Текст книги "Предсказание богини"

Глава 8

Алекс была очень рада тому, что уже знала, как обращаться с лошадью. У нее был опыт: до отдаленных мест в прерии можно было добраться только верхом. И вообще она всегда предпочитала лошадь раздражающему жужжанию мотора и резким звукам вездеходов. Конечно, конные прогулки по два часа не больше чем два раза в неделю не идут ни в какое сравнение с дальним походом, в который она отправилась с армией Боудикки. Но, во всяком случае, она знала, как заставить лошадь идти вперед, остановиться или повернуть в нужном направлении.

И вот они уже целый день продвигаются по девственному лесу.

И все же ей было о чем беспокоиться – Карадок. Друид не отходил от нее ни на шаг. При обычных обстоятельствах Алекс была бы не против, если бы за ней увивался эффектный мужчина, но то, что она сейчас находится в армии Боудикки и к тому же в должности жрицы богини Андрасте, вряд ли можно назвать обычными обстоятельствами.

Карадок заставлял ее нервничать. И еще как!

Все было бы не так сложно, если бы им удалось побыть вдвоем. Но в центре марширующей армии совершенно невозможно было уединиться, хотя Боудикка распорядилась не беспокоить друида и жрицу. Она хотела, чтобы у них была возможность поговорить о том горе, которое их постигло.

Так они ехали, перед всей армией, в пределах видимости Боудикки и ее окружения, но все же вне их слышимости.

– Ты не с Моны, – так Карадок начал разговор, когда стало очевидным, что их наконец оставили наедине.

– Нет, – сказала Алекс. Не только совет ее матери заставил ее не говорить неправду. Она и сама чувствовала, что правда – это единственный вариант для нее, и полностью доверилась своей интуиции.

Карадок бросил на нее удивленный взгляд:

– И ты даже не пытаешься отрицать это?

– Но это не имело бы смысла, правда?

Он молча уставился на нее.

– Я хотела спросить, сколько ты прожил на острове до того, как римляне его атаковали?

– Больше половины из своих двадцати пяти лет я жил на священном острове Мона.

Алекс потеряла дар речи. Место, которое он столько лет называл своим домом, было разрушено. «И ему двадцать пять! На десять лет меньше, чем мне!» Алекс собралась с мыслями и сказала:

– Вот видишь. Разве я могла убеждать тебя, что пришла со священного острова, который был твоим домом, если ты не видел меня раньше.

– Но я видел тебя раньше, – возразил Карадок.

– Что? Как?

Избегая взгляда Алекс, воин смотрел прямо перед собой.

– В моих снах. Я видел твое лицо и слышал твой голос много ночей подряд.

От удивления Алекс не успела подумать, надо в этом признаваться или нет, и выпалила:

– И ты тоже снился мне. Только я не видела твое лицо. Я слышала твой голос и видела твою татуировку. – Она остановилась в надежде, что он посмотрит на нее и она по выражению его лица поймет, какие чувства он испытывает. – Но ты действительно видел меня во сне?

Карадок кивнул:

– Ты была странно одета.

Алекс посмотрела на льняную тунику друида и кожаные штаны, которые были вышиты такой же буквой S, какую изображала его татуировка. Если бы и она ясно видела его во сне, тоже решила бы, что он странно одет, и легко представила, какими необычными должны были показаться ее футболка и джинсы этому древнему кельту.

– Ты сказал, что слышал мой голос. Что я говорила? – спросила Алекс, она решила не обсуждать их одежду.

Он так долго не отвечал, что Алекс подумала, что он не хочет отвечать на ее вопрос. Она уже собиралась сказать что-то банальное о погоде, но, к счастью, не успела, он все-таки ответил:

– Ты просила меня подождать и обещала прийти ко мне. – Он повернулся в седле, заглянул ей прямо в глаза и потребовал: – Откуда ты пришла, Повелительница душ, и что тебе нужно от меня?

Алекс лихорадочно соображала, что ему ответить, как не открыть всей правды и в то же время не солгать. Желая протянуть время, она тихо произнесла:

– Пожалуйста, не называй меня Повелительницей душ.

