Текст книги "Осиное гнездо"

– Как это вы поняли?

– Использовать сразу четыре машины для слежения не могли даже у нас в МВД в лучшие времена Советского времени.

Глава 7. Задача с неизвестными

Хорошо, что из окон квартиры такой большой обзор. По моим наблюдениям, слежки за Катей не было. Надеюсь, ей удастся скрыться. Требований о выкупе до сих пор не поступало – значит, похищение Насти связано с чем-то другим. Некто хочет встретиться со мной. Зачем? Чем я, пенсионер, могу быть интересен? Скорее всего, в телефоне жены маячка не установили, иначе слежка началась бы значительно раньше. Лже-Аделаида была, скорее, всего-навсего слепым исполнителем, необходимость в котором отпала, и он был устранён. Я не патологоанатом, но по опыту прежних лет могу предположить, что прошло часа два с момента убийства. Никакой грабитель не будет сидеть возле дома в ожидании сыщиков. А нас там ждали… Если бы они хотели связаться со мной – могли это сделать значительно раньше: Настин телефон был со мной уже третий день. Однако, связались они лишь после того, как Катя стала выяснять кредитную историю лже-Аделаиды. Проклятье! Фактов слишком мало, чтобы сделать какие-либо выводы. Одно ясно – ведётся какая-то игра, и я в ней непосредственный участник.

Настин телефон завибрировал в кармане, оттуда раздались звуки венского вальса.

– Алло.

– Дмитрий Александрович?

– Слушаю.

– Чёрный мерседес вышлют за вами. Где бы вы хотели встретиться?

– В честь чего мне соглашаться на встречу не пойми с кем. Зачем мне это надо?

– Вы же хотите найти Анастасию?

– Как я вас узнаю?

– Мы узнаем вас.

– В таком случае возле метро «Чернышевская». Через минут сорок.

Пора идти. Да! Пока не забыл. Оставлю здесь свой мобильник. Хватит того, что её телефон лапали чьи-то руки. Последним взором окинул квартиру. Вернусь ли? Была-не была. Выхожу. Надежда есть. Пока что я им нужен живой. Убить они могли бы уже давно.

Не успел пройти и несколько шагов от подъезда, как резкий порыв ветра с Финского залива влепил мне мокрую пощёчину, и я чуть было не потерял свою любимую кожаную широкополую шляпу. Ливень припустил с новой силой, и вскоре я промок до нитки, несмотря на надёжную, якобы водонепроницаемую куртку. Вот верь после этого рекламе. До метро было с полкилометра, оставалось лишь поплотней укутаться и молиться, чтобы не простыл. Путешествие в подземке позволило немного просохнуть, но не согреться.

На выходе из метро сквозь пелену дождя передо мной возникла чёрная фигура в плаще.

– Дмитрий Александрович, нам туда, – глухим голосом сказал он и указал на машину. «По крайней мере, там суше!» – подумал напоследок, прежде чем нырнуть в темноту кабины. На заднем сидении я оказался зажатым между двумя плечистыми мужчинами в одинаковых чёрных плащах. Спереди сидел шофёр и ещё один «плащ». Машина немедленно двинулась вперёд, но сквозь плотный занавес ливня угадать направление движения не представлялось возможным.

– Куда мы едем? – спросил я, стараясь не выдать своё волнение.

– С вами, Дмитрий Александрович, желает встретиться один человек.

– Слава богу, не животное, – пробурчал я.

– Что? Я не расслышал?

– Кто этот человек, я могу узнать?

– Скоро всё вам будет понятно. Не беспокойтесь. И снимите, пожалуйста, куртку. Здесь итак мокро. Помогите ему.

Два молодца, ни слова не говоря, стали стаскивать с моих плеч промокшую насквозь куртку. Мои руки, запутавшись в рукавах, застряли за спиной, правое плечо оголилось, и в этот момент его пронзила острая боль. Я рванул руку, но её крепко держали мои соседи. Лишь после того, как шприц выполнил свою работу, хватка была ослаблена, и мне дали свободу.

– Чёрт! Что это такое?

– Не волнуйтесь, это для вашего же блага, – произнёс «плащ» спереди, но возразить на это я не смог. Какая-то слабость охватила меня, в глазах стало темнеть, голоса – удаляться. «Может, я всё-таки ошибся, и они решили меня убить?» – было моей последней мыслью…

Сознание приходило постепенно. Поначалу появились отрывки слов, незаконченных фраз. Очень хотелось сосредоточиться, но мешали размазывающая слабость и свинец в голове. Нет, это не была боль – скорее, тяжёлая пустота, будто вместо головы – колокол, в котором болтается неприкаянно одинокая мысль. Усилием воли удалось открыть глаза. Сплошная белизна вокруг. Лишь спустя пару мгновений, понял, что лежу, уставившись в потолок. Повернуть глаза трудно, но можно. Справа вдалеке – стена с непонятными узорами, слева – такая же стена, но гораздо ближе. Становится различим рисунок: бледно-зелёные тени на белом, напоминающие листья тростника, уходят к потолку. Почему же так пусто и гулко в голове? Внезапно пришло понимание – оттого, что сейчас там всего одна мысль. В обычной жизни мы не осознаём того, что в нашем мозге одновременно сосуществует их бесчисленное множество, но лишь отдельные вылавливаются сознанием. Оно, это множество, и создаёт тот фон, не слышный и не осязаемый нами (разве что за исключением шизофреников), как шум отдалённого водопада, но стоит ему исчезнуть – и наступает необычная, пугающая тишина.

Стоило мне сформулировать для себя эту мысль, как пустота стала отступать под нахлынувшим ворохом разнонаправленных идей и ощущений. Час от часу не легче. Стало тяжелее сконцентрироваться на главном. Панический страх сковывал конечности, а вопросы типа «где я? что со мной? сколько времени? что это? я жив?» одновременно требовали ответа. Стоп! Взять себя в руки! Я жив – и это главное! Оценить состояние! Могу ли я двигаться? Да, кажется, могу. Пальцы рук и ног послушно сжались и разжались. Теперь локти, колени. Попробую сесть… Руки немного дрожат, но вес выдерживают. Хорошо. Отбросим одеяло. Хм-м-м-м… Без носков, но в трусах и майке. И на этом спасибо. Теперь спустить ноги вниз. Получилось.

Комната, в которой нахожусь, прямоугольна, без окон, с единственной и, скорее всего, запертой дверью. Наберусь силёнок, проверю. Сижу на широкой кровати со светлой, кожаной, высокой прямоугольной спинкой. Кроме кровати в комнате ничего нет. Вру. Есть ещё картина на стене напротив. Может даже просто эстамп, отсюда не видно. Характерный пейзаж парижских улиц. Хоть я там не был, но Эйфелеву башню узнать могу. Таким я себе Париж и представлял – тёплый, весенний вечер, тихое, почти безлюдное кафе, освещённое жёлтыми уличными фонарями, одинокая парочка со спины – стоят, обнявшись, и смотрят на освещённую со всех сторон башню. Косность человеческого восприятия – поначалу парижане терпеть её не могли, все в один голос твердили, что она – чуждый элемент и нарушает гармонию Парижа, а теперь и жизни себе представить не могут без неё…

Пора попробовать встать. Отлично! Ноги держат. Пару шагов. Чёрт, пол холодный. Камень? Хм-м-м… Европа? У нас в России больше деревянные полы или линолеум, в Америке ковровое покрытие, в Азии тростниковые маты. Или вообще – просто глина. Хотя сейчас по полам определить что-то трудно – всё давно смешалось, глобализм, твою очередь!

Никогда раньше не задумывался, а теперь поймал себя на мысли – даже наедине с собой не могу материться! Причём с детства! И вроде не чистоплюй какой-нибудь, не потомственный интеллигент, а вот как-то не ложится на язык. Другие вон свободно в речь вплетают, сами не замечая, и льётся у них так естественно, что никто вокруг тоже практически не обращает внимания, а у меня ни хрена не получается. Вот разве что слово хрен могу произносить легко.

Дверь открылась неслышно, в комнате появился мужчина, по всему видно – слуга. Он молча поклонился, положил свёрток на кровать и вышел, не забыв, однако, закрыть за собой замок. Что там у нас? Мой свитер, джинсы, носки. А куртка где? И шляпа? Ладно, потом выясним. Мои старые вещи выглядят как новенькие. Всё выстирано. И отглажено!? Насколько я помню, впервые с момента покупки. Надо же – глаженые носки! Куда я попал? Ну, раз предлагают, оденемся. Надо честно признать, приятно. Если выживу, буду тоже носки гладить.

