Текст книги "Стрижи на рекой"

– Где, покажите немедленно? – оживился лейтенант. – Мы как раз с этой целью обследуем местность по карте, составленной на основе показаний пленных.

– Да никаких проблем, цистерна спрятана в тупике. Следуйте по железнодорожной ветке, как раз за теми штабелями бревен, – Павел показал направление, противоположное нахождению подводы. Про себя он решил взорвать эту лесопилку к чертовой матери, но чуть позднее. Лейтенант с благодарностью приложил руку к фуражке и отпустил разведчиков.

– Вас не смущает сгущающаяся темнота? – тем не менее, поинтересовался он, уходя.

– Немного жутковато, но мы успели забыть, что такое страх, под Могилевом.

Лейтенант понимающе покивал им, и добавил:

– Хочу отметить, что украинские девушки тоже очень впечатляющи.

И, продемонстрировав на себе огромный женский бюст, захохотал. У Рината сжались кулаки, но оба разведчика подобострастно оскалились. Потом, уже догоняя отряд на мотоцикле, Ринат пробормотал:

– Вот черт, эта Христинка сделала меня таким нервным.

Павел никак не стал комментировать слова друга, видя, кого всякий раз высматривает девушка, когда они возвращаются с задания.

– А я после таких неожиданностей думаю, как нам повезло, что наш командир – лучший специалист по фальшивым документам,– лишь отметил он.

Под утро они встретились с партизанами, подошедшими с основной базы.

Майор Семенов, вырабатывая стратегию их действий летом сорок первого года, исходил из того, что немцы пока не отладили машину борьбы с партизанами. Но надеяться, что так будет всегда – глупо. Вскоре это изменится, поэтому надо воспользоваться по максимуму возможностями первых неожиданных диверсий. Эти операции они разрабатывали очень тщательно. Было решено сосредоточиться на уничтожении складов с горючим и боеприпасами, оставленными советскими войсками. Павел и Ринат стали охотниками за этими нефтебазами. Горючее для танковых и механизированных колонн немецких войск было кровью, его уничтожение переживалось ими очень болезненно.

Семенов уже знал из данных разведки, что его бойцы действуют на флангах немецкой группировки «Центр», поставившей себе целью захват Москвы. Своими методами они все это время были информированы о кровопролитных боях, развернувшихся на подступах к Минску, потом о боях за Могилев, Оршу, Витебск, о сдаче Смоленска. Советские войска отступали, неся колоссальные потери. Но с первых дней существования отряда в лагере не допускалась паника.

– Им никогда не победить России, даже просто из-за ее огромной территории. Вся эта война – большая авантюра Гитлера, – Семенов сидел, склонившись над немецкой картой, добытой разведчиками. – Но действуют они очень толково. Победа будет, но дастся она нам непросто.

– Илья Гаврилович, что же это такое, почему мы отступаем? Можно подумать, что русские разучились воевать! – Ринат сидел за столом в вырытой землянке, быстро опустошая поданную Христиной миску с едой. Успев послать ей ослепительную улыбку благодарности, демонстративно закатив при этом глаза, он тут же повернулся к Семенову. Павел также внимательно слушал старшего офицера.

– Отступаем потому, что сама идея защиты государства от возможного нападения была неправильной.

– Почему, ведь ее разрабатывали в Москве наши лучшие военные начальники во главе со Сталиным. Они не могли ошибаться, – Ринат слушал, открыв рот.

– Здесь ты абсолютно прав, но наши генералы… Ладно, не будем о генералах, поверь мне, им сейчас очень нелегко. Враг думал по-своему, он собрал ударные силы в мощный кулак, прошел сквозь хлипкий забор границы, смел все, что встретил на своем пути, и окружил нас. Он сосредоточил огромную мощь на узком участке, выдвигался из глубины Польши и единственное, что он сделал – это нарушил наши коммуникации. Чего оказалось достаточно, чтобы мы сейчас проигрывали. А наши генералы вновь раздавлены устаревшим приказом, который говорит им не отдавать землю, эту пыль, леса и болота, ведь это наше. «Закрепитесь и не пропускайте, ведь так враг может добраться и до Москвы». Генералы понимают, что надо уходить, чтобы сохранить живые силы и восстановить разрушенные коммуникации. А следует приказ: «биться до последней капли крови». Да что там говорить!.. – Семенов разволновался и, задыхаясь, махнул рукой:

