Текст книги "Взрыв на макаронной фабрике"

– Да, – посочувствовала я, – в наше время опасно быть антикваром. А что его родственники? Наверное, распродали всю коллекцию с молотка?

– А что родственники? У дяди Феликса только жена была. Намного моложе его, между прочим! Любил он ее, просто страсть! Катюша то, Катюша се… Баловал, конечно. Да она, в общем-то, неглупая. Универ закончила, на работу устроилась юрисконсультом, кажется. А насчет коллекции… Зачем же ее продавать? Денег там и так полно: от мужа остались, сама неплохо зарабатывает, да и папенька время от времени подкидывает.

– А кто у нас папенька? – спросила я, уже предполагая ответ.

– Ювелир. Он в Москве живет. Очень известный человек. Катька говорила, что он в Алмазном фонде консультантом работал. Сейчас-то, конечно, на пенсии уже. Но все равно к нему иногда обращаются за советом и для оценки бриллиантов, золота…

Полина продолжала что-то говорить, но я ее уже не слышала.

«Вот это я удачно пришла! – думала я. – Ай да Катюша! Папенька – ювелир, муженек – антиквар. Интересно, а Веник знает, что за птичка ему попалась? Надо будет его потрясти как следует!»

Из размышлений меня вывел оглушительный вопль Полины:

– Прекратите немедленно! Слезай с нее сейчас же!

Девушка вскочила со скамейки и, сжав кулачки, затопала ногами. Я перевела взгляд на газон, где резвились наши собачки. Н-да, резвиться-то они резвились, но уже в несколько ином направлении.

– Женька, их надо растащить! Я Шурку вообще стерилизовать хотела! Мне щенки не нужны!

– Не надо их растаскивать, – отрезала я. – Это психологическая травма для собачек.

– Да-а, травма! А у меня из-за этой травмы щенки будут! – взвизгнула Шуркина хозяйка.

– У тебя точно не будет, – успокоила я ее. – Если повезет, то и у Шурки тоже. Ну а коли все-таки появятся, я их себе заберу.

– Всех?

– Всех до единого!

Полина несколько успокоилась. Она вновь опустилась на скамейку и усмехнулась:

– Нет, ну Шурка-то какова? Ни одного кобеля из клуба к себе не подпускает, а тут…

– Любовь, – глубокомысленно изрекла я.

Закурив сигарету, я заметила, что в нашу сторону направляется Рассел. На его лице привычно сверкала американская улыбка.

– Чего это он лыбится? – удивилась моя собеседница. – Больной, что ли?

– Да нет, – я махнула рукой, – он американец.

– Бывает, – сочувственно вздохнула Полина и растянула губы в улыбке.

– How do you do, mister…

– Доуэрти. Рассел Доуэрти. Я говорить по-русски, – торопливо пояснил американец.

По правде говоря, он правильно сделал, ибо акцент у Полины был ужасающий: что-то среднее между горловым пением народов севера и любителем-самоучкой французского языка из глухой глубинки.

– Женька, – обратился ко мне Рассел, – это есть твой важный встреча?

Я взглянула на часы: половина шестого. В шесть подъедет Катерина. Стоит ли ехать домой или лучше дождаться ее здесь? Немного подумав, я решила все-таки съездить домой. Во-первых, нужно отвезти американца – нечего ему под ногами путаться. Неизвестно, может, Катерина в присутствии мужчины не пожелает со мной откровенничать. А во-вторых, Рудольфу тоже пора домой. Вон как утомился, бедняга. В самом деле, песик, ошалев от страсти, уселся на травке и уставшими глазами следил за своей подругой, которая радостно носилась вокруг избранника.

– Нет, – ответила я Расселу, приняв решение, – это не та встреча. Поехали, Рас, я тебя отвезу домой, а потом вернусь.

Мы попрощались с Полиной, не забыв обменяться телефонами на тот случай, если на ее Шурке все же скажутся последствия знакомства с моим любвеобильным Рудольфом, загрузились в машину и покатили в сторону дома. Когда мы уже вырулили на шоссе, навстречу нам на огромной скорости промчался черный джип «Мерседес», именуемый в народе «чемоданом». Не сбрасывая скорости, он влетел в тот же двор, откуда только что выехали мы.