Стоило мне полностью облачиться, как в комнату вошёл молодой человек (подглядывали они, что ли? Надо будет позже проверить). Рост метр восемьдесят с копейками, волосы тёмно-коричневые, ровные, прямые, уложенные на боковой пробор, глаза тёмно-карие, нижние веки тяжёлые, немного отёчные (почки? сердце?), нос с выраженной горбинкой, мочки ушей свободные, рот ровный, губы узкие, фигура пропорциональная. Чёрный костюм, белая рубашка, шёлковый галстук, лакированные, модные ботинки – всё дорогое, хорошего качества. Идеальный образ современного джентльмена портит, на мой взгляд, небольшая серьга в правом ухе и золотое кольцо с круглой печаткой. Ох уж эти мне западные мужчины…

– Дмитрий Александрович, приятно познакомиться.

– Ещё не знаю.

– ???

– Будет ли это знакомство приятным.

– А, вот вы о чём, – ответил молодой человек, улыбнулся и протянул руку. Пришлось пожать в ответ. Ладонь была тёплая и сухая. Рукопожатие крепкое, но в меру.

– Надеюсь, мне удастся загладить вину за вашу доставку сюда. Вынужденные меры безопасности, сами понимаете.

– С кем я имею честь?

– Простите, не представился. Рафаэль Веласкес. Личный секретарь Его Превосходительства.

– Хорошо, что не Высочества… – буркнул я негромко, но он услышал.

– У вас, Дмитрий Александрович, прекрасное чувство юмора. Мой хозяин – генерал в отставке. Он скоро прибудет, уже звонил с борта. Хочет поскорее с вами встретиться. До его приезда остаётся около часа. Позвольте мне предложить вам завтрак?

– Мне бы, в первую очередь…

– Понимаю. Прошу за мной.

Рафаэль открыл дверь. Оказалось, что она ведёт в просторную ванную комнату, с джакузи, душем и белоснежным унитазом. Мраморная раковина была утоплена в широкий туалетный стол с мраморной столешницей. Во всю стену над столом висело огромное зеркало, в котором отражалась ещё одна дверь. Поймав мой взгляд, Веласкес поспешил объяснить:

– Да, ванная комната проходная. Но не беспокойтесь. Эта дверь будет заперта всё время, пока вы здесь находитесь. И ещё… я бы не рекомендовал пытаться найти выход. Здесь все напуганы, охрана увеличена втрое, и у них строжайший приказ.

– Напуганы чем?

– Скоро вы всё узнаете. А сейчас я вас оставлю. Только один вопрос. Что бы вы хотели на завтрак?

– Я не притязателен. Яичницу и кофе.

– Отлично. – Он развернулся, чтобы уйти. Остановил его на полпути:

– Можно мне тоже пару вопросов?

Рафаэль на мгновение замер, потом всё же развернулся. Вежливая улыбка царит на его лице, будто приклеенная:

– Пожалуйста. Только имейте в виду – не на все вопросы я могу ответить.

– Это вы притащили меня сюда?

– Вас интересует исполнитель или заказчик? Я – ни то, ни другое. Но мне опосредованно пришлось участвовать в вашей доставке.

– Хорошо. Тогда второй вопрос: вы знаете, где сейчас Анастасия?

– Нет. Мне её местонахождение не известно, – ответил он быстро, развернулся и ушёл… На мой взгляд, ответ его прозвучал слишком быстро. Но этого мало, чтобы делать выводы.

Что ж, займёмся туалетом. Уф-ф-ф… только сейчас понял, как сильно я хотел по-маленькому. Как говорится – на душе сразу полегчало. Судя по количеству вылившейся из меня жидкости, с последнего подобного акта прошло минимум несколько часов. Гляди ты! Унитаз с функцией биде. Ну, нас этим не удивишь. Насмотрелись с Настей на выставках, когда ремонтом занимались. Удобная штука, должно быть. Так, пора заняться зубами. Ничего не скажешь, как в лучших отелях. На столешнице новая зубная щётка в целлофане, жидкое мыло для рук. А бритву положить побоялись! А что в выдвижном ящичке? Смотри-ка! Они и об этом позаботились. В ящике аккуратно сложенные новая майка и трусы. Грех не воспользоваться. Но сейчас, по-видимому, на это времени нет. Похоже на отель. Хотя, одиночная комната без окон с проходной ванной – это явно не гостиница. Что ж, пора возвращаться в свою клетку. Пора осмотреть её на предмет камеры наблюдения. На стенах обои без зазоров и прерывистости. Нигде никаких потайных отверстий при первом осмотре не видно. Спинка кровати… тоже чиста. Где же она может быть? Картина? Приблизился вплотную. Рама сплошная, без малейших нарушений поверхности. Сама картина… тоже камер нет. Значит, они не подсматривают. Уже хорошо.

