Текст книги "Война 2010: Украинский фронт"

20. Сибирские морозы и человеческий фактор

С Читой получилось как-то не очень. И не конкретно в длинной зиме дело. Стрельбы и проверки зимой назначались лишь как исключение из правил. Потому как, все знают, в русскую зиму воюет только дурак. Или русский. Впрочем, и финны тоже, оказывается… Не будем о грустном! Кроме того, зима это вопрос выживания, куда в это время еще в палатках полеживать? Если и ракета куда надо попадет, а кто-то в палатке отморозит органы, или наоборот, в целях «сугрева» полив в костер солярки, сотворит из лагеря скопище горелых вигвамов, как иллюстрацию к прошлому веку – «Белые уже в Дакоте», так командира части все едино с должности снимут и отправят дослуживать в климат типа этой же Читы, только чтобы случайно данная область не считалась по официальным бумагам отнесенной к тяжелому климату, за который положено выслугу год за два и денежно-пайковую компенсацию в придачу.

Так что, лучше уж летом. И солдатикам приятней. Из палатки вышел – ягодку сорвал, вот тебе и витамины в довольствии забытые. Опять же, свежий лесной воздух. Пусть подышит, покуда в город не возвратился на вредное поточное производство. К тому же, будет потом всю жизнь рассказать, как судьба, в процессе стойкого несения службы, однажды даже в тайгу забросила для выполнения задачи, поставленной Правительством и лично Леонидом Ильичем…

Да, но что же тогда с Читинским учебным центром не так? А вот что. В современной армии, еще не до-развившейся до кибер-войн с использованием «терминаторов», по большому счету есть всего два фактора определяющих победу и поражение – люди и техника. На счет людей… Тут есть некие нюансы, но после скольких-то лет притирки, «учебный центр» в таежном Забайкалье читинской области воспитал просто чудо-богатырей. В смысле, офицеров-инструкторов высшей пробы, по крайней мере, в плане выживаемости в тяжелых для нормального человека, не «терминатора», условиях климата. Когда эти крепкие, удивительные люди прибывали в свою очередь подучиться куда-нибудь в Подмосковье, в какие-нибудь Петушки или там, в славный город Владимир, тогда местные дискотеки, рестораны и женские общежития становились эпицентрами сейсмической и прочей активности. Прибывали эти чудо-богатыри на учебу зимой, что само собой понятно, ибо их собственные «учебные центры – полигоны» раскручивались на полную катушку летом. Однако что для избалованных москвичей и владимирцев является зимой, то для ребятишек из тайги считается пусть и не маем месяцем, но уж не далее чем октябрем. В шинелях им жарковато, форменные ботинки для них что тапочки, после вечности истертых валенок и фетровых сапог, а женщин они в своих лесах вообще мало видели, а если кого и наблюдали, так их всех по именам-отчествам знает весь раскинутый вширь, до китайской границы, гарнизон. Так что обычно, через положенное у млекопитающих время после учебного процесса, в Подмосковье и окрестностях Владимира наблюдался всплеск рождаемости, радующий акушеров и терапевтов крепостью и активностью младенчиков: Советский Союз, в отличие от некоторых сегодняшних государств-новообразований, занимался демографией серьезно, а не с помощью каких-то долларово-эквивалентных компенсаций. Конечно, иногда в том деле наблюдались кратковременные локальные сбои. Например, крепкий на вид офицер-ракетчик с широким красным лицом, мог временно оказаться даже в военном госпитале, со странным диагнозом – «полное половое истощение». Однако не проходило и трех-четырех суток этого невиданного в тайге больничного, как все положенные лейтенанту, или же, там, капитану, функции восстанавливались; причем восстанавливались преотлично, ибо через положенное у приматов время среди персонала военного госпиталя так же наблюдался всплеск рождаемости, беспокоящий хирургов, проктологов и прочих врачей паразитирующих на отклонениях здоровья, невиданной эталоностью новорожденных в плане отсутствия хоть каких-то патологий.

И еще бы было не так! Зимой прополку офицеров-ракетчиков на стойкость делал мороз, летом – всякая местная нечисть, типа клеща и гнуса, и это только в плане природных факторов. На счет них все было просто. В СССР, как практичной, не витающей в облаках державе, преимущественное право при поступлении в училище всегда имели выходцы из деревни. Что с того, если эти ребята бывали поначалу несколько наивны и их легко облапошивали по мелочи сослуживцы-горожане? Со временем, леса, степи и пустыни – ставили все на свое место. Потом городские лысеющие старлеи только дивились, узнавая в приехавшем с проверкой полковнике генштаба туповатого когда-то сокурсника. Однако отбор производило не только природное ОТК. Существовали еще и другие фильтры. Допустим, труд от зари до зари с парой выходных в месяц на отсыпание. «Ничего, у офицеров пенсия ранняя, – говаривали седеющие комбаты, годков тридцати пяти отроду, – так что потом отоспитесь!»

А еще были всяческие вредоносные факторы. Ну там, окислители ракетные, или даже локаторное излучение, от которого, по слухам, случается белокровие – это все бретельки. Самый серьезный проверочный механизм – спирт. Представляете, на какую-нибудь дуру-антенну его могут выдать литров эдак пять или шесть («больше ему не съесть», как говаривал писатель Корней Чуковский), причем, это только в месяц. А вокруг тайга, конца-края не видать даже с вершины высотомера ПРВ-17, водруженного поверх сопки. Солдатиков в увольнение пускать некуда, но ничего, у них есть «Ленинская комната» в коей можно забесплатно полистать чудо-журнал «Коммунист вооруженных сил», так же «Агитатор армии и флота», а в воскресенье с утра получить в столовой на ритуальное съедение два положенных яйца, а вечером кино «Семь невест ефрейтора Сбруева», для просвещения о гражданской жизни. Но солдатикам-то что? Они еще молоды, почти со школьной скамьи, а вот молодому, чуть старше них офицерику? Ему тоже некуда в увольнение, хоть у него и свободный выход. До большой Читы, в коей вблизи вокзала предусмотрительно размещена пара вместительных ресторанов, на электричке никак в выходной туда-сюда обернуться не успеть. Следовательно…

Устраиваем ресторан на дому, то бишь, в месте постоянной дислокации. За всю историю, никто из приезжих комиссий никогда не лазал на сопку, не вскрывал технические шкафы, не откручивал кристрон с магнетроном, и не заглядывал в отсоединенный волновод, дабы убедиться, достойно ли блестит посеребренное нутро, то бишь, попадал ли туда хоть единожды в жизни, отпускаемый народных хозяйством на военные нужды, протирочный спирт. Значит основное, ради чего люди ходят в ресторан предусмотрительно работающий до одиннадцати нуль-нуль вечера, у нас наличествует. Теперь… Ну уж на счет закуски – просто смешно. Во-первых, на совсем уж бедственный вечер всегда имеется паек – шесть кг первоклассной вырезки, и еще море консерв с прочим ежемесячно. Так ведь еще и тайга! Она сама кормит неленивого. Покуда дежурство несешь, выскочил на пять минуток в нужник, а заодно проверил силки. Так что… В общем, почти все имеется. Ну, а с кем потанцевать… Нет, никаких гомосексуальных притязаний у парней из деревни никогда не наблюдалось, к тому же всякое эдакое дермецо выявлено еще на первом курсе и отправлено пинком под зад в демократию гражданской жизни. И значит… И значит просто пьем в таком количестве, чтобы танцы-обжиманцы плавно перетекли в фазу сна. Ну, а утром труба зовет, в колоно-ширенгу стройся и «учиться военному делу настоящим образом».

Это конечно зимой. Летом кроме бесценной технической жидкости есть еще и прибывшие для сдачи экзаменов офицеры с зачетками. Возраст уже не школьный, люди все опытные. Если не сдал экзамен – светит в летёхах и старлеях ходить до пенсии. Следовательно, наличествует штука именуемая в толковом словаре терминами: «взятка», «мзда», «подмазка», «дача (устаревшее)», «барашек в бумажке», «бакшиш (устар)», «хабар», «хабара» и т. д. И значит чудо-офицеры наши будут тогда: «взяточниками», «лихоимцами», «мздоимцами (устар)» и т. п. Извините, но денег у чудо-богатырей и у самих невпроворот. У них кроме окладов, еще надбавки: «за отдаленность», «за боевое дежурство», «за звание», «за должность» и далее по перечню. А потому деньгами их никак не взять. И значит только…

У нас не какие-нибудь платные капиталистические учебные заведения будущего. Каждый солдат-офицер друг-другу – соцсоревнование. И значит, почему бы не подучив прибывшего коллегу тому и сему из секретного полигоновского учебника, не принять в качестве сувенира какую-нибудь хитрую, невиданную бутылочку «Ванна-Таллин», доброго молдавского винца или там, бочкового грузинского коньячку? (Все в зависимости от того, из каких краев прибыла данная войсковая часть). Каждый советский человек другому брат и сестра, а национальности должны дружить и обмениваться подарками для познания обычаев братских народов. Кто-то скажет, а что же встречно получил приезжий капитан от коллеги инструктора в обмен на рижский бальзам? Неужели непонятно – что? А знания, великие знания военного дела, почерпнутые из невиданного другими секретного учебника, а так же зимнего коротания дней над функциональными схемами электронных блоков! Попахивает неким стяжательством, скажут несведущие (в смысле, сведущие, но с недалеким умом). Но какой же тут «хабар» и прочее по списку? Где то молдавское виноградное чудо и артефактное в читинской области «Ванно-Таллин»? Нет его, как не было. А кто же остался в выигрыше? Ну, гадаем на счет «три». Раз, два… Все правильно, обороноспособность нашей великой Родины. Ибо извините, но тут не просто учебный центр, тут полигон. А полигон, в отличие от рисования мелочком по доске, есть штука взаимодействующая с реальным миром. В формулу Циолковского хоть сколько рижского бальзама лей-залейся, а ракета полетит только в соответствии с ней. Так что ежели боевая, привезенная прибывшей частью ракета не поразит реальную, движущуюся в соответствии с той же формулой, цель, грош цена всем прочим достижениям на поприще экзаменационного всезнайства. Ибо когда империалисты с маоистами нападут, никто у вас о свойствах «двойных волноводных тройников» интересоваться не будет. Будут реальные цели-носители, умно отлеживающие их локаторы и чующие отраженный сигнал боевые ракеты, ну и какая-то там вероятность «0,9 с чем-то», а более ничего.

Так что в плане человеческого фактора все на Читинском «учебном центре – полигоне» было на «Ура!».

* * *

 
…Весь театр боя,
По крайней мере в апогейный миг,
Занял примерно стадион, иль три,
Ну, может, с половиною, от силы.
Однако в сей момент он растянулся шире,
С тенденцией прессовки. Для показа,
Ну, схемной зарисовки – не живой
Картины боя, разумеется, довольно
Обычного тетрадного листа. Тем более,
Сражение велось в единой плоскости,
И даже на рельеф не надо скидок – там,
Где не могла пробраться конница,
Галопом иль рысцой, бой и не шёл,
Так, кое-где, торчали
Людишки с луками, на всякий вариант,
К тому же – с двух сторон,
Довольно пунктуальные ребята
Вели планированье боя наперед…
 

21. Нисхождение больших звезд

Повторение – мать учения. Исхан Хаккин снова зажат промеж двумя громилами и его везут на армейском джипе в неизвестном направлении. К чему бы это? В прошлый раз его вот так же лихо извлекли из красивой – теперь только плакать во сне – гражданской жизни и окунули в армейско-пехотное дерьмо. Что будет на этот раз? В какое новое измерение его доставят эти безъязыкие ифриты в форме? Великий Аллах! Знать бы загодя, так можно было бы молить на коленях сержанта, да и редко являющегося первого лейтенанта тоже, лишь бы никуда его больше не отдавали. А если, снова всплыл случай с тем рядовым, только ныне уже на более высоком уровне? Но подумаешь, побил чуток? Лицо и не трогал практически; никаких особых следов – у Исхана Хаккина такая операция отработана четко. Больше он с ним, вроде бы, ничего не сделал. А что подумал, так мысли еще читать не научились, даже в армии. Или уже научились?

Исхан косится на сопровождающих. По этим не скажешь, что телепаты. Тут даже с трудом верится, что понимают человеческую речь. Вообще, какого шайтана им надо? Он же даже присягу Республике принял, как положено: разве можно было подумать о подобном казусе всего месяц назад? Куда теперь деваться от службы? Уж лучше отдать положенные восемнадцать (теперь уже меньше, глядя на саложат, он тоже начал тайно делать метки учета времени), чем попасть в натуральную тюрягу, да еще и военную. Рассказывают, опытные ребята при уголовном залете предпочитают проситься на границу с курдами, чем в десбат. Исхан Хаккин не желает ни туда, ни туда. Но кто теперь, после присяги спрашивает?

Наконец, добрались. Кстати, не очень-то и далеко – явно не Курдистан. Но место, все едино, глухое. А вдруг его тут под деревцами закопают живьем? Не дай Пророк, еще придется под прикладами самому выкапывать себе последнее убежище: грунт нехороший, каменистый; изотрешь руки в кровь. Или просто побьют? Такое было бы проще, можно даже согласиться, если б спросили. Его ведут между пихтами по какой-то тропке. Непонятно, специально запутывают, или сами сбились, но кажется они подозрительно часто поворачивают влево. Ладно, они плутают, а жизнь покуда длится.

Снова проезжая дорога. В смысле, виднеется за деревьями. Другая, или та же самая – неясно. В просеке стоит толстомордый новенький «Хаммер». Зачем такая парадность, всего-то для тихих похорон рядового? Стоящий рядом с дверью человек в камуфляже, с М-16А2 (Исхан уже чуток разбирается) наперевес, распахивает дверь. Исхан Хаккин сбит с толку – оттуда никто не выходит. Оказывается все наоборот, это ему надо забираться внутрь. Все и правда, сложно, но подзатыльника ему не дают. Такое поведение конвоиров даже обнадеживает.

За Исханом закрывают. Он один на заднем сиденье. Просто еще одно чудо – никого из сопровождающих рядом. Исхан Хаккин непроизвольно и шумно вздыхает.

– Здравствуй, дорогой, – говорят с переднего сиденья. Голос, кажется знакомый. Говорят очень миролюбиво, так что с ответом можно не торопиться.

Исхан приглядывается к рассматривающему его человеку. Да это же…

– Генерал? Хайруллах-бей, это вы?! – Исхан не уверен, но настроить зрачки не выходит – вероятно, в собственных глазах небывалое явление – слезы. – О, Аллах ко мне справедлив.

– Да, я, я. Успокойся, Исхан Хаккин, – кивает ему генерал сухопутных войск турецкой армии. В голове у Исхана проносится несколько картин досрочного увольнения, причем с почетом и с записью всех недобранных месяцев в учетную карточку. Ведь о нем все-таки вспомнили, нашли! Ох, недаром он когда-то кланялся и умело посмеивался седобородым шуткам. А главное, правильно поставил бизнес. Так поставил, что без него теперь все развалилось. Конечно, потому и вспомнили, что ныне некуда податься, славно покутить. Ясное дело, кто он тут, в армии? Стрелок-мазила? Какой от него толк пехотному полку? А там, на месте, он обеспечивал утомившимся от трудов офицерам достойную разгрузку. Порой, даже сержантам. Что они не люди? Такса с них поменьше, и услуги, ясное дело, пожиже, но все равно! Ладно, теперь все будет «тип-топ». Исхан Хаккин так увлекается, что едва не пропускает вопрос. Он даже на мгновение замирает, сканируя небольшой отдел краткосрочