Текст книги "Стрижи на рекой"

– Таня, я не понимаю, зачем мне знать эти формулы и правила в математике, если я буду актрисой.

– А для чего мне учить стихи и знать все душераздирающие пьесы, если я хочу быть хирургом? – Дети хмуро смотрели на Татьяну.

– Павлик, – обратилась она к старшему, – у любого человека должны быть культура и цивилизованность. Вежливость и знания этикета, умение себя вести, правильно говорить, способность поддержать беседу, многосторонняя эрудированность. С такими людьми легко, они способны на поступки и имеют собственную позицию. Никогда не станут пешками в чьей-то игре. Именно такими хотели бы вас видеть ваши родители. Это важно для нас.

– Значит, важно и для меня, – серьезно ответил Павел.

– Для меня тоже! – немедленно откликнулась Вероника.

Вероника жила свободно, дерзко, с достоинством, так как знала, что самые близкие люди ценят ее очень высоко. Так же она относилась к себе и сама. Но никогда не была себялюбивой девочкой. Наоборот, она щедро одаривала вниманием всех, кого любила.

От матери Веронике передались ее пышные волнистые волосы цвета спелой пшеницы. При свете солнца они отливали золотом, а заплетенные в тугие косички – желтели, как подсолнух. И глаза цвета луговых трав! Но когда в них отражался солнечный лучик, они синели, и взгляд девочки казался бездонным. От отца девочке достались тонкие черты лица, соболиные брови, прямой, чуть вздернутый нос с трепетными тонкими ноздрями, пунцовый ротик и мягкий подбородок с ямочкой посередине. Фигурка у нее была худенькой, а характер – неугомонным.

– Бабушка, расскажи мне про маму, – просила она Евдокию, когда та укладывала ее спать.

– Твоя мама родилась в семье короля и жила в далекой стране, где у нее был дворец, много слуг и постоянные балы. Но однажды старый король захотел показать ей свою родину…

– И привез в Лещинск, где она встретила моего папу.

– Вот видишь, ты и сама все знаешь.

– Нет, расскажи, как папа влюбился в принцессу!

– Твой папа тогда получил отпуск после тяжелого ранения на германском фронте. Как-то ранним утром он подъезжал к реке на своем любимом жеребце Марсе. Он хотел напоить коня, но неожиданно увидел, что он не один. От реки по песчаному яру навстречу ему поднималась прекрасная девушка. Она была босиком, волосы ее были распущены, и она улыбалась.

– Это была моя мама?

– Да, она захотела встретить рассвет, поэтому встала раньше всех и незаметно покинула дом. Она как раз возвращалась, когда ей преградил путь один красивый казак.

– Это был мой папа?

– Да, это был Василий, и он предложил девушке покататься на его коне. Мама была очень скромной девушкой и понимала, что так делать нельзя, но согласилась.

– Почему это нельзя?

– Потому что существует этикет, и согласно ему, молодые незамужние девушки не должны оставаться наедине с мужчинами.

– Но это же был мой папа!

– Вот и мама так решила. Ей очень понравилась прогулка, потом она все время ждала его.

– И папа приходил?

– Каждый день, и они гуляли по нашему парку вдоль реки.

– А потом?

– Потом началась война, и они расстались, чтобы встретиться уже где-то далеко отсюда. Все, Вероника, пора спать.

– Как бы я хотела, чтобы меня тоже нашел принц. И чтобы он был похож на нашего Павлика, – пробормотала она, засыпая.

– Этот принц давно ждет, когда ты вырастешь, – прошептала Евдокия, перекрестив девочку.

У Вероники было еще одно любимое увлечение – она была заядлой садовницей. Любовь к саду ей привила Татьяна, которая всегда старалась принести в него что-то новое. Рядом с ней крутилась ее верная помощница Вероника. Весной Павел вскапывал землю, а Татьяна и Вероника сажали клумбы с цветами. Осенью рассаживали луковицы тюльпанов, укутывали на зиму кусты роз. Их сад благоухал с ранней весны до глубокой осени. Было странно, что на этом небольшом участке возможна такая эстетика. Татьяна была поклонницей английского сада и старалась привнести в посадки небрежность и естественность самой природы. Знойным летом они наполняли многочисленные бочки холодной водой из колодца, чтобы вечерами поливать сад.

