще стою в проходе. Она помахала мне в сторону кресла, приглашая войти. – Все хорошо, они просто собирают информацию.

Я кивнула и, собрав всю волю в кулак, отпустила дверь. Что им рассказала Мириам, что ей известно? Я неуверенно подошла к столу и села в кресло. Может, мне стоит упомянуть Никки, просто к слову? И они смогут ее найти. Они же полицейские, это именно то, чем они занимаются. Но они наверняка решат, что я сумасшедшая – рассказала о Конноре абсолютно незнакомой девушке в самолете, и мы вроде как решили убить кого-то, только я не восприняла это всерьез. А Мириам просто посоветовала мне быть осторожной. Значило ли это, что я должна рассказать им все? Я прикусила губу; боль помогла мне собраться с мыслями.

– Крепишься? – спросила Таша.

– Вроде, – промямлила я в ответ.

– Ты хорошо знала Коннора О’Рэйли? – спросил детектив Фогг, поглаживая себя по бороде.

– Не особо. – Как только эти слова вылетели у меня изо рта, мне захотелось поймать их и запихнуть обратно. Не знаю, зачем я это сказала – разве что не хотела, чтобы они рылись в моем прошлом. Именно об этом, скорее всего, и предупреждала меня Мириам – следить за тем, что говорю. Я крепко сцепила пальцы под столом. – Ну, я знала его. Мы вместе ходим в школу, работали вместе летом и раньше были… ближе. Но мы не были друзьями. – Теперь я сказала правду, хоть и завуалированную.

– Вы много общались в этой поездке? – спросила детектив Шарма.

– Нет, – вздохнула я.

Детектив Фогг сверился с бумагами.

– Кендра утверждает, что слышала вашу ссору.

Я так крепко сцепила руки, что ногти стали врезаться в кожу.

– Это не совсем ссора. Он сказал кое-что противное по поводу нашего конкурса в Тауэре. И я ответила, чтобы он шел к черту, – мой голос задрожал, – только я не имела ввиду ничего плохого. Я не желала ему зла.

Таша ласково погладила меня по плечу.

– Эй, все в порядке. Люди часто говорят друг другу гадости, не подумав.

– Он упоминал о том, что его беспокоило или разочаровывало? Почему он мог находиться в депрессии или в состоянии стресса?

Я покачала головой.

– Я не тот человек, с кем он бы стал обсуждать такое.

– Ты была в курсе, что он расстался с девушкой? – Детектив Шарма постучала ручкой по своему блокноту.

Казалось, воздух в моих легких превратился в лед. Затем я поняла, что они имели в виду не меня. А Мириам. Я взглянула на Ташу.

– Что?

– Оказывается, – вздохнула та, – утром Мириам сказала ему, что им стоит остаться друзьями.

Мириам бросила Коннора? Это объясняло его плохое настроение тем утром. Она как-то узнала, что произошло между нами? Мне не терпелось побежать наверх, найти ее и узнать, что произошло.

– Я и не знала, – тихо сказала я.

– Никто не знал, – вздохнула Таша. – Можешь себе представить, в каком состоянии сейчас Мириам.

Детектив Фогг хмыкнул, но осекся, увидев наши взгляды, и снова заглянул в свой блокнот с записями. Он явно не верил, что Мириам была сильно разочарована.

– Мириам настаивает, что они с Коннором расстались мирно. Она и не думала, что он так расстроится; говорила, что он с самого начала не относился к их отношениям серьезно, – продолжила Таша. – Я сама видела его вчера утром, и он выглядел нормально – может, был чуть раздражен, но совсем не подавлен. Скорее всего, из-за этого он и наговорил тебе гадостей. Только вот плохое настроение – это не клиническая депрессия, при которой люди прыгают под поезда. Его родители уверены, что он был не из тех, кто бы пошел на такие… крайние меры.