– Придурок! – выругалась я, стараясь унять сердцебиение. – Кто так ездит?!

Если не считать этого небольшого происшествия, то добрались мы благополучно: гаишники остановили меня всего-то три раза, что, при моем стиле вождения, равносильно гражданскому подвигу, у новенькой машины ничего не отвалилось и бензин не закончился посреди дороги. Я высадила Доуэрти возле дома, всучила ему сонного Рудольфа и, снабдив американца ценными указаниями, поехала обратно.

Полина по-прежнему сидела на скамейке. Увидев меня снова, она удивленно округлила глаза.

– Женька! Ты чего? Забыла что-нибудь?

– Не-е, я к Катерине Шульц.

Полина нахмурилась и поджала губы:

– Не думала, что ты водишь дружбу с этой… Я с тобой как с человеком, а ты… Топай-топай, она уже дома!

Я глубоко вздохнула и двинулась к подъезду. Возле него стоял тот самый джип, с которым я так удачно разминулась несколько минут назад.

– У-у, гад! – прошипела я и, проходя мимо, изо всех сил пнула ногой по колесу.

Автомобиль в знак протеста взревел сигнализацией. Я быстренько юркнула в подъезд, дабы не возбуждать нездоровое любопытство местных граждан к своей персоне.

Благополучно миновав дюжего и чересчур бдительного секьюрити на входе, я поднялась на третий этаж и решительно позвонила в массивную, обшитую деревянными панелями дверь. Звукоизоляция была что надо, поэтому я, как ни прикладывала ухо к двери, не услышала ни трели звонка, ни шагов хозяйки. Лишь выстрелы отпираемых замков заставили меня отпрянуть.

– А-а, это ты, – слегка разочарованно протянула Катерина. – Ну, проходи…

Она отступила на шаг назад, пропуская меня в квартиру. Немного ошарашенная таким приемом, я все же отсоветовала себе обижаться и учинять скандал, вовремя вспомнив, что пришла сюда по делу.

Квартира вдовы антиквара и дочери ювелира поражала богатством и изысканностью. В холле пол был застелен персидским ковром ручной работы. Ходить по нему в уличной обуви было бы просто кощунством, и я непроизвольно потянулась к туфлям.

– Не разувайся, – проронила хозяйка, дырявя шедевр ковроткачества здоровенными шпильками. – Проходи в гостиную, вторая дверь направо, а я соображу чего-нибудь выпить!

С этими словами Катенька растаяла в воздухе, а я на цыпочках прокралась в гостиную.

«Интересно, а Веник здесь часто бывает? Шлепает, наверное, по персидским коврам как по асфальту!» – подумала я, оглядываясь.

Стены гостиной были обтянуты натуральным темно-бордовым шелком с золотым тиснением. Старинные канделябры бросали мягкие блики на стены и очень органично дополняли такую же старинную люстру. Мебель вся без исключения была антикварной, начиная от венских стульев с гнутыми ножками и обивкой в тон стенам и кончая великолепной горкой, отделанной позолотой. На одной из стен висела целая галерея фотографий в выполненных под старину багетах. Я подошла поближе, намереваясь выяснить, кто есть ху на них. За этим занятием меня и застала Катерина, вошедшая в комнату с серебряным подносом в руках.

– Веселые картинки рассматриваешь? – усмехнулась она, опуская поднос на низкий, массивный даже с виду журнальный столик. – Ничего там интересного, одно старье!

– Ну почему же? Вот мужчина – очень даже ничего. – Я ткнула пальцем в высокого худощавого и очень импозантного мужчину. – Кто это?

Не поворачивая головы, Катя ответила:

– Это мой муж. Филя.

– Муж? – Я с деланым удивлением вскинула брови. – Ты разве замужем? А Веник…

– Я вдова. Пять лет назад Феликс умер, – пояснила Катерина и налила себе в стакан добрую порцию виски. – Будешь?

– Не-е, я за рулем, – поспешно отказалась я. – Надо же, такой молодой мужчина…

– Какой там, хрен, молодой… Слушай, ты ко мне зачем пришла? О покойном Филе разговаривать?

Пришлось мне переместиться за журнальный столик. Я налила себе минералки и загрустила.

