Текст книги "Несовершенные"

– Патриарка меня слишком напугала. Я ей не доверяю, – отозвался Аттилио.

– Да она вообще никакой проблемы не представляет! Она же взяла поддельную страховку. Мария Соле ее контролирует.

– Что же ты мне раньше не сказал? Это другое дело. – Аттилио сел, словно Гвидо произнес магическое заклинание. Но к еде так и не притронулся, только в молчании смотрел на мясо.

– Ты должен мне доверять, Аттилио. Положись на меня.

Анна опустилась на стул. Наталия у нее на руках снова заснула.

– Вы устанавливали просроченные импланты? – спросила она, не глядя на мужчин и опустив глаза на вышитую скатерть.

– Мы же не специально это делали. Мы не заметили, что у них истек срок годности, – стал объяснять Гвидо.

– Вы не заметили?

– Да, дорогая, именно так.

– Папа?

– Конечно, нам следовало быть внимательней.

Анна крепче прижала к себе дочь. Она знала, что это неправда и они сейчас говорили о другом, но принять версию о невнимательности было несравненно комфортней.

– Ах, как сладко она спит, – вздохнул Аттилио, глядя на малышку. – Счастливица.

Габриеле, еще полусонный, появился на пороге. Наэлектризованные волосы топорщились в разные стороны.

– Привет, чемпион! – Гвидо хлопнул ладонями по бедрам.

Наталия на секунду приоткрыла глаза. Габриеле, волоча по полу плюшевую игрушку, двинулся вперед. Забрался к отцу на руки, а тот взъерошил ему волосы и поцеловал в раскрасневшуюся щеку:

– Голодный?

Габриеле кивнул. Гвидо вместе со стулом подвинулся к столу, взял вилку, насадил на нее кусочек жареной свинины и поднес ко рту сына, изображая истребитель. Анна заметила экзему у него на шее. В молчании он продолжал кормить Габриеле, потом нервно моргнул и зевнул во весь рот, едва не свернув челюсть.

Аттилио наблюдал за внуком. Решив привлечь его внимание, он своими длинными иссохшими пальцами показал все тот же фокус. Габриеле засмеялся, потянулся рукой к этому волшебству, но дед отодвинулся – и тут же наклонился поцеловать его в лоб. Потом повернулся к Анне:

– Доброй ночи, милая, извини, что повысил голос.

Он кивнул Гвидо, который ответил подобающей случаю улыбкой.

Анна проводила взглядом удалявшегося медленной поступью отца. Потом прошептала:

– Опасности правда нет?

– Абсолютно. Твой отец просто испугался. Ничего особенного, обычные рабочие вопросы.

– Ты ему очень неприятную вещь сказал.

– Да? Какую? Выпей воды, Габри. – Он потянулся за стаканом, и из-под манжеты рубашки выглянуло такое же пятно, как на шее.

– Что он поставил тебя у руля, чтобы снять с себя ответственность.

– А что, разве не так? – Гвидо привстал, пересадил сына на стул, подтянул ремень на брюках и поправил пиджак.

– Ты куда? – спросила Анна.

– У меня дела.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– А я думала, ты мне поможешь детей домой отвезти.

– Почему бы вам тут не остаться? Отец завтра обрадуется, когда тебя увидит.

Габриеле сложил руки на столе, точно школьник за партой: голова свесилась на грудь, глаза закрылись. Гвидо забрал у Анны дочь и потянул за собой сына, который, словно сомнамбула, покорно поплелся за ним в спальню. Анна осталась стоять на пороге. Из окна сочился голубоватый свет. Гвидо снял с девочки колготки, с мальчика брючки, уложил детей в кровать и подоткнул одеяло. Потом подошел к ней, поцеловал в уголок рта:

– Не волнуйся, положись на меня.

Этими словами он успокоил Аттилио, те же слова произнес Гвидо здесь, в этой комнате, когда впервые поцеловал ее, а она боялась, что отец их застукает.