Я попыталась вспомнить вчерашнее утро и посмотреть на развитие событий иначе в свете новой информации. Вдруг он винил меня в их расставании? Если Мириам услышала о том, что случилось между нами, и приняла мою сторону, то он бы наверняка разозлился. Он любил быть во всем правым и всегда устраивал вещи таким образом, чтобы все неприятности падали на плечи других. Я легонько ущипнула себя за руку, запрещая себе так нелестно думать о нем.

– Кто бы знал, что творится в голове мальчика-подростка, – сказал детектив Фогг.

– Да кто бы знал, что творится в голове у взрослого мужчины! – засмеялась детектив Шарма.

Оба улыбнулись. Мне показалось, что они хорошо сработались. Как старая женатая пара, где каждый заканчивает предложение за другого и смеется над шутками, которые слышал уже миллион раз.

– И то верно, – улыбнулся Фогг и повернулся ко мне. – Есть что-нибудь еще, что ты могла бы рассказать нам?

Это был прекрасный момент, чтобы упомянуть Никки. О, это, скорее всего, пустяки, но я пару дней назад заказала убийство Коннора. И до недавнего времени думала, что это шутка. Ха-ха-ха.

Я просто буду звучать безумной. Или виновной. Или все вместе.

– Ким?

Я дернулась, осознав, что Таша обращается ко мне.

– Извините, ничего не приходит в голову.

– Окей, можешь идти, – ободряюще сказала она. – Прогуляйся в парке или еще где. Свежий воздух тебе не повредит. И развлекитесь сегодня на мюзикле – вы с Алексом по праву заслужили этот поход в театр.

Я кивнула и выползла из кресла. Я и забыла о мюзикле.

– Если вспомнишь что-то, то свяжись с нами. – Детектив Шарма протянула мне свою визитку.

Мне не хотелось ее брать, но пришлось. Мысль о Никки, толкающей Коннора на рельсы, была нелепа и глупа. Он либо споткнулся, либо был гораздо больше опечален расставанием, чем показывал. Быть не может, чтобы она сделала это. Никки не могла.

Как только за мной закрылась дверь в библиотеку, я рванула вверх по лестнице, поскользнувшись на истоптанном ковре. Дверь в комнату Мириам была широко распахнута – но внутри оказались только голый матрас, валяющееся на полу постельное белье и пустые крючки без одежды.

– Она уехала, – произнесли рядом, и я повернулась на голос Жасмин. Она стояла в проеме своей комнаты, оперевшись на дверной косяк. – Ее родители забрали.

– Уехала?

Я моргнула и недоверчиво уставилась на нее. Жасмин посмотрела на меня как на недалекую.

– Я так и сказала. Родители отвезли ее в какой-то отель поблизости. Судя по всему, полиция не разрешает ей покидать страну, пока они все не выяснят. Ее папа был в бешенстве, узнав, что копы разговаривали с ней до их приезда.

Я продолжала осматривать в комнату Мириам, словно она все еще могла быть там. Например, прятаться под столом.

– Да, могу себе представить.

Я побрела к себе в комнату. Теперь мне вряд ли удастся получить ответы.

Одиннадцать

Девятнадцатое августа

Осталось 12 дней

Я не хотела идти на «Призрак оперы». Смятение и грусть будто держали меня в своем коконе, но Алекс и Таша настояли на моем присутствии. Я еле дотащила себя туда, но они казались правы: как только шоу началось, все происходящее за стенами театра перестало иметь какое-либо значение. Я больше не была в Лондоне – я была в туннелях под Парижем.

Когда зажегся свет, я продолжала громко хлопать, до боли в ладонях. Люди стали пробираться к выходу, а мне хотелось закричать им, чтобы сели обратно. Хотелось перемотать мюзикл на начало и посмотреть его заново. Я находилась под впечатлением от этой эмоциональной картины – проплакала весь второй акт, вдыхая полные легкие запаха деревянных декораций и пыли от гардин.

Когда зал опустел, Алекс положил мне руку на талию и спросил, готова ли я выходить. Я кивнула, ожидая, что он уберет свою руку. Но та осталась на месте. Мне было тепло и надежно, я покрепче прижалась к нему. В этом моменте хотелось остаться навечно.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – Алекс указал на паб через дорогу.

