Текст книги "Шизофрения. Психопатология шизоидов и шизофреников"

Человеческая личность по Дельмасу и Боллю[25]25
  Delmas et Boll, La personnalité humaine, op. cit.


[Закрыть]

Всегда полезно сопоставлять новые понятия со старыми того же рода, особенно если методы, использовавшиеся для их разработки, были теми же самыми. Ибо в том, что касается метода, существует, как мы скоро увидим, удивительная близость между работами Кречмера и Блейлера, с одной стороны, и обзором Дельмаса и Болля «Человеческая личность», с другой. Именно поэтому мы на некоторое время отклонимся от нашего предмета и поговорим об этой работе немного подробнее.

Дельмас и Болль начинают свое исследование с различения двух больших групп психических заболеваний: вызванных болезнью психозов и врожденных психопатий. Психозы, вызванные болезнью, всегда являются приобретенными, результатом воздействия какого-либо вредоносного агента (например, токсикоинфекции). Они затрагивают прежде всего интеллектуальную сферу и не связаны с врожденной предрасположенностью больного. Напротив, аномалии функционирования психики при врожденных психозах передаются по наследству. Они нарушают не интеллект, но эмоциональную и деятельную сферу индивида. Каждый врожденный психоз представляет собой развитие какой-либо разновидности нарушения психического равновесия. Врожденных психопатий наблюдается столько, сколько существует видов этого нарушения. Последние сейчас хорошо известны, определены и классифицированы под общим названием психопатических конституций. Их классификация повторяет классификацию врожденных психозов. Таким образом, пяти врожденным психозам, выбранным Дельмасом и Боллем в качестве исходной точки, – паранойе, нравственному помешательству, мифомании, мании-меланхолии и патологической гиперактивности (психозу гиперактивности) – соответствуют пять врожденных психопатий: параноидная, перверсивная, мифоманиакальная, циклотимическая и гиперэмотивная.

Вплоть до этого пункта Дельмас и Болль следуют работам французских психиатров, посвященным патологическим конституциям. Однако они делают шаг вперед, преодолев барьер между патологией и нормой и распространяя пять упомянутых выше рядов на область нормальной психики, подобно тому как Кречмер и Блейлер делали это в отношении маниакально-депрессивного психоза и шизофрении. «Психопатические конституции появляются лишь как гипертрофии или атрофии нормальных психических способностей, и классификация этих конституций позволяет классифицировать способности, подчеркивая то, что эти две группы различаются только степенью, но не природой»[26]26
  Ibid., p. 23–24.


[Закрыть].

Каждой психопатической конституции соответствует определенная психическая способность. Тем самым психопатология становится плодотворным методом открытия и классификации эмоциональных и деятельных способностей человеческой личности. Согласно Дельмасу и Боллю, это единственный метод, давший заметные результаты в этой области и способный, по-видимому, привести к подлинному синтезу психологии, тому синтезу, который многие психологи и психиатры, принимая во внимание относительную неудачу психофизики и психофизиологии, признают идеей химерической или, по крайней мере, преждевременной[27]27
  Ibid., p. 18.


[Закрыть].

Пяти врожденным психозам, так же как пяти психопатическим конституциям, соответствуют пять основных аффективно-активных предрасположенностей. Они таковы: жадность, доброта, общительность, активность и эмоциональность. Между психозами, болезненными конституциями и предрасположенностями разница состоит лишь в степени гипертрофии или атрофии нормальных факторов. Гипертрофия жадности ведет к параноидальной конституции, атрофия доброты – к перверсивной конституции и т. д.

Аффективно-активная сторона личности индивида образована фиксированным раз и навсегда соединением этих пяти предрасположенностей. Их сила и взаимодействие вносят свой вклад в особенности поведения каждого человека и, таким образом, могут служить основой для классификации темпераментов и характеров.