10

Анна расхаживала на каблуках, одетая в синее платье до колен, и их цоканье эхом разносилось по всему дому. Она боялась оступиться и упасть, когда пыталась найти золотые сережки-змейки, и передвигалась словно в трансе. Уже посмотрела в ванной, в корзинке с косметикой, в шкатулке в спальне, в коробочке с детскими резинками и заколками. Если Хавьер не опоздает.

Он не опоздал. Когда пришло сообщение, Анна бросилась в спальню и принялась в сотый раз рыться в шкатулке с драгоценностями. Увидела себя в зеркале: какая-то разряженная тетка. Выскользнула из платья, натянула джинсы в облипку и рубашку под смокинг. Затолкала детские колготки в наволочку на подушке, поправила покрывало на кровати, набросила черное пальто и вышла.

За столько лет она впервые осталась дома одна. Настояла, чтобы Гвидо взял детей, но он явился на полчаса позже. Наталия ревела, сама Анна тоже была на нервах, но постаралась сдержать досаду, прикрывшись загадочной улыбкой.

Она спустилась по лестнице, держась за перила и ощущая в сердце какое-то странное волнение; трусы-танга разрывали ее надвое, острые заколки кололи голову. На улице, оказывается, моросило, и она пошла совсем мелкими шажками. До машины добралась еле дыша. А внутри все показалось мягким, приглушенным: горячая печка, приятная музыка.

Хавьер в белой рубашке благоухал сандалом и бальзамом после бритья и был неотразим. Улыбнулся, подождал, пока она пристегнется, и тронулся с места.

– ¿Como estás?[38]38
  Как дела? (исп.)


[Закрыть]

– Я скучала, – пожаловалась она, вытягивая ноги и думая, что пора успокоиться. Суббота, дождь и полная свобода. – Куда мы едем?

– В один шикарнейший ресторан.

Его «ш» действовала на нее как афродизиак. Анна склонила голову, Хавьер положил ей руку между ног и улыбнулся, но, когда они доехали до «Бенгоди», напряжение вернулось. Отличная траттория в конце малолюдной улицы – Анна уже бывала здесь с Гвидо. И больше, будь ее воля, ни за что бы сюда не поехала. Хавьер высадил ее у входа, и она нырнула внутрь.

Женщина с заплетенными в косу волосами вышла ей навстречу, помогла снять намокшее пальто. Анна стояла, вцепившись в сумочку. У женщины была большая грудь и глаза, как у сибирской кошки.

– Анна?

– Да.

– Мы встречались в шоуруме.

– Да, правда? Когда?

– А когда новогодние скидки были.

– Ах, ну да! – согласилась Анна, не имея представления, кто это перед ней.

– Я подруга Сюзанны.

– Да-да, я прекрасно помню.

– Сколько вас?

– Двое, – ответила она после паузы.

– Столик бронировали?

– Я думаю, да.

– На Бернабеи?

– Не думаю. Наверное, на Хуарона, – рискнула Анна, сомневаясь, что Хавьер забронировал стол на свою фамилию.

– Минутку, я проверю.

Анна оглядела зал. Горящий камин, приятный теплый свет, и, похоже, недавно здесь сделали ремонт: стены зеленовато-синие, на столиках белые светильники. Посетители – в основном пары, и вроде бы никого знакомого. К счастью.

– Сюда, пожалуйста. – Женщина повела ее к столику.

Платье похоже на то, которое Анна только что сняла. Походка крайне непринужденная, ягодицы маятником ходят вправо-влево, коса летит противовесом, ноги ступают по одной линии.

– Прошу. – Женщина с надменным видом подвинула ее стул.

В зал вошел Хавьер, отыскивая ее взглядом, и Анна замахала с таким энтузиазмом, словно они сто лет не виделись. Потом заулыбалась. Он, весь промокший, подошел к столику.

– Позвольте ваше пальто? – спросила женщина, откровенно уставившись на него, потом снисходительно взглянула на Анну, и та в смущении потупилась.

Хавьер освободился от пальто, и они наконец остались вдвоем.

– Берем tinto или blanco?[39]39
  Красное… белое (исп.)


[Закрыть] – спросил он, раскрывая меню.

– Смотря что есть будем, – ответила Анна, стараясь расслабиться.