– Сколько гибнет солдат, какие жертвы… Сначала сражения выигрываются в голове полководцев, а только потом в окопах…

– Но, Илья Гаврилович, нельзя же рассматривать войну, как результат: раздражитель-ответ. Нас ударили, нам больно, и мы отступили, чтобы собраться с силами и избежать потерь. На войне невозможен такой прагматизм.

Семенов долго смотрел на Павла, мысли у него витали где-то далеко.

– Знаешь, Павел, ты абсолютно прав. Война, хоть это и величайшая глупость, которая говорит об отсутствии искусства дипломатии у противников, тем не менее, она высвобождает огромную духовную силу, имеющуюся у каждого человека. Наши сражающиеся солдаты не согласились со смертью и заглянули ей в лицо. Что же случилось? Многие погибли, но другие выжили, осмотрелись и стали контролировать окружение. Они начали действовать и под Могилевом, и под Витебском, под Ельней и Смоленском, на всей занятой территории. Они остановили немецкое наступление, вымотав противника. Жаль, что никто не сказал им за это спасибо. На войне очень важно подтверждение победы, наличие успеха, хотя бы небольшого. Это воодушевляет людей, делает их причастными к общей победе. И я думаю, именно эти познавшие все солдаты будут тем костяком, кто даст отпор немцам и погонит их назад, на запад. Но главное: подойдут свежие резервы, и вот тогда наши сведения будут неоценимыми. Нашей армии необходимо рискнуть, и, собрав силы, совершить только один удар, но такой силы, чтобы сразу ввергнуть врага в апатию. Чтобы он не был способен быстро восстановиться и продолжить наступление!

Семенов повеселел, его глаза зажглись, и он с воодушевлением продолжал беседу:

– Многие наши бойцы попали в окружение и сейчас оказались в плену. Им придется заглянуть в глаза смерти и сделать собственный выбор. Только сопротивление способно сохранить их достоинство. Фашизм не знает пощады, он раздавит их, обещая жизнь.

– Илья Гаврилович, но когда же мы начнем побеждать? – Павел напряженно смотрел на разведчика.

– Когда? Когда ответственность за победу возьмет наш простой солдат-пехотинец, научившийся воевать. Когда он сам этого захочет и станет воевать отчаянно, смело. Когда в головы генералов будут приходить новые идеи, блестящие решения, и они без страха смогут их воплощать. А победа наша будет уже под Москвой, поверь мне, я это понял сейчас. Это же Россия, она всегда сделает ответный ход. Да вот вы сейчас с Ринатом – разве вы не побеждаете? Сами посчитайте, сколько объектов уничтожили. Поэтому в заключение нашей политической беседы перейдем к главному, ради чего я вас позвал. Мы уже приняли и отработали стратегию мобильных партизанских групп, уходящих в глубокие рейды по немецким тылам и наносящих чувствительные удары немцам. Наша задача – разрушать их коммуникации, сеять панику и хаос. Эта тактика хорошо себя показала, мы будем ее продолжать. Но вместе с тем, у нас накопилась огромная информация, которую необходимо доставить в наше управление. Мы не можем существовать без связи с центром, эта информация для них крайне важна. Нам необходимо ее передать. Короче, вам надо готовиться выступать за линию фронта. Сережа Николаев со своими бойцами уже стали почти профессиональными диверсантами. Думаю, пора поставить его командиром в отряде. У нас есть еще один очень важный фронт работы – это иметь агентуру среди местных жителей. Вот этим мы сейчас занимаемся с Бруно Августиновичем. Без сотрудничества с местным населением в партизанской войне обойтись невозможно. Сейчас сентябрь, зима не за горами, надо к ней готовиться. Есть вопросы?

– Когда выступать? – Павел был сосредоточен.