Теперь мы ясно видим, что метод Дельмаса и Болля совершенно тот же, что и метод Кречмера и Блейлера. В обоих случаях мы приходим к общим психологическим понятиям, отправляясь от нозографических данных. Эта схожесть свидетельствует о ценности используемого метода. Напомним, что, основанный на идеях схожести и предсуществования, он удовлетворил нашу потребность в выполнении принципа причинности, и потому его обоснованность не подлежит сомнению. Однако полученные результаты расходятся. Пять рядов с одной стороны, и только два – с другой. Кроме того, эти ряды совершенно разные. Мы вновь сбиты с толку. Противоречат ли абсолютно друг другу эти две попытки, сделанные, в сущности, в одном и том же духе? Необходимо ли выбирать между этими двумя методами? Что касается нас, то мы так не думаем. Напротив, нам кажется полезным искать то, что каждый из них может содержать ценного и значимого.

Невозможно исчерпывающим образом рассмотреть эту проблему. Ее критический анализ совершенно выходит за рамки этого обзора. Мы ограничимся здесь только несколькими общими замечаниями. Дельмас и Болль относят раннее слабоумие к психозам, вызванным болезнью. Однако исследования наследственности заставляют нас допустить присутствие некоего врожденного фактора в патогенезе этого заболевания. По-видимому, дело здесь не просто в предрасположенности в смысле малой сопротивляемости вредоносным экзогенным агентам, но в некоем формирующем факторе, способном определить конкретный аспект психоза. Существованием этого фактора не следует пренебрегать в случае раннего слабоумия (шизофрении), там, где речь идет о врожденных психопатиях, и даже там, где показано, что раннее слабоумие не могло возникнуть без воздействия внешней причины. По-видимому, это так и для эпилепсии[28]28
  E. Minkowska, «Recherches généalogiques et problèmes touchant aux caractères, en particulier à celui de l’épileptoїdie», Annales médicopsychologiques, juillet 1923.


[Закрыть]. Здесь также для психиатрии невозможно обойтись без генеалогических исследований. Это, однако, не единственный пункт, который мы должны здесь обсудить.

Дельмас и Болль считают, что существует пять аффективноактивных предрасположенностей. Психопатические конституции и психозы являются лишь гипертрофией или атрофией последних. В принципе, каждая предрасположенность может отклоняться в двух направлениях: усиления и ослабления. Следовательно, эти пять предрасположенностей должны породить удвоенное число, т. е. десять патологических конституций, а значит, десять психозов. Но в действительности их существует только пять. Это делает всю конструкцию неполной. Чтобы устранить эту трудность, Дельмас и Болль приводят рассуждения практического характера.

Следует считать, что относительная важность этих двух отклонений была определена практикой жизни. Именно практическая жизнь индивида и коллектива привела к тому, что подобную гипертрофию стали рассматривать как патологию, т. е. как нечто губительное для ее носителя или всего его рода из-за реакций, которые она может вызвать, а соответствующую атрофию считали просто аномалией темперамента по причине отсутствия какого-либо вредного эффекта. Это так в случае гиперэмоциональности, нередко приводящей к печальным результатам, и обычно безобидной бесстрастности, равно как и в случае паранойи и соответствующей ей безучастности[29]29
  Delmas et Boll, La personnalité humaine, op. cit., p. 57.


[Закрыть].

Гипертрофия общительности порождает мифоманиакальную конституцию, а затем и мифоманиакальный психоз. Атрофия этой способности не ведет так далеко, тем не менее …она приводит подчас к значительным неудобствам. Это подтверждает также негативный оттенок понятий «цинизм» или «чрезмерная вольность», которым часто сопутствует некорректность, невежливость и даже наглость[30]30
  Ibid., p. 60.


[Закрыть].

Но разве полная безучастность не может быть столь же пагубной для индивида и коллектива, как и чрезмерная жадность? По крайней мере, если говорить о безучастных индивидах, то не предстают ли они такими из-за того, что их желания не стимулируются больше вызовами внешней жизни? Не идет ли иногда в этих случаях речь о шизоидах? И точно так же циники, строго применяющие принцип истинности, нисколько не заботясь об окружающем мире и переходя границы, диктуемые интуицией, не должны ли они быть причислены к той же категории? Кречмер во всех этих случаях относит их к шизоидам.

Таким образом, в самой системе Дельмаса и Болля еще есть место для рассуждений другого рода. Однако представляется невозможным ввести туда полностью понятия синтонии и шизоидии и согласовать их с основными линиями этой системы. Дело в том, что шизоидия и синтония лежат в другой плоскости. Мы попытаемся сейчас это показать.