– Блонвен. Откуда ты пришла? – повторил он.

– Я не могу тебе этого сказать, – заявила она.

– Можешь объяснить, почему я не должен говорить Боудикке, что ты ее обманываешь?

– Я не собираюсь причинять Боудикке вред. Я уважаю королеву и считаю, что она права.

– И все же это не объясняет, почему я должен молчать об этом.

Алекс пыталась придумать достаточно вескую причину, которая удовлетворила бы Карадока, когда воздух за его спиной замерцал и снова появился призрак его матери. Женщина села сзади него на лошадь и улыбнулась, жестом приглашая Алекс продолжать.

Алекс вздохнула и решила, что она не позволит духу отвлечь ее.

– Я здесь не из-за Боудикки или ее войны. Та причина, по которой я оказалась среди вас, может иметь очень серьезные последствия для всего мира. И я не могу сказать тебе больше. – «Ты все равно не поверишь», – добавила она про себя. – Но даю тебе слово, что я желаю Боудикке только добра.

– И все же ты лжешь ей.

– Только потому, что я вынуждена это делать. Во всех остальных случаях я говорю только правду.

– Я знаю, что ты можешь говорить с душами умерших. Ты бы не смогла описать одежду, в которой похоронили мою мать, если бы не видела ее, и я знаю, что ты не могла бы сама выдумать ее слова. Но я не верю, что ты настоящая Повелительница душ. Эдан рассказал, что он просил твоей помощи призвать дух его отца, но ты отказала ему.

Вконец раздраженная, Алекс возмутилась:

– Я сказала Эдану, что сделала бы это, если бы могла, но я не могу призывать души!

– Все Повелители душ могут вызывать к себе духов.

– Только не я. Я могу только говорить с ними.

– Возможно, это потому, что твое умение связано с темными силами?

– Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Я не могу вызывать духов, потому что не знаю, как это делается. И я никогда не пробовала. Я знаю, что, как друид, ты можешь посчитать это странным, но не все хотят общаться с духами, – добавила она, не в силах сдержать сарказм в голосе, хотя его мать смотрела на нее неодобрительно. – Они частенько надоедают, мягко говоря. – Она посмотрела на незваную гостью, о которой не подозревал Карадок, и добавила: – И еще они любопытны. Чересчур любопытны.

– Ну, это уж слишком широкое обобщение. И не очень вежливое, – заметила мать Карадока.

– Вежливо это или не вежливо, но это правда, – заявила Алекс, обращаясь одновременно к обоим.

Он уставился на нее с выражением недоверия:

– И ты не обучалась искусству общения с духами?

– Нет.

Он покачал головой, очевидно все еще не веря ей.

– Тогда ты не можешь быть жрицей Андрасте. Это обман. И очень серьезный.

Алекс не отвечала. Ей нечего было сказать. Нет, она не была жрицей богини Андрасте, но в то короткое время, когда она проводила церемонию благословения, она почувствовала истинную связь с этой землей, этим временем и, возможно, даже с богиней этого мира. Слова Карадока напомнили ей о том, что здесь она была чужой. Она должна найти, взять и уйти. На этом ее миссия заканчивалась.

– Скажи моему сыну, что он не вправе решать, кто должен и кто не должен служить великой богине, – сказала мать Карадока.

Но Алекс только покачала головой. Не было смысла повторять ее слова. Она действительно была здесь лишней.

– Скажи ему, дитя, – настойчиво просил ее дух. – Это материнская привилегия – делать замечания ребенку, который стал… – Она замолчала, очевидно подыскивая подходящее слово.

– Несносным? – предложила Алекс вслух.

– Я хотела сказать, слишком предубежденным, – пояснила женщина.

– Несносным? Это вопрос? – спросил Карадок.

– Нет, это ответ. Твоя мать пыталась подобрать подходящее слово, чтобы описать твой характер. А я попыталась ей помочь.

– Моя мать снова с нами?

– Да, она сидит прямо за тобой.