– Как только будете готовы.

– Значит, как можно скорее.

– Да, я уже занялся подготовкой.

Глава 4

В отряде Христина оказалась под опекой майора Семенова. Он долго беседовал с ней в то утро, когда она появилась в лагере.

Христина Роговец была дочерью богатейшего торговца пшеницей Игната Роговца, чья семья жила в Гродно. Накануне ввода советских войск в Западную Белоруссию она и ее старшая сестра Анна находились в отцовском имении на территории Польши, недалеко от Влодавы. Домой в Гродно они так и не попали, а когда Польшу оккупировали немцы, их с сестрой забрал к себе родной дядя ее матери, ксендз Вацлав Точинский. Девочки старались жить незаметно, полностью посвятив себя помощи старому ксендзу. Но он не смог уберечь их от страшной судьбы.

Эти солдаты появились неожиданно, когда смеркалось, костел обычно в это время уже стоял закрытый. Но в тот день Анна задержалась в доме, поэтому решила навести порядок в соборе после службы, позднее обычного. Анне только исполнилось восемнадцать лет, она была юной неискушенной девушкой. Солдаты растерзали беспомощную паненку, зверски насилуя ее. Старый ксендз видел, что происходит, но боялся, что здесь может появиться Христинка. Тогда ее неминуемо ждала бы такая же участь, а Анне он уже ничем помочь не мог. Единственное, о чем он молил – чтобы она осталась жива. Но вдруг из костела раздался страшный крик, а потом выстрелы. Их услышала Христина, уже бежавшая к костелу со стороны дома. Ксендз пытался удержать ее у дверей, не давая возможности увидеть, что произошло внутри. Но Христина вырвалась и вбежала в собор. Увиденное ее потрясло, она упала на мертвую грудь сестры с искаженным лицом и застыла. Солдат это позабавило: к ним в руки попался не менее лакомый кусочек. Только появление русских парней спасло ее от страшной участи, но в тот день она потеряла всех родных ей людей.

В лагере появилась девочка, не способная улыбаться. Она все делала механически, бралась за любую работу, чтобы доказать, что не будет для них обузой. Но Семенов понимал, что Христина еще не ожила, она была внутри себя, не желая выходить из созданного ею кокона. Семенов велел своим бойцам относиться к ней как к полноценному бойцу отряда, без жалости и сочувствия. Лишь помнить, что ей всего шестнадцать лет, поэтому все же быть деликатнее. При этом он посмотрел на Рината.

– Нет, но почему все думают, что я веду себя с женщинами, как какой-то Чингисхан? – сразу начал возмущаться Ринат.

– Есть в тебе что-то, что заставляет это предполагать, – поддел друга Павел.

– Успокойся, Ринат, никто тебя ни в чем не подозревает. Просто Христина очень плоха, она не ожила после той трагедии. Поэтому я просил бы вас помочь ей, обращая внимание на вещи, не столь для нее болезненные.

– Христина, зачем ты стираешь мою одежду? Ты думаешь, я сам не способен за собой ухаживать? – зашипел Ринат, когда остался один с девушкой, забыв все просьбы Семенова о деликатности.

– Я стираю всем, и не собираюсь спрашивать у тебя разрешения.

– А я не хочу, чтобы ты трогала мои вещи.

– Твои вещи? Да пожалуйста! – девочка вздернула подбородок и отошла от Рината.

– Ладно, не сердись, давай я принесу воды! – Ринат выхватил у нее котелок и побежал к ручью.

Христина понемногу приходила в себя, особенно, когда вместе с Семеновым ждала возвращения разведчиков с задания. Эти парни не жалели ее и не сочувствовали, наоборот, Ринат иногда даже демонстрировал свою враждебность. Но они всегда были благодарны ей за ту помощь, которую она оказывала им, решая многие вопросы их быта. И постепенно у Христины стали уходить из памяти страшные картины прошлого. Ее день был насыщен таким количеством дел, что в конце него она засыпала, едва коснувшись подушки. Она уже считала себя полноценным членом этой группы, поклявшись, что будет преданна ей до конца. Они не разговаривали на эту тему с Семеновым, но Христина поняла, что бойцы тоже приняли ее в свой круг.