«Ну вот! И чего приперлась? – бичевала я себя. – Эта мымра вовсе не торопится делиться со мной тайнами своей личной жизни. Наверняка и адрес папашкин заныкает… А все же занятно получается: папенька – ювелир, муж, ныне покойный, антиквар. Интересно, а она знает, чем ее муженька убили?»

Бутылка перед Катериной стремительно пустела, а сама она заметно захмелела. Ее глаза как-то лихорадочно блестели, а на лбу проступили мелкие капельки пота.

«Все Веньке расскажу!» – злорадно решила я, допивая минералку.

Катерина тем временем заглотнула еще огненной воды и немигающим взглядом уставилась в окно, занавешенное тяжелыми шторами.

– Ненавижу! – неожиданно заявила она, а я удивленно заморгала: кого это она имеет в виду?

– Жизнь – дерьмо! – выдвинула очередной лозунг Венькина подружка. – Вот ты про мужа моего спрашивала…

Катька прицелилась в меня пальчиком с кроваво-красным маникюром:

– Убили его, ясно?! Я тогда еще в универе училась. Ты заметила, наверное, весь этот шик? – Мадам взмахнула рукой в неизвестном направлении. – Антиквариат, б…! Феликс обожал всю эту рухлядь. За какую-нибудь фиговину размером с букашку мог выложить сумасшедшие бабки. А оружие? На антикварные цацки он еще нормально реагировал, мог себя контролировать. Но стоило ему только увидеть какой-нибудь кинжал, тут же стойку делал, и все, прощай, крыша! Пошли! – Катерина неожиданно вскочила, но не удержала равновесия на высоких шпильках и сильно накренилась.

Я бросилась ей на помощь. Вдова антиквара вцепилась мне в руку бульдожьей хваткой и еще раз повторила:

– Пошли, сейчас увидишь!

По винтовой лестнице, которая притулилась в углу гостиной, мы поднялись на второй этаж. Катька, подобно революционному паровозу, тащила меня за собой по длинному коридору, слабо освещенному антикварными светильниками. Наконец, когда я уже потеряла надежду когда-нибудь избавиться от ее хватки, мы остановились перед дубовой дверью. Катя решительно распахнула ее и втолкнула меня внутрь.

– Смотри! – крикнула она.

Судя по всему, мы были в кабинете покойного Феликса Круглова, антиквара и страстного любителя холодного оружия. О последнем пристрастии хозяина кабинета говорила одна из стен. На ней висел огромный гобелен, на котором расположился целый арсенал железа. И чего здесь только не было: и ножи, и кинжалы, и кривые турецкие сабли, шпаги, стилеты. На специальной подставке тускло поблескивал настоящий самурайский меч.

– Мама! – прошептала я пересохшими губами.

Как-то сразу стало понятно, что у покойного Феликса было мало шансов стать долгожителем.

Тут мое внимание привлек прозрачный ящичек, стоявший на специальной, обитой темно-алым бархатом подставке. Под стеклом красовался… стилет. Но что это был за стилет! Широкая рукоятка, инкрустированная драгоценными камнями – изумрудами, рубинами, сапфирами, бриллиантами, – венчала пирамидальное лезвие стилета, таинственно мерцавшее в лучах искусственного освещения. Катерина, тонко улыбаясь, сидела за массивным рабочим столом своего покойного мужа.

– Это Челлини… – небрежно бросила она. – Хрен знает какой век. Все камни настоящие. Отец проверял.

– А сколько он стоит? – по-прежнему шепотом поинтересовалась я.

– А нисколько! – обрадовала меня хозяйка.

– Как так?

– А так! Это единственный экземпляр в мире. Его можно продать только на аукционе. Воровать бессмысленно – все равно не продашь.

– А если камушки поковырять? – не унималась я.

– А смысл? Каждый камень занесен в каталог. Цены такие, что годового бюджета России не хватит, чтобы купить хотя бы один из них…

Когда-то в розовом детстве я читала про Бенвенуто Челлини. Его заказчиками были принцы, короли, королевы, величайшие дома и императорские династии Европы. Жизнь, конечно, мастер прожил бестолковую, но шедевров после себя оставил множество. И вот теперь один из них я видела в непосредственной близости от себя. Передать словами душевное волнение, которое я испытывала в эту минуту, не берусь. Но тут в самый неподходящий момент раздался звонок в дверь.

