Текст книги "Шатаут"

– Верно, – отзываюсь я. – Из-за футболки.

Обхватив ладонями ее бедра, я разворачиваю Серу к себе лицом, наслаждаясь тем, какой идеальной она кажется под моими руками. Хоть я и намерен отпустить ее, у моего тела на этот счет свое мнение, и прежде чем я успеваю это осознать, я уже прижимаю Серафину спиной к кухонному шкафу.

Пока мы смотрим друг на друга, единственным звуком в комнате становятся наши тихие вдохи и выдохи. Каждый нерв в моем теле напрягается, когда кончиками пальцев я касаюсь мягкой обнаженной кожи над поясом ее джинсов. Черт возьми. Знаю, я играю с огнем, но, похоже, просто не в состоянии отложить спички.

– Вопрос семнадцать, – бормочет Серафина. – Ты вспоминаешь ту ночь?

– Все, чет возьми, время, – я не люблю приукрашивать. К тому же, как по мне, все и так очевидно.

– Я тоже, – она нервно сглатывает, вглядываясь темными глазами в мои. – Ты жалеешь об этом? То есть, это ведь все усложнило.

«Усложнило» – не то слово. С тех пор как она переехала сюда, я будто хожу по минному полю. Чем больше времени мы проводим вместе, тем больше вероятность того, что я сделаю что-то, чего не должен делать.

– Нет, Динь. Я никогда не стал бы жалеть обо всем, что с тобой связано.

Зрачки Серафины расширяются, когда она выжидающе смотрит на меня. Ее дыхание становится едва различимым. Мой взгляд задерживается на ее губах, а сила воли, удерживающая меня на месте, слабеет. Я все еще помню, каково было ощущать каждый дюйм ее тела. Вкус этих идеальных полных губ. И всхлип, который она издала, когда моя рука впервые скользнула ей между ног.

Я готов сделать что угодно, чтобы услышать его снова.

Черт.

Мой самоконтроль висит на волоске, и я крепко сжимаю челюсть, стараясь выровнять дыхание. Я не могу. Не должен. Не стану…

Перед глазами проносятся все причины, по которым я должен держать себя в руках. Ее брат. То, что она теперь живет с нами. Хоккей. Сезон непростой: он может либо проложить мне путь, либо навсегда разрушить карьеру. После всей тяжелой работы я не могу позволить себе отвлечься на девушку. Мимолетные связи – совсем другое, поскольку в них нет эмоций. Но что-то подсказывает мне, что с Серой так не получится. Когда желание не берет верх над моим разумом, я понимаю, что Сера достойна большего.

Хотя это нисколько не облегчает необходимость принять правильное решение.

Даже понимая, что мне следует отодвинуться, я все же не нахожу в себе сил это сделать. Вместо этого я обхватываю Серафину руками и с силой прижимаю к себе. На долю секунды она замирает, прежде чем расслабиться и, положив ладони мне на спину, ответить на объятия. Болтовня в моей голове затихает, когда я прижимаюсь щекой к макушке Серафины и вдыхаю запах ее волос.

– Ты насквозь промок, – замечает Сера, но не предпринимает попытки отодвинуться.

– Прости.

Проходит неопределенный промежуток времени, но ни один из нас не двигается с места. Грудь Серафины с каждым вздохом прижимается к моей, ее дыхание медленное и ровное. Обычно я не очень тактильный, поэтому никак не могу понять, почему мне так приятно держать ее в объятиях. Почему с ней все по-другому?

Вдалеке хлопает дверца машины, и я выхожу из транса, в который меня ввела Динь-Динь. Не знаю, Даллас ли это или наши соседи, но шум служит хорошим напоминанием о том, что мне лучше взять себя в руки, прежде чем произойдет непоправимое.

– Уже поздно, Сер. Пора идти спать, – опустив руки по швам, я неохотно отстраняюсь и проклинаю себя за обиду, что отражается на ее лице.

– Ага, – крепко обхватив себя руками, Серафина отводит взгляд. – Пора.

Глава 12
Пятьдесят на пятьдесят

Серафина

– Ненавижу его.

Эбби, сидящая рядом со мной за маникюрным столиком, вскинув бровь, бросает на меня взгляд.