Христина отличалась яркой красотой, которая еще только расцветала. Это была высокая, худенькая, словно тростиночка, девушка, с темно-зелеными, немного раскосыми к вискам глазами, черными бровями и дивной темно-каштановой косой. Ее кожа казалась золотистой, на смуглом лице пробивался румянец, у нее был удивительно нежный овал лица с высокими скулами, трепетным небольшим носиком и вздернутым подбородком. Взгляд останавливался на ее пухлых губах и белоснежных зубах, когда девушка улыбалась. Но улыбка ее была большой редкостью.

– Христина, это тебе, – Павел протягивал обычные предметы, так нравящиеся девушкам. Зеркало, расческу, душистое мыло, заколки. Девушка, охнув, приняла подарок и подняла признательные глаза на Павла.

– Не меня надо благодарить, а Рината, это он у нас специалист по польским магазинам. Так ему нравятся польские паненки, что он затаскивает меня туда без всякого повода.

– Эх, не было бы на мне этого мундира … – Ринат демонстративно тяжело вздохнул. Христина вздернула подбородок и со скучающим видом отвернулась от него. Семенов уже ждал бойцов для разбора их действий.

– Чего ты цепляешься к Христине, – стал он выговаривать Ринату, едва они уединились.

– Я? Да что вы ко мне придираетесь?

– А что это за польские паненки?

– Что, уже и сказать ничего нельзя о девушках? И вообще, я раньше никогда не был воспитателем у малолетних гимназисток.

– Вот именно, благодаря тебе она появилась в отряде, а теперь ты всякий раз задеваешь ее.

– Илья Гаврилович, я только вздохнул, что, и дышать уже нельзя?

– Так, как ты – нельзя. Христина относится к тебе, как к человеку, который поверил ей и привел в лагерь. Всякое твое недовольство она воспринимает очень болезненно, а сейчас даже трудно представить, как мы без нее обходились.

– Ну да, как же не видеть каждый день эту фигуру в немецком галифе и вышитой блузке, – не мог не съязвить Ринат. – Все молчу, молчу. Я уже решил совсем с ней не общаться. Себе спокойнее…

Семенов только безнадежно махнул рукой. Павел подавил смешок и намекнул другу:

– Она донашивает эти штаны после тебя. Забыл, как прожег в них дыру?..

– Илья Гаврилович, когда пробирались к лагерю через болота, наткнулись на группу наших бойцов. Прислушавшись к их разговорам, мы поняли, что это пограничники, их человек семь. С ними женщина-врач, есть раненые. Они пытаются пробраться к линии фронта, но у них проблемы с оружием, – Павел уже излагал Семенову факты и ситуацию. Но Семенов всегда требовал от бойцов предлагать собственные решения, поэтому Павел продолжил:

– Эта группа не дойдет до линии фронта, они это понимают, поэтому готовы сами организовать собственный отряд сопротивления. Я думаю, что нам надо с ними объединиться. У них нет опыта партизанской войны, они погибнут в первых же операциях. А нам необходимы новые бойцы, если мы хотим совершать глубокие рейды в тылу.

– Что ж, Павел, тут ты прав. Сначала поговорим с их командиром, узнаем, какие планы у него.

Так в отряд Семенова влились пограничники под командованием лейтенанта Сергея Николаева. Сергей быстро понял, с какими людьми свела его судьба, поэтому безоговорочно принял командование майора Семенова. Отряд стал совершать более серьезные диверсии, но на значительном расстоянии от лагеря.

– Павел, слушай, пусть Христина держится подальше от Сереги. У него в Москве жена и маленький сын.

– Ринат, Христина и без тебя это знает, но ей интересно общаться с лейтенантом-москвичом, тем более, он культурный и воспитанный. Не шипит на нее по любому поводу.

– Да что это вы с Семеновым постоянно критикуете меня. Что теперь я сделал не так?