Розовая дымка, витавшая передо мной, легонько звякнув, разбилась. Катерина, видимо, слышала этот звон, потому что досадливо сморщилась и, вполголоса матюгнувшись, пошла открывать. Я же продолжала любоваться шедевром средневекового мастера, но впечатление было уже не то. Впрочем, меня можно понять: из прихожей доносились возбужденные голоса. Со вздохом оторвавшись от произведения Челлини, я переместилась поближе к двери, чтобы расслышать, о чем спорят хозяйка и неизвестный гость. Голос принадлежал мужчине, причем, судя по всему, молодому. Красивый баритон с чувством выговаривал Венькиной подружке:

– Ты мне что говорила? Где экспертиза?! Мне бумаги нужны! По-твоему, я век должен здесь сидеть?! Ты же знаешь, каждый мент в вашем паршивом городишке меня рад зарыть. Надоело ждать. Да и дело стоит! Короче, три дня тебе, поняла? Не управишься в срок – пеняй на себя. Все брошу и слиняю отсюда к такой-то матери! Добра у меня достаточно – проживу!

Из коридора донесся звук пощечины и неразборчивое бормотание Катерины. Вслед за этим раздались звуки непонятной возни и Катькин голос, ставший вдруг визгливым и противным:

– Гад! Да все, что ты имеешь, ты получил благодаря мне! Вспомни, где я тебя подобрала! Если б не я, ты бы сдох в своем госпитале! А теперь перья распустил – добра у него, видите ли, достаточно… Козел!

– Лучше б я сдох! – проворчал незнакомец, заметно успокаиваясь. – До сих пор кошмары по ночам снятся…

Дальше мне стало неинтересно, ибо с первого этажа понеслись звуки поцелуев и малоразборчивое бормотание хозяйки. Да, темпераментный народ, ничего не скажешь! Сначала по ведру помоев друг на друга вылили, а теперь милуются. Впрочем, у каждого свои причуды.

Я отскочила от двери, ведущей вниз, и попыталась привести мысли в порядок.

«Что это? Кто это? Катька встречается и с Веником, и с этим типом? Господи, о чем это я?! При чем здесь Веник?! – Голова разламывалась от впечатлений. – Я здесь с единственной целью – узнать координаты папашки. Но судя по всему, Катька далека от откровений. И что за жизнь такая?! Все приходится делать самой! А Веника я все-таки хлорочкой спрысну – мало ли что».

Успокоив себя таким образом, я энергично стала осматривать кабинет покойного Феликса. Ящики рабочего стола оказались девственно– чисты. Кроме стопок писчей бумаги стандартного формата и великолепного качества и нескольких каталогов известных аукционов, там ничего не было.

«Черт! – разозлилась я. – Что такое не везет, и как с этим бороться!» Это про меня.

Тут я заметила на столешнице мобильный телефон Катерины. Схватив его, я влезла в справочник, мысленно поблагодарив всевышнего за то, что никакой блокировки на аппарате не было. Мне без труда удалось отыскать телефончик папаши Шульца.

– Ну хоть что-то, – проворчала я, переписывая номер на клочок бумаги.

Неожиданно трубка в моих руках ожила и завибрировала. На экранчике высветилась информация о поступившем сообщении. Я с детства знаю, что читать чужие письма, записки и прочие личные заметки нехорошо. Но тут… бес попутал, ей-богу! Объяснив себе, что мое любопытство – и не любопытство вовсе, а следственные действия, я нажала на кнопочку.

«Катерина, срочно. Плохо. Папа».

Интересная информация, а главное, бесполезная. Любящий папа сообщает любимой дочери о плохом самочувствии, только и всего. Стоило из-за этого нарушать собственные жизненные принципы? Я глубоко вздохнула: за последние несколько дней я слишком часто стала их нарушать, так что одним больше, одним меньше – какая разница?!

Вернулась Катерина. На ее левой щеке ярким пятном выделялся отпечаток пятерни.