Внутри было полно людей из театра, и мы с трудом пробрались внутрь. Свободного столика не нашлось, но за барной стойкой оказалось два свободных стула подальше от входа.

– Займи нам те места, а я пока куплю что-нибудь.

Я оглядывалась по сторонам, пытаясь запомнить каждую деталь. Меня до сих пор слегка ошеломлял тот факт, что я в Лондоне, хожу по театрам и барам. Британские акценты посетителей звучали для меня музыкой. Жизнь, кипящая вокруг, ощущалась по-другому. Мне жутко хотелось позвонить Эмили и рассказать ей об этом или хотя бы подержать трубку, чтобы она тоже услышала окружающий меня мир.

Алекс вернулся с двумя пивными кружками, высоко поднимая их в знак победы.

– Я пошутил и попросил налить пива, а они даже не спросили у меня паспорт.

Казалось правильным, что у нас был настоящий алкоголь. Это соответствовало духу вечера, словно мы стали старше в этой реальности. Мы чокнулись кружками.

– За мюзикл! – произнесла я тост. А затем сделала небольшой глоток и обнаружила, что пиво комнатной температуры.

– Они не подают его холодным, – сказал Алекс между глотками.

– Почему?

– Может, просто привыкли к этому в семнадцатом веке, до изобретения холодильников, – пожал плечами Алекс и сделал очередной глоток. – Как бы то ни было, мне даже начинает нравиться. Еще я заказал нам шотландские яйца – бармен сказал, они вкусные.

– А что это? Яйца в клетчатых килтах?

– Без понятия, но я решил последовать местным обычаям. – Алекс протянул мне салфетку. – У тебя макияж немного растекся.

О боже, я, наверное, выглядела как енот. Лизнув салфетку, я потерла ей под глазами, стараясь убрать потекшую подводку.

– Так лучше?

Он пристально, изучающе посмотрел мне в глаза, заставив меня покраснеть, и затем кивнул.

– Видимо, мне не стоит ходить в театр – не могу совладать с эмоциями, – попыталась пошутить я.

– У меня такая же реакция на рекламу о бездомных животных из приютов. Ты помнишь ту, где поет Сара МакЛахлан? – Он грустно покачал головой. – Рыдаю каждый раз.

Я слабо улыбнулась ему.

– Ты в порядке?

– Наверное. Просто, знаешь, последние пара дней… и этот мюзикл… были очень насыщенными.

Я хотела рассказать Алексу про Коннора. О том, что случилось между нами и как происходящее сейчас делало все еще более запутанным. Я злилась на Коннора за то, как он поступил, и в то же время чувствовала вину за эти эмоции, ведь он был мертв. В палитре моих чувств к нему присутствовало и сожаление – что мы уже никогда не сможем изменить наши отношения к лучшему.

– Согласен, – сказал Алекс. Официантка поставила перед нами тарелку с двумя сероватыми сферами. Алекс ткнул одну из них вилкой, разрезал напополам, понюхал и наконец съел. – Хм. Вареные яйца в котлете. Неплохо, попробуй. – Он подтолкнул второе блюдо ко мне. – Должен признаться, для первого похода в театр в моей жизни было очень даже неплохо.

Я опустила кружку; его признание ошарашило меня, заставив забыть о своих депрессивных мыслях.

– Ты правда раньше никогда не был в театре?

– Не-а.

– Ты так радовался нашим билетам, я уж решила, что ты заядлый театрал.

– Я люблю пробовать все новое. – Алекс повернулся ко мне, опершись локтем на барную стойку. Он выглядел абсолютно расслабленным. Темная прядь, свисавшая над глазом, чуть завивалась, делая его похожим на дружелюбного пирата.

– Любишь новое?

– Ага, – кивнул он. Я задумалась.

– Меня вот все новое пугает. Предпочитаю держаться знакомых вещей. – Я сделала большой глоток, чувствуя себя неловко. – Это занудно, знаю.

– Вовсе нет. Ты просто так чувствуешь. Почему любовь к новым вещам должна быть круче?

