Текст книги "Садовник"

Ежи Косинский (Ежи Никодем Левинкопф)
Садовник

Посвящается Катерине фон Ф., которая научила меня тому, что любовь – это больше, чем просто желание быть вместе

1

Было воскресенье. Шанс работал в саду. Он неторопливо волочил за собой между клумб зеленый поливочный шланг. Не отрывая взгляда от водяной струи, осторожно поливал каждое растение, каждый цветок и каждое дерево. Растения – они как люди, им нужен уход, чтобы они могли жить, бороться с болезнями и в конце концов тихо отойти в мир иной.

Однако и не совсем как люди. Они не сознают себя и не познают себя, не видят в зеркалах своих отражений, не совершают преднамеренных поступков: просто бесцельно растут, поскольку не умеют ни рассуждать, ни мечтать.

Покой и безмятежность царили в саду, отделенном от улицы высокой, увитой плющом стеной из красного кирпича, за которую не проникал даже шум пролетавших машин. Шанс не ведал о существовании улицы. Он ни разу в жизни не покидал дома и прилегавшего к нему сада: жизнь по другую сторону кирпичной стены не занимала его.

Фасад дома, куда выходили комнаты Старика, казался продолжением безжизненной кирпичной стены. Никто бы и не подумал, что здесь живут. Комната прислуги на первом этаже была сзади, как и комната Шанса. В последней имелись ванная и отдельный выход в сад.

Самым приятным в саду было множество узких дорожек между кустами и деревьями, и Шанс мог подолгу бродить по ним, не думая о том, вперед или назад несут его ноги. Он прохаживался по саду, подчиняясь тому же внутреннему импульсу, что заставляет расти траву.

Иногда Шанс закрывал кран, садился на газон и думал. Ветерок время от времени бесцельно покачивал ветви кустов и деревьев. Городская пыль ровным слоем ложилась на цветы, а те терпеливо ждали, когда дождь умоет их, а солнце согреет. Но несмотря на всю эту жизнь и цветение, сад был чем-то похож на кладбище. Под каждым кустом, под каждым деревом лежали гнилые сучья и прелые корни. Трудно было решить, что здесь первично: зелень побегов или перегной, из которого эта зелень росла и в который она постоянно превращалась. Вот, скажем, некоторые кусты терновника у кирпичной стены ведут себя так, словно кроме них в саду ничего нет: очень быстро вырастают, подавляют мелкие растения и даже отвоевывают место у кустов терновника послабее.

Шанс вошел в дом и включил телевизор. На экране все было другим: краски, пространство и время. Там преодолевались законы земного притяжения, которое неумолимо пригибает ветки деревьев к земле. Все в телевизоре было смешано, перепутано и размыто: ночь и день, большое и маленькое, прочное и хрупкое, мягкое и твердое, холодное и горячее, далекое и близкое. Не будь сада и работы в нем, Шанс заблудился бы в цветном мире телевидения, как слепой, потерявший свою палочку.

Переключая каналы, Шанс словно переключал что-то внутри себя. Он менялся, как меняются растения в саду со сменой времен года, но, в отличие от них, мог управлять скоростью этих изменений, просто нажимая на кнопки. Порой он даже оказывался внутри вместе со всеми этими телевизионными людьми. А иногда, переключая каналы, Шанс впускал телевизионных людей в свою голову. Так Шанс поверил, что именно он, Шанс, сам себя сотворил.

Фигурки в телевизоре были вроде его собственного отражения в зеркале. Хотя Шанс не умел ни читать, ни писать, сходства было больше, чем различий. Так, голос у него был очень похож на голоса телевизионных людей.

Шанс утонул в экране. Легко, как солнечный свет, или свежий воздух, или теплый летний дождь, лежавший за высокой кирпичной стеной мир наполнил Шанса, и Шанс воспарил над этим миром, как телевизионное изображение, несомый неведомой и невидимой силой.

Внезапно он услышал наверху стук оконной рамы, и голос толстой служанки выкрикнул его имя. С большой неохотой он встал, аккуратно выключил телевизор и вышел в сад. Толстая служанка высовывалась из окна второго этажа и махала руками. Шанс не любил ее. Она появилась вскоре после того, как чернокожая Луиза заболела и уехала к себе домой на Ямайку. Она была толстая, она была иностранка и говорила с акцентом. Она как-то призналась, что не понимает, о чем говорят люди в телевизоре, который стоял у нее в комнате. Обычно Шанс слушал болтовню толстой служанки, только когда та приносила ему в комнату еду: о том, что сегодня ел Старик и что, по ее мнению, он сказал при этом. Сейчас она требовала, чтобы Шанс быстро поднялся наверх.

Шанс неторопливо преодолел три лестничных пролета. Лифту он не доверял с тех самых пор, как чернокожая Луиза просидела в нем несколько часов из-за того, что сломалась дверь. Он прошел по длинному коридору и очутился на парадной стороне дома.

В последний раз он приходил сюда, еще когда деревья в саду, ныне высокие и кряжистые, были малорослыми и неказистыми. В доме тогда не было телевизоров. Поймав уголком глаза свое отражение в зеркале на стене прихожей, Шанс представил себя маленьким мальчиком, а затем представил Старика, сидящего перед ним в огромном кресле. Волосы у Старика были седые, а руки морщинистые и скрюченные. Он тяжело дышал и делал большие паузы между словами.

Шанс шел через комнаты, казавшиеся пустыми: плотные гардины на окнах почти не пропускали солнечного света. Он с трудом различал в темноте тяжелую мебель, затянутую в ветхие льняные чехлы, и занавешенные зеркала. Слова, которые Старик сказал ему в тот раз, впервые ожили у Шанса в голове. Шанс был сиротой, и Старик ребенком приютил его у себя в доме. Мать Шанса умерла во время родов, а имени отца не знал никто, даже сам Старик. Некоторые люди умеют читать и писать, но Шансу этого не дано. Он даже не всегда может понять, что говорят ему другие. Его дело – работать в саду и ухаживать за растениями, травами и деревьями, мирно растущими там. В конце концов, сам Шанс чем-то похож на цветок: когда светит солнце, он простодушно весел, когда небо пасмурно – грустит. Шансом его назвали потому, что он родился случайно. Он никогда не знал семьи. Хотя мать его была очень хороша собой, разума в ее голове было не больше, чем у сына: что-то испортилось у нее в мягкой грядке мозгов, из которой растут все мысли. Поэтому Шанс не может рассчитывать на место в жизни по другую сторону высокой кирпичной стены. Он не должен покидать пределов своей комнаты и сада, посещать без приглашения другие части дома или выходить на улицу. Еду ему будет приносить прямо в комнату Луиза, и кроме нее он не будет ни с кем общаться. Никому другому не будет позволено заходить к Шансу в комнату. И в саду гулять и сидеть имеет право только сам Старик. Шанс должен делать все, что ему сказано, иначе, сказал Старик, Шанса придется отправить в специальную больницу для ненормальных, где его запрут в клетку и навсегда о нем позабудут.

И Шанс делал все, что ему говорили. Как, впрочем, и чернокожая Луиза.

Потянув за ручку тяжелой двери, Шанс услышал визгливый голос служанки. Он вошел и увидел комнату в два раза выше, чем все остальные в доме. На стенах висело много полок, а на них стояли толстые книги. На большом столе были раскиданы папки в кожаных переплетах.

Служанка кричала что-то в трубку телефона. Заметив Шанса, она без слов показала ему на постель. Шанс подошел к постели. Старик сидел, откинувшись на жесткие подушки, в такой позе, словно внимательно прислушивался к какому-то шороху в водосточном желобе. Его плечи были странно перекошены, а голова свешивалась с шеи, как переспелый плод. Шанс посмотрел на лицо Старика. Оно было белым, верхняя челюсть выступала вперед, наползая на нижнюю губу, и только один глаз был открыт, как у мертвых птиц, которых Шанс время от времени находил в саду. Служанка положила трубку и сказала, что вызвала доктора и тот скоро придет.

Шанс еще раз посмотрел на старика, пробормотал «До свидания» и вышел из комнаты. Он вернулся к себе и включил телевизор.

2

Шанс все еще смотрел телевизор, когда наверху раздались звуки, напоминавшие шум борьбы. Он вышел из комнаты, спрятался за большой статуей в холле и стал смотреть, как незнакомые люди выносят тело Старика. Теперь, когда Старик ушел, кто-то должен был решить, что делать с домом, служанкой, да и с самим Шансом. В телевизоре, если кто-нибудь умирал, сразу начинались перемены – родственники, банковские клерки, адвокаты и бизнесмены принимались за дело.

Но этот день тем не менее прошел безо всяких перемен. Шанс съел свой немудреный ужин, посмотрел телевизионное шоу и отправился спать.

Рано утром он проснулся, взял завтрак, оставленный служанкой около двери, съел его и вышел в сад.

Там он осмотрел землю под деревьями, проверил цветы, сгреб в сторону опавшие листья и подрезал кусты. Теперь все в полном порядке. Ночью прошел дождь, и на ветвях набухло много свежих бутонов. Шанс присел и задремал под теплым солнцем.

Пока на людей не смотришь, они не существуют. Они начинают существовать, только если включишь глаза, как в телевизоре. Тогда они входят в голову и остаются там, пока их не сотрут новые изображения. То же самое и в отношении Шанса. Когда другие смотрят на него, он становится ярким и контрастным, когда же зрителей нет – расплывается в серое пятно и гаснет. Может быть, он что-то упустил в жизни: сам-то он очень часто видел людей по телевизору, а его мало кто видел. Шанс был очень доволен, что теперь, когда Старик умер, встретится с людьми, которые его еще не видели.

Когда в комнате зазвонил телефон, Шанс бегом кинулся к нему. Мужской голос попросил его пройти в кабинет Старика.

Шанс быстро переоделся в один из своих лучших костюмов, подровнял и расчесал волосы, надел солнечные очки, в которых обычно работал в саду, и отправился наверх. В узкой, заставленной книгами комнате его ждали мужчина и женщина. Оба сидели за широким столом, покрытым множеством бумаг. Шанс остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Мужчина шагнул ему навстречу и протянул руку:

– Меня зовут Томас Франклин, я работаю в «Хэнкок, Адамс и Колби». Нам поручено заниматься наследством покойного. А это,– сказал он, повернувшись к женщине,– моя помощница, мисс Хэйс.

Шанс пожал мужчине руку и посмотрел на женщину. Та улыбнулась.

– Служанка сказала нам, что в этом доме есть садовник,– Франклин кивнул головой в сторону Шанса.– Однако мы не обнаружили никаких бумаг, где бы говорилось, что покойный кого-либо нанимал или предоставлял жилье в течение последних сорока лет. Могу ли я спросить вас, сколько дней вы находитесь здесь? Шанс был удивлен, что ни в одной из многочисленных бумаг, лежавших на столе, ни разу не упоминалось его имя. Он подумал, что, может быть, в них не было ни слова о саде. Он сказал нерешительно:

– Я жил в этом доме, сколько себя помню, даже когда я был еще маленьким. Еще когда Старик не сломал бедро и не стал лежать подолгу в постели. И до того, как выросли большие кусты и появились дождевальные установки. Еще до телевизоров.

– Что?– удивился Франклин.– Вы жили здесь – в этом доме – с самого детства? Могу ли я поинтересоваться, как вас зовут?

Шанс почувствовал себя неловко. Он знал, что имя имеет очень важное значение в жизни человека. Вот почему у телевизионных людей всегда два имени: одно – вне телевизора, а другое – внутри.

– Меня зовут Шанс,– сказал он.

– Мистер Шанс?– переспросил юрист.

Шанс кивнул.

– Посмотрим, что скажут нам бумаги,– сказал мистер Франклин и взял со стола какие-то документы.– Я располагаю полной информацией обо всех, кто был когда-либо нанят покойным для работы в его владениях. Хотя предполагалось, что покойный оставил завещание, нам не удалось его обнаружить. Надо сказать, покойный оставил после себя очень мало документов личного характера. Однако список наемных работников все же имеется.

На последних словах мистер Франклин сделал ударение и посмотрел на бумагу, которую держал в руках.

Шанс стоял молча и ждал.

– Сядьте, пожалуйста, мистер Шанс,– сказала женщина.

Шанс пододвинул стул поближе к столу и сел. Мистер Франклин потер в задумчивости лоб.

– Я очень удивлен, мистер Шанс,– сказал он, продолжая изучать документы,– но ваше имя нигде не упоминается. Ни одно лицо по имени Шанс не имело никаких юридических отношений с покойным. Уверены ли вы, мистер Шанс… действительно ли вы уверены, что служили в этом доме?

Шанс ответил очень уклончиво:

– Я всегда был здесь садовником. Я проработал в саду за домом всю жизнь. Сколько я себя помню. Я был еще маленьким мальчиком, когда начинал. И деревья были совсем маленькими, а колючей изгороди еще не было. Посмотрите на этот сад сейчас.

Мистер Франклин поспешно перебил его:

– Мы не располагаем никакими данными, что в этом доме когда-либо жил или работал садовник. Мы, то есть я и мисс Хэйс, назначены нашей фирмой поверенными в деле о наследстве покойного. Мы просмотрели все контракты, заключенные им. Смею заверить, ни в одной бумаге не упоминается о вашем приеме на работу. Более того, судя по записям, в течение последних сорока лет в этом доме вообще не служила ни одна особа мужского пола. Вы профессиональный садовник?

– Я – садовник,– сказал Шанс.– Никто не знает этот сад лучше меня. Я с малых лет один в этом саду. До меня здесь работал высокий человек с черной кожей. Он мне все объяснил и показал, что нужно делать. После этого он ушел, и я все делал сам. Я посадил несколько деревьев и цветы, и я полол дорожки и поливал клумбы. Старик спускался в сад отдохнуть, он сидел и читал книгу. Но потом перестал.

Мистер Франклин вернулся от окна к столу.

– Хотелось бы верить, мистер Шанс,– сказал он,– но, видите ли, если дело обстоит именно так, как вы утверждаете, это означает, что – по какой-то непостижимой причине – ваше проживание в этом доме и факт найма не отражены ни в одном из существующих документов. Действительно,– сказал он, обращаясь к своей помощнице,– здесь мало кого брали на работу с тех пор, как покойный уволился из нашей фирмы в возрасте семидесяти двух лет, после того как перелом бедра приковал его к постели. Это было двадцать пять лет назад. И все же,– продолжил мистер Франклин,– несмотря на почтенный возраст, покойный всегда аккуратно вел свои дела и регистрировал в нашей фирме все контракты, заключенные с третьими лицами,– выплата жалованья, страховка и прочее. Все, чем мы располагаем,– это контракт, заключенный со служанкой иностранного происхождения после ухода с работы мисс Луизы…

– Я знал старую Луизу, она может сказать вам, что я здесь жил и работал. Она была здесь с тех пор, как я себя помню, когда я был еще ребенком. Она приносила мне еду в комнату каждый день, а иногда сидела вместе со мной в саду.

– Луиза скончалась, мистер Шанс,– перебил его Франклин.

– Она уехала на Ямайку,– сказал Шанс.

– Да, но потом она заболела и недавно умерла,– объяснила мисс Хэйс.

– Я не знал, что она умерла,– невозмутимо сказал Шанс.

– Так или иначе,– продолжил мистер Франклин,– все лица, нанятые покойным, регулярно получали жалованье через нашу фирму, вот почему мы располагаем всеми необходимыми документами.

– Я ничего не знаю о других людях, которые работали в доме. Я всегда жил в своей комнате и работал в саду.

– Хотелось бы верить. Однако нет никаких следов, свидетельствующих о вашем пребывании в этом доме до настоящего момента. Новая служанка не имеет представления о том, как долго вы здесь проживаете. Повторяю, наша фирма располагает всеми актами, платежными документами и страховыми полисами, относящимися к данному владению, за последние пятьдесят лет.– Тут мистер Франклин улыбнулся.– В те времена, когда покойный был партнером в нашей фирме, многие из нас еще не родились на свет или были очень, очень молоды.

Мисс Хэйс рассмеялась при этих словах, но Шанс не понял почему.

Мистер Франклин снова вернулся к документам:

– Случалось ли вам подписывать какие-нибудь бумаги во время вашего проживания здесь, мистер Шанс?

– Нет, сэр.

– Тогда каким образом вы получали жалованье?

– Я не получал никаких денег. Меня кормили, очень хорошо кормили, и я ел столько, сколько хотел. У меня есть своя комната с ванной и окном в сад, и мне сделали отдельную дверь. Мне подарили сперва радио, а потом телевизор, большой цветной телевизор с дистанционным управлением. Там еще есть будильник, чтобы будить меня по утрам.

– Да, да, я знаю, о чем вы говорите,– сказал мистер Франклин.

– Мне разрешили ходить на чердак и брать любой из костюмов Старика. Они на мне очень хорошо сидят. Вот посмотрите,– и Шанс показал на свой костюм.– Еще у меня есть пальто Старика, и туфли Старика, хотя они мне немного малы, и рубашки Старика, хотя у них тугие воротнички, и галстуки Старика, и…

– Ясно, ясно,– сказал мистер Франклин.

– Живительно, как современно вы одеты,– неожиданно вмешалась мисс Хэйс.

Шанс улыбнулся.

– Странно, насколько нынешняя мужская мода напоминает моду двадцатых годов,– пояснила она свою реплику.

– Ну, ну,– сказал мистер Франклин, пытаясь сохранить невозмутимый вид,– не хотите ли вы сказать, что мой гардероб несколько устарел?

Он повернулся к Шансу:

– Следовательно, у вас не было никакого договора о найме?

– Не думаю.

– Покойный никогда не предлагал вам жалованья или платы в какой угодно форме?– еще раз переспросил мистер Франклин.