– Извини, – улыбнулась она. – Сантехник заходил. У нас с водопроводом что-то не в порядке…

«Ну да, – мысленно усмехнулась я, – и он тебя случайно огрел смесителем по щеке. Однако я что-то не слышала, чтоб этот «сантехник» ушел. Значит, сейчас последует недвусмысленный намек на прощание… Что ж, я и сама уйду. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!»

Однако Катька не стала меня выставлять за дверь. Вместо этого она уселась за журнальный столик, налила себе в стакан виски и залпом его осушила.

– Ну, как тебе собрание железа? – поинтересовалась она, жуя тоненький кругляшок лимона.

– Впечатляет, – кивнула я. – А твой муж, случайно, не собирал драгоценные камни? Ну, изумруды всякие, бриллианты…

– Нет, – резко ответила вдова. – У меня с детства на камни аллергия. Видеть их не могу! У меня отец ими сильно увлекался, а мне они до смерти надоели. Я даже украшений с камнями не ношу…

В самом деле, холеные пальчики Катерины украшало единственное колечко из платины с золотом без единого драгоценного камня. На изящном запястье болтался браслет из тех же благородных металлов.

– А вот я люблю бриллианты, – протянула я. – Мне Ромка на годовщину подарил один камушек…

– Да? – Катька удивленно подняла бровь. – А мне казалось, что он подарил тебе машину!

– И машину тоже, – кивнула я, раздосадованная своим промахом. – Только машина как бы от имени всех, а бриллиантик Ромка от себя лично преподнес, уже ночью… Только я в них ничего не понимаю. Может, проконсультируешь меня, Кать?

– Нет, – отрезала она.

– А твой отец не мог бы…

– Папа сильно болен. Ему сейчас не до консультаций.

Настроение хозяйки изменилось. Теперь она явно тяготилась моим присутствием: нервно поглядывала на часы, висевшие в кабинете, бросала нетерпеливые взгляды на дверь – словом, давала понять, что аудиенция окончена.

– Ой, – воскликнула я и вскочила, – совсем забыла! Мне же к маникюрше надо! Ты уж извини, Кать, что так недолго пробыла у тебя в гостях…

– Да ладно, – махнула рукой хозяйка, – что я, не понимаю: маникюрша – дело святое! Я провожу тебя.

Она поднялась и провела меня до выхода. Из-за одной из многочисленных дверей до меня донесся шум льющейся воды и мужской голос, фальшиво распевавший:

 
Я шоколадный заяц,
Я ласковый мерзавец,
Я сладкий на все сто…
 

«О, сантехник, видать, репетирует!» – подумала я и хихикнула. Хозяйка смущенно улыбнулась и загремела замками. Наскоро простившись и пообещав передать огромный привет Венику, я отправилась восвояси.

У подъезда все еще красовался «Мерседес»-чемодан.

– Проклятый буржуин! – прошипела я и снова пнула машину ногой.

На скамейке в глубине двора до сих пор сидела Полина. У нее на коленях, свернувшись клубком, дремала Шурка.

– Привет. – Я плюхнулась рядом и закурила. – Ты ночевать здесь собралась?

– А чего дома делать? – пожала плечами Полина. – Телевизор надоел до смерти. Одни трупы и маньяки. А у нас этого добра и без того хоть отбавляй. Кстати говоря, у нас во дворе упорно ходили слухи, что твоя подружка, Катька, сама мужа убила…

– Как это? – Я округлила глаза. – Она убила Феликса?!

– Ну, не сама, конечно. Наняла кого-нибудь. Хотя бы любовника своего…

– С этого места подробнее, пожалуйста, – попросила я и затаила дыхание в ожидании интересного рассказа.