– Ненавидишь, потому что хотела, чтобы он тебя поцеловал? Или, наоборот, потому что не хотела этого?

– Ненавижу, потому что это я хотела его поцеловать. А он обнял меня так, словно я его бабуля.

С происшествия на кухне прошло три дня, а мое хрупкое эго так и не оправилось. Я знаю, что Тайлер хотел меня поцеловать. Что б его, он первым приблизился. А потом в его голове что-то щелкнуло, и он оставил меня в подвешенном состоянии.

Подозреваю, что все улики ведут к моему старшему брату с комплексом гиперопеки… С кем я встречаюсь – не его ума дело. Чейз разрушает мою личную жизнь и даже не подозревает об этом.

Причина либо в этом, либо я неправильно поняла произошедшее. Но такого же не может быть, верно? Тайлер признался, что все еще думает о той ночи в «ИксЭс». Если только, не дай бог, он не пытался пощадить мои чувства. Обычно я хорошо разбираюсь в парнях, но в данном случае сама в себе засомневалась.

Может, когда в день переезда я предложила ему быть друзьями, то навсегда лишила нас возможности стать кем-то еще? Было бы довольно иронично.

– Никто не утверждал, что парни умные, – пожимает плечами Эбби.

– Точно нет.

Поэтому я никогда и не тратила на них ни времени, ни сил. Поэтому так раздражена, что позволила этому измениться.

Несмотря на это ворчание, нельзя отрицать, что мой желудок совершает маленькое счастливое сальто каждый раз, когда мне приходит сообщение от Тайлера. В течение дня они подобны небольшим выбросам дофамина. Да я буквально живу ради каждого его послания.

Существуют ли девушки-симпы[21]21
   Симп – парень, готовый на все ради кумира, но не получающий и доли взаимности. Распространено в интернет-среде.


[Закрыть]? Потому что я себя как раз такой и чувствую.

Эбби протягивает маникюрше правую руку, подставляя левую под светодиодную лампу, чтобы высушить уже наложенный бордовый лак.

– Ты вообще собираешься подавать заявку? Я рассказала о тебе Элли и Джине. Они все спрашивают, когда тебя ждать. Элли – президент Каппа в третьем поколении, а это значит…

Я пытаюсь слушать Эбби, но проблема в том, что меня мало беспокоят ее слова. У меня имеются дела поважнее, чем женское общество. Например, выбрать направление и понять, чем же я хочу заниматься. Заботиться о здоровье матери. Вещи, которые потом повлияют на мою жизнь.

– Ты вообще меня слушаешь? – врывается в мои размышления голос Эбби.

– Да. Эм, постараюсь заполнить заявление как можно скорее, – я прочищаю горло. – Просто у меня настали сложные времена.

– Не переживай, вечеринка, которую Роб утраивает этим вечером, поможет тебе разобраться с мыслями.

– Надеюсь.

Мне не хватает оптимизма. Даже новый маникюр не делает день светлее. Мои ногти покрыты самым восхитительным оттенком бледно-розового, а я все еще мрачнее тучи.

Нужно найти способ справиться с этим. После обеда я веду маму на прием к онкологу, и последнее, что ей нужно, – это капризная дочь. Не помогает и то, что ночью у меня было всего три часа прерывистого сна, так как я ворочалась с боку на бок, придумывая всевозможные ужасные гипотезы. Я на взводе. Что, если врач скажет что-то плохое? Что, если лечение не помогает так, как ожидалось? Этой весной будет десять лет, как умер мой отец. Я не могу потерять и маму тоже.

Будь я честна с самой собой, признала бы, что мое настроение во многом зависит от страха за маму. Но легче спихнуть всю вину на Тайлера.

* * *

Взяв два кофе (для себя – мокко с белым шоколадом без кофеина, для мамы – латте с фундуком), я выхожу из «Старбакса» и направляюсь по шоссе к ее дому. Он находится в двадцати минутах езды от города, так что я коротаю время за аудиокнигой. Герой в порыве злости поцеловал героиню на кухне, потому что та флиртовала с другим. Назовите меня токсичной, но я обожаю сцены ревности.

К сожалению, книга мало помогает. Чем ближе я к месту назначения, тем сложнее мне сконцентрироваться на чем-либо еще, кроме того, что ждет впереди. Я испытываю чувство вины, потому что хочу поскорее покончить с этим.