– Нет. Мне никто ничего не предлагал. Я редко видел Старика. Он не спускался в сад с тех пор, как я посадил кусты на левой стороне, а они уже выросли мне по плечо. Тогда еще не было телевизора, только радио. Я помню, что работал в саду и слушал радио, а Луиза спустилась и сказала сделать радио потише, потому что Старик уснул. Он и тогда уже был очень болен и стар.

Мистер Франклин чуть не подскочил в своем кресле.

– Мистер Шанс, я думаю, что нам будет легче разобраться с этим делом, если вы предоставите какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность и место жительства. Начнем с этого. Ну, скажем, чековую книжку, водительские права, медицинскую страховку – что угодно…

– У меня ничего этого нет,– сказал Шанс.

– Любую бумагу, удостоверяющую ваше имя, адрес и дату рождения.

Шанс молчал.

– Свидетельство о рождении?– заботливо подсказала мисс Хэйс.

– У меня нет никаких документов.

– Нам необходимо доказательство того, что вы действительно проживали здесь,– твердо сказал мистер Франклин.

– Но у вас есть я,– сказал Шанс,– какие вам нужны доказательства? Я здесь.

– Может, вы когда-нибудь болели – я хочу сказать, обращались к врачу или были госпитализированы? Поймите же,– прибавил он устало,– все, что нам нужно, это доказательство того, что вы действительно работали и проживали в этом доме.

– Я не болел,– сказал Шанс.– Ни разу.

Мистер Франклин заметил, с каким восхищением мисс Хэйс посмотрела на садовника.

– Ясно,– сказал он,– ну тогда хотя бы имя вашего дантиста.

– Я никогда не был у дантиста. Я никогда не выходил из дому, и ко мне никому не разрешали приходить. Луиза иногда куда-то ходила, а я – никогда.

– Буду с вами откровенен,– сказал мистер Франклин в явном отчаянии,– у нас нет ни одного документа о том, что вы проживали здесь, или получали какое-либо вознаграждение, или были застрахованы покойным.– Он немного помолчал.– А налоги вы платили?

– Нет,– сказал Шанс.

– А в армии служили?

– Нет. Но я видел солдат по телевизору.

– Вы приходились покойному родственником?

– Не думаю.

– Предположим, все, что вы говорите, правда,– сказал Франклин, подводя черту.– Итак, наследство покойного. Есть ли у вас претензии?

Шанс не совсем понимал, о чем его спрашивают.

– Я в полном порядке, сэр,– ответил он осторожно.– Все отлично. Сад в прекрасном состоянии. Дождевальные установки совсем новые.

– Скажите мне,– вмешалась мисс Хэйс, встав с места,– что вы теперь собираетесь делать? Вы хотите устроиться на другую работу?

Шанс поправил черные очки на переносице. Он не знал, что ответить. Почему он должен искать другую работу?

– Я хочу остаться здесь и работать в моем саду,– сказал он спокойно.

Мистер Франклин порылся в разложенных на столе бумагах и взял листок, на котором было что-то красиво напечатано.

– Это всего лишь формальность,– сказал он, протягивая бумагу Шансу.– Будьте любезны, прочитайте это сейчас и, если у вас нет возражений, подпишите там, где галочка.

Шанс взял бумагу в обе руки и внимательно посмотрел на нее. Он попытался прикинуть, сколько времени положено читать одну страницу. У людей в телевизоре на то, чтобы прочесть юридический документ, уходило всегда разное время. Шанс знал, что если не умеешь читать и писать, то в этом нельзя ни в коем случае признаваться. В телевизоре над людьми, которые не умеют читать и писать, часто издевались. Шанс изобразил на лице сосредоточенность, нахмурил лоб и ухватился за подбородок большим и указательным пальцами.

– Я не подпишу,– сказал он, возвращая бумагу юристу.– Я не могу это подписать.

– Ясно,– сказал мистер Франклин.– Означает ли это, что вы собираетесь предъявить иск?

– Нет, я просто не могу подписать,– ответил Шанс.

– Как вам будет угодно,– сказал мистер Франклин, начиная собирать свои бумаги.– Я должен известить вас, мистер Шанс, что эти помещения будут закрыты для доступа завтра в полдень: все двери и калитка будут опечатаны. Если вы действительно тут проживали, вам необходимо до этого времени освободить вашу комнату и вынести свое личное имущество.– С этими словами он извлек из кармана визитную карточку и протянул ее Шансу.– Здесь мое имя и телефон нашей фирмы.

Шанс взял визитную карточку и положил в карман. Он знал, что ему пора к себе в комнату. В это время по телевизору шла программа, которую Шанс никогда не пропускал. Он встал, попрощался и вышел из кабинета. На лестнице он выбросил карточку мистера Франклина.