Смерти богатого антиквара и страстного любителя холодного оружия Феликса Круглова предшествовал ряд значительных и не слишком значительных событий. Первое, женитьба на дочери известного ювелира Шульца. Не стоит думать, будто Феликс соблазнился деньгами папеньки. Вовсе нет. Ювелир был беден как церковная мышь, ибо имел ряд моральных принципов, которые впитал с молоком матери. Во-первых, не воруй. Учитывая приобретенную профессию и социалистический режим, во время которого трудился Шульц, воровать и в самом деле было грешно. Во-вторых, живи так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор… Ну и так далее. Поэтому господин Шульц, проработав всю жизнь консультантом при Алмазном фонде и пропустив через свои руки по меньшей мере тонну драгоценных каратов, не имел в арсенале ни дачи, ни машины, ни даже мало-мальски приличной квартиры. Семья ювелира, состоящая их пяти человек (он сам, жена, дочь, теща и тесть), жила в обычной двухкомнатной «хрущобе». Феликс на самом деле полюбил Катеньку. Он воспылал настолько неземной страстью, что приобрел для семейства любимой шикарные четырехкомнатные апартаменты в центре столицы. Однако с условием: Катька должна стать его официальной женой. Дальше все как в сказке: сказано – сделано. Родители отпраздновали новоселье, а Катерина и Феликс свадьбу. «Молодой» муж баловал любимую как мог. У Катерины были все атрибуты шикарной жизни. Однажды Филя решил, что жене необходимо продолжить учебу – ведь девушка была чрезвычайно умна. Он предложил ей самой выбрать любое учебное заведение. Катя остановила свой выбор на юриспруденции. Первое время все шло просто замечательно: Катерина училась с упоением, муж был доволен, родитель и подавно. Однако вскоре наметились проблемы. Где-то на третьем курсе девушка познакомилась с таким же студентом, только на курс старше. Происходил он из ничем не примечательной семьи инженера и врача-гинеколога. Роман Катерины и ее избранника был очень бурным и весьма продолжительным. И третий, и четвертый курсы следили за развитием событий, затаив дыхание. Особенно предприимчивые студенты устроили своеобразный тотализатор. Катерина была готова на все, вплоть до развода со своим богатеньким мужем-антикваром. Совсем не таков был паренек. Он прекрасно понимал, что запросы Катьки велики. Да и его собственные были не меньше. Им нужны были деньги, и очень много…

Полина замолчала, переводя дыхание.

– А дальше? – поторопила я ее.

– А чего дальше? Дальше только предположения. Старухи во дворе говорили, что это Катькин любовник убил Феликса, пока она развлекалась на даче у подруги. Но сама знаешь, это информация из непроверенных источников. Впрочем, Катька вполне натурально изображала горе по поводу кончины своего супруга. Кто знает, может, она действительно любила своего старичка! К слову сказать, вопреки предположениям местных бабулек, она не вышла замуж сразу после гибели Фили. У нее даже и мужиков-то толком не было. Правда, в последнее время стали появляться. Но, я думаю, это так, для развлечения, а не для серьезного чувства.

– А как звали того студента? Ну, который с Катькой встречался?

– А я откуда знаю? – удивилась Полина. – Мне Катерина не докладывала. Да и какая теперь разница?

Домой я возвращалась со смешанным чувством. С одной стороны, все, что узнала, не давало мне абсолютно ничего в плане расследования убийств и поисках таинственного Родиона. Но с другой стороны… Вдруг убийца Феликса, Анастасии Романовой и неизвестного азиата – одно и то же лицо? Тем более что все три преступления были совершены одним и тем же оружием – стилетом, похищенным из коллекции господина Круглова. Да, было над чем подумать, ей-богу!

Собственное жилище встретило меня неожиданной пустотой и просто сказочным беспорядком. Такой бардак в последний раз я устраивала, когда по окончании курсов дизайнеров затеяла дома ремонт. Однако сейчас никакого ремонта не предвиделось, по крайней мере, с утра. Я точно помнила, что довезла Рассела и Рудольфа до подъезда, и по всем прикидкам они оба должны были быть дома. Однако ни того ни другого не наблюдалось. Я прошла по комнатам, заглянула на Венькину половину, в туалет, в ванную – никого.

– Интересно! – пробормотала я, опускаясь на диван. – Куда все подевались? Ну, Рассел-то понятно – мог к Вовке податься. А вот собачка моя где?

Я набрала номер рабочего телефона Ульянова.

– Слушаю, – отозвался следователь.

– Привет, Вовасик, – вежливо поздоровалась я. – Рассел у тебя?

– Нет. Он дома должен быть. А что?

– Значит, нету его у тебя, – проигнорировала я вопрос Вовки. – И Рудольфа тоже нет?

– Да что случилось-то, можешь толком объяснить?