Когда мама забирается на пассажирское сиденье, я задерживаю на ней пристальный взгляд. Внутрь закрадывается беспокойство. Совсем недавно, в День благодарения, ее каштановые волосы длиной до ключиц были густыми и волнистыми. Теперь же, тонкие и короткие, они прикрыты шарфом с синим рисунком. И без того худощавая фигура мамы стала еще тоньше. Она красива как и прежде, но при этом выглядит хрупкой.

На экране загорается оповещение. Пишет Тайлер – или Аид, как он указан в моем телефоне, – и меня охватывает легкий трепет. За этим немедленно следует колоссальная доза вины. Сейчас мне следует сосредоточиться на более серьезных вещах.

– Ты выглядишь сраженной наповал, медвежонок. Кто этот парень? – игриво поддразнивает мама. Пусть лечение от рака выматывает, но она по-прежнему настроена оптимистично.

Оглянувшись, я вижу, как она изучает меня с понимающей улыбкой, от которой в уголках сверкающих изумрудных глаз появляются морщинки. Либо у меня все на лбу написано, либо материнская интуиция куда сильнее, чем я думала. Надеюсь, все дело в последнем.

– Ох, э-э-э… никто.

Даже если я и хочу все ей рассказать, странно обсуждать подобное по дороге к онкологу. Вдобавок мне неизвестно, как мама воспримет новость о том, что я живу с парнем, к которому испытываю чувства.

– А я думаю, очень даже кто-то.

– Просто парень, с которым я общаюсь. Ничего серьезного.

И, такими темпами, серьезным это никогда не станет.

* * *

– Миссис Картер? – миниатюрная медсестра в розовом халате, остановившись в дверях, осматривает комнату ожидания, пока моя мама не поднимается с места. – Доктор готов вас принять.

Мое сердце бешено колотится, пока я следую за мамой и медсестрой по обшитому деревянными панелями коридору в кабинет доктора Уилсона. Помещение с широким стеклянным письменным столом и двумя кожаными креслами для посетителей больше напоминает юридическую контору, а не кабинет медика. Но подобный декор можно оправдать тем, что этот мужчина – один из лучших онкологов Южного побережья.

В первую половину приема звучит множество медицинских терминов, которые я не совсем понимаю, но, уточнив, добавляю в подробные записи. Химиотерапия затуманивает разум, так что маме нравится возможность иметь под рукой конспект. Я немного расслабляюсь, когда доктор Уилсон объясняет, что маме должно полегчать от разработанного ими курса лечения, так что общий прогноз просто отличный. При ранней агрессивной терапии коэффициент выживаемости при ее типе и стадии рака составляет почти девяносто процентов. А в мамином случае шансы возрастают, поскольку до этого она пребывала в хорошей физической форме. Учитывая все обстоятельства, мама прекрасно справляется.

Несмотря на то что до этого все звучало обнадеживающе, настроение в комнате меняется, когда врач упоминает генетическое тестирование и тянется за папкой, лежащей на столике рядом с его столом. Мои нервы снова напряжены до предела, и я задерживаю дыхание, ожидая, что же он скажет дальше. Неужели они нашли что-то еще?

Доктор Уилсон прочищает горло.

– Как мы уже обсуждали ранее, в процессе диагностики мы провели комплексное генетическое тестирование. Пришли результаты: у вас мутация BRCA1. Повезло, что сегодня с вами пришла и ваша дочь, поскольку в таких случаях мы рекомендуем проверить всех ближайших родственников. Вероятность наследования данной мутации составляет пятьдесят процентов.

Мое зрение сужается, и теперь я вижу комнату как будто бы сбоку.

BRCA.

Пятьдесят процентов.

Я пытаюсь осознать, что он только что сказал, но мне не хватает необходимой информации. Речь о чем-то плохом, и это плохое могло передаться мне.

Мама наклоняется, берет мою руку в свою и сжимает.

– Дорогая, знаю, звучит ужасно, но лучше все же провериться. Если результат окажется отрицательным, тебе станет легче.