Шизоидия и синтония ведут себя как две противоположности: одна разрывает жизненно необходимый контакт с реальностью, а другая его сохраняет. Основанная на этом классификация темпераментов, сколь бы бедна она ни была, представляется полной и образует некую систему. Самое большее, можно еще допустить модификацию контакта с окружающей средой, характеризуемую, в противоположность шизоидии, слишком большим участием в ней. Эта модификация может быть реализована всем образом жизни и, в частности, вязкой эмоциональностью эпилептоидной или глишроидной конституции (от греч. γλισχρος – вязкий), объявленной г-жой Минковской[31]31
  F. Minkowska, «Recherches généalogiques,…», op. cit., и «Le problem de la constitution vu à travers les recherches généalogiques, son importance théorique et pratique». Évolution psychiatrique, t. II, Paris, Payot, 1927.


[Закрыть] конституциональной основой эпилептических проявлений по аналогии с шизоидией и синтонией в их отношении с шизофренией и маниакально-депрессивным психозом.

Правда, Дельмас и Болль говорят нам, что предлагаемый ими подход представляется им точным и полным, так что число выделенных факторов не может быть увеличено[32]32
  Delmas et Boll, La personalité humaine, op. cit., p. 38.


[Закрыть]. Но перечислим еще раз эти пять аффективно-активных предрасположенностей: жадность, общительность, доброта, активность, эмоциональность. Если рассматривать их самих по себе, то соединяющая их друг с другом связь не выступает в явном виде. Возможность добавить к ним иные предрасположенности вовсе не исключена. Тогда следует ли рассматривать представленную схему как полную и окончательную? Сама по себе она таковой не кажется. Авторы, однако, считают, что это именно так. Они основывают свою систему на совершенно другой серии данных. В результате ряда психофилогенетических рассуждений они связывают ее с первичными биологическими свойствами, такими как питание, размножение и моторика. Четвертое свойство, восприимчивость, сопоставляется с интеллектуальными способностями[33]33
  См. схему на с. 81 в упомянутой книге.


[Закрыть].

На этот раз классификация имеет более солидное основание. Упомянутые биологические факторы, по-видимому, действительно представляют все основные элементарные свойства жизни. Но в то же время вся концепция аффективно-активных предрасположенностей и вместе с ней концепция человеческой личности получает чисто натуралистическую и биологическую ориентацию. Конечно, мы нисколько не ставим это в вину Дельмасу и Боллю, которые первыми признали полезность и оправданность подобных концепций. Но единственна ли она, является ли их подход лучшим способом изучения человеческой личности и ее положения в мире? Биологическая ориентация преобладает в исследовании Дельмаса и Болля и определяет идеи, которые они развивают об эволюции и жизни человеческой личности. Согласно им, приобретенная личность «с течением времени соединяется с врожденной личностью, не меняя, однако, первоначальной природы последней, которая по существу остается неизменной».

По мере того как человек вступает в контакт с окружающей его средой и под влиянием своих аффективно-активных предрасположенностей, а также с помощью интеллекта пытается приспособиться к внешним событиям и использовать их, его личность не остается неизменной. Она вынуждена меняться не в своей изначальной природе, но в способе своей манифестации, иными словами, в своем поведении[34]34
  Delmas et Boll, La personnalité humaine, op. cit., p. 114.


[Закрыть].

Человек приобретает знания, накапливает воспоминания, обогащает свой опыт, приобретает привычки, устанавливает правила поведения и, приводя в движение все эти приобретения, равно как свои врожденные предрасположенности и способности, он стремится как можно лучше приспособиться к окружающей среде, в которой живет. Тем самым он проходит три стадии своей эволюции: жизнь пассивную, стихийную и сознательную. Последняя стадия представляет собой «стремление сочетать две предыдущие жизни и все более адекватно приспосабливаться к окружающей среде»[35]35
  Delmas et Boll, La personnalité humaine, op. cit., p. 104.


[Закрыть].

Таким образом, взаимодействие между индивидом и средой сведено к чисто биологическому фактору адаптации. Но исчерпываются ли этим существующие в жизни сложные корреляции между человеческой личностью и миром, определяющие непрерывный прогресс того и другого?