Хавьер с религиозным благоговением изучил меню, расспросил, хочет ли она мясо или рыбу, пасту или ризотто, воду с газом или без, много ест или мало.

Подошла молоденькая официантка с чуть раскосыми глазами. Анна поискала взглядом встречавшую ее женщину – та занималась другими посетителями. Хавьер заказал за двоих, каждому – свои блюда, прибавил бутылку вина и минералку «Феррарелле». Анна удивилась, но не возражала.

– Итак…

Сколько ему лет? Он очень молод, моложе ее.

– ¿Te gusta aquí?[40]40
  Тебе тут нравится? (исп.)


[Закрыть]

– Тут очень мило. Я здесь уже была, но у них, наверное, владелец поменялся, теперь все гораздо лучше.

– Какой ты знак по зодиаку?

– А что? – рассмеялась она.

– Tu dimelo[41]41
  Скажи мне (исп.).


[Закрыть].

– А ты как думаешь?

«Сибирячка» принесла вино, показала этикетку, искусно откупорила бутылку и налила немного в бокал Хавьера.

– Muy bueno[42]42
  Очень хорошее (исп.).


[Закрыть], – произнес он, отпив глоток.

– Muy bueno, – повторила женщина.

Ее декольте было глубоким, как океан. Анна проводила «сибирячку» взглядом, Хавьер же смотрел только на Анну.

– Весы, – сказал он.

– С чего ты взял?!

– Я знаю.

– Откуда?

– Te gusta[43]43
  Ты любишь (исп.).


[Закрыть] красивое.

– Скажешь тоже!

Хавьер показал на себя, и они безудержно, по-детски, расхохотались.

– А ты кто? – спросила Анна.

Она вся подалась вперед, к нему, а Хавьер наливал ей вино и уже почти перелил через край. В испуге она невольно схватилась за ножку бокала:

– Хватит!

Хавьер остановился и объявил:

– Lo mismo[44]44
  Я тоже (исп.).


[Закрыть].

– А число?

– Doce[45]45
  Двенадцатого (исп.).


[Закрыть].

– Боже, а я восьмого!

Они чокнулись и выпили за свое звездное родство, касаясь под столом ступнями. Хавьер подвинулся вперед вместе со стулом, сжал ее колени своими. Принесли пасту с крабами: огромные клешни, в середине маленьким холмиком свернуты спагетти, по краям листики петрушки. Одна из женщин в зале вроде бы разглядывала Анну и шептала что-то сидевшему напротив мужчине. Взгляд назойливый, рот она прикрыла салфеткой.

Хавьер снова сжал ее колени, на этот раз сильнее. Анна отхлебнула еще вина. Вытащила шпильки из волос, встряхнула головой. И почувствовала себя свободной – из головы словно вынули иглы.

Неспешно подошла «сибирячка»:

– Все хорошо?

– Прекрасно! – отозвалась Анна. – Это ваш ресторан?

– Наш с мужем.

– Он просто чудесный!

– Спасибо. Мы старались создать уют, но не в ущерб качеству. – Женщина, неотрывно глядя на Хавьера, едва заметно переносила вес с одной ноги на другую.

– И цвет стен очень милый, – продолжала Анна, пытаясь привлечь к себе ее внимание.

– Надеюсь, вам придется по вкусу и все остальное. – Женщина, прищелкнув языком, удалилась своей маятниковой походкой. В ее словах была явная двусмысленность.

– Ты ей нравишься, – сказала Анна.

– Кому?

– «Сибирячке».

– Почему «сибирячке?»

– Глаза у нее такие… как у сибирской кошки, правда ведь?

– Tu me gusti cosí[46]46
  Ты мне нравишься такая (исп.).


[Закрыть].

– Какая такая?

– С волосами.

– С какими именно?

– Почему смеешься?

– Потому что.

В сумочке звякнул мобильник, уже во второй раз. Сообщение от Гвидо: «Мы без тебя тут прекрасно справляемся». Анна подняла глаза от телефона и рассеянно уставилась в зал, не улавливая смысл фразы.