Пусть мама и успокаивает меня, но выражение лица у нее напряженное. Под напускной храбростью она явно скрывает собственный страх. Да она выглядит даже грустнее, чем в тот день, когда сообщила о своем собственном диагнозе.

– Почему? Что, если результат окажется положительным? – спрашиваю я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Давай не будем забегать вперед, Сера… – начинает мама.

– Нет, скажи. Пожалуйста. В противном случае, как только доберусь до дома, спрошу Гугл, и все станет только хуже.

Доктор Уилсон переплетает пальцы, одаривая меня сочувствующим взглядом.

– Выражаясь статистически, существует точно такая же вероятность, что у тебя рака нет. С учетом сказанного, у людей, которые являются носителями гена BRCA, вероятность развития рака молочной железы выше среднего. Поэтому более вероятно, что он разовьется в молодом возрасте. Также существует повышенный риск развития рака яичников.

Чего-то подобного я и ожидала, но, когда слышу это, становится только хуже.

– У таких людей плановые обследования на рак начинаются раньше и проводятся чаще, – добавляет доктор Уилсон. – Некоторые пациенты также выбирают профилактическую мастэктомию[22]22
   Хирургическая операция по удалению молочной железы.


[Закрыть] и/или сальпингоофорэктомию, чтобы снизить риск развития рака в будущем. Даже если тест окажется положительным, у тебя будет время рассмотреть все варианты.

– Саль…? – повторяю я, даже не успевая переварить мастэктомию, которая шла до этого. Приходя сюда, я даже не подозревала, что мы будем обсуждать что-то, связанное со мной. Мне хотелось бы, чтобы мама предупредила меня заранее, но в то же время я понимаю, почему она этого не сделала. Поверженное выражение ее лица говорит само за себя – она надеялась, что результаты окажутся отрицательными и что нам не придется затрагивать эту тему.

– Удаление яичников и маточных труб.

Другими словами, хирургическое избавление от возможности забеременеть.

Паника когтями сжимает горло.

– Сколько у меня будет времени?

Я не спешу остепениться, но все же мне хотелось бы однажды завести детей. Правда я полагала, что для этого у меня еще полно времени.

Доктор не спешит отвечать.

– Все зависит от готовности пациента. Большинство процедур по снижению риска рекомендуют проводить в возрасте от тридцати пяти до сорока лет или после деторождения: в зависимости от того, что произойдет раньше. Риск заболеть увеличивается с возрастом. Статистика показывает, что большинство женщин с BRCA1 страдают от рака молочной железы.

Хорошо, что сроки не настолько сжатые, как я опасалась. Поскольку мне скоро исполнится двадцать один, у меня в запасе останется еще пятнадцать лет.

Плохо, что появляется обратный отсчет времени, отведенного мне на создание семьи.

Но хуже всего то, что наследственное заболевание делает из меня тикающую бомбу.

Грудь сдавливает так, что это причиняет боль.

– Понятно.

– Давайте не будем забегать вперед, – говорит доктор Уилсон, перекладывая бумаги на своем столе. – Первым шагом станет запись на анализ. Если хотите, мы можем с этим помочь. После этого, при необходимости, вас могут пригласить на медико-генетическое консультирование.

– А что насчет мужчин? Чейзу это тоже могло передаться?

Я обещала написать ему, как только прием будет окончен, но подобные новости лучше не обсуждать по смс.

– Мужчины подвергаются такому же риску, – кивает доктор.

– Серафина, – дотрагивается до моего локтя мама, чтобы привлечь к себе внимание. Она мрачно сжимает губы. – Если не возражаешь, я бы хотела пока что не говорить ему об этом. Только несколько недель. Ему и так со многим приходится справляться, не хочу добавлять еще больше стресса.

Я проглатываю застрявший в горле ком.

– Верно. Я ничего не скажу.

Мы собираем вещи, и я в оцепенении плетусь за мамой. Голова кружится, в ушах звенит. Когда мы оказываемся в коридоре, у стойки администратора я замечаю женщину. Она едва ли старше меня (ну, ей уж точно нет тридцати), но уже определенно больна. Потускневшая, она скрывает под розово-фиолетовым шарфом то, что осталось от ее волос.