Карадок резко обернулся, задев локтем бесплотный призрак матери. Его лошадь испугалась и всхрапнула.

Никак не встревоженная этим движением, его мать положила руку на плечо Карадока.

– Все хорошо, мой милый, – прошептала она.

Тронутая теплотой ее голоса, Алекс сказала:

– Она говорит, что все хорошо.

Карадок успокоил лошадь и, продолжая поглаживать ее гриву, спросил:

– Что еще она говорит?

Его мать подняла брови и многозначительно посмотрела на Алекс. Алекс тоже подняла брови, но все же сказала:

– Когда она появилась, сказала, что это не твое дело решать, кто достоин, а кто не достоин служить богине.

Резкий взгляд Карадока показался Алекс забавным.

– Моя мать так сказала?

Алекс пожала плечами:

– Я не собиралась говорить тебе этого, но она настояла на том, чтобы я передала ее слова. Она сказала, что делать замечания ребенку – ее материнская привилегия.

Короткий приступ смеха Карадока, казалось, удивил его самого не меньше, чем Алекс. Выражение его лица смягчилось, прибавив его чертам такую теплоту и привлекательность, что Алекс почувствовала, как у нее загорелись щеки. Когда Карадок посмотрел на нее, он все еще улыбался.

– Я скучал по ней. Ты можешь сказать ей это?

– Она тебя слышит, – заверила его Алекс. – Она все еще здесь. – Потом помолчала и добавила: – Ее рука лежит у тебя на плече.

Медленно Карадок поднял руку и положил на левое плечо. На какой-то момент его рука и рука его матери соприкоснулись.

– Я тебя люблю, мой золотой Шелки, – с грустью, ласково произнесла она. Потом ее тело начало таять и вскоре совсем исчезло.

Алекс было тяжело говорить, но наконец ей удалось совладать с собой, и она передала Карадоку слова его матери:

– Она ушла, но перед этим сказала, что любит тебя.

Рука Карадока вернулась на луку седла, он кивнул, но ничего не сказал.

Они продолжали путь в молчании. Карадок был явно поглощен своими мыслями, и у Алекс появилась возможность его изучить. Она сразу поняла, почему мать назвала его золотым. Его длинные волосы, собранные сзади кожаным ремешком, были цвета чистого золота. Загорелая кожа, гладкая и здоровая, тоже имела золотистый оттенок. Даже в его глазах насыщенного янтарного цвета блестели золотые крапинки. Как и многие кельты, Карадок был высоким. Его лицо было выразительным и излучало силу. Пока она рассматривала его, ей пришла в голову забавная мысль, что Карадок напоминает ей молодого Марлона Брандо, когда он был полон энергии и излучал уверенность и сексуальность.

Вдруг она опомнилась и поняла, что Карадок больше не смотрит задумчиво вдаль. Вместо этого он уже некоторое время наблюдает за нею.

– Кажется, я должен извиниться перед тобой, – сказал он.

Она посмотрела на него с непониманием и удивлением:

– За что?

– Я сомневался в твоей связи с Андрасте.

– О, ну я… – Алекс запнулась, пытаясь каким-то образом сказать правду и при этом не испортить свою миссию.

– Нет, я был не прав, что подвергал сомнению твою преданность богине. Ты правда не та, кем кажешься, но одно я знаю точно – ты отмечена богиней Андрасте и по праву можешь считаться ее жрицей.

– Откуда ты знаешь это?

Его улыбка стала грустной.

– Последние десять лет своей жизни моя мать была верховной жрицей Андрасте. Она не стала бы делать мне замечание, если бы ты не служила богине. Поэтому, как видишь, я должен попросить у тебя прощения за свои неверные суждения.

– Прощаю, – сказала Алекс, чувствуя себя несколько смущенной, когда до нее дошел смысл его слов.

Карадок кивнул и продолжил:

– Когда моя мать последовала за богиней, она делала вещи, которые казались мне загадочными и даже странными. Она много раз говорила мне, что мужчинам не понять богиню Андрасте. Ты своим поведением только еще раз подтверждаешь слова моей матери.