Ого! От неожиданности даже невольно сделал шаг назад. В правом нижнем углу размашистая подпись художника. А вот рядом с ней едва заметные процарапанные чем-то острым прямо по краске знаки № 4. В руках невольная дрожь. Надо взять себя в руки, чтобы не выдать. Она была здесь! Это наши символы! Чёрт! Где же она теперь?

Хорошо, что я успел отойти к кровати. Почти тут же дверь распахнулась, и появился другой слуга. Он толкал перед собой стеклянный столик на колёсиках. Прекрасно сервированный завтрак. Тонкий фарфор, серебряный столовый набор, джем в хрустальной вазочке, в маслёнке (тоже из хрусталя) – сливочное масло, на продолговатом блюде горячие круассаны и пышные булочки, рядом – высокий, изящный цилиндр с носиком (должно быть кофейник), и под серебряным колпаком – горячая яичница глазунья. Интересно, они её тоже так угощали? Так бы и размазал яичницу по твоей сытой харе, лизоблюд!

Глава 8. Генерал

Голод требует уделить ему внимание. Желудок удовлетворённо заурчал в предвкушении. Испуганной ланью застыла на мгновенье мысль, но я отогнал её прочь. Им нет смысла травить меня сейчас. Хотел было поесть спокойно, с расстановкой, но вышло как всегда – умял всё за пять минут. Приятная тяжесть в животе остановила, наконец, жевательный рефлекс, и я с чувством выполненного долга разлёгся на кровати. Какой смысл бороться с организмом без острой на то нужды? Ведь он отомстит за это какой-нибудь болячкой, только гораздо позже, а ты будешь тупо гадать, с чего вдруг с тобой такое?

Видать, я прикорнул. Точнее, провалился в глубокий сон. Очнулся от лёгкого, но настойчивого прикосновения к плечу. Надо мной стоял Рафаэль.

– Дмитрий Александрович!

– Да? В чём дело? Простите, развезло после сытного завтрака, – проговорил я и сел. В комнате было уже чисто. Да и через распахнутую дверь видно, что в ванной прибрано тоже.

– Его превосходительство уже приземлились. Хотели увидеть вас минут через пять. Вы не против, если мы тут немного подготовимся?

– Делайте, что хотите.

Дюжие молодцы вкатили в комнату пару высоких роскошных кресел и журнальный столик из красного дерева. Слуга опустил на стол поднос с кофейным набором, затем жестом попросил меня занять кресло, стоящее спинкой к двери, а сам тут же занялся постелью, приводя её в нетронутый вид. Всё это происходило молча, люди двигались тихо, без лишних движений: чувствовалось, что для них это – привычный ритуал. Наконец, они все, кроме Рафаэля, исчезли, и в комнате наступила тишина полной готовности, как у спортсменов, когда судья уже вознёс над собой пистолет и произнёс долгожданное «На старт! Внимание!..».

Вскоре за моей спиной раздались тяжёлые шаги. Секретарь подтянулся, выпрямился в струнку, наклонив голову в вежливом поклоне. Приподнялся и я, хотя бы потому, что сидеть спиной к входящим нецелесообразно из соображений самообороны. Навстречу мне шёл мужчина среднего роста, лет семидесяти, но крепкий станом. Генерал был лыс и гладко выбрит, его голова казалась единым куском светлого гранита, на котором грубым резцом выбиты черты лица: две глубокие поперечные морщины на высоком лбу, толстый нос с широкими ноздрями, как у людей, привыкших орать в гневе, продольный шрам на левой щеке, выраженные скулы и массивный подбородок. Разительным контрастом являлись руки – ухоженные, гладкие, привыкшие к маникюру и массажу. Генерал прошагал мимо меня, грузно опустился в кресло и молча уставился на меня. Его серо-стальные глаза, едва видневшиеся из-под нависших, отёчных век, смотрели в упор, будто наводя прицел. Он без зазрения совести рассматривал меня, как диковинный предмет. Я постарался ответить ему тем же. Секунд пятнадцать спустя, удовлетворившись увиденным, генерал слегка приподнял веки и бросил взгляд на секретаря. Рафаэль, приученный понимать без слов, занял позицию между нами:

– Let me introduce you, Sir, mister Murashov. General Duglas MacStevens. Позвольте представить вам генерала Дугласа Макстивенса.