Я снова бросаю в ее сторону взгляд. Она красива, с темными глазами и полными губами. Я не могу прийти в себя от того, как молодо она выглядит. Если спросите, я дала бы ей двадцать четыре – двадцать пять. Сколько же ей было, когда поставили диагноз? Догадывалась ли она, что больна? Сдавала ли она тот же генетический тест, о котором говорил мамин врач?

Могу ли я оказаться на ее месте?

Реальность того, с чем я только что столкнулась, обрушивается на меня. Люди говорят, что, когда тебе двадцать, у тебя еще есть время во всем разобраться. Я всегда полагала, что так и есть, но сквозь призму диагноза все выглядит иначе.

Даже постаравшись, я не сумела бы облечь в слова свое смутное, неточное понимание того, чего я хочу от жизни. Мои расплывчатые и неопределенные планы на будущее полны таких слов как «однажды» и «когда-нибудь». Как видение, которое улавливаешь краем глаза, но стоит повернуться, и оно исчезает.

Я только знаю, что однажды хочу выйти замуж. И то, что я являюсь переносчиком, отразится не только на мне, но и на моем супруге. От этого будет зависеть количество наших детей. А что, если я не успею вовремя родить? А если рожу и тут же заболею?

Глубоко внутри я понимаю, что глупо забегать вперед, когда я еще не сделала анализ и не получила результаты. Существуют приличные шансы того, что у меня не обнаружат мутации BRCA. Но что, если наоборот?

Мысли об этому крутятся в голове, и я ничего не могу поделать. В этом уравнении слишком большое количество неизвестных… и многие из них пугают.

Подстегиваемая нездоровым чувством любопытства, я еще раз украдкой бросаю взгляд на молодую женщину. Разум охватывает миллион вопросов. Мне интересно, как много она успела сделать, прежде чем заболеть. Выпала ли ей возможность влюбиться? Есть ли рядом с ней кто-то, кто может помочь? К чести моего отчима, он поддерживает маму больше, чем я ожидала. Даже взял на себя готовку и уборку. Не уверена, что она справлялась бы также хорошо без него.

Когда мы проходим мимо, я улавливаю обрывок разговора.

– Вы все еще застрахованы в Cigna[23]23
   Страховая компания США, оказывающая медицинское обслуживание.


[Закрыть]? – спрашивает администратор.

– Нет… у меня теперь новая страховка. Мы[24]24
   В США практикуют совместное страхование, когда один контракт составляется на несколько пациентов.


[Закрыть] недавно развелись. Так что я завела отдельную, – голос женщины дрожит, пока она, опустив взгляд, роется в сумочке. – Сейчас найду. Она точно была где-то здесь.

От приступа сочувствия, сопровождаемого тошнотой, у меня скручивает живот. Не могу представить, каково это – переживать развод и одновременно бороться с раком. Должно быть, душераздирающе потерять и брак. Слышала, что такое случается нередко. Иногда стресс из-за болезни добивает и без того шаткий союз. А как же «в болезни и здравии»?

Свидания уж точно не в моем списке приоритетов. Я не нуждаюсь еще в одном разочаровании. Но эта женщина старше меня. У нее было больше времени, чтобы познакомиться с кем-то. Тем более после выпуска из колледжа многое может измениться. Если мне повезет встретить достойного человека, останется ли он со мной в таком случае?

Захочет ли вообще кто-то со мной встречаться? Уверена, для многих мужчин болезнь станет красным флагом.

Возможно, единственный способ остаться в здравом уме и уберечь собственное сердце, пока не узнаю результаты, – это жить одним днем?

– Сера?

– А? – я перевожу взгляд на маму, которая выжидающе смотрит на меня. Мы стоим у моей машины в гараже, что расположен под клиникой.

Я даже не заметила, как мы спустились на лифте.

– Я спросила, не хочешь ли ты поужинать?

– Конечно, – отстраненно отвечаю я. – Где пожелаешь.

Глава 13
Разряженная батарея

Тайлер

Должно быть, последней на кухню заходила Серафина.

Я выкладываю продукты на столешницу и распаковываю первую сумку, на ходу закрывая открытые шкафчики. Учитывая, что в доме теперь проживают четверо, я заказал побольше. Посмотрим, когда холодильник опустеет в этот раз. Сера ест как нормальный человек, но вот Даллас и Чейз – те еще обжоры.