Алекс не знала, что ответить. Его мать – верховная жрица Андрасте! Тогда почему она так спокойно восприняла ее обман? Алекс вспомнила разряд, который она ощутила, когда прикоснулась к дереву, и то, как испытала спокойное чувство уверенности, когда вызывала благословение богини.

Ей вдруг подумалось: «Может, в этом мире действительно существует богиня, и она говорила со мной?»

Глава 9

Остальную часть дня между Алекс и Карадоком уже не ощущалось прежнего напряжения. Отчасти потому, что им сложно было оставаться наедине всю дорогу, другой же причиной было то, что Карадок просто перестал задавать вопросы Алекс. На исходе дня Боудикка отдала приказ армии покинуть тропу, которой они до этого следовали, и направиться в лес. Вместе со всеми остальными Алекс была занята тем, что вела свою лошадь и уклонялась от веток. Пока она боролась с густыми ветвями, у Карадока не было возможности возобновить разговор. Единственными его репликами в адрес Алекс были: «Осторожно, ветка!»

К тому времени, когда Боудикка распорядилась разбить лагерь, Алекс окончательно уверилась в том, что ноги у нее отнялись. После того как она сползла с лошади, ей потребовалась вся сила воли, чтобы не упасть тут же на землю. Все остальные спрыгивали с лошадей, проворно выбирались из повозок, а некоторые практически вприпрыжку шли к лагерю. Никого, казалось, не утомил длинный дневной переход. Алекс поняла, что ей не удастся свернуться клубочком где-нибудь в сторонке, не привлекая к себе внимания.

Люди работали усердно и без устали – разбивали лагерь, готовили ужин, правда, были необычно молчаливы. Алекс вызвалась помочь Миране и Уне устанавливать шатер Боудикки, в этом своем умении она была уверена, в прерии ей часто приходилось ночевать в палатке.

Во время работы рядом с девочками она спросила Мирану:

– Почему все такие тихие? Прошлой ночью было по-другому.

– Мы близко к Лондиниуму. Люди сегодня будут говорить тихо. Костров будет меньше. Мы не хотим, чтобы римляне знали, что наша армия рядом и что многие из них сегодня ночью спят в последний раз.

Алекс почувствовала дрожь при мысли о предстоящей битве и неизбежных потерях.

– Ты сегодня сияла.

Удивленная словами младшей девочки, Алекс улыбнулась Уне. Она не имела понятия, о чем говорит ребенок. Девочки всю дорогу ехали рядом с Боудиккой, и Алекс заметила, что Уна почти ничего не говорила. А если все же произносила два-три слова, ее голос был безжизненный и невыразительный. Но сейчас она выглядела оживленной.

– Я сияла? Когда? – спросила Алекс с улыбкой.

– Когда ты просила благословение богини сегодня утром. Ты дотронулась до дерева, и я увидела, что ты сияешь.

Слова девочки застали Алекс врасплох, она не ожидала ничего подобного. Она пыталась придумать, что ответить, когда услышала тихий голос Мираны:

– Мне ты не сказала, что видела, как Блонвен сияла.

Уна пожала плечами:

– А зачем мне тебе говорить? Ты тоже смотрела. Ты видела ее.

– Да, я видела, но только, как она окропила землю и говорила с богиней. Я не видела, что она сияла. Значит, это должна была увидеть только ты.

Глаза Уны, так похожие на глаза ее матери, расширились. Она сомкнула губы, дважды покачала головой, скрестила руки в жесте, похожем скорее на защитный, чем выражающий несогласие, и вышла из палатки. Мирана грустно вздохнула и взяла очередную шкуру, чтобы устроить еще одну постель.

– Не понимаю, – задумчиво произнесла Алекс, глядя на проем в палатке, через который только что исчезла Уна, и думая, должна ли она пойти за ней.

– Она видела, как ты сияла, когда богиня коснулась тебя во время ритуала. – Старшая сестра сказала это таким тоном, будто это все объясняло.