Михаил допоздна сидел в саду вместе с верным Соколом, дышал запахом влажной после полива земли и курил. Он видел, что Павел и Вероника живут целостной жизнью, окруженные преданными друзьями. Их сердца стремятся навстречу будущему, верят в него и ждут встречи с ним.

Но это будущее может принести много боли, ведь не всегда с детьми будут близкие им люди. Но Михаил с удовлетворением отмечал, что его Павлик не такой уж беспомощный. Он абсолютно не терпел никакого высокомерия и превосходства. В таких случаях он сразу же терял интерес к собеседнику, холодно прощаясь с ним. Он держался подальше от известных сплетниц городка, которые пытались под видом сочувствия унизить близких людей Павла.

Михаил даже замечал, что, будучи наделенным яркой красотой, Павел совершенно не замечает этого. Его восторг вызывают высокие чувства: честь, достоинство, справедливость, сострадание. Когда же Павел встречался с соседом, его взгляд ничего не выражал, оставался равнодушным, и это всегда бесило Желткова. От Павла шла мощная волна духовности, которую Желтков воспринимал как чувство превосходства этого сопляка над ним, могущественным чекистом.

Когда уехал Павел, а за ним Татьяна, в доме Стрижевых появилась молодая поросль. Подросшая Вероника во многом старалась заменить Татьяну. Она умела прекрасно готовить, могла помочь Михаилу в его портновских делах, все горело в ее руках. Она продолжила украшать сад, но главное место в ее жизни стала занимать Наденька. Она возилась с ней, и это доставляло ей безграничную радость. Евдокия даже пыталась образумить внучку:

– Вероника, у тебя экзамены, еще тебе надо бежать в музыкальную школу, оставь Наденьку, я сама за ней посмотрю.

– Бабушка, как вы не понимаете, что я уже соскучилась по ней. Еще чуть-чуть, и я побегу на музыку. Сокол, присматривай за этой красавицей, – и верная овчарка терпеливо выносила все эксперименты, которые проводила с ней Наденька. Девочке особенно нравилось забираться на собаку верхом, а потом, смеясь, скользить по ее мягкой шерстке.

Вероника замечательно играла на пианино, у нее был прекрасный слух и голос, завораживающий преподавателей. Но романтичная Вероника неожиданно стала писать стихи. Стихи касались любви, она писала их в заветную тетрадку и прятала в сарайчике. Кабинет Павлика, так же, как и библиотека, перешли в полное владение девочки.

В сороковом году Веронике исполнилось пятнадцать лет. В семье Стрижевых уже знали, что Татьяна нашла своего Петеньку и вышла за него замуж. Радость от этого известия переполняла близких, но у Евдокии и Вероники взгляд печально останавливался на двухлетней Наденьке. В эти мгновения раздавался твердый голос Михаила:

– Вы что, не знаете, как девочка нуждается в матери? Тем более такой, как наша Татьяна! А о ней вы подумали? – И у двух его любимых женщин виновато висли носы. Михаил был абсолютно прав.

На Новый год к ним обещал приехать Павлик, которому пришла повестка в армию. Стрижевы с нетерпением ждали его, но больше всех – Вероника. Ей недоставало его всегда. Когда приезжал Павлик, мир снова становился для нее надежным и понятным.

Глава 9

Декабрь, 1940 год

– Павел, думаю, что краснеть за тебя не придется, – в просторной комнате за письменным столом сидел усталый майор. Павел стоял перед ним, спокойно смотря ему в глаза. Он пришел на призывной пункт военкомата, куда собрали многих студентов с его курса. Все были уже оповещены о месте службы и разошлись. Оставался один Павел, который терпеливо ждал, когда его пригласят в кабинет.

– Можете не волноваться, я вас не подведу, товарищ майор.

– Вот и прекрасно, подожди меня здесь, – майор вышел в коридор и вернулся с капитаном, внимательно взглянувшим на Павла.

– Познакомимся, я капитан Быстров. Пройдем, Павел в мой кабинет, – и капитан первый вышел из комнаты.

– Павел, я читал твое личное дело, – продолжил офицер, – и наблюдал за тобой некоторое время, пока ты учился. Я буду твоим командиром, и мы уезжаем через три дня. Но я понимаю, что для тебя очень важно проститься с близкими, поэтому даю такую возможность. Держи конверт, там билеты на поезд до Лещинска и обратно. Обычно так не делается, но, возможно, ты не скоро встретишься с родными.

– В какой род войск меня призывают? – задал единственный вопрос Павел.

– В пехоту, в нее, родимую, об остальном узнаешь на месте. Ну что, ты едешь, время пошло. Жду тебя через три дня в этом кабинете.

Павел вышел из здания и без раздумий направился к вокзалу – времени не оставалось, поезд отходил через час. Он немного пробыл в замешательстве. Его призвали в армию, но род деятельности оставался неясным. Что ж, в конце концов, он везде может послужить, уже не мальчик. Сейчас ему выпал шанс проститься с родными, и он им воспользуется. Даже несколько часов, проведенных в кругу любимых людей, согреют Павла в его дальнейшей армейской службе.

Почтово-багажный поезд медленно вез его в Лещинск, и к своему ужасу Павел видел, что выделенные три дня тают на глазах. Состав еле трогался, долго стоял на семафорах, пропуская скорые поезда, останавливался на всех разъездах и полустанках. К моменту приезда в Лещинск у Павла оставалось около четырех часов свободного времени.

Павел быстро шагал от вокзала, предвкушая радость от встречи со Стрижевыми, как кинется с разбегу в его объятия Вероника, как он подбросит маленькую Наденьку и потреплет по холке Сокола. Губы Павла растягивались в счастливой улыбке, когда он подходил к маленькому зеленому домику и видел, как приветливо горит свет в его окнах.

Все было именно так: он наконец попал в объятия близких людей. Евдокия заторопилась с самоваром, а Михаил утянул Павлика в большую комнату, где обычно кроил и шил. Но Наденька все же побывала в руках любимого братика, получив гостинец, без которого он к ней не приезжал. Единственное, что огорчило его – дома не было Вероники. Сегодня шла генеральная репетиция новогодней сказки, и Вероника была в театре. Павел понял, что туда ему придется бежать самому, потому что ждать времени не оставалось.

– Павлик, почему тебя призывают, не дав завершить курс?

– Не знаю, дядя Миша, везде такая таинственность. Мы даже не знаем, в каких войсках будем служить. Мне кажется, ребята попадут по медицинской части, а вот меня призывают в пехоту.

– Павлик, прошу, береги себя. Мы-то знаем, какой ты отчаянный. И это твоя вечная борьба за правду, будь осторожен, – Евдокия плакала и крестила любимого Павлика.

– Евдокия, перестань своими слезами портить нам этот вечер. Павел, я тоже думаю, что тебя призывают обучиться военному делу, а не бороться с несправедливостью. Прошу тебя, помни об этом, совершенствуй свое умение, но держись подальше от демагогов. Сам знаешь, какие сейчас времена, кругом процветают доносы и обман.

– Дядя Миша, можете мне дальше не объяснять, я вас хорошо понял, не волнуйтесь. Вы правы: моя цель – это отслужить положенный срок и вернуться в институт. Как раз сейчас мы стали подходить к интересующим меня предметам, жаль, что я не прохожу службу в одном из военных госпиталей.

– Павел, госпиталей на твой век хватит, береги себя, а мы тебя все будем ждать. Не забывай нам писать письма.

– Я обязательно напишу Татьяне уже из армии, а сейчас побегу в театр, встречусь с Вероникой. И мне надо спешить на вокзал.