– Эй! – Хавьер потянулся к ней руками через стол, но она не шевельнулась. На лице отражался свет с экрана.

– Анна?

– Извини. – Она спрятала телефон в сумочку. – Извини.

– Что там?

– Дочка, – соврала она. – Немного простудилась.

– Я отвезу тебя?

– Нет, не надо. – Она была тронута. – Спасибо.

Хавьер еще дальше продвинул руку, раскрыл ладонь.

– Нет-нет, правда, не надо. Отец даст ей лекарство, и все будет хорошо.

– Где она?

– Со своим отцом.

Ей хотелось подчеркнуть этот момент. По одной-единственной причине: сегодня ночью она хотела спать с Хавьером. Испытывала нестерпимое желание соскользнуть в сон в теплой чувственной пещерке, образованной их телами. Дома она спрятала все свадебные фотографии, не забыла убрать и стопку детективов с тумбочки Гвидо в спальне. С тех пор как он ушел, ее лишь по ночам окутывала слабая тревога. Легкое ощущение, почти невесомое, – но стабильное.

В детстве у нее была привычка забираться в кровать отца и ждать его возвращения, и, когда он наконец приходил, она обхватывала его широкие плечи, прижималась щекой к спине на уровне лопаток и крепко засыпала.

Сон с мужчиной ассоциировался у нее не с сексом, а с чувством защищенности. Ее мать умерла ночью, в своей постели, в полном одиночестве. Анна помнила холод тела, неподвижность конечностей, разметавшиеся по подушке волосы – распростертая на спине, застывшая фигура. И помнила, как идет назад к себе в комнату по длинному коридору, собираясь снова лечь спать. А ведь была совсем малютка. Не приснилось ли ей все это? Наверняка она знала лишь одно: в ее голове сон вдвоем связан с волшебной мечтой о бессмертии.

Вот почему ей хотелось рассказать Хавьеру про свой брак: чтобы прикоснуться к волшебству. На большее она не претендовала. И все-таки опасалась: вдруг он испугается, если она прямо скажет о расставании с мужем? Вдруг подумает, что должен взять на себя ответственность за вещи, которые его на самом деле не касаются? Равновесие в их отношениях пока шаткое, не нарушить бы его этой новостью.

– С отцом… где? – допытывался Хавьер.

– Мы с ним… В общем… Он ушел.

Хавьер скрестил руки на груди.

Ее мобильник снова звякнул. «Смотри», – говорилось в сообщении. Но на что? Там ведь ничего нет. Она хотела было ответить, но бросила телефон на скатерть, словно приказывая ему замолчать.

– Любовница?

– Кто?

– У него.

– Не знаю. Может быть.

– ¿No te importa?[47]47
  Тебе все равно? (исп.)


[Закрыть]

Хавьер застыл в напряжении.

Наверное, не следовало им выходить из белой квартиры. Нарушать прекрасный ритуал – любить друг друга молча и не рассуждая. Анна положила локти на стол, заглянула ему в глаза, поискала в своем необъятном арсенале самое благожелательное выражение лица.

– Конечно, не все равно. Но, понимаешь, дело не в другой. Дело в том, что у нас с ним больше не ладится. Если бы все было хорошо, я бы здесь сегодня не сидела. – Повисла пауза. Лицо Хавьера смягчилось. – А я вот очень рада, что я сейчас тут, – продолжила она. Голос у нее вышел чувственный, а внизу все словно молнией обожгло.

С тех пор как Анна сошлась с Хавьером, она все время чувствовала, что ее возбуждение проявляется какими-то резкими импульсами, спазмами, головокружениями, и полагала, что это эквивалент его нарастающей эрекции. Их вибрации совпадают, это очевидно.

Пока официант чистил рыбу, они молчали, а их ноги снова переплелись под столом. Вино закончилось. Анна сидела как на иголках, есть больше не хотелось – скорей бы уйти из этого ресторана, остаться с Хавьером наедине. Они поели не торопясь, обмениваясь улыбками. Казалось, все разговоры вокруг смолкли, осталось лишь потрескивание огня, шум дождя и звон столовых приборов.