Мы можем сказать, что если действительно адаптация была единственным фактором эволюции человеческой личности, то она давно была бы завершена. Уже давно человек и мир находились бы в состоянии равновесия, участвуя все более пассивно в вечном движении звезд. Но это не так и никогда так не будет. Дело в том, что в нашу жизнь мощно вмешивается фактор совсем другого рода: расцвет личности. Человек не только приспосабливается, он творит, и в это творческое усилие он вовлекает всю Вселенную, заставляя ее постоянно прогрессировать. Он стремится наложить свою печать на окружающую среду, освободить себя от пут, которые она налагает на его природу, свести свою адаптацию к строгому минимуму, к границе, которую нельзя безнаказанно преступить… ибо по другую ее сторону находится пропасть, пучина, в которой совершается помрачение разума. В наше время мы не можем игнорировать ни этот аспект человеческой личности, ни проблемы, которые он ставит перед нами. Не озаглавил ли Бергсон одну из своих главных работ Творческая эволюция? Но, цитируя философский труд в работе по психиатрии, не выходим ли мы в значительной степени за пределы нашей науки? Некоторые вполне готовы это утверждать. Они будут и соответственно судить наши усилия. Но всякая хорошая философия преподносит ценные психологические уроки. Психиатрия не может не обращать на это внимания. От этого она, конечно, ничего не потеряет, но, безусловно, многое приобретет.

Впрочем, те же самые идеи появляются в другой области человеческой мысли, которая уже значительно ближе нашей науке. Достаточно вспомнить о том большом значении, которое в своих рассуждениях общего порядка крупный нейробиолог Монаков придает стремлению к совершенствованию (Trieb zur Vervollkommung)[36]36
  Monakow, Gefühl, Gesittung und Gehirn, Wiesbaden, 1916.


[Закрыть]. Согласно ему, это стремление характеризует все живые существа, и потому его следует относить к другим основным инстинктам в качестве самостоятельной единицы. Таким образом, ряд биологических свойств, на которых гг. Дельмас и Болль основывают свое понятие аффективно-активных предрасположенностей, возможно, не исчерпывают основные черты биологического становления.

Понятия шизоидии и синтонии, напротив, учитывают эту сторону жизни индивида. Именно в развитии личности вечная антитеза «я и мир», источник конфликтов и раздоров, но также и самых больших и чистых радостей, выступает во всем своем драматизме. То, как индивид воспринимает эту антитезу, которую он интегрирует в свою жизнь, составляет одну из самых существенных черт его личного развития. Здесь применимы понятия шизоидии и синтонии, касающиеся поведения индивида по отношению к окружающей среде в целом. И в этом мы видим неоспоримое преимущество.

Все это, очевидно, не означает, что одни только эти понятия призваны исчерпать всю проблему. Напротив, мы полагаем, что сопоставление понятия эмоциональной конституции, разработанного французской школой (Дюпре и его последователями), с тем, что Кречмер называет гиперестетическим полюсом шизоидной конституции, представляет очень большой интерес. Достаточно вспомнить, что весьма характерные психопатические феномены, такие как истинные навязчивые состояния, не поняты в исследованиях Кречмера, избравшего предметом своего рассмотрения лишь оппозицию маниакально-депрессивного психоза и шизофрении, а также соответствующие конституции. Мы не собираемся здесь, конечно, обсуждать ни очень сложную проблему психологической структуры навязчивых состояний, ни нозографические отношения, существующие между этими состояниями и рассматриваемыми двумя психозами. Мы просто хотим сказать, что требуется прежде всего различать гиперестетические реакции шизоидов и гиперэмотивную конституцию. Более чем вероятно, что речь здесь идет о различных врожденных факторах, способных при чрезмерном развитии привести и к различным психопатическим реакциям.