Все вышли на зимнее крыльцо, чтобы проститься с Павлом. Сокол пытался запрыгнуть на грудь Павлика и облизать его нос. Глядя на эту картинку, заливисто смеялась двухлетняя Наденька. Евдокия не могла унять слез, поэтому лишь поцеловала Павлика в русый чуб. Михаил, обняв своего наследника, вновь сказал, чтобы он был осторожен.

– Павел, я не знаю, кто сейчас воспитывает солдат. Поэтому прошу, не кипятись, если они тебе покажутся грубыми, если будут смеяться, критиковать тебя или просто запретят тебе быть самим собой. Пройди через это. Будь выдержанным, но помни наш завет: сохранить свою честь, не пожалев и жизни.

– Спасибо, дядя Миша, я запомню эти слова. – Павел внимательно и без улыбки посмотрел на Михаила. Его взгляд выразил такое понимание, что Михаил махнул рукой и отвернулся, смахнув непрошеную слезу. Но Павлик уже обнимал его, чтобы быстро побежать в сторону театра. Все молча смотрели ему вслед. Наконец зашли за ворота и закрыли калитку.

– Он уехал надолго, чует мое сердце, – Евдокия рыдала в голос, почти повиснув на Михаиле. Он помог жене зайти в дом и бережно уложил на кровать.

– Евдокия, я и сам что-то почувствовал, но держи себя в руках. Ты же знаешь, кто Павлик для нашей Вероники, не будем пугать девочку своим воображением.

– Именно о ней я и думаю, он ее принц, хотя она сама еще не понимает этого.

– Я думаю, что она мудрее всех нас, – и Михаил тоскливо вздохнул.

Павел почти бежал к театру знакомой дорогой. Сколько раз он провожал и встречал здесь эту малолетнюю актрису, отчаянную Веронику. Они не виделись этим летом, потому что Павел работал все каникулы в больнице. Стрижевы знали, что увидятся с Павликом под Новый год, и с этим праздником были связаны надежды Вероники на встречу. Она не предполагала о его неожиданном призыве в Красную Армию.

Павел знал театр, как родной дом, и его тоже здесь все знали, от актеров до билетеров. Он незаметно открыл дверь и прошел в зрительный зал, где освещалась лишь одна сцена. На ней развивалось волшебное действие сказки «Золушка». На сцене царила злая мачеха, которая руководила своими несносными дочерьми-лентяйками, одну из которых и играла Вероника. Павел впился в девушку глазами: она была комично одета, безобразно причесана, но своими репликами смешила всех присутствующих актеров.

– Вероника, этот бал – триумф бедной Золушки, над которой вы с сестрицей вволю поиздевались. А ты перетягиваешь все внимание зала на себя. Зачем ты потеряла во время танца свою туфельку сорок первого размера?

– Ну, Виктор Николаевич, я хотела, чтобы было смешно, – виновато говорила его строптивая актриса.

– Я прошу тебя, делай все как в сценарии, не импровизируй. Это моя личная просьба к тебе, – и режиссер посмотрел на Веронику долгим испепеляющим взором. Вероника лишь кивнула, опустив голову.

Павел зачарованно смотрел на девушку: когда это она так успела вытянуться? Но она не просто вытянулась, она расцвела. Эта ее гибкая фигурка, божественно золотые волосы, эта стремительная легкая походка. Павел был околдован Вероникой, он слушал из зала звук ее голоса и цепенел: он уезжает, а она остается здесь. Какая несправедливость! Сейчас Павел понял, что никуда не хочет уходить от нее, но это невозможно, он должен бежать на вокзал. А эта проказница продолжает что-то творить на сцене, все заливаются смехом, а бедный режиссер хватается за голову. «Вероника, а ведь ты – моя звезда!» – вдруг подумал Павлик, выходя из темноты на свет перед сценой. Он даже не заметил этого, ошеломленный своим открытием. Ему казалось, что любовь придет к нему в другое время и где-то далеко отсюда. Но все случилось сейчас, и по сцене носилась эта принцесса, его идеал…

Глаза Павла на мгновение встретились с глазами распекаемой режиссером Вероники, те сначала округлились, а потом на лице девушки вспыхнула улыбка счастья. Она рванулась к Павлу, чтоб в ту же секунду провалиться в люк.