– Ты бросаешься из одной крайности в другую. То ты недоволен девочкой, то перестаешь вообще ее замечать. В общем, морочишь голову, создаешь путаницу у нее в мозгах. Не забывай, это ты вытащил ее из лап фашистов и поверил, забрав с собой в отряд. Она надеется, что ты никогда не пожалеешь об этом.

Христина издалека наблюдала за Ринатом. Сегодня они с Павлом вновь покидают отряд. Их не будет недели две, и все это время она будет думать о нем. Но почему она не может так же хладнокровно, как они, надеть фашистскую форму и выдавать себя за очередных немецких пехотинцев или танкистов? А однажды они одевались даже летчиками. При одной только мысли о возможности встречи с немцами на нее накатывает оцепенение и страх. А вот Ринат относится к этому просто, даже весело. Она никогда не сможет быть достойной их. Не выдержав, она подошла к нему сама. Ринат вздрогнул, услышав ее голос. В эти мгновения он как раз думал о ней, автоматически разбирая и чистя оружие.

– Уходите?

– Христина, это военная тайна.

– Ринат, почему ты не боишься?

– Разве можно задавать такой вопрос мужчине?

– Мужчине, как же. Ты думаешь, я не видела мужчин, которые терпят издевательства немцев, лишь бы они их не трогали.

– Ты говоришь о мирных гражданах, а я профессиональный разведчик, я не могу бояться.

– Ты все шутишь, не воспринимаешь меня всерьез. Это, наверное, потому, что я кажусь тебе никчемной девчонкой. Но знай, я хочу перебороть свой страх и буду просить Илью Гавриловича тоже поручать мне задания. Я могу спокойно собирать информацию в городе. Ой, что ты делаешь, отпусти мою руку…

– Отпустить, как же. Дай мне слово, что не покинешь отряд, пока нас с Павлом не будет.

– Но должна же я когда-то быть вам полезной.

– Полезной? А кто больше всех работает здесь, готовит, убирает, стирает?

– Да ладно, сами же всегда помогаете мне. А сейчас Сережа назначает дежурных, и Полина мне помогает.

– Не увиливай, дай слово, что без нас не сделаешь ни шагу.

– Да ладно, даю, даю. Все равно Семенов меня никуда не отпускает. Вот смотри, как рука покраснела.

– Дай сюда…

Ринат склонился над запястьем девушки и ласково на него подул, потом погладил нежную кожу. Христина замерла, но Ринат уже вставал:

– Прости, Христина, забыл, какая у меня хватка, особенно когда дело касается тебя. Надеюсь, я могу доверять твоему обещанию.

– Да, я дождусь вас, и мы вместе пойдем на задание.

Ринат лишь покачал головой:

– Да хитра ты, как лиса…

Они ушли вдвоем с Павлом, их не было уже три недели. Христина не находила себе места, Семенов без конца хмурился. В отряде к тому времени уже было около двадцати бойцов. Неожиданно в их лагере появились пять человек в штатском, вооруженных немецкими автоматами. Часовые Николаева заметили их еще у дальних подступов к лагерю и проводили к командиру. Это были местные евреи, Бруно Августинович и четыре его спутника. Августинович напряженно смотрел на Семенова:

– Мы скрылись в лесу, как только немцы перешли границу. Евреям здесь надеяться не на что. Но активного сопротивления организовать не смогли, а просто отсиживаться совестно. Примете нас, или как? Здесь три моих сына и кум. Наши женщины остались в Бресте, не знаю, что с ними стало.

– Бруно, наш отряд сложился стихийно, у нас нет никакой связи с центром. Мы действуем на свой страх и риск. Но у нас железная дисциплина, и мы ставим очень сложные задачи. Наши бойцы – обученные солдаты, отсидеться у нас не удастся.

– Можете меня не запугивать, я сам воевал в первую мировую. И потом, что может напугать евреев, видевших рвы, полные трупов соотечественников?

– Что ж, оставайся. Твои сыновья поступят в распоряжение Сережи Николаева, будут обучаться диверсионной работе.

Павла и Рината все не было, кончалась четвертая неделя их отсутствия. Христина о чем-то сосредоточенно думала. Потом подошла к Августиновичу:

– Бруно, твой сын собрался в город?

– Странные вопросы ты задаешь, Христина. Не знай я тебя, подумал бы, что ты тайный агент. Да, в отряде кончается соль. Павел должен был принести ее, ждать больше мы не можем. Стефан пойдет в городок.

– Я тоже пойду с ним, вместе мы не привлечем к себе внимания. Да и в этом польском городке я буду своя.

– Но как же ты скажешь, кто ты?

– Знаешь, сколько сейчас людей потеряло кров и ищет работу. И к женщине у немцев больше доверия.

– Я не против, лишь сообщу Семенову.

– Бруно, он не спал всю ночь, только под утро заснул. Не буди его, я думаю, что к вечеру мы со Стефаном вернемся.

Бруно согласился, решив, что Христина права, это не сложное задание, и она вполне справится с ним. Христина и Стефан вошли в этот городок и пошли вдоль его главной улицы. Христина надела платье, подаренное ей Ринатом, а сверху накинула огромную шаль, в руки взяла объемный кофр. Она зашла в магазин и стала осматриваться, а Стефан остался ждать на улице. Чтобы не привлекать внимания, она попросила небольшое количество соли, спички, сахар, папиросы. Когда она уже рассчитывалась за покупки, зазвенел колокольчик, и в магазин кто-то вошел. Христина обернулась, и у нее зашумело в ушах. На нее глядели замороженные глаза мужчины в немецкой полковничьей форме, рядом с ним стоял человек в штатском. Христина поблагодарила продавщицу и пошла в сторону выхода. Она уже решила, что беда прошла мимо, когда на выходе услышала:

– Барышня, покажите-ка ваши документы.

На нее в упор смотрел сквозь пенсне штатский.

– Пожалуйста, – у Христины были безупречные документы, сделанные Семеновым.

– Что вы здесь делаете? – спросил он, возвращая бумаги.

– Ищу жилье и работу.

Он перевел ее ответ своему спутнику, который оценивающе разглядывал Христину в упор. Немец сухо заговорил. Штатский начал переводить, но Христина остановила его:

– Можете не переводить, я все поняла.

– Надо же, – штатский с интересом смотрел на нее.

А Христина едва сдерживала хладнокровие. Присутствие гитлеровца всколыхнуло все ее страхи. Она физически ощущала свое оцепенение, потом ужас, но старалась не выдать волнения. Этот полковник снисходительно предложил господину бургомистру устроить ее на работу в местный клуб для немецких офицеров. Он тихо намекнул, что не прочь воспользоваться приватно ее услугами. Даже не посмотрев на Христину, он быстро вышел из магазина.

– Я думаю, что работа для вас уже нашлась, а что касается жилья, будете жить у мадам.

Христина на негнущихся ногах прошла мимо Стефана и громко спросила у бургомистра:

– А что, здесь приличный офицерский клуб?

Бургомистр закашлялся:

– Очень приличный, его содержит мадам Ванда, и он пользуется безупречной репутацией.

Они пошли дальше, Стефан проводил их до самого крыльца, а потом исчез.

Глава 5

Христина с бургомистром Нестором Шушкевичем подошли к старинному каменному зданию с высокими окнами, зашли внутрь.

– Это офицерский клуб, прежде здесь были ресторан и гостиница Ванды Малиновской. Сейчас осталось то же самое, но потребовались дополнительные услуги для офицеров. И на войне у мужчин остается потребность в развлечениях. А хозяйка прежняя, мадам Ванда.

Христина прошла в зал ресторана с небольшой сценой. За некоторыми столиками сидели офицеры, но в целом заведение пустовало, было слишком рано. К ним уже спешила немолодая, модно одетая женщина.

– Нестор, кого это ты привел? – Ванда оценивающе посмотрела на девушку.

– Это Христина Роговец, она будет здесь работать, так распорядился господин Штефрихт. Он хочет сам вывести ее в свет.