– Потому что это реально круче. – Я заерзала на жестком стуле, избегая его взгляда. Как объяснить то, что кажется мне абсолютной истиной? Люди, пробующие что-то новое, отважные и смелые. А я всегда считала себя полной противоположностью им. – Все знают об этом.

– Да кого волнует, что думают другие? – отмахнулся Алекс.

– Многих. И меня в том числе. – Сказав это, я поморщилась. Меня слишком это волновало. Я ненавидела каждый пост своей мамы, представляя, что подумают люди. Люди, которых я даже не знаю. Безликая публика, критикующая все мои ошибки и сердечные переживания. Я боялась того дня, когда мы с Коннором должны были вернуться в школу и он бы рассказал всем о случившемся.

Я сглотнула. Ну, это перестало быть проблемой.

– Тебе не кажется странным, что Коннора больше нет? – спросила я Алекса. – Что он жив в один день, и его уже нет на следующий?

– Это одна из причин, по которой я люблю пробовать все новое. Я думаю, что буду жалеть о несделанном больше, чем о том, что мне не понравилось. Типа… сегодняшний поход в театр оказался классным. Некоторые другие вещи, которые я пробовал, были отстойными, но я переживу.

– А что было отстойным, например? – заинтересовалась я.

– Однажды я съел кузнечика на спор. Это противно.

Я скривилась от отвращения.

– Я бы могла сразу тебе сказать, что есть букашек – плохая идея.

– Может быть, – засмеялся Алекс, – но миллионы людей их все равно едят. Еще я однажды позвал на свидание одну девушку, – улыбка медленно сползла с его лица, – мы с ней были вместе в писательской группе в библиотеке, и я подумал… ну… что она согласится. Но она дала мне понять, что я был не прав.

– Мне жаль, – тихо сказала я.

– Да уж. – Он пожал плечами и глотнул пива.

– Перед мои приездом сюда один парень разбил мне сердце, – выпалила я. Пока я не собиралась упоминать имя Коннора. Мне хотелось, чтобы Алекс пожалел меня, а не Коннора, чья ситуация сейчас была куда более печальной. Горло резко сжалось, и я поняла, что готова снова заплакать.

– Придурок, – сказал Алекс. Я чуть не выплюнула пиво от неожиданности. Он улыбнулся. – Фигово ему.

– Технически это он меня кинул, так что вряд ли ему от этого фигово.

– Если он не понимал, какая ты гениальная, красивая… и разбираешься в научно-фантастических фильмах, то ему действительно фигово. Но об этом я и говорил: иногда ты пробуешь что-то новое и ничего не выходит, а иногда тебя ждет успех. Вот как мюзикл – было классно.

– Да.

Он назвал меня красивой.

– Ты говоришь, что не любишь ничего нового, а сама все пробуешь. Возьми эту поездку в Лондон – точно что-то новое.

– После того, как он порвал со мной, – начала я, крутя в руках кружку, – мне хотелось только забраться в кровать и никогда не вылезать из нее.

– Но ведь вылезла. – Алекс слегка ткнул меня в бок. Я почувствовала дрожжевой запах пива в его теплом дыхании. – Ты приехала. И все пока хорошо, верно? Мы здесь, посмотрели классное шоу и теперь тусим в лондонском пабе с пинтами пива. И ты попробовала яйцо – а это тоже очень смело.

Я снова заерзала на стуле. Алекс был прав.

– Наверное.

– Вот видишь. Как знать, что ждет дальше. – Он приглашающе поднял свое пиво.

Я слегка улыбнулась. Мы чокнулись кружками и продолжили сидеть вместе, легонько касаясь коленями.

Двенадцать

Двадцатое августа

Осталось 11 дней

В музей Виктории и Альберта мы поехали с раннего утра. Мириам была с родителями в отеле. Нам сказали, что они планировали уехать сразу же, как получат разрешение на выезд из страны. Все остальные решили остаться в Лондоне до конца программы. Будто договорившись заранее, никто не упоминал в разговорах Коннора с Мириам. Казалось, они никогда и не были частью нашей группы, словно все шло по плану. Как нельзя кстати помог тот факт, что они были в паре и нам не пришлось перегруппировываться.

Я отправила сообщение Мириам, собираясь узнать больше, перед тем как она уедет, но ответа пока не получила. Она не избегала меня, убеждала я саму себя, и наверняка просто была занята с родителями. Но я не знала даже, предостерегала ли она меня тогда или угрожала, и мне хотелось добиться ответа.

Музей оказался похож на ящик с хламом, собранным по всей Англии. Кладовка размером в пару тысяч квадратных километров. Десятки галерей с посудой и керамикой всех эпох и стилей; комнаты с коллекциями ключей; статуи под лестницами, будто у работников музея закончилось место для них; античная одежда на безликих манекенах; ковры и гобелены; даже огромная кровать, тоже известная по какой-то причине, которую я уже забыла.

Сначала все казалось поразительным. Я прижималась к витринам, читая крохотные подписи для безделушек. Мы с Алексом по очереди показывали друг другу различные артефакты, но через час все начало смешиваться. Одно из приложений на телефоне Джамала предлагало историю для каждой вещи в музее. Это было чересчур – как античная версия бесконечной Икеи. У меня начинала болеть голова, мой мозг будто бы пытался убежать от такого потока информации. Я еле волочила ноги. Судя по помятой карте у меня в руке, нам предстоял еще долгий путь, пока мы не увидим все, что задумала Таша.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Алекс заметил, что я отстала.

– Не особо, – признала я.

– Ты выглядишь бледной, – обеспокоенно сказала Софи, нахмурив брови.

Алекс отвел меня к скамейке посередине зала.

– Хочешь пить?

– Нет, просто голова болит. Последние пару ночей я плохо сплю.

Это было преуменьшением. Я вскакивала из-за кошмаров с участием Коннора в предрассветные часы и не могла больше уснуть. Или ходила кругами по комнате, даже не зная, сплю я или бодрствую.

– У меня есть обезболивающее. – Софи начала рыться в сумке, передавая вещи Джамалу, чтобы было проще искать. Тот удивленно смотрел на растущую гору предметов в своих руках.

– Есть ли что-то, чего нет в твоей сумочке?

– Не-а, – взглянула на него Софи. – Я готова ко всему: есть пластыри и даже противорвотное. – Она залезла глубже в сумку и вытащила оттуда маленькую баночку. – Бинго!

– Спасибо, – улыбнулась я и взяла у нее таблетки.

– Знаешь, англичане говорят, что чашка чая помогает от любых проблем. Иди в кафе и закажи себе порцию побольше, а мы присоединимся к тебе, как только закончим со всеми заданиями от Таши. – Алекс указал на список, в котором мы отмечали найденные экспонаты.

– Уверен? Тебе же самому придется все это делать.

– Как часто парню с моим телосложением удается почувствовать себя супергероем? – Он шутливо указал на свое худое тело. – Плюс ты будешь мне признательна и потом отблагодаришь чем-нибудь. – Он многозначительно пошевелил бровями, и я засмеялась, чувствуя, как краснеют щеки.

Джамал захохотал и дал пять Алексу.

– Отлично придумал, чувак.

Софи покачала головой, укладывая вещи обратно в сумку.

– Чай действительно помогает от головной боли, там есть кофеин. – Она махнула рукой в сторону выхода. – Я прослежу, чтобы группа не уехала без тебя.

– Иди в кафе, расслабься за чаем, – сказал Алекс.

– Ну, если ты уверен, – ответила я, вставая со скамейки.

– Прекрати мешать мне проявлять галантность.

Я благодарно сжала его ладонь в своей, помахала Джамалу и Софи и направилась обратно на первый этаж. Я замешкалась в дверях кафе: ожидала увидеть стерильный кафетерий, но все было роскошным, как на съемках «Аббатства Даунтон». Украшенные колонны поддерживали невозможно высокий черепичный потолок, скос которого плавно переходил в витражные окна.