Теперь пришла очередь Алекс вздыхать.

– Это я поняла. У меня не укладывается в голове – почему это так расстроило Уну?

– Моя сестра больше не хочет верить в богиню, но она видела своими глазами, что богиня коснулась тебя. Значит, она есть и следит за нашим лагерем.

– Но почему это ее так огорчило?

Мирана оставила шкуры и повернулась к Алекс:

– Потому что эта богиня позволила римлянам избить маму и изнасиловать нас. Уне проще верить, что богини не существует, чем верить, что она могла допустить такое и не вмешаться.

Алекс почувствовала себя не в своей тарелке.

– Мне так жаль, что это случилось с вами, – тихо проговорила она, потому что не знала, как выразить свою печаль.

Мирана коротко кивнула и вернулась к своей работе.

– А ты, Мирана? – Алекс чувствовала, что должна спросить девочку. – Ты все еще веришь в богиню?

Мирана повернула голову и посмотрела не Алекс:

– Я верю, что мама отомстит за нас.

Ужин у костра королевы прошел в тишине, но вовсе не уныло. Пока Алекс ела свою порцию тушеной оленины, она размышляла над тем, что предчувствие чего-то необычного и воодушевление в лагере было таким сильным, что казалось осязаемым. Люди Боудикки были полны сдерживаемой энергии, от которой звенел воздух.

Королева лично следила за всем. Вечер плавно перетекал в ночь, Боудикка ходила по лагерю, разговаривала с мужчинами, женщинами, гладила головки детей. Своим спокойствием она вселяла в них уверенность во всем, что они делают и что им предстоит сделать. Алекс не переставала удивляться тому, насколько люди проникались ее духом и как они верили ей.

Обойдя лагерь, Боудикка вернулась к костру, с благодарностью приняла кубок меда и выпила напиток, а потом пригласила Карадока и Алекс сесть рядом с ней.

– У меня есть просьба к вам обоим, – сказала Боудикка.

– Конечно, моя королева, – отозвался Карадок.

Алекс кивнула, молча соглашаясь. Кто посмел бы отказать королеве?

– Я хочу, чтобы вы оба оставались с моими дочерьми во время завтрашней битвы. Охраняйте моих детей. Вот моя просьба.

– Я буду защищать их ценой моей жизни, – поклялся Карадок.

– Я сделаю все, чтобы защитить их, – поддержала его Алекс, жалея, что вместо кролика не захватила с собой автоматическую винтовку.

Боудикка улыбнулась:

– Спасибо, друзья мои. Я буду спокойна, если вы будете рядом с ними.

Ее рука нашла пустой круг на конце ожерелья, где должна была быть вторая часть медаль она.

– Катус завтра вернет мне это, и ожерелье моего мужа снова будет целым.

Наблюдая за королевой, Алекс увидела, что за ее словами кроется больше, чем желание вернуть кусочек бронзы. Она понимала, что королева говорит о единстве своей души, о той малой толике зла, которую она могла исправить. Боудикка не может вернуть невинность своих дочерей, она не в состоянии стереть зверство, которое пережили девочки. Она могла вернуть только одну часть сломанной мозаики и продолжать жить с тем, что ей осталось после всех ужасов, пережитых ее семьей.

В кругу воинов, везде следовавших за Боудиккой, произошло движение. Группа расступилась, пропуская вперед молодого кельта, который, тяжело дыша, подбежал к королеве и упал на колени перед ней.

– Что ты выяснил, Гедвин? – спросила она.

– Их защищает только Девятый легион! – Гедвин отдышался и продолжал: – Светоний не вернулся с острова Мона с остальными легионами. Он задержался там, хотя и слышал, что ты выступаешь против него, моя королева. Люди Лондиниума похваляются, что им нечего бояться армии, ведомой женщиной.

Улыбка Боудикки была жестокой.

– Тогда мы покажем им, как они ошибались насчет иценов!

Он поклонился ей:

– Да, моя королева! Боудикка встала.