Мадам понимающе кивнула. Христина стояла молча, она плохо понимала, куда попала и что с ней будет дальше, лишь чувствовала, что угодила в ловушку. Ее волю парализовал страх от встречи с немецким полковником. Ванда повела ее наверх по узкой лестнице. На втором этаже был длинный коридор и двери в номера. Ванда, не останавливаясь, прошла по нему, и они поднялись еще одним этажом выше. Здесь тоже оказался коридор с номерами, но не такой шикарный. Ванда открыла дверь и пропустила Христину вперед.

– Это твоя комната, – властно сказала хозяйка. – Сегодня отдохнешь, примешь ванну, и тебя осмотрит врач. Твоя работа начнется, когда нас посетит господин полковник.

– В чем она будет заключаться? – Христина боялась, что спазм, перехвативший горло, не позволит ей говорить.

– Не знаю, тобой заинтересовался господин Штефрихт, через два дня он придет и выразится яснее.

Ванда ушла, заперев за собой дверь, и Христина поняла, что стала пленницей. Потом за ней зашла прислуга, чтобы проводить в приготовленную ванную комнату. Христина с наслаждением вытянулась в горячей воде, напряжение наконец-то оставило ее, и у нее появилась ясность мысли. Это не только офицерский клуб и гостиница, это бордель, а из нее хотят сделать проститутку. Волна отчаяния опять накатила на Христину, перед ее глазами возникло растерзанное тело сестры, лица солдат, срывающих одежды уже с нее и Христину стала бить крупная дрожь.

Дальнейшее она помнила с трудом. Забежала прислуга и помогла ей выбраться из ванны. Она дала ей понюхать какую-то жидкость из флакона и стала одевать. В кабинете врача девушка все еще была в полуобморочном состоянии, поэтому доктор сразу же отправил ее в постель.

– По всей видимости, она сильно голодала, ей нужно усиленно питаться и отдыхать, – сказал он.

– Полковник навестит ее через два дня, а пока пусть пробудет в своей комнате, – согласилась мадам.

Ей разрешили не выходить из номера два дня. Все это время Христина металась, как потерявшая свободу птица. Перед ней возникало лицо то Семенова, то Павла и всегда – глаза Рината. Он не захочет ее спасать, ведь она ушла, нарушив обещание. Семенов тоже ничего не знал, она подвела всех, теперь ей никто не поверит, и ее не примут назад. За эти два дня она прошла путь от отчаяния и страха перед насилием до ненависти и гнева, а потом до полного равнодушия к своей судьбе. Когда же через двое суток за ней пришла мадам и велела одеваться, Христина приняла решение. Прислуга помогла ей облачиться в новое белье и роскошное декольтированное платье. Потом зашла Ванда, и сердце Христины сжалось в ожидании неизбежного. Они вместе спустилась в ресторан.

– Сегодня полковник Штефрихт не придет, – Христина услышала весть об отсрочке неизбежной ночи с полковником и перевела дыхание, – но я решила, что тебе будет полезно обвыкнуться с местом своей будущей работы.

Мадам повела ее по залу к своему столику и усадила рядом. Зал был набит гитлеровскими офицерами, нарядными женщинами, людьми в штатской одежде. На сцене пела певица, а на пятачке перед эстрадой танцевали пары. Официант тут же подлетел к их столику и наполнил бокал Христины шампанским, но девушка к нему так и не притронулась. Она сидела, выпрямившись и одеревенев, к ней несколько раз подходили офицеры, приглашали на танец, но она им всем отказывала. Мадам любезно объясняла, что это девушка полковника, и те отходили. Но все же Ванда была недовольна и раздражена:

– Послушай, деточка, тебе не уйти от своей судьбы. Сейчас война, тебе надо задуматься о том, как выжить, а не упрямиться. О покровительстве Штефрихта мечтают многие, тем более что он не стар и достаточно красив. Конечно, ты очень молода для такой жизни и, возможно, из хорошей семьи, но времена не выбирают. В противном случае, тебе придется обслуживать не одного, а многих.

