Текст книги "Анна Леопольдовна"

Фаина Гримберг
Анна Леопольдовна

Анна Леопольдовна. Биографическая статья

Из энциклопедического словаря. Изд. Брокгауза и Ефрона. т. II. СПб., 1890

Анна Леопольдовна, правительница Российской империи, родилась в Ростоке 7 декабря 1718 г. от герцога мекленбур-шверинского Карла-Леопольда и супруги его Екатерины Иоанновны (внучки царя Алексея Михайловича), была крещена по обряду протестантской церкви и названа Елизаветой-Екатериной-Христиной. Молодая Елизавета недолго оставалась при отце. Грубый, деспотичный нрав герцога принудил Екатерину Иоанновну покинуть мужа и вместе с дочерью возвратиться в Россию в 1722 году. Родители Елисаветы едва ли особенно заботились о ее воспитании. На это воспитание, по-видимому, обращено было некоторое внимание лишь по воцарении младшей сестры герцогини Екатерины – Анны Иоанновны, когда снова возник вопрос о престолонаследии. Анна Иоанновна, как известно, не имела прямых наследников; для того чтобы оставить после себя законных преемников, императрица по совету гр. Остермана, гр. Левенфольда и Феофана Прокоповича выразила намерение назначить наследником престола кого-либо из будущих детей молодой племянницы своей Елисаветы. Это намерение сразу придало Елисавете особенное значение при дворе. Феофану Прокоповичу поручено было наставлять ее в православной вере, а 12 мая 1738 г. Елисавета приняла православие и названа Анной в честь императрицы. Анна Иоанновна заботилась не только о духовном, но и светском воспитании племянницы. Для этих целей она избрала ей в наставницы г-жу Адеркас – женщину умную и опытную, не оказавшую, однако, благотворного влияния на духовное развитие своей воспитанницы; есть также упоминания об учителе принцессы, Геннингере. Но плохое воспитание, данное принцессе А., не мешало императрице думать о выдаче ее замуж. Выбор первоначально пал на маркграфа бранденбургского Карла, родственника короля прусского. Уже начались переговоры по этому делу; но встревоженный венский двор поручил фельдмаршалу Секендорфу, находившемуся тогда в Берлине, всеми мерами воспрепятствовать успешному исходу таких переговоров. Секендорф действовал настолько удачно, что дело расстроилось, и из Вены последовало предложение выбрать в женихи принцессе А. принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского, племянника императрицы Римской. Предложение не было отвергнуто, и молодой принц приехал в Петербург в феврале 1733 года. Хотя принц и не понравился А. Л., тем не менее ей пришлось считать его своим женихом. А между тем естественное чувство влекло ее в другую сторону. Ей особенно нравился молодой, красивый граф Карл-Мориц Линар, посланник саксонский. Г-жа Адеркас не только не препятствовала, но прямо благоприятствовала сношениям своей воспитанницы с ловким графом. Интрига обнаружилась летом 1735 года, и г-жа Адеркас потеряла место а граф Линар был отослан под благовидным предлогом обратно к саксонскому двору. Принцессу тем не менее через четыре года выдали замуж за принца Антона; 3 июля 1739 года пышно отпразднована была эта свадьба, а через 13 месяцев (12 августа 1740 г.) у молодых супругов родился сын Иоанн.

В это время здоровье императрицы уже стало внушать серьезные опасения. Возникал вопрос о том, кому поручить управление государством. Манифестом 5 октября 1740 г. государыня «определила в законные после себя наследники внука своего принца Иоанна». Но до совершеннолетия принца необходимо было назначить регента. Вопрос официально оставался нерешенным почти до самого дня кончины императрицы. Лишь 16 октября, за день до смерти, Анна Иоанновна регентом назначила Бирона. Манифест 17 октября 1740 года, извещавший о кончине императрицы Анны Иоанновны, давал знать, что согласно воле покойной, утвержденной ее собственноручной подписью, Империя должна быть управляема по особом у уставу и определению, которые изложены будут в указе Правительствующего Сената. Действительно 18 октября обнародован был указ, которым герцог Бирон, согласно воле императрицы, назначался регентом до совершеннолетия принца Иоанна и таким образом получал «мочь и власть управлять всеми государственными делами как внутренними, так и иностранными».