Макстивенс слегка кивнул мне головой. Мне оставалось ответить тем же. Вновь наступило напряжённое молчание. Затем сэр Дуглас вдруг заговорил резким, хриплым голосом:

– Does he know why he is here?

– No, sir.

Стараюсь сохранять на лице маску непонимания. Я, конечно же, не спец в английском, но понять, что значит эта фраза, может любой школьник: «Он знает, зачем он здесь?». Эту фразу мне явно не собирались переводить. Они нас, русских, за полных идиотов считают, что ли? Но разубеждать в обратном мне пока не с руки. Посмотрим, что будет дальше. Лицо генерала расплылось в улыбке. Надо же, как она меняет облик – передо мной добродушный старичок с белоснежной улыбкой. Говорил он быстро и невнятно, я с трудом разбирал отдельные слова, хорошо, что Рафаэль переводил без запинки:

– Для меня огромная радость, наконец, встретиться с вами, мой дорогой.

– Наконец? Вы знаете обо мне? Откуда?

– По крайней мере, около полугода. Вы стали знаменитостью здесь. Каждый знает роль, какую вы сыграли в спасении печально знаменитого мистера Эй Зи.

– Я удивлён. Даже на родине далеко не всякий знает о той истории. И, к сожалению, все наши усилия в итоге оказались бесполезными.

Генерал всеми силами постарался изобразить сочувствие:

– Жаль, конечно, жаль. Эти солнечные магнитные бури… Вы правы насчёт вашей популярности. Это не известно всем вокруг. Но в определённых кругах определённым людям известно о вас. И вы, мистер Мурашов, как бы заочно знаете господина МакСтивенса. Он верит, что у вас сохранился определённый сувенир.

– Какой ещё сувенир?

– Тот, что вы получили от вдовы.

Меня будто молнией пробило воспоминание: плачущая вдова моего армейского друга Петра Веригина вручает мне на память о нём дорогую безделушку – наложенные друг на друга циркуль и угольник… Так вот кто это! Масоны! Точнее «Сообщество Строителей Прогресса и Процветания», как их называл покойный Петя.

– Теперь, я вижу, вы поняли кто мы такие, – как попугай, перевёл секретарь фразу, брошенную генералом. Не успел я задать вопрос, как сэр Дуглас продолжил свою мысль, мгновенно озвученную секретарём для меня на русском:

– Нет! Мы не фримасоны, как некоторые нас называют. Но мы выросли оттуда. Наша организация лучше, чище и более целенаправлена, чем старые масоны. Наши цели ясны и наши действия точны!

– Звучит, как девиз. Но при чём здесь я? Почему меня похитили и доставили сюда. Кстати, где я?

– Скажем так – вы на одном из ближайших к вашему дому наших локаций. Поверьте, так лучше как для вас, так и для нас. Не потому что мы вам не доверяем. Наоборот, вы здесь именно потому, что мы верим в вас.

– Спасибо, конечно, за доверие, но пока всё звучит слишком туманно. Я человек простой, конкретный, и потому привык к ясности. Не могли бы вы изложить суть?

Рафаэль переводил, насколько я мог понять, не слово в слово, но по смыслу. Генерал, выслушав своего подчинённого, кивнул головой и, вздохнув, начал говорить тоном старого друга, рассказывающего важный секрет; секретарь поспешил сделать то же самое и поведал доверительным шёпотом:

– Недавно мы потеряли четырёх членов нашего клуба. Представляется, что все они умерли без веских на то медицинских причин. Во всяком случае, они никогда прежде не жаловались на здоровье. Детали я вам сообщу позже. С точки зрения полиции, ничего подозрительного: обычные несчастные случаи или самоубийства, но мы думаем по-другому. Нам позвонил наш информатор и сообщил, что все эти смерти стали результатом действий глубоко законспирированной террористической секты «Жало Справедливости», представляете?