Режиссер и актеры уставились в яму, на сцену взлетел Павел, и это уже никого не удивило. Снизу раздался жизнерадостный крик Вероники:

– Виктор Николаевич, со мной все в порядке, я скоро поднимусь.

– Нет, не вставай, – крикнул Павел и уже сам нырнул в люк. Режиссер махнул рукой и объявил перерыв.

Вероника лежала под сценой и не могла подняться. Она протягивала руки к Павлу:

– Павлик, какое счастье, ты смог приехать раньше. Видел меня на сцене, как тебе моя роль? Не обращай внимания на Витеньку, потом он поймет, что я была права…

– Вероника, закрой рот на минуту. Ты можешь встать? Давай я тебе помогу, – Павел попытался поднять девушку, но она вновь опустилась на пол. Вероника, которая всегда могла терпеть боль, не подавая виду, сейчас застонала. Павел понял, что ее жизнерадостный голос – полное притворство. Он стал пальцами ощупывать ее щиколотки. Вероника застонала громче, Павел понял, что нашел причину.

– Вероника, у тебя банальный вывих, сейчас я его вправлю. Будет больно, но ты молчи. Своим криком ты можешь помешать творческому процессу.

– Давай, ты меня не знаешь, вот летом, когда я наступила на бутылочное стекло… А-а-а! – в этот момент Павел резко дернул ногу девушки. Та от боли и неожиданности вцепилась в плечи Павла и привлекла его к себе. Боль стала отходить, Вероника обнимала Павла, доверчиво прижимаясь к его груди. Павел на мгновение застыл, потом осторожно выпрямился с Вероникой на руках. Он знал здесь все переходы, поэтому быстро нашел коридор и ногой открыл дверь в костюмерную комнату, в которой когда-то царила Татьяна. Павел бережно уложил Веронику на диван, а сам сел рядом.

– Вероника, меня забирают в армию. Я приехал проститься, а сейчас мне надо бежать на вокзал. Мой поезд уходит через час.

Говоря эти слова, Павел крепко перевязал вывихнутую лодыжку девочки нашедшимся здесь же лоскутом ткани. Его руки задержались на этой безупречной ножке и погладили ее. Вероника побледнела. Он взял ее руки и поднес к своим губам. Вероника пристально, без улыбки, смотрела на него. Он прижал ее ладонь к своей щеке, Вероника резко села, а потом схватила голову Павла и прижала к своей груди. Павел отстранился и заглянул в эти бездонные колдовские глаза девушки: они, не мигая, смотрели на него. Он медленно приблизил свои губы к ее губам и поцеловал. Вероника страстно откликнулась на этот поцелуй, и Павел потерял голову. Он нежно касался ее губ, вторгся в ее ротик и потерся об ее язычок. Его руки гладили ее плечи, волосы, спину. Он целовал ее лицо, затылок, шею. Рука обхватила стан и нежно прошлась над высокой грудью девушки. Вероника замерла, выгнув спину, но Павел уже отстранился от нее.

– Вероника, сейчас я понял, что не смогу без тебя жить.

– А я это давно знала, мне никто не нужен, кроме тебя.

– Мне надо бежать, я даже не смогу проводить тебя домой.

– Павлик, в моем сердце ты был всегда.

– Вероника, опомнись, ведь ты была ребенком.

– Ну и что, я не виновата, что моя душа выбрала тебя.

– Красавица моя, как я не хочу расставаться, но думаю, что разлука будет недолгой.

– Павлик, подожди, я хочу, чтобы ты взял это на память, – Вероника сняла с шеи цепочку, на которой висел золотой перстень. – Это обручальное кольцо моего папы, прошу, возьми его.

– Вероника!.. – Павел взял кольцо и, поцеловав ее руки, спрятал его в кармане на груди. Потом опять быстро поцеловал девушку и встал:

– Мы поженимся, как только тебе исполнится семнадцать лет. К тому времени я закончу институт. А сейчас я пришлю к тебе Витеньку, – и Павел исчез за дверью костюмерной. Вероника сладостно вытянулась на диване. Наконец-то он догадался о ее чувствах! Сердце девушки разрывалось от счастья и горечи разлуки одновременно.

Когда Вероника, прихрамывая, пришла домой, Михаил и Евдокия сразу поняли, что дети объяснились. Такого мечтательного и счастливого взгляда они никогда раньше не видели у своей девочки. Но оба деликатно промолчали, позволив Веронике уединиться со своей заветной тетрадкой.

Глава 10

Ровно через три дня Павел стучался в знакомую дверь кабинета призывного пункта. Послышался голос капитана, разрешающий войти.

Капитану Быстрову исполнился тридцать один год, но вид у него был мальчишеский. Рассыпавшиеся темно-каштановые волосы, слегка вздернутый нос, длинный рот и красивые карие глаза. Это был кадровый офицер, пришедший в разведку из пограничной службы и попавший в двадцать седьмом году под командование к военспецам, бывшим царским офицерам-разведчикам. Знания, которые он усвоил, были бесценными. Но главным среди них оказалось умение безошибочно определять сильных духом курсантов, способных достигать обозначенных ими запредельных рубежей. Павел был именно такой личностью, и Алексей распознал его.

– Павел, ты явился с точностью до минуты, собственно, я и не сомневался. Но все равно рад это отметить. – Капитан встал, подошел к Павлу и крепко пожал его руку. Павел не ожидал такой неформальной встречи. Капитан увидел недоумение на лице юноши и рассмеялся:

– Павел, присаживайся. У нас будет недолгий разговор, а потом сразу пойдем на вокзал. Сейчас подошел срок твоей службы в армии. Как ты к этому относишься?

– Как к новому этапу в жизни. Было бы странно мужчине не служить в армии.

– Ответь, хотелось бы тебе попробовать неизвестное? Проверить себя, узнать свои способности в действии. Найти друзей, верить им и быть преданным общей цели?

– Хотелось.

– Почему?

– Мне это интересно. Я не люблю сидеть, тем более что есть возможность испытать себя. Я уверен, что никогда не отступлю, если начал действовать.

– Ну что ж, это как раз то, что я и хотел от тебя услышать. Добавлю лишь, что ты, наверное, понял: разговор шел о военной службе.

– Да, я понял. Конечно, когда я вернусь к мирной жизни, я буду врачом, это моя профессия. Но и в армии я бы хотел добиться высокого профессионализма.

– Ну что ж, тогда поехали. Кстати, пока мы будем в дороге, можешь звать меня Алексеем.

Только через неделю Павел с капитаном добрались до степного городка, затерявшегося на просторах СССР. Ранним зимним утром на вокзале их встретил автомобиль и сразу повез в расположение части. Водитель проехал по территории, потом миновал еще одни охраняемые часовым ворота и остановил машину. Капитан легко спрыгнул с подножки; по скрипучему снегу они с Павлом прошли в сторону аккуратного двухэтажного здания. На всем протяжении следования по воинской части у них проверялись документы. Быстров терпеливо ждал, пока часовые их внимательно изучат.

В дороге капитан оказался легким в общении спутником, с большим чувством юмора. Все время пути Алексей задавал Павлу множество вопросов и всегда с интересом вслушивался в его ответы. У Павла создалось впечатление, что Алексей внимательно их фиксирует с целью, понятной ему одному.

Поднявшись на второй этаж, они прошли по коридору и остановились перед дверью, на которой не висело никакой таблички. Постучав, оба вошли в кабинет. Перед ними за письменным столом сидел седой полковник. Увидев входящих, он вышел из-за стола, чтобы пожать руку Быстрову. Потом повернулся к Павлу и внимательно посмотрел на него.

– Павел Граф, студент четвертого курса медицинского института, прибыл для прохождения службы, – четко сказал Павел, глядя полковнику прямо в глаза. Глаза полковника повеселели, он переглянулся с Быстровым.

– А парень-то не робкий, не боится показаться смешным перед начальством

– Да, я тоже это успел отметить, – улыбнулся Быстров. – Павел, ты еще гражданское лицо, не знаешь ни устава, ни как полагается обращаться к старшему по званию. Но это не беда, твое обучение начнется с завтрашнего дня. А пока с тобой поговорит начальник этого центра, полковник Жнецов Михаил Семенович.

– Павел, разговор будет долгий, поэтому располагайся. Снимай свой полушубок, повесь на крючок, рядом ставь свой рюкзак. Алексей, ты тоже раздевайся и присаживайся на диван.

Павел, ты находишься в расположении Особой группы при наркоме НКВД-НКГБ. Здесь готовят разведчиков-профессионалов. В эту школу попадают далеко не добровольцы, подбор кадров начинается задолго до того момента, когда курсант перешагнет КПП. Любителей и дилетантов здесь нет. Ты очутился в поле зрения нашей службы, когда в очередной раз выиграл первенство института в марафонской дистанции. Уже тогда наблюдающий за тобой инструктор отметил твою выносливость. Позже мы изучили личное дело и выяснили твою удивительную способность к языкам. Сколькими иностранными языками ты владеешь?

– Немецким, французским, испанским и итальянским.

– Откуда у тебя появилось желание говорить на этих языках?

– Немецкий – это язык моих родителей, я помню его с детства. И потом, женщина, которая опекала меня, тоже немка, мы с ней говорили дома на немецком. Французский я знаю благодаря соседям, которые учили этому языку свою внучку. Уже вместе с Вероникой во время испанских событий мы выучили испанский язык. Итальянский я вызубрил один, поспорив с Вероникой, что пока она заговорит на французском, я буду болтать уже на двух языках.

– Значит, ты выиграл спор?

– Нет, Вероника тоже овладела этими двумя языками, – нехотя признался Павел.

– Что ж, Павел, это все хорошо. У тебя есть задатки, позволяющие предположить, что ты сможешь стать разведчиком. Но точно ответить на этот вопрос можно будет спустя три с половиной месяца, после прохождения специального курса бойца. Если ты его пройдешь, то останешься среди нас, если нет, то попадешь не в такие элитные, но в так же необходимые Красной Армии подразделения. И последнее. Мое личное убеждение – чтобы быть асом разведки, в первую очередь необходимо просто БЫТЬ разведчиком. А потом уже делать все остальное, чему тебя здесь научат.

Полковник Жнецов продержал Павла в своем кабинете около часа. Казалось, не было темы, которую он не затронул в этой беседе. Иногда Павел не мог уловить логику в задаваемых вопросах, но терпеливо и четко отвечал на них. Наконец, Жнецов отпустил их, предварительно сказав, что Павел зачисляется в группу и поступает в полное распоряжение капитана Быстрова.

Когда они вышли из кабинета, капитан прошел с Павлом на первый этаж и повернул в левое крыло. Попросив Павла подождать, он зашел в дверь. Через некоторое время вышел вместе с молодым бойцом.

– Павел, познакомься, это курсант Ринат Абдулов, который тоже совсем недавно начал подготовку в нашей группе. Он покажет, где тебе получить форму и так далее.

Быстров ушел, а Павел внимательно посмотрел на Рината. Перед ним стоял худенький белобрысый сероглазый паренек, одного возраста с Павлом. «Интересно, – подумал Павел, – неужели он тоже разведчик?» Ринат как будто прочитал сомнения на лице Павла и рассмеялся:

– Павел, через три с половиной месяца, а может, даже раньше, ты поймешь, кто становится настоящим профи в разведке. Совсем необязательно ему быть с горой мышц и ростом в два метра.

Павел смутился:

– Да, я пока многого не знаю, но обычно быстро учусь.

– Посмотрим, а пока твой путь начинается с бани. Пойдем.

Этот первый день запомнился Павлу, как череда дверей, в которые он заходил и из которых выходил. После бани он попал в руки парикмахера и простился со своим шикарным русым чубом.

Потом интендант выдал ему полагающуюся форму, и Павел переоделся. Правда, затем он снова постоянно раздевался, проходя самые разные медицинские кабинеты. Потом Ринат показал ему его койку и тумбочку в казарме. Кровать Рината была рядом с кроватью Павла, и в столовой они также оказались за одним столом.