В отношении этой темы мы ограничимся тем замечанием, что гиперэмотивный индивид ощущает свою гиперэмотивность как затруднение, как слабость. Он пытается ее преодолеть, просит помощи у других, когда она угрожает стать чрезмерной. Шизоид значительно больше сливается со своей гиперестезией, соединяет с ней идею своей личности и едва ли не видит в ней превосходство над другими людьми. Гиперэмотивный индивид охотно прячется от жизни, от которой он робеет и которой боится. Гиперестетический шизоид, чтобы, так сказать, уберечься от ударов жизни, полностью удаляется от нее. Он держится на расстоянии от людей, не спрашивает ни у кого советов и замыкается в своей башне из слоновой кости, чтобы оставаться наедине со своей чувствительной душой и со своей «аристократической» высоты наблюдать за остальными. Истинно навязчивое состояние всегда ощущается гиперэмотивным индивидом как нечто ему чуждое, как некий паразит, проникший ему в психику. Он борется против него. Феномены навязчивого состояния там, где они проявляются у шизофреника, имеют совершенно другой характер. Больной идентифицирует себя с ними значительно больше и привлекает всю свою «логику», чтобы показать их обоснованность. Мы еще вернемся к этой теме в следующей главе.

Какова бы ни была, впрочем, эта разница, понятия шизоидии и синтонии, с одной стороны, и понятия, рассмотренные Дельмасом и Боллем, с другой, остаются принадлежащими двум различным плоскостям. Они не вполне взаимозаменяемы. В сущности, это заключение вытекает из всего того, что было сказано выше. Формулируя его, мы рассмотрим задачу, которую определили как завершенную. Здесь наша главная цель – попытаться упорядочить различные концепции современной психиатрии. Только так мы избежим противопоставления друг другу концепций, находящихся в различных плоскостях, сможем ограничить число чисто словесных дискуссий и, наоборот, соединим все на первый взгляд разнородные усилия ради одной цели: прогресса нашей науки.

Добавим сразу же, что понятия шизоидии и синтонии не претендуют на универсальность и способность решить все проблемы. С нашей точки зрения, попытаться, например, свести наблюдаемые различия между жителями севера и юга к этим двум понятиям было бы бесполезным ребячеством. Хотим ли мы этим сказать, что русский больший синтон, чем француз, так как у него эмоциональная атмосфера становится часто целью в себе. Он ее культивирует, видя в ней даже смысл жизни, и во многих случаях в ущерб действию, тогда как у француза эмоциональность всегда подчинена прагматическому динамизму, который ее направляет и ограничивает? Конечно, нет. Вне всякого сомнения, тонкие нюансы, относящиеся к отличиям эмоционального мира разных народов, точнее передаются другими понятиями, наполненными большей жизнью и большим разнообразием. Да, термины «шизоидия» и «синтония» действительно применимы к нормальной жизни. Но они выведены из нозографических концепций и, таким образом, связаны лишь с некоторыми сторонами жизни. Этим мы хотим сказать, что, применяя их к нормальной психике, мы делаем это в качестве психиатров, т. е. пытаясь выявить в ней особенности, которые можно было бы поставить в соответствие с нашими клиническими понятиями. Это уже очень хорошо, ибо вместо того чтобы повсюду искать патологию, как это некогда делали психиатры, мы, напротив, пытаемся сблизить патологию с нормой. Но мы не только психиатры, и нормальная жизнь не единственный источник психических нарушений. Вот почему в жизни, в настоящей жизни, наши понятия быстро оказываются неудовлетворительными, реальность постоянно выходит за их границы.

Проблемы психиатрии в связи с введением понятий «шизоидия» и «синтония»

Шизоидия и шизофрения, конституция организма и болезнь

В наши клинические исследования и анализы теперь все больше проникает важный элемент – предрасположенность, или конституция организма. В этом отношении психиатрия следует эволюции общей патологии. В наших предыдущих работах мы показали, как формировались концепции раннего слабоумия Крепелина и шизофрении Блейлера, которые рассматривались как «психические болезни». Вплоть до настоящего времени мы полагали, что патологический процесс может проникать в здоровую личность как некая внешняя сила и затем продолжать свою разрушительную деятельность, беря на себя все наблюдаемые симптомы. Теперь ситуация изменилась. На сцену выступила конституция организма. Она, можно сказать, предопределяет все основные черты будущего психоза, который является не чем иным как чрезмерным развитием нормального характера. Сегодня существует тенденция разделять понятие шизофрении как психической болезни на два фактора разного порядка. Первый – это шизоидия – врожденный, по преимуществу специфический фактор, более или менее неизменный в течение жизни индивида. Второй – это по своей природе эволютивный вредоносный фактор, способный быть причиной патологического процесса в психике. Сам по себе он не обладает ясно выраженной спецификой. Он более индифферентен, и вызываемая им клиническая картина определяется прежде всего конституцией организма, в котором он действует. Соединяясь с шизоидией, он трансформирует ее в специфический патологический процесс – шизофрению, который в конечном счете ведет к характерному для этого заболевания дефицитарному состоянию.