Хотя назначению Бирона в регенты способствовали важнейшие придворные чины и сановники государства (А. П. Бестужев-Рюмин, фельдмаршал Миних, канцлер кн. Черкасский, адм. гр. Головкин, д. т. сов. кн. Трубецкой, оберштальмейстер кн. Куракин, ген. пор. Салтыков, гофмар. Шепелев и ген. Ушаков), тем не менее сам Бирон сознавал всю шаткость своего положения. Регент поэтому начал свое управление рядом милостей: издан был манифест о строгом соблюдении законов и суде правом, сбавлен подушный оклад 1740 г. на 17 копеек, освобождены от наказания преступники, кроме виновных по двум первым пунктам: воров, разбойников, смертных убийц и похитителей многой казны государевой. В то же время сделано было распоряжение для ограничения роскоши в придворном быту: запрещено носить платья дороже 4-х рублей аршин. Наконец, дарованы милости отдельным лицам: кн. А. Черкасскому возвращен камергерский чин и дозволено жить где захочет. В. Тредиаковскому выдано 360 руб. из конфискованного имения А. Волынского. Все эти милости показывали, что и сам Бирон далеко не был уверен в прочности своего положения, а эта неуверенность, разумеется, еще более возбуждала против него общественное мнение. В гвардии послышались недовольные голоса П. Ханыкова, М. Аргамакова, кн. И. Путятина, Алфимова и др. Явились доносы на секретаря конторы принцессы Анны, М. Семенова, и на адъютанта принца Антона-Ульриха, П. Граматина. Движение это было тем опаснее для Бирона, что недовольные не только отрицали права герцога на регентство, но прямо задавали вопросы, почему же регентами не назначены были родители молодого принца? Естественно поэтому, что центрами этого движения против регента были принц Антон, а затем и сама А. Л. Еще за 11 дней до смерти императрицы подполковник Пустошкин, узнав о назначении принца Иоанна наследником, проводил мысль, что от российского шляхетства надо подать государыне челобитную о том, чтобы принцу Антону быть регентом. Хотя попытка Пустошкина не удалась, принц Антон тем не менее стремился переменить постановление о регентстве и по этому поводу обращался за советом к Остерману и Кейзерлингу, а также находил поддержку и сочувствие в вышеназванных представителях гвардии. Испуганный Бирон велел арестовать главных его приверженцев, а в торжественном собрании Кабинета министров, сенаторов и генералитета 23 окт. заставил Антона-Ульриха наравне с другими подписать распоряжение покойной императрицы о регентстве, а через несколько дней принудил принца отказаться от военных чинов. Самой гвардии грозил также разгром: Бирон поговаривал о том, что рядовых солдат дворянского происхождения можно определить офицерами в армейские полки, а места их занять людьми простого происхождения. Таким образом и эта попытка сделать принца Брауншвейгского регентом окончилась неудачей. Но кроме принца Антона, во всяком случае, не менее законные притязания на регентство могла иметь А. Л. Слишком слабая и нерешительная для того, чтобы самой осуществить эти притязания, принцесса нашла себе защитника в лице графа Миниха. Честолюбивый и решительный фельдмаршал рассчитывал, что в случае удачи он займет первенствующее положение в государстве и поэтому немедленно взялся за дело. Седьмого ноября А. Л. жаловалась фельдмаршалу на свое безвыходное положение, а в ночь с 8 на 9-е, с согласия принцессы, он вместе с Манштейном и 80 солдатами полка арестовал регента, ближайших его родственников и приверженцев. Самого герцога особая комиссия приговорила даже к смертной казни 7 апреля 1740 г., а Бестужева – к четвертованию 27 января 1741 г. Наказания эти, однако, смягчены: Бирон был сослан в Пелым, Бестужев – в отцовскую пошехонскую деревню на житье без выезда.

Таким образом 9-го ноября, по низвержении Бирона, А. Л. провозгласила себя правительницей. Странно было видеть бразды правления в руках доброй, но ленивой и беспечной внучки царя Иоанна Алексеевича. Плохое воспитание, какое она получила в детстве, не вселило в нее потребность к духовной деятельности, а при полном отсутствии энергии жизнь принцессы превращалась в мирное прозябание. Время она проводила большей частью лежа на софе или в карточной игре. Одетая в простое спальное платье и повязав непричесанную голову белым платком, А. Л. нередко «по несколько дней сряду сидела во внутренних покоях, часто надолго оставляя без всякого решения важнейшие дела, и допускала к себе лишь немногих друзей и родственников любимицы своей фрейлины Менгден или некоторых иностранных министров, которых она приглашала к себе для карточной игры». Единственной живой струей в этой затхлой атмосфере была прежняя привязанность правительницы к графу Линару. Он снова послан был в Петербург в 1841 г. королем польским и курфюрстом саксонским для того, чтобы вместе с австрийским послом Боттой склонить правительницу к союзу с Австрией. Для того чтобы удержать Линара при дворе, А. Л. дала ему оберкамергерский чин и задумала женить его на своей любимице – Менгден. Ввиду этой женитьбы Линар поехал в Дрезден просить об отставке, получил ее и уже возвращался в Петербург, когда в Кенигсберге узнал о низвержении правительницы.

А. Л., как видно, неспособна была к управлению. Расчеты Миниха, казалось, оправдались. 11 ноября вышел указ, по которому генералиссимусом назначался принц Антон, но «по нем первым в империи велено быть» графу Миниху; в то же время графу Остерману пожалован был чин генерал-адмирала, кн. Черкасскому – чин великого канцлера, гр. Головкину – чин вице-канцлера и кабинет-министра. Таким образом Миних стал заведовать почти всеми делами внутреннего управления и внешней политики. Но это продолжалось недолго. Указом 11 ноября многие остались недовольны. Недоволен был принц А., которому чин генералиссимуса, по словам самого указа, будто бы уступил Миних, хотя и имел на него право; недоволен был Остерман, ибо приходилось подчиняться сопернику, мало знакомому с тонкостями дипломатии; недоволен был, наконец, и гр. Головкин тем, что ему нельзя было самостоятельно управлять внутренними делами. Враги воспользовались болезнью фельдмаршала для того, чтобы склонить правительницу к ограничению власти Миниха. В январе 1741 г. Миниху велено было сноситься с генералиссимусом обо всех делах, а 28 числа того же месяца поручено заведовать сухопутной армией, артиллерией, фортификацией, кадетским корпусом и Ладожским каналом. Управление внешней политикой снова передано Остерману, внутренними делами – кн. Черкасскому и гр. Головкину. Раздосадованный Миних подал прошение об отставке: к великому его горю это прошение было принято. Старый фельдмаршал уволен был «от военных и статских дел» указом 3 марта 1741 г. Немало способствовал такому исходу дела хитрый Остерман, который на время и получил первенствующее значение. Но и ловкому дипломату, благополучно пережившему столько дворцовых переворотов, трудно было лавировать среди враждовавших придворных партий. Семейная жизнь принца и принцессы не отличалась особенным миролюбием. Быть может, отношения А. Л. к графу Линару – с одной стороны, а с другой – та досада, с какой принц Антон смотрел на неотразимое влияние, оказываемое фрейлиной Ю. Менгден на правительницу, служили причинам разногласия между супругами. Разногласие это длилось иногда по целой неделе. Им злоупотребляли министры для собственных целей. Гр. Остерман пользовался доверием принца. Этого было достаточно для того, чтобы гр. Головкин, враг Остермана, оказался на стороне правительницы, которая иногда поручала ему весьма важные дела без ведома супруга и графа Остермана.

При малоспособности лиц, стоявших во главе управления, и борьбе министров нечего было ожидать особенно богатой результатами внешней и внутренней политики. Из внутренних распоряжений в правление А. Л. в сущности замечателен один «регламент или работные регулы на суконные и каразейные фабрики, состоявшийся по докладу учрежденной для рассмотрения о суконных фабриках комиссии». Вопрос этот возбужден был по ходатайству Миниха в 1740 г.; 27 января того же года для ознакомления с фабричным бытом и составления проекта нового законодательства по фабричной части назначена была особая комиссия. Выработанный ею проект законодательного акта касательно суконных и каразейных фабрик принят правительством почти без всяких изменений и издан в виде указа 2 сент. 1741 г. Регламент содержал постановления относительно фабричного производства; так, напр., фабричные машины и все приспособления должны были находиться в порядке, материал, потребный для производства, надо было заготовлять за благовременно, сукна следовало выделывать определенных размеров и качества. Фабриканты не имели права рабочих заставлять работать свыше указанной регламентом нормы (15-ти часов) и должны были выдавать рабочим известное жалованье (напр., от 18 до 50 руб. в год), могли наказывать провинившихся даже телесными наказаниями, за исключением разве слишком тяжелых, как кнута и ссылки на каторжные работы. Фабриканты должны были держать госпитали при фабриках, а в случае успешного производства наравне с мастерами получали поощрительные премии. Кроме этого указа никаких важных внутренних распоряжений при А. Л., по-видимому, не было сделано.