– Капитан Быстров ничего не делает случайно, – уже перед сном сказал Ринат. – Возможно, сейчас у него есть какие-то виды на наше будущее.

– Да, – сказал Павел, он хотел еще что-то спросить у Рината, но тот уже провалился в глубокий сон.

И только на следующий день Павел понял, почему Ринат так дорожил минутами сна. С этого дня жизнь Павла кардинально изменилась.

Каждый день начинался с шести утра и длился пятнадцать часов, с небольшими перерывами на питание. С первой недели шла проверка курсантов на умение бегать согласно нормативам, преодолевать специально оборудованные полосы препятствий, подтягиваться на перекладине, отжиматься от пола. Эти занятия чередовались с короткими лекциями об оказании первой медицинской помощи. С каждым днем требования становились все более и более жесткими. Ежедневные марш-броски на 8–10 километров; если же маршрут был более коротким, то обязательно с оружием и при полной выкладке. С группой Павла работал инструктор, который казался Павлу полным дебилом. Он давал совершенно абсурдные приказы, заставлял курсантов бежать вверх по откосу, потом возвращаться, проваливаясь по пояс в снег, чтобы изменить маршрут. А регламент на выполнение задания никто не отменял, они должны были выполнить задачу в установленные командиром сроки. Поэтому последние километры Павел преодолевал на одной лишь ненависти к инструктору. И что удивительно, с каждой победой его раздражение таяло. Павел упорно трудился, полностью отдавая себя занятиям в группе, не сосредотачиваясь на ошибках, которых первоначально было достаточно, а настойчиво шел к результату, стараясь не сомневаться в себе.

Полосы препятствий требовали не просто физической выносливости, они были очень хитроумными и требовали от курсантов сообразительности и ловкости. Не сразу Павел догадался, как правильно справиться с этими бревнами. Раз за разом он падал на землю и, возвращаясь, вновь начинал все сначала. Он должен справиться с этим хитрым препятствием. И, в конце концов, ему это удавалось.

С каждым разом бегать, преодолевать препятствия, отжиматься и подтягиваться, переправляться через незамерзшую горную речку в течение 15-ти часов становилось все тяжелее.

В первую неделю инструкторы уже видели физические возможности курсантов. Но не это было главным. В группе выявлялись курсанты, которые хотели стать разведчиками-диверсантами и фанатично стремились обучиться этому.

Вторая неделя мало отличалась от первой, разве только нагрузки возросли. Павел выдерживал эти испытания только на силе своего духа. Многие курсанты сходили с дистанции, прося перевести их в другие части. Некоторых командиры убирали сами. Это касалось недовольных, позволявших себе раздражаться и критиковать приказы командиров-инструкторов. В среде разведчиков такое было недопустимо. Здесь приказ командира – закон. Очень часто в бою жизнь всей группы зависит от одного члена группы, и наоборот.

Павел обозначил для себя цель: стать разведчиком-профессионалом. И никакая сила не могла заставить его изменить ей.

– Павел, этот инструктор, Плетнев меня ненавидит. Он делает все, чтобы меня отчислили, придирается без всякого повода, я еле сдерживаюсь. – Ринат раздраженно вертелся на своей кровати, хотя в другое время уже давно бы спал. Павел тоже дорожил каждой минутой сна, но понимал чувства своего друга. Трудно было не заметить, как измывался над Ринатом их инструктор. Замечалась его малейшая оплошность, тут же делалось замечание и требование переделать. Ринат старался все исправить, но Плетнев видел малейшую заминку курсанта и удваивал количество упражнений. Ринат, стиснув зубы, выполнял новые задания, бурча вслух слова недовольства. Услышав их, Плетнев немедленно остановил курсанта, вывел из строя и дал новое задание. Пока группа отрабатывала упражнения на полосе препятствий, Ринат вновь отжимался на ледяном плацу. Ничего не отразилось на его лице, когда он доложил инструктору о завершении задания.