– Не знаю. Я пришла домой, а их нет, хотя я точно помню, что привозила обоих. Вов, а может, их похитили?

– Кто? – подозрительно спокойно поинтересовался Ульянов.

– Ну, бандиты какие-нибудь. – Я пожала плечами. – А теперь выкуп начнут требовать. Чего делать-то, Вов?

Старший следователь издал какой-то нечленораздельный звук.

– Чего-чего? – не поняла я.

– Сиди дома и не двигайся, – прорычал родственник. – Скоро буду!

В трубке раздались короткие гудки.

– Хам! – подвела я итог и задумалась.

Надо что-то делать. Пока я ни на шаг не приблизилась к раскрытию двойного убийства. Да и таинственный Родион не найден. Единственное, что я знаю на данный момент, так это то, что кто-то в нашем городе занимается контрабандой якутских алмазов. Дело поставлено на широкую ногу. Плюс ко всему здесь каким-то образом замешана и компания «Алрос». Странное дело, но Вовка, кажется, на этот раз говорил правду: все, кто так или иначе причастен к этим алмазам, умирают. Вот и Рассел пропал вместе с моим Рудькой! Я горестно вздохнула. В этот момент раздался настойчивый звонок в дверь.

– Так, рассказывай! – велел Вовка Ульянов, протопав в ботинках по моим любимым коврам и оглядев невообразимый беспорядок. – Где были, что делали, ну и так далее.

– В ресторане были. Там мы обедали, – послушно начала я. – Потом Рудольфа женили, а потом я их обоих отвезла домой, а сама поехала…

– Куда?

– В гости к подруге. А теперь вот… Прихожу, а никого нет.

Мы немного помолчали.

– Вов, – робко начала я, – а про того дядьку что-нибудь удалось выяснить?

– Про какого дядьку? – не понял Ульянов.

– Про того… Убитого… Ну, казаха с бриллиантом… – ляпнула я и прикусила язык.

Господи, правильно говорят, язык мой – враг мой! Вовка же не знает, что в кармане у убитого был камушек.

В глазах у старшего следователя зажегся недобрый огонь, а лицо мгновенно окаменело, словно посмертная маска. Очень хорошо угадывалось, что дружеской беседы не получится.

– Та-ак… – туманно начал Вовка, но я его не слушала, ибо меня посетило озарение.

Да, вот так просто взяло и свалилось на мою голову. Весь этот ералаш в квартире объяснить более чем легко: искали бриллиант, который я изъяла у трупа! Но тут на пути бандитов внезапно возникли Рассел и отважный Рудольф. Бандиты недолго думая, их убили, а тела решили увезти, чтобы скрыть следы преступления. Представив себе американца и Рудольфа в виде «тел», я сдавленно всхлипнула и, закрыв глаза, застонала.

– Нечего слезы лить! – донесся до меня откуда-то издалека голос дорогого родственника. – Я тебе уже тысячу раз говорил, что…

Не обращая внимания на монолог Ульянова, я вскочила и ринулась в спальню, где был спрятан бриллиант. Вовка, не привыкший к такому невниманию со стороны обвиняемых, забыл, что хотел сказать, и остался сидеть с открытым ртом.

Как ни странно, в спальне был порядок. Ну, относительный, конечно. Дело в том, что я терпеть не могу застилать постель. Да и зачем, если вечером ее все равно разбирать? К тому же в течение дня я могу пару раз вздремнуть. А Рудольф вообще предпочитает проводить большую часть суток в кровати под одеялом. Поэтому однажды я решила, что неразумно тратить силы на процесс уборки кровати, и перестала это делать. Лишь иногда накидывала покрывало, чтобы соблюсти приличия. Вот и сейчас постель поражала своим беспорядком: одеяло комком, на подушке валяется моя пижама, Ромкин халат и кусочек морковки. Морковь – это, очевидно, из запасов Рудольфа. Поверх этого великолепия накинуто покрывало, сшитое моей маменькой. К слову сказать, так сразу и не определить, побывали здесь злодеи или нет. Я опустилась на четвереньки и заглянула под кровать. Там у меня находился очень даже неплохой тайничок, исполненный в виде тапки мужа, прибитой к полу. Первоначально это было шуткой. Я умирала от смеха, когда наблюдала за тщетными попытками Алексеева отодрать тапку от пола. А потом мне пришла в голову мысль, что из данного предмета обуви можно извлечь пользу. Частенько я прятала там денежные заначки, сигареты, если вдруг Ромка серчал на мою дурацкую привычку и выбрасывал пачки в окно. Мой песик тоже иногда употреблял тайник по назначению, откладывая в него стратегические запасы пищи на случай очередной диеты. В общем, тайник мне нравился, и я категорически запретила Ромке отдирать тапку от пола. В скором времени заботливая теща подарила любимому зятю новую домашнюю обувь, и он забыл о прибитой тапке. Я же убедила себя, что ни одному вору, если таковой вдруг окажется в нашей спальне, не придет в голову заглядывать в тапочку, завалившуюся под кровать. Так что за свой тайник я была спокойна.