Это отчасти разъясняется тем, что внимание правительства обращено было главным образом на внешнюю политику. 20 октября 1740 года умер император Карл VI без прямых наследников. Фридрих II, получивший от отца богатую казну и хорошее войско, воспользовался затруднительным положением Австрии для того, чтобы захватить большую часть Силезии. Мария Терезия обратилась поэтому к державам, гарантировавшим Прагматическую санкцию, но немедленной помощи ниоткуда не последовало. Решение этого вопроса зависело главным образом от той политики, какой будут держаться Франция и Россия. Задача французской политики ясно была поставлена еще в XVII веке. Эта политика направлена была к раздроблению Германии, что обусловлено было, главным образом, ослаблением Габсбургского дома. Для этих целей и в данном случае Франция поддерживала дружеские сношения с Пруссией и интриговала в Порте и Швеции против России для того, чтобы помешать ее вмешательству во враждебные отношения Фридриха II с Марией Терезией, вмешательству, которое, как предполагали французские дипломаты, должно было, конечно, иметь в виду выгоды Австрии. Но предположения французских дипломатов оказались не совсем верными. Сильным приверженцем союза с королем прусским был Миних. Он помнил те неприятности, какие ему лично, да и самой России оказывала австрийская политика во время турецких войн прошлого царствования, и поэтому настаивал на союзе с Пруссией. Несмотря на то что сама правительница и принц Антон предпочитали союз с Австрией, фельдмаршалу удалось настоять на своем. Уже 20 января король проявлял свое удовольствие о заключении договора между Россией и Пруссией. Но при заключении такого договора русское правительство не прекратило дружеских сношений с австрийским двором и оказалось, таким образом, в союзе с двумя враждовавшими соседями. Положение это осложнилось еще враждебными отношениями к Швеции. Благодаря французскому золоту Швеция получила возможность улучшить вооружение армии; в то же время шведская молодежь, рассчитывая на слабость правительства А. Л., надеялась отнять Выборг. 28 июля шведский надворный канцлер выразил М. П. Бестужеву в Стокгольме решимость короля объявить войну, а 18 августа 1741 г. по этому же поводу издан был манифест от имени императора Иоанна. Главным начальником шведского войска в Финляндии назначен был гр. Левенгаупт, главнокомандующим русских войск – Ласси. Единственно важным делом этой войны было взятие Вильманстранда русскими войсками (23 августа), причем шведский генерал Врангель со многими офицерами и солдатами попался в плен. Война эта закончилась в пользу России уже при императрице Елисавете Абосским миром.

Итак, о мире после шведской войны заботилось уже новое правительство – правительство императрицы Елизаветы Петровны. Переворота можно было ожидать давно. Уже при избрании Анны Иоанновны слышались глухие намеки о правах Елизаветы Петровны на престол всероссийский. При императрице Анне дочь Петра находилась под своего рода полицейским надзором, должна была жить тихо и скромно. После смерти Анны Иоанновны недовольные регентством Бирона высказывались не только в пользу Брауншвейгской фамилии, но и в пользу Елисаветы (капрал Хлопов, матрос Толстой), причем эти лица ближе стояли к народу, чем придворные, защищавшие права принца Антона и его супруги. Дочь Петра, конечно, пользовалась большей народной любовью, чем А. Л., отличалась ласковым обращением и щедростью, которые привлекали многих, недовольных слабым правлением принцессы. К действию внутренних причин примешались и интересы иностранной дипломатии. Франция надеялась на помощь будущей императрицы против Габсбургского дома, Швеция рассчитывала на уступку с ее стороны некоторых из захваченных Петром Великим владений и даже объявила войну правительнице в расчете на ближайший переворот. Елизавета Петровна воспользовалась всеми этими благоприятными условиями. Она успела составить себе партию (маркиз де-ла-Шетарди, хирург Лесток, камер-юнкер Воронцов, бывший музыкант Шварц и др.) и поспешила осуществить свое предприятие под влиянием тех подозрений, какие возымел двор. Правительница даже получила из Бреславля письмо, в котором прямо намекали на предприятия Елизаветы и советовали арестовать Лестока; поэтому 24 ноября издан был указ о том, что гвардия, преданная Елизавете, должна выступить в Финляндию против шведов. Узнав об этом, Елизавета Петровна решилась действовать. В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года она вместе с не сколькими преображенцами явилась во дворец и захватила правительницу с семейством. Вслед за тем арестованы были Миних, Остерман, вице-канцлер граф Головкин. Утром 25 ноября все было кончено и издан манифест о восшествии на престол императрицы Елизаветы.