– И вы хотите, чтобы я вам помог найти убийц? В честь чего я? При ваших, как я понимаю, широких связях вам доступны любые службы дознания. Почему мне это должно быть интересно? В конце концов, вы можете выяснить всё через своего информатора. Так ведь гораздо проще, не так ли? – спросил я и знаками показал, что хочу кофе. Разговор, кажется, предстоит долгим. Веласкес заученным движением аккуратно налил из кофейника, поставил передо мной изящную чашечку, наполненную до середины, а потом стал переводить мою фразу генералу. Тот понимающе кивнул головой. Мне стоило огромных трудов не опрокинуть чашечку кофе, пока ждал официального перевода следующей тирады генерала, из которой до меня дошло, что речь шла о русских, моей жене и о террористах:

– У нас есть как минимум две причины обратиться к вам за помощью. Первая – трое из убитых были тоже русскими, и вам будет легче вести поиски в вашей стране. И, к сожалению, мы не можем больше спросить у нашего агента. Она погибла вчера. Кажется, именно вы нашли её в квартире убитой. И вот вторая причина надеяться на ваше сотрудничество: последнее, что она сообщила перед смертью – ваша жена в руках этих террористов.

Генерал невольно вздрогнул от громкого звука резко поставленной мною чашки на стеклянную гладь стола. Я вскочил на ноги, непроизвольно сжав кулаки. Охранники немедленно взяли меня на прицел, но Рафаэль поспешил сделать им успокаивающий жест. Может, и следовало вести себя осторожней, но в данную минуту на всё было плевать. Сидеть и спокойно попивать кофе больше не мог. Мне необходимо было движение – ярость кипела в жилах, лишь осознание необходимости полного контроля над собой заставляло сдерживаться, и я стал ходить из угла в угол. Все присутствующие напряжённо наблюдали за моими перемещениями. Раз, два, три, четыре… – стал считать про себя, применяя старое правило «двадцати»: прежде, чем принять эмоциональное решение – посчитай, потом сделай глубокий вздох и оцени своё решение ещё раз. До сих пор это правило меня не подводило. На сей раз даже не пришлось считать до конца. Я сел и, хоть разжать кулаки не удавалось, постарался как можно более спокойным голосом сказать:

– Прошу прощения за реакцию. Ваша информация, если она правдива, меняет дело. Я готов вам помочь.

Будто свежим ветром повеяло – все в комнате расслабились, на лице генерала вновь появилась улыбка.

– Good! Good! – обрадованно воскликнул генерал, встал с кресла и с широчайшей улыбкой на лице протянул мне руку. Пришлось тоже встать и пожать в ответ. Я только раскрыл рот, как он, завершая наш разговор, сказал что-то, протягивая мне сложенную вчетверо заранее приготовленную записку, затем щёлкнул пальцами, и Рафаэль поспешил перевести:

– Вы можете начинать прямо сейчас. Все расходы за счёт нас. И для того, чтобы быть уверенными, что вы приложите максимум сил, вы и ваша команда получите эту сумму после того, как мы разделаемся с этими террористами, хорошо?

Я развернул бумажку – там небрежным мужским подчерком были написаны цифры 10 000 000.

– Ого! – не выдержал удивления я. – Неплохо. Вот только в какой валюте?

– В какой захотите, – сказал Рафаэль, а генерал, довольно улыбаясь, вышел из комнаты. Вслед за ним исчезли и охранники. Последним ушёл секретарь, прошептав напоследок:

– Я скоро вернусь. Отдыхайте пока.

Я не успел даже кофе допить, как в комнате появились слуги и в мгновение ока вынесли всё. Вновь комната была пуста – только кровать да картина на стене. Это хорошо, что остался в одиночестве. Надо подумать. Итак, каков итог? Если верить словам этого генерала, то на тайную организацию масонов охотится некая ещё более тайная террористическая группа. Зачем? Почему? Что им надо? Лже-Аделаида была информатором в ней. Она же сообщила, что Настя в руках этих бандитов. Здесь что-то не вяжется. Первый вопрос – зачем им Анастасия? Какой им от неё прок? И почему секретарь утверждает, что понятия не имеет, где она, если здесь на картине её знак? Либо он врёт, либо не знает, что здесь она была ранее. Может, она и сейчас где-то тут, за стеной, мучается в страхе и одиночестве, ожидая, когда её спасут, а я топчусь на одном месте! Резкая боль в костяшках пальцев от удара о стену немного отрезвила и успокоила. Что-то я слишком часто стал этим заниматься. Так и инвалидом можно себя сделать. Слишком много вопросов… только где искать ответы? Подошёл к эстампу, чтобы ещё раз убедиться. Сомнений нет. Это её рука… Чёрт! Нет ничего острого… Ремень! Язычком ремня царапаю на картине рядом с символом Насти свой № 1. Они хорошо смотрятся вместе.