Хостес провела меня к маленькому столику около стены, и я заказала себе Эрл Грей и пирожное. Затем села поудобнее и положила руки на мраморный стол, чувствуя, как напряжение в шее постепенно уходит.

Это было одно из тех мест, которых я обычно избегала. Я пошла этим в папу – мы оба любили минималистичные, просторные и не захламленные места, где у всего было свое предназначение. И больше всего я любила лабораторию у нас в школе. А еще химический запах – металла и серы.

Мама была нашей полной противоположностью. Она описывала свой стиль как «парижский шик», что я переводила как «избыток хлама». Она обожала горы и горы диванных подушек с шершавыми тканями и кучей бисера. Ее коллекции забивали книжные полки и ютились на столах: стеклянные бутылки множества оттенков розового, крошечные керамические птицы, вазы, винтажные фотокамеры и любые другие легко разбивающиеся штуковины. Я всегда передвигалась по своему дому с большой осторожностью и жила в постоянном страхе, что врежусь в шаткий столик и собью с него все фарфоровые сервизы на пол. Учитывая мою неловкость, это было очень даже вероятно.

Но здесь, казалось, все по-другому. В этом кафе все было светлым и красочным, а все вещи имели свое назначение. Высокий потолок, например, не только пропускал свет, но и позволял дышать легче. Пара, сидящая рядом со мной, встала, оставив на столе свежий выпуск Times. Как только они скрылись из виду, я быстро забрала его себе.

Я почувствовала, как тело расслабляется. Прекрасное кафе, горячий чай, не особо приторное пирожное, а теперь еще и газета. Я всегда любила газеты. Знаю, их сейчас уже почти никто не читает, искать информацию в сети бесспорно легче, но в газетах я всегда находила что-то особенное. Запах чернил и тонкость страниц делали истории более хрупкими, но в то же время напечатанная информация, а не пиксели на экране, придавала прессе постоянства. Я приписывала свою любовь к газетам тому, что папа их тоже читал. По выходным он получал сразу канадскую Globe and mail и The New York Times. Он оставлял страницы раскиданными по всему дому: раздел про бизнес был сложен на кухонном столе, статьи про искусство лежали на диване в гостиной, а книжный обзор – его любимый – на прикроватной тумбочке. Мама постоянно пыталась заставить его подписаться на электронные версии этих газет, но он говорил, что не знает, о чем хочет читать, пока не перелистнет страницу.

Я прихлебывала чай, вдыхая душистый запах бергамота, и проглядывала все в газете, от статей про фермерские субсидии в Восточной Англии и политику Евросоюза в отношении иммигрантов до рецептов печеной свеклы и биографии британской кинозвезды, о которой я никогда раньше и не слышала. Удовольствие этого момента – когда не надо никуда бежать и можно сидеть с теплым чаем в фарфоровой кружке и кучей времени, чтобы погрузиться в чтение, – все это было идеальным. Перед глазами мелькали черные строчки текста, аккуратные ряды информации текли через мое сознание. Я отламывала маленькие кусочки пирожного, щедро покрытого кремом и малиновым джемом, и закидывала в рот. Головная боль испарилась. Я почувствовала, как наконец прихожу в норму и все встает на свои места.

Как вдруг я увидела это.

Маленькая статья. Всего десяток строк, спрятанных среди остальных: «ПОЛИЦИЯ РАССЛЕДУЕТ СМЕРТЬ НА ЛИНИИ ДИСТРИКТ».

Мне потребовалось время, чтобы понять по дате и месту происшествия – это про Коннора. Они не упомянули его имени в статье, просто назвали туристом. В метро все время случаются несчастные случаи. Этот удостоился статьи просто потому, что полиция заметила что-то странное на видеозаписи. Из-за неудобного угла, под которым было снято видео, они не смогли все четко разглядеть. В газете говорилось: «Несмотря на раннее бездействие, парень внезапно покачнулся перед поездом, а затем упал вниз головой. Уклон и скорость его падения указывают на возможность того, что жертву столкнули. Власти убедительно просят свидетелей связаться с ними для выяснения обстоятельств».