Таким образом намерение А. Л. провозгласить себя императрицей осталось неосуществленным. После переворота 25 ноября императрица Елизавета первоначально думала отправить ее вместе с семейством за границу; намерение это выражено в манифесте 28 нояб. 1841 г. Брауншвейгская фамилия действительно отправлена была 12 декабря по пути в Ригу и прибыла сюда 9 января 1742 г. Но попытка камер-лакея А. Турчанинова убить императрицу и герцога Гольштинского, предпринятая в пользу Иоанна Антоновича, а также интриги маркиза Ботты, подполковника Лопухина и других, интриги, имевшие в виду ту же цель, наконец, советы Лестока и Шетарди арестовать Брауншвейгскую фамилию заставили Елизавету Петровну изменить свое решение. Уже по прибытии в Ригу принц Антон с женой и детьми (Иоанном и Екатериной) содержались под арестом. 13 декабря 1742 г. Брауншвейгская фамилия переведена была из Риги в Дюнамюнде, где у А. Л. родилась дочь Елизавета, а из Дюнамюнде в январе 1744 года препровождена была в Раненбург (Рязанск. губ.); вскоре затем, 27 июля того же года, вышел указ о перемещении принца Антона с семейством в Архангельск, а оттуда в Соловецкий монастырь. Дело это поручено было барону Н. А. Корфу. Несмотря на беременность А. Л., осенью 1744 г. Брауншвейгская семья должна была отправиться в далекий и тяжелый путь. Путь этот особенно тяжел был для А. Л., так как она кроме болезни испытала большое горе: ей пришлось расстаться с фрейлиной Менгден, которая до Раненбурга сопровождала ее всюду. Но путешествие не было окончено. Барон Корф остановился в Шенкурске за невозможностью в это время года продолжать путь и поместил Брауншвейгскую фамилию в Холмогорском архиерейском доме. Барон настаивал на том, чтобы здесь и оставить заключенных, не перевозить их далее в Соловки. Его предложение было принято. Указом 29 мар. 1745 г. Корфу разрешено возвратиться ко двору и сдать арестантов капитану Измайловского полка Гурьеву.

Сохранился рисунок места заключения Брауншвейгской семьи. На пространстве шагов в 400 длиной, шириной столько же стоят три дома и церковь с башней; тут же находятся пруд и что-то похожее на сад. От невзрачного жилья, запущенного двора и сада, которые сдавила высокая деревянная ограда с воротами, вечно запертыми тяжелыми железами, веет уединением, скукой, унынием… Здесь в тесном заключении жили принц Антон и принцесса Анна с детьми, без всяких сношений с остальным живым миром. Пища была нередко плохая, солдаты обращались грубо. Несколько месяцев после приезда состав семьи увеличился. У А. Л. 19 марта 1745 г. родился сын Петр, а 27 февраля 1746 г. сын Алексей. Но вскоре после родов, 7 марта, А. Л. умерла от родильной горячки, хотя в объявлении о ее кончине для того, чтобы скрыть рождение принцев Петра и Алексея, и сказано было, что она «скончалась огневицей». Погребение А. Л. происходило публично и довольно торжественно. Всякому дозволено было приходить прощаться с бывшей правительницей. Самое погребение совершено было в Александро-Невской лавре, где погребена была и Екатерина Иоанновна. Сама императрица распоряжалась похоронами.