Я стояла на четвереньках возле кровати и увлеченно ковырялась в тапке, пытаясь извлечь из него бумажку с бриллиантом. Дверь в спальню с шумом распахнулась, и на пороге возник Вовка с перекошенным от гнева лицом.

– Зайцева! – прорычал он и осекся, увидев, в какой позе я пребываю. – Ты чего там делаешь?

– Порядок навожу, – недовольно проворчала я, поднимаясь с колен. Камушек я нащупала и немного успокоилась. – Убийства убийствами, а жить в таком бардаке негоже. А ты чего хотел, Вов?

Я подняла на следователя чистый, наивный взгляд и захлопала ресницами. Вовка схватил себя обеими руками за голову, словно собирался ее свернуть, и со стоном опустился на кровать. В ту же секунду раздался громкий вопль на английском языке:

– Fuck you!

Вслед за тем последовало длинное и замысловатое ругательство на русском, но с сильным американским акцентом. Покрывало зашевелилось, и оттуда вынырнула голова похищенного и убитого Рассела. Тут же появилась и заспанная мордочка Рудольфа. Песик, потревоженный криком, недовольно сморщился и, что-то проворчав, залез обратно. Из-под покрывала отчетливо были слышны звуки собачьих ругательств. Оторопевший Ульянов стоял посреди комнаты, вытаращив глаза и сжимая в руке пистолет Макарова.

– О, Женька! – воскликнул Доуэрти и нацепил на сонную физиономию дежурную улыбку. – Пришла? А мы тут уснуть маленько…

Я хмыкнула и покосилась на Ульянова:

– Ты, Вова, пистолетик бы прибрал от греха подальше! А то, не приведи господь, пальнешь в заморского гостя. Зачем нам международный скандал? А ты, дорогой товарищ из Америки, расскажи мне: как ты оказался в моей спальне?

Вовка убрал пистолет, а Рассел очень доходчиво объяснил, что они с таксой играли в прятки. Рудольф, счастливый недавно свершившимся таинством бракосочетания с Шуркой, носился по квартире, снося по пути все предметы. То, что уронить не удавалось, он хватал зубами и тоже бросал. Чтобы отвлечь собачку от процесса разрушения, Рас решил с ней поиграть. Таким образом они и добрались до нашей спальни. При виде кровати Рудольф, забыв о том, что он молодожен, завалился спать. А сон, как известно, вещь заразная. Вот Рассела и подкосило.

– Ясно, – протянула я. – Еще вопрос: кто тебя так материться научил? Не каждый русский сможет столько этажей построить!

– О! Это Иваныч! – Американец гордо расправил плечи. – Я конспектировать незнакомый слова и учить!

– Какой Иваныч? – не поняла я.

– Кхм, – смущенно кашлянул Вовка Ульянов. – Это заместитель моего начальника, Михаил Иванович.

Я восхищенно присвистнула:

– Ничего себе! Это зампрокурора так разговаривает? Виртуоз!

– Да нет, Жень, – сморщился Ильич. – Он нормально разговаривает, а так он на нас ругается!

– Да, видать, сильно надо провиниться, чтобы вызвать такие эмоции. Однако мне сложно представить, как Иваныч кроет вас по матери, а Рассел все незнакомые слова прилежно конспектирует. Или он на бис повторял? Ты, Рас, перепиши мне конспектик, ладно? Я тоже подучу немного и при случае употреблю.