Услышав эти слова, Христина опять почувствовала, что пол уплывает у нее из-под ног, а глаза застилает темнота. Она судорожно попыталась вернуть хладнокровие, ее рука нащупала бокал, и Христина отчаянно отпила глоток шампанского. Она смутно видела стоящую перед ней очередную фигуру приглашающего на танец офицера. А под столом ее больно пнул остренький носик туфли мадам.

Христина встала и подняла взгляд. На нее с безразличием и презрением смотрели глаза Павла. Он равнодушно обнял Христину за талию и повел в середину зала. Павел был в форме эсэсовца, он безукоризненно вел девушку в танце, довольно вольно прижав ее к себе. Его губы касались ее волос, уложенных в высокую прическу. Павел шептал ей, не разжимая губ:

– Сейчас я буду договариваться с мадам о номере для нас. Ни во что не вмешивайся, если она тебя о чем-то спросит – соглашайся.

Потом, проводив Христину до столика, Павел попросил мадам отойти с ним ненадолго. Христина не знала, о чем они говорили, но, видно, Павел нашел убедительные доводы. Ванда вернулась с Павлом и спросила Христину, согласна ли она продолжить праздник в номере этого офицера. Павел скучающе смотрел на нее, в голове у девушки шумело шампанское, она лишь судорожно кивнула, смертельно побледнев. Ванда поняла это по-своему и лишь усмехнулась: этот парень действительно очень красив…

Павел прошел с Христиной в номер на втором этаже. Отперев ключом дверь, он быстро толкнул девушку в темную комнату. Потом запер дверь за собой и оглянулся, комната сзади осветилась. Христина резко обернулась и увидела Рината, зажегшего свечу.

– Боже, Христина, как ты обольстительна в этом платье, – донеслись до нее не предвещавшие ничего хорошего слова Рината. – Жаль, что свеча не дает возможности разглядеть лица этой лгуньи.

Ринат схватил Христину за запястье:

– Кто обещал мне не делать из лагеря ни шагу?

– Но вас не было четыре недели, я не находила себе места. Я должна была что-то делать, чтобы доказать, что я не обуза в отряде.

– Ну и как, доказала? О, да ты еще и выпила для храбрости. Как тебе эта красивая жизнь?..

Ринат не успел больше ничего сказать, его обожгла пощечина Христины. Ринат схватил ее за плечи и затряс:

– Ты хоть знаешь, что я передумал…

Но Павел быстро пресек эту беседу, он все это время внимательно смотрел в окно.

– Ринат, патруль прошел, а ночь безлунная, уходим. Пора переодеваться.

Павел бросил Христине комбинезон танкиста, сами они стали натягивать такие же комбинезоны поверх мундиров. Для Христины ими были заготовлены мягкие сапоги, которые, хоть и были слегка велики, но оказались лучше ее бальных туфелек.

Павел уже открыл окно и первым ступил на широкий выступ. Следом шла Христина, которую буквально вручил Павлу Ринат, сам же он аккуратно закрыл окно. Потом они оба передвигались по краю карниза, прикрывая с обеих сторон Христину. На углу здания была веревка, и первым по ней заскользил Павел, а потом принял Христину. Ринат отвязал веревку и спрыгнул со второго этажа в траву, к ждущим его друзьям.

Они оказались в густом парке. Разведчики бежали, хорошо зная дорогу, которая вела их на холм и дальше из города. Этот белорусский городок располагался в глубоком тылу у немцев, здесь не стояли военные части, а патрули они успешно обходили. Всю дорогу друзья молчали, пытаясь уйти как можно дальше в лес.

Павел разрешил привал, когда они были вне досягаемости врага, защищенные болотами.

И тут, когда опасности уже не было, Христина разрыдалась. Ринат беспомощно посмотрел на Павла, потом обнял Христину за плечи:

– Христина, прости меня, я все наговорил от страха, боялся, что не смогу выручить тебя. На вот, выпей, – он протянул ей фляжку с водой.

Христина с ненавистью посмотрела на него, но воду взяла и стала жадно пить. Потом отерла пот со лба и вытянулась на земле, прислонившись спиной к дереву. Она закрыла глаза, и Ринат подумал, что она заснула.