Более углубленный анализ данных, относящихся к наследственной передаче шизофрении, по-видимому, подтверждает этот взгляд. Этот анализ показывает, что шизофрения имеет дигибридный характер, т. е. для ее появления необходимо одновременное существование двух разных зародышевых элементов.

Эжену Кану[37]37
  E. Kahn, «Ueber die Bedeutung der Erbkonstitution für die Entstehung, die Systematik und die Aufbau der Erscheinungsformen des Irreseins», Zeitschr. f. d. ges. Neur. u. Psych., Bd. 74, 1920, и Schizoїdie und Schizophrenie im Erbgang, Berlin, Springer, 1923.


[Закрыть] принадлежит заслуга в том, что он отстаивал необходимость разделения понятия шизофрении на эти два фактора. Каким бы схематичным ни был этот шаг, им не стоит пренебрегать, так как он, как мы увидим, во-первых, дает ориентиры для биологической интерпретации наследственного способа передачи изучаемых психических явлений, а во-вторых, ставит перед нами важные и интересные проблемы.

Действительно, хотя эволютивный фактор шизофрении является наиболее частым способом патологической активации шизоидной конституции, он необязательно единственный. Иногда мы находим симптомы шизофрении (кататония и др.) и при других заболеваниях, таких как, например, прогрессивный паралич. И тогда нужно определить, не свидетельствует ли личный или семейный анамнез таких больных о наличии у них «шизоидного» фактора. Присутствие этого фактора объяснило бы появление этих необычных симптомов. Он мог вызвать их под активирующим влиянием прогрессивного паралича. Исследования, предпринятые в этом направлении, позволили получить очень интересные данные[38]38
  См. в качестве одного из первых исследований в этом направлении работу J. Pernet, «Ueber die Bedeutung von Erblichkeit und Vorgeschichte für das klinische Bild der progressiven Paralyse» (Влияние наследственности и личного анамнеза на клиническую картину прогрессивного паралича), thèse de Zurich, 1917.


[Закрыть]. В наши дни интерес к этому вопросу растет в связи с новыми клиническими фактами, наблюдавшимися при лечении прогрессивного паралича прививкой малярии. Мы имеем в виду больных, которые, пройдя это лечение, демонстрировали ослабление специфических симптомов прогрессивного паралича, но имели при этом нарушения, во всем схожие с шизофренией. Здесь также можно исследовать, могут ли эти на первый взгляд поразительные факты объясняться наличием у этих индивидов шизоидной конституции.

Таким же образом, исследуя психические нарушения, вызванные летаргическим энцефалитом, можно попытаться установить сходство между этими нарушениями и теми, что дают клиническую картину классических психозов[39]39
  H. Steck, «Contribution à l’étude des séquelles psychiques de l’encéphalite léthargique», Archives suisses de neurologie et de psychiatrie, vol. XIV et XV, 1924.


[Закрыть], а потом, прежде анатомо-патологических проблем, исследовать, до какой степени это сходство может быть сведено к существованию схожих конституций в этих двух сериях фактов.

Напротив, сосуществование шизоидии с патологическим фактором циклической природы могло бы вызывать, в силу того же принципа, периодическую форму шизофрении, а тот же циклический фактор в сочетании с «синтонией мог бы лежать в основе маниакально-депрессивного психоза.

После того как первоначальный энтузиазм прошел, мы должны спросить себя, определяется ли шизоидная конституция действительно у всех шизофреников? Некоторые случаи, по-видимому, опровергают подобное заключение. Шизофрения иногда проявляется у индивидов, которых нельзя квалифицировать как шизоидов. Если эти констатации будут впоследствии подтверждены, то потребуется уточнить гипотезу, приписывающую формирующую роль при заболевании исключительно конституции.