Хавьер попросил две порции виски и счет. Она не возражала. Рот наполнился мягким, дымным вкусом «Лагавулина», и тут Хавьер вдруг заявил:

– Я no quiero separarme de Maya[48]48
  …не хочу расставаться с Майей (исп.).


[Закрыть].

Анна молчала. Она была в приятном опьянении и не желала развивать эту тему. Добраться бы домой – и спать рядом с ним.

– ¿Que pensias?[49]49
  Что думаешь? (искаж. исп.)


[Закрыть]

– Ничего, – ответила она. – Совсем ничего.

Ее все устраивало, и большего она не хотела.

– Я no quiero che te esperas nada. Porque no me contestas?[50]50
  …не хочу, чтобы ты чего-то ждала. Почему ты ни о чем не спрашиваешь? (искаж. исп.)


[Закрыть]

– Слушай, мне нечего сказать. Это твоя жизнь. Тебе хорошо с женой, хорошо со мной, ты не хочешь ни от чего отказываться. Не волнуйся, я все понимаю, – проговорила она торопливо, проглатывая слова.

Хавьер не двинулся, только вцепился руками в углы столика. Она не рисовалась – сказала то, что думала. Конечно, она предпочла бы не делить его ни с кем, и он это чувствовал. Но главное – равновесие между ними только что нарушилось. До этих признаний они балансировали на одном канате. Теперь нет. Они больше не делили риски пополам и разрушили целостность.

Женщина принесла на серебряном блюдце погребенный под горкой разноцветных конфет счет, поставив его на стол между ними, затем перенесла вес на одну ногу и застыла в ожидании. Хавьер взял счет, глянул на сумму и полез в задний карман брюк за деньгами. И тут же, закатив глаза, выругался. Анна прищурилась, фокусируя на нем взгляд, и с запозданием в несколько секунд поняла, что бумажника у него нет.

– Ничего страшного, я заплачу, – поспешно сказала она.

– Вот дерьмо, вот дерьмо! – продолжал ругаться Хавьер.

На лице женщины читалась ехидная усмешка. Анна, представляя, о чем она думает, торопливо полезла за кредиткой. Обращать внимание на ее догадки было еще унизительней, чем сомневаться в платежеспособности Хавьера. Если бы не вся эта щекотливая ситуация, Анна бы стала оспаривать сумму: за одно только вино насчитали шестьдесят евро.

– Пошли, – сказала она, поднимаясь.

– Perdoname[51]51
  Прости меня (исп.).


[Закрыть].

Пока они шли вслед за «сибирячкой», Хавьер попытался взять ее за руку, но Анна увернулась, поправляя волосы. Она уже представляла, что теперь начнут болтать: «Пришла в ресторан с молоденьким любовником, заплатила за него».

– Все в порядке, правда, – заверила она.

– Te los devolveré[52]52
  Я все верну (исп.).


[Закрыть].

– Да ну, прекрати.

Они надели свои пальто. Анна натянула на лицо неестественную улыбку.

– Спасибо, все было отлично, – сказала она, застегивая пуговицы.

Женщина придвинулась, поцеловала ее в щеку:

– Очень рада.

Ощущая ужасную неловкость, Анна повернулась и, можно сказать, обратилась в бегство. Хавьер так же быстро пошел рядом; ему, наверное, тоже было стыдно. Из-за всей этой ситуации они совсем забыли о дожде. На улице лило как из ведра. По всей дороге разнесло отходы: очистки, остатки еды, пластиковые бутылки, пакеты, коробки из-под заморозки – видимо, где-то опрокинулся мусорный бак. Они побежали к машине, перескакивая через лужи и лавируя между кучками мусора, прикрыв нос и рот: пахло канализацией. Очутившись в машине, с силой захлопнули дверцы. Спасены – вот только промокли насквозь.

– Disculpame[53]53
  Извини меня (исп.).


[Закрыть] еще раз.

Он искал ее взгляда, но Анна отвернулась к окну.

– Ну хватит. Прошу тебя, поедем домой.

Хавьер рывком тронулся, погнал машину вперед. Теперь он ехал резко, нервно и, свернув на боковую дорогу, вдавил газ в пол. Анна снова включила телефон. Гвидо прислал фото детей: Наталия лежит на спине, раскинув руки и ноги, точно морская звезда, одета в один только подгузник, рот приоткрылся, соска выпала. Габриеле – на боку, спиной к сестре, и тоже с голым торсом. Почему они не одеты в пижаму? В правом углу виднеется толстая золотая цепочка – вероятно, от сумочки. Подпись: «Спокойной ночи, мама». Анна зажмурилась и как будто стала терять равновесие, потом снова открыла глаза и так и сидела, глядя, как капли врезаются в ветровое стекло.

Когда они подъехали к дому, Хавьер остался сидеть за рулем, не выключая фар.

– Ты не зайдешь?

– Зайду.

Этим вечером его невозможно было разгадать. Анна ничего не понимала. Зачем он пригласил ее на ужин? Чего именно хотел? Прояснить ситуацию или просто разнообразить их встречи? Теперь вот сидит и медлит. Разве он не хочет того же, чего и она, не желает ее?..

Они снова пустились бегом, заскочили в подъезд. Анна пошла вперед, вверх по лестнице, стуча каблуками по мраморному полу. Икры болели. Хавьер запустил ей руку под пальто и сжал ягодицы – сначала слегка, потом все усиливал хватку. Пока Анна пыталась открыть дверь, он прижался к ней сзади, покусывая шею, схватил за трусы, словно взял на поводок. Анна протестующе замычала, так и не попав в замочную скважину. Хавьер взял ключ, вставил в замок, и они ввалились внутрь. Она включила свет, но он тут же погасил его, продолжая держать ее сзади за трусы.

– Спальня, – сказал он.

Они двигались в полумраке, сбросив по дороге пальто на пол. Хавьер прижал ее к шкафу, продолжая держать на привязи. Было в этом что-то нарочитое, грубое, и ей понравилось. Она вонзила ногти в его шею, защищаясь и желая причинить такую же боль, расстегнула ему рубашку, укусила за грудь, скользнула руками ниже спины – и ощутила под пальцами бумажник в заднем правом кармане. Сомнений быть не могло, и она, замерев, подняла взгляд. Его глаза блеснули в темноте, предупреждая возможные протесты. Он схватил ее за волосы, грубо толкнул на кровать. Анна услышала звук расстегиваемого ремня и подумала, что он хочет отхлестать ее, однако он стянул с нее джинсы и, поиграв еще с перемычкой ее трусов, вошел в нее. Всего три толчка – и он кончил. Не говоря ни слова, они упали рядом на кровати. Ей было неспокойно – хотелось зажечь свет, умыться, снять одежду, надеть шелковую ночную рубашку цвета пыльной розы. Но она чувствовала, что если шевельнется, то все испортит. Дыхание Хавьера сделалось медленным и свистящим, и вскоре он захрапел как дикий зверь. Прямо львиный рык – такой громкий, что Анна даже подскочила.

– Что? – сонным голосом проговорил Хавьер.

Она положила его голову себе на грудь, и храп возобновился. Анна, подождав несколько минут, выскользнула из спальни и отправилась в ванную в детской, чтобы привести себя в порядок. Болели ноги и голова. Она старалась не шуметь, хоть и находилась далеко от Хавьера. Холодная вода между ног сработала как анестезия, словно там находился источник ее боли. В спальню она вернулась совершенно голая, ступая на цыпочках. Хавьер пропал, словно его и не было. Анна зажгла свет, побежала в гостиную, в детскую, на кухню, в кабинет мужа. Пусто. Ушел.

Накинув халат, она высунулась в окно: на месте ли его машина? Нет, испарилась. Она заревела. Поплелась в спальню, всхлипывая на ходу, забралась в постель, сжала кулаки и зажмурила глаза; голова все еще кружилась. Потом потянулась за телефоном – ничего, ни словечка. А Гвидо удалил свои сегодняшние сообщения – все до единого, включая фотографии. Этим вечером никто не признавал ее существования.