Перейдя к следующему пакету, я закидываю замороженные продукты в морозильник прежде, чем они успеют растаять. Среди них и две пинты любимого мороженого Серафины, чтобы компенсировать мою неумышленную кражу. Плюс третья пинта для меня. Скоро у меня намечается еще один читмил, а это мороженное с клубничным чизкейком просто великолепно.

Позади хлопает входная дверь. Мое тело оживает от предвкушения, когда через дверной проем кухни я мельком замечаю Серафину. В последнее время встреча с ней – лучший момент моего дня, а бонусом идет наша постоянная переписка.

Сера поспешно снимает ботинки и вешает пуховик. Тот тут же падает на пол, но она не останавливается, чтобы его поднять.

– Привет, Динь, – говорю я, кладя на полку коробку с хлопьями.

– Привет, – она, избегая моей попытки установить с ней зрительный контакт, проносится мимо вихрем розовой и джинсовой ткани.

– Хочешь… – начинаю я, но ее уже и след простыл.

Видимо, Серафина не настроена ужинать.

В растерянности я опираюсь бедром о столешницу, мысленно проигрывая наш последний разговор. Что, черт возьми, только что произошло? В начале недели между нами царило некоторое напряжение из-за того, что мы едва не поцеловались на кухне, но вскоре оно сошло на нет. Даже сегодня мы по-дружески переписывались. Понятия не имею, что могло измениться.

Несколькими минутами позже в дверях показывается Чейз, который скидывает зимние сапоги в прихожей.

– Сера дома? Она должна была написать мне после маминого приема, но так этого и не сделала.

Сердце падает. Черт. Возможно, она расстроена, потому что встреча с врачом прошла плохо.

– Да. Как пришла, сразу же направилась в свою комнату.

– Понятно тогда, что с пуховиком, – бормочет Чейз, поднимая его с пола. – Пойду проверю, как она.

Внутри поселяется беспокойство. За неимением других вариантов, я заканчиваю разбирать покупки и принимаюсь за приготовление ужина. Я принес столько стейков, что хватило бы на маленькое королевство, а значит – велика вероятность, что мы расправимся с ними за один присест.

Когда я ставлю картошку вариться, Чейз возвращается на кухню и шагает прямиком к холодильнику.

Я бросаю на него вопросительный взгляд.

– Все хорошо?

– Не знаю, – нахмурившись, он вскрывает упаковку клубнично-персикового EnduraFuel[25]25
   Напиток для спортсменов, в основном марафонцев.


[Закрыть]. – Говорит, что прием прошел гладко, но ведет себя странно. Не захотела со мной разговаривать.

Теперь я по-настоящему обеспокоен. Когда Чейз рядом, я стараюсь не писать Серафине. Ну знаете, береженого бог бережет. Но сейчас я просто не могу этого не сделать.

Аид:

Ты как, Динь?

Динь-Динь:

В порядке.

Аид:

Уверена? Ты, кажется, была расстроена, когда вернулась домой.

Динь-Динь:

Просто выдался плохой день.

Проблемы с учебой. Ничего серьезного.

– Эй, Картер, – Даллас неторопливо заходит в комнату и бросает Чейзу маленькую черную вещицу. Тот едва успевает ее поймать, не позволив удариться о плечо. – Прекрати подбрасывать свои вещи мне в сумку.

Чейз закатывает рукав толстовки, чтобы показать Apple Watch на левом запястье.

– Они не мои, бро, – и он кидает часы обратно Далласу.

Тот, нахмурившись, приподнимает их, чтобы получше рассмотреть на свету.

– Тогда чьи они, черт возьми? И как они оказались в моей сумке?

– Принялся воровать, Уорд? – спрашиваю я. – Знаю, запросы у тебя большие, но, может, лучше устроишься на временную работу?

– Ха-ха, – корчит он гримасу и отворачивается от меня.

Наши телефоны пищат в унисон. Я нахожу сообщение в групповом чате команды.

Крутые соколы

Рид Холлоуэй:

Кто-нибудь находил Apple Watch? Последняя модель, с черным ремешком.

Пропали в раздевалке после тренировки.

Рид Холлоуэй:

Если это какой-то прикол, то идите вы далеко и надолго.