Очевидно, есть только один путь решения всех этих проблем. Это путь эмпирический. Только клиническое наблюдение, подкрепленное генеалогическими исследованиями, может со временем дать удовлетворительный ответ на все эти вопросы. Впрочем, здесь мы не можем углубляться в эту тему. Мы хотели только кратко упомянуть эти вопросы, поскольку, на наш взгляд, значение нового понятия определяется не только количеством объясненных фактов, но и числом, и важностью поставленных им вопросов. Упомянутые проблемы достаточно свидетельствуют о важности понятия шизоидии.

И, наконец, еще одно замечание. Если взглянуть на все сказанное выше, то нетрудно увидеть, что концепции шизоидии и шизофрении четко отделены друг от друга. Одна связана с врожденным фактором и тем самым принципиально неизменна у конкретного индивида. Другая относится к болезни, которая может прогрессировать и действительно прогрессирует, когда защитные механизмы организма не могут ей противодействовать. Вот почему, когда м-ль Паскаль и г-н Ж. Давесн в недавней статье[40]40
  Mlle Pascal et M. J. Davesne, «Anaphylaxie mental spontanée, psycho-lloїdoclasie», constitutions psychopathiques et phénomènes de sensibilisation», Presse médicale, 21 novembre 1925.


[Закрыть] пишут, что «Блейлер особенно хорошо описал группу больных[41]41
  Выделено нами. – Прим. авт.


[Закрыть], шизоидов, потерпевших поражение в борьбе с болезнью и укрывшихся в дальних уголках психизма, чтобы продолжать жить в своей несбывшейся мечте», они далеки от верной интерпретации концепции Блейлера. А добавляя: «Клод и его последователи принимают понятие шизоидной конституции, но показывают, что она не вызывает психоз», они не учитывают все сказанное Кречмером, Блейлером, Каном и другими и, если я не ошибаюсь, в большой степени искажают мысль мэтра школы клиники Сент-Анн, о которой мы поговорим подробнее в последующих главах.

Тем не менее, сколь бы отчетливой ни была граница между концепциями шизоидии и шизофрении, трудности, как это всегда бывает, не заставляют себя ждать. Каждый индивид эволюционирует в течение жизни, становится зрелым, стареет. Хотя его поведение остается в главных чертах одним и тем же, в нем могут происходить значительные изменения. Жизнь с ее неизбежными ударами, как говорится, формирует характер. Периоды особенно активные как с биологической, так и с психологической точки зрения, такие как половое созревание и старение, не могут не оставлять глубоких следов. И это общее правило относится к шизоиду так же, как и к любому индивиду. Шизоид, оставаясь шизоидом всю свою жизнь, не будет в пятнадцать лет в психологическом плане таким же, как в тридцать или семьдесят лет. Его шизоидия будет эволюционировать вместе с ним. Кречмер в этом плане говорит о смещении психоэстетической пропорции (Verschiebung der psychaestetischen Proportion), смещении, которое в подавляющем большинстве случаев происходит в сторону анестезии. Тем самым подвергается сомнению понятие шизоидии как неизменного фактора. Конечно, относимые на счет шизоидии изменения не превосходят по своему масштабу тех, что происходят с возрастом у всех человеческих созданий и не являются чем-то «патологическим». Это все кажется совершенно понятным, но, к сожалению, только в теории, ибо кто на практике может сказать об эмоциональной анестезии при ее заметной акцентуации в момент полового созревания, идет ли здесь речь только о смещении психоэстетической пропорции или же о проявлении истинной шизофрении? И тогда не наблюдаем ли мы на самом деле последствия предыдущих приступов шизофрении у взрослых, квалифицируемых на основании аномалий их характера как шизоидов в смысле Кречмера? Кречмер вполне отдает себе отчет в этой трудности и не перестает повторять, что очень трудно, если не невозможно с психологической точки зрения отделить то, что имеет характер психоза, от непсихотической шизоидии.

Эта трудность совершенно естественно служит исходной точкой критики, адресованной Кречмеру. Приведем только несколько примеров. Бумке[42]42
  Bumke, «Die Auflosung der Dementia praecox», Klinische Wochenschrift, 1924, № 11.


[Закрыть] считает, что шизоидия Кречмера теряет смысл, если из нее можно вывести и то, что является нормой, и то, что, по сути, есть лишь ослабленная форма шизофрении. Берце[43]43
  Berze, «Schizoїdie, Schzophrenie, Dementia precox», Zeitschrift für die gesamte Neurol. und Psychiatrie, 1925.