Головная боль с треском вернулась обратно, будто меня ударили по голове бейсбольной битой.

Я оглянулась по сторонам, почти ожидая, что посетители кафе будут с презрением и ужасом пялиться на меня, но меня никто не замечал. Я аккуратно вырвала статью из газеты, морщась от шума рвущейся бумаги.

Глубоко внутри я знала это с самого начала.

Коннора убили.

* * *

Когда остальные присоединились ко мне, я не стала ничего говорить про статью. Алекс схомячил остатки моего пирожного, которое я так и не смогла доесть. Желудок будто атрофировался до размера мячика для гольфа, и чувство спокойствия куда-то улетучилось. Как скоро все узнают, что Коннора столкнули? Что, если полиция уже вернулась в Метфорд с дополнительными вопросами? Я уже готова была рассказать им о Никки, но они захотят узнать, почему я раньше молчала.

Я мысленно вернулась к Мириам и попыталась проанализировать новую информацию. Она ничего не могла сделать Коннору. Я сама ее видела – в момент происшествия она стояла в самом конце платформы с Софи. Но если она знала о нашем разрыве, то могла связать меня с его смертью. Может она хотела защитить меня, сказав тут фразу?

Я поплелась обратно в Метфорд вместе со всеми. Стояла прекрасная погода – солнечная, с легким ветерком. У всех было прекрасное настроение. Софи и Джамал решили пойти в Кенсингтон-парк и взять велосипеды напрокат; Кендра и Жасмин собирались на Оксфорд-Стрит за покупками. Я отпросилась, обвиняя во всем головную боль. Алекс предложил составить мне компанию в моей комнате, но я отправила его кататься с Софи и Джамалом. Мне нужно было побыть в одиночестве и решить, что делать дальше.

Может, стоило позвонить родителям и рассказать им все в деталях? Но тогда выходит, это убийство, и мне мог понадобиться адвокат. Везде и всюду встречаются истории, где невиновных людей обвиняют в совершении преступлений. Всего пару лет назад девушку в Италии несправедливо отправили в тюрьму. А когда нашли труп мертвой девушки в Мичигане – все сначала решили, что это был ее бойфренд, пока экстрасенс не указал им на отца погибшей. Кто-то невиновный мог выглядеть виноватым под нужным углом. Мой мозг судорожно работал, пытаясь найти решение.

Я позвонила Мириам, но она не брала трубку. Я уже направилась к лестнице, как вдруг поняла, что одна из девушек на ресепшн зовет меня по имени. Она размахивала конвертом как флагом, привлекая мое внимание.

– Это было в твоем почтовом ящике.

Я взяла конверт. Бумага была толстой, дорогой, как приглашение в Букингемский дворец. Я развернула его, но на обороте не оказалось ни имени, ни обратного адреса.

Когда я открыла его ногтем, из конверта выпала маленькая бумажка. Моя рука сама потянулась к карману джинсов. Статья о Конноре, которую я вырвала из газеты в кафе, была все еще там, шуршала под моими пальцами. Я знала, что она не могла внезапно оказаться в конверте, но там была та же статья. Только не вырванная, а аккуратно вырезанная ножницами из газеты.

В ушах шумело, будто я находилась под водой или слушала шум волн, разбивающихся о берег. По диагонали через весь текст шла надпись, нацарапанная красной ручкой:

«ВСЕГДА ПОЖАЛУЙСТА»

Я разорвала бумагу, затем еще и еще, раздирая ее на более мелкие кусочки, избавляясь от написанного, пока на полу не оказалась горка черно-белого конфетти. Девушка за стойкой говорила что-то, но ее голос превратился для меня в белый шум.

Кто-то взял меня за плечо, приблизив свое лицо к моему. Его рот шевелился, но я совсем его не слышала, хотя чувствовала запах лука в дыхании.

Я хотела сказать им, что все в порядке, чтобы меня оставили в покое, но перед глазами запрыгали темные точки и потом все исчезло.