Чейз фыркает от смеха, и даже мое мрачное настроение слегка улучшается.

– Вот видишь? – указываю я на Далласа лопаткой. – Ты так занят тем, чтобы строчить сообщения Шив, что уже начал прикарманивать чужие вещи.

– Черт. Понятия не имею, как это случилось, – со стоном он тянется к своему телефону. – Сообщу об этом Холлоуэю. Хотя у меня нет времени встречаться с ним вечером. Ты же будешь дома, Тай? Могу я сказать ему, чтобы заехал и забрал их?

– Можешь.

Неделя была долгой, и я чертовски устал.

Готовка на время отвлекает, но обжаренный на сковороде стейк и салат «Цезарь» быстро оказываются на столе, особенно потому что Даллас вызвался помочь. Вскоре ужин готов, а я застрял в компании, с которой не в настроении проводить вечер.

Всем обеспечена добавка, а Чейзу вообще двойная. Даже несмотря на то, что я рассчитывал порции, оставшегося гарнира вряд ли хватит, чтобы кого-то накормить. Возможно, достаточно для Серы, но она все еще прячется в своей комнате.

Я сосредотачиваюсь на еде, пока парни обсуждают фильм, который собираются посмотреть со своими подружками. Судя по всему, речь о недавно открывшемся кинотеатре, в котором еду и алкоголь приносят прямо к вашему креслу. Как бы сильно я ни старался поддержать разговор, мои мысли все равно возвращаются к Сере. Что-то точно не так, и меня это убивает. Не знаю, когда я успел развить чувство сострадания, но предпочитаю не задаваться этим вопросом.

– До скорого, – машет мне Чейз, пока я ополаскиваю кастрюлю. Даллас следует за ним к двери.

В идеале тот, кто готовил, не должен мыть посуду, но я не жалуюсь. Не то чтобы у меня имелись другие планы.

Когда я вытираю последнюю тарелку, в дверь звонят, и, подняв взгляд, я вижу, как Серафина проходит мимо, чтобы открыть. На ней черное платье, еще более провокационное, чем то, в котором она была на дне рождения Чейза. Кружевная накладка создает впечатление, что под ней нет ничего, кроме обнаженной кожи, а вырез на спине слишком глубокий. Под такое платье лифчик не наденешь.

Я стою у раковины, лицом к входной двери, и просто не могу отвести от Серы взгляд. Волосы цвета розового золота ниспадают волнами на гладкую кремовую кожу. Темный макияж подчеркивает шоколадные глаза. А эти розовые губы…

– Привет, – она отодвигается, чтобы позволить гостю войти. – А где Эббс?

Мое кровяное давление подскакивает, когда в прихожей показывается Роб, стряхивающий снег с шерстяного пальто. Его волосы аккуратно зачесаны назад, дизайнерская одежда идеально отглажена. Я борюсь с желанием швырнуть в него тарелку, которую держу в руках. С моим умением целиться он бы легко не отделался. Конечно, я не стану этого делать, но представлять подобное – одно блаженство.

– Она у меня, исправляет «недоразумение с волосами», – отвечает Роб, изображая воздушные кавычки. Мое тело напрягается. Даже то, как он жестикулирует, раздражает. – Так что Эббс попросила заехать за тобой.

Серафина присаживается на деревянную скамейку, чтобы застегнуть ремешки на туфлях металлического цвета на высоком каблуке. В это время ублюдок откровенно пялится на ее платье, но Сера, кажется, ничего не замечает. Поднявшись на ноги, она тянется за верхней одеждой. Я сжимаю зубы, когда мистер Подонок перекидывает розовые волосы Серафины через плечо, помогая ей надеть дутую белую парку. От вида того, как Роб прикасается к Сере, каждый дюйм моей кожи покрывается мурашками.

Резко втягивая воздух, я опускаю взгляд и яростно тру тарелку. Мне нужно остыть. Это не моего ума дело.

– Я могла бы и сама приехать, – говорит Серафина. – В любом случае я собиралась вернуться на одном такси с Эбби.

Когда я снова поднимаю взгляд, Роб подмигивает ей.

– Или ты могла бы остаться на ночь.

Все вокруг заволакивает красная пелена, и тарелка выскальзывает из рук, падая в раковину. От удара о нержавеющую сталь хрупкий фарфор разлетается на куски.

Черт. Еще одна вещь, с которой придется разбираться.

Хоть я и знаю, что веду себя неразумно, но все же направляюсь в прихожую, прислоняюсь к стене и одариваю Роба не очень дружелюбной улыбкой.

– Доставь ее домой к девяти тридцати, Рон.

– Э… вообще-то, меня зовут Роб, – он неловко смеется, как будто не уверен, шутил ли я по поводу комендантского часа. Не шутил. Пусть этот чувак и одного со мной роста и, похоже, регулярно ходит в зал, он вряд ли хоть раз ввязывался в драку. По крайней мере, в ту, из которой выходил победителем. Я мог бы легко и очень охотно надрать ему зад.

– Тайлер просто пошутил, – Серафина поворачивается и бросает на меня укоризненный взгляд.

– Верно, – скрещиваю я руки на груди, напрягая бицепсы. – Максимум к десяти.

– Тайлер, – на лице Серафины одновременно отражается и раздражение, и удивление.

Роб распахивает входную дверь в надежде, что так быстрее закончит разговор. Холодный воздух врывается в прихожую, но думаю, Робу плевать на наш счет за отопление… или на то, что он слишком стар, чтобы приглашать второкурсницу колледжа на ночевку.

Игнорируя его, я удерживаю взгляд Серафины.

– Позвони мне, если что-то понадобится, Сера.

И так она уходит.

* * *

Этаж, на котором расположена моя комната, идеально чист. Зато в голове моей полный беспорядок.

Я отключаю пылесос, и его жужжание постепенно замолкает. С момента ухода Серафины я был слишком взвинчен, чтобы усидеть на месте дольше нескольких секунд. Я постирал, высушил и разложил всю свою одежду, сменил постельное белье и только что закончил тщательно пылесосить весь цокольный этаж. Кому-то такой метод избавления от стресса может показаться странным, но он уберегает меня от других, менее конструктивных способов расслабиться.

Я получаю два сообщения подряд, но ложная надежда тут же сменяется разочарованием. Оба послания от девушек, с которыми я не общался вот уже несколько месяцев… ну, с той ночи в «ИксЭс». Остается только гадать, почему они обе вспомнили обо мне сегодня.

Алиса:

Чем занят? Давай встретимся.

Жасмин:

Занят сегодня?

Центр управления полетами сообщает: не ответа от южного борта. Мой член сломан. А может, все дело в моей голове, потому что мой приятель прекрасно функционировал прошлым вечером, когда я думал о Серафине.

Телефон снова вибрирует: участники команды пытаются уговорить меня присоединиться к ним. Утопить свои печали – заманчивое предложение, но есть риск, что по пьяни я позвоню Серафине. Или по возвращении домой пробью кулаком стену, что уже готов был сделать после того, как Сера ушла с Робом.

К тому же, я не могу избавиться от ноющего чувства, будто должен был сделать что-то еще.

Когда я убираю пылесос обратно в шкаф, на крыльце раздаются глухие шаги. На короткое мгновение я думаю, что, возможно, Серафина передумала и вернулась домой пораньше. Но получаю пинок от разочарования, когда слышится звонок в дверь.

На пороге я нахожу Рида. Верно…. Вот что я должен был сделать.

С руками, спрятанными в карманы голубого пуховика, он кивает мне.

– Здорово, мужик.

– Не против зайти? – спрашиваю я. – Мне еще нужно понять, где Картер оставил твои часы.

Прежде чем зайти и закрыть за собой дверь, Рид отряхивает снег с ботинок. Я осматриваю комнату в поисках его часов, но понятия не имею, куда Чейз мог их положить. Я совсем забыл, что Рид должен был зайти.

– Хочешь пива? – потираю я челюсть. – Видимо, мне придется написать Чейзу, чтобы узнать, куда он дел твои часы.

Десятью минутами позже мы наполовину опустошаем бутылку «Стеллы». Судя по ответу Чейза, часы все это время лежали на видном месте – на кухонной столешнице. Просто я их не заметил… четыре раза. Если уж это не доказывает, что я разбит, тогда не знаю, что еще вам надо.