[Закрыть] также полагает, что в большинстве случаев шизоидия есть не что иное, как ослабленная форма шизофрении. Он хотя и сохраняет понятие шизоидии, но значительно ограничивает сферу его применимости. Берце применяет его только к психопатам особого типа с «апперцептивной гиперчувствительностью психоцеребральной системы», способным впоследствии стать настоящими шизофрениками.

Но каков бы ни был результат этого спора, даже если в конечном счете шизоидия Кречмера будет рассматриваться в целом как ослабленная форма шизофрении, о чем свидетельствуют данные патологоанатомических, биохимических и других исследований, даже в этом случае противопоставление понятий шизоидии и шизофрении будет полезно. Поэтому есть все основания сохранять пока это понятие, как оно есть, не забывая при этом, что шизоидия Кречмера представляет собой принципиально неизменный фактор, тогда как шизофрения является болезнью. И между ними нет места для какого-то нового понятия. Оно только усложнило бы проблему.

Шизоидность и синтония как основа шизофрении и маниакально-депрессивного психоза[44]44
  Последующие страницы являются, возможно, наименее завершенными в моей книге, и я один несу за это ответственность. Это связано также с самой темой. Речь пойдет о проблемах, решение которых находится поистине в зачаточном состоянии. Терпеливый читатель, я надеюсь, найдет там интересные идеи. Тот же, кто любит только завершенные вещи, может пропустить эти страницы без ущерба для основной темы нашего обзора.


[Закрыть]

А. Изменение ориентации. Понятия шизоидии и синтонии проливают свет на две основные клинические единицы, от которых они произошли: маниакально-депрессивный психоз и шизофрения. В том, как формировались понятия маниакально-депрессивного психоза и раннего слабоумия и как они, в конце концов, стали противопоставляться друг другу в качестве двух основных патологий в области эндогенных психозов, с самого начала решающую роль сыграл характер их эволюции. Периодичность, прерывистость, чередование состояний депрессии и возбуждения, с одной стороны, и постоянное и непрерывное ухудшение состояния, с другой, казались достаточным различительным признаком. Но со временем выяснилось, что если не сближать весьма разные клинические картины, то этим критерием невозможно удовлетвориться. Прогрессирующая эволюция к длительному дефицитарному состоянию отнюдь не является постоянным и необходимым атрибутом всех форм раннего слабоумия. Были отмечены и поздние формы выздоровления. При раннем слабоумии существуют также ремиссии, заходящие так далеко, что на заседании медико-биологического общества Миньяр мог однажды заявить, что эти ремиссии являются, по сути, не чем иным как выздоровлением. Этим он смутил психиатров, не желая подстраиваться под их предвзятые идеи и прогнозы, сделанные на основании этих идей. Упомянув только двух выдающихся психиатров, заметим, что Крепелин в своей классификации раннего слабоумия признает существование периодической формы, а Шаслен в своем учебнике говорит о периодической кататонии[45]45
  Как мы сказали выше, возможно, что эти формы можно объяснить наличием у одного и того же индивида с шизоидной конституцией как предрасположенности к нарушениям шизофренической природы, так и некоего периодического фактора.


[Закрыть]. Мы также знаем, что состояния депрессии или возбуждения весьма часты при раннем слабоумии. Однако существуют состояния меланхолии или мании, которые сразу же или после нескольких предварительных приступов продолжаются неограниченно долго, становятся хроническими, иногда сохраняя (по крайней мере, в главном) свой первоначальный характер, а иногда (что бывает значительно чаще) порождая со временем состояния с прогрессирующими нарушениями психики. Рог де Фюрсак, связав с ранним слабоумием все те из этих состояний, которые, по его мнению, относятся к этому заболеванию, придерживается, однако, термина «хронические маниакально-депрессивные состояния»[46]46
  J. Rogues de Fursac, Manuel de psychiatrie, 6e éd., 1923, p. 496.


[Закрыть], состояния, «которые, хотя и бесконечно более редки, чем считали старые авторы, тем не менее, являются реальностью». В этих случаях благоприятный прогноз, сделанный в начале заболевания, также не оправдывается.