– Отдохните и приготовьтесь. Мы атакуем Лондиниум на рассвете с востока. Солнце будет вставать за нашей спиной. Завтра римляне поплатятся за то, что причинили вред королеве иценов и разозлили ее мстительную богиню!

Пока воины, мужчины и женщины, собирались вокруг Боудикки, касаясь ее и прося ее благословения на завтрашний день, Алекс встала и тихо скрылась под покровом ночи.

Алекс направилась к шатру королевы, ее не оставляло мрачное предчувствие.

История утверждала, что Боудикка одержит победу в Лондиниуме. Но Алекс беспокоила не возможная смерть королевы в завтрашней битве. Боудикка победит. Возможно, она даже найдет Катуса и заберет украденную часть медальона.

Но что потом? Сорвать ожерелье с шеи королевы и вернуться в будущее? Самая мысль об этом заставляла Алекс содрогнуться.

Алекс подошла к палатке королевы, но не могла заставить себя войти внутрь. Возможно, девочки уже были там. Она не могла сейчас видеть тихое отчаяние Мираны или боль и злость Уны. Она может только усугубить их травму. Ожерелье – это священный символ власти их матери, это все, что осталось им от отца. Алекс, которая притворялась жрицей их богини, должна была его украсть.

Но если она не сделает этого, мир, каким она его знает, будет разрушен.

Она вздохнула, подошла к большому камню и села около маленького, весело журчащего ручейка недалеко от палатки королевы. Валун стоял у высокого старого дуба и образовывал вместе с ним скамейку. Алекс присела и тут же почувствовала, как у нее болит тело от долгой дороги. Она попыталась устроиться поудобнее, но вскоре бросила эту затею и стала всматриваться в молчаливый лес. Луна была почти полной, от нее исходил волшебный свет и падал на водную гладь, словно превращая ее в жидкое серебро. Весенняя ночь была теплой, дул легкий ветерок. Усталая, Алекс сняла туфли, подобрала тунику и опустила ноющие ноги в прозрачную прохладную воду. Это было восхитительно. Она болтала ногами в воде и только стала подумывать о том, чтобы снять тунику и искупаться, когда появились призраки.

Они вышли из леса, с другой стороны ручья. Алекс узнала старика, который уже говорил с ней раньше, и некоторых других, которые постоянно находились поблизости от армии во время перехода, но ни во что не вмешивались.

– Есть вещи, которые мы хотим обсудить с тобой, Повелительница душ, – сказал старик.

– Да, у нас есть вопросы, – поддержала его женщина, выглядевшая слишком молодой и здоровой, чтобы умереть. Но Алекс знала, что духи могут принимать внешность любого возраста. Они не застывали во времени и могли представать в любом виде, за что Алекс была им благодарна, с тех пор как увидела первого призрака в своей жизни.

– А еще нам есть что рассказать тебе, – заявил другой мужчина. Он был одет в тунику, так ярко окрашенную красным, что, даже полупрозрачная, она сияла в лунном свете.

Алекс прислонилась головой к дереву, закрыла глаза и тяжело вздохнула. Она знала, что если до сих пор призраки оставляли ее в покое, то это не могло продолжаться вечно. Ну почему они не могли оставить ее хоть на какое-то время наедине с собой! Она была совершенно измучена. Ее задание здесь уже вызывало непредвиденные проблемы, и она сейчас была не в состоянии решать еще и чужие, с которыми к ней обращались мертвые с завидной регулярностью.

– Я хочу, чтобы вы ушли отсюда и оставили меня в покое, – пробормотала она скорее себе, чем им.

Спиной она почувствовала сгусток энергии, который перетек от старого дерева и прошел через ее тело. Алекс резко открыла глаза и увидела другие небольшие сгустки энергии – светящиеся волны тумана, – расходившиеся от ее дерева в сторону леса. Когда они достигли призраков, то поглотили их и унесли прочь.

– Черт! – вскрикнула Алекс. – Как я это сделала?

– Ты воспользовалась энергией этого древнего дерева конечно же. – Из тени вышел Карадок. – Что это за место, где жриц не учат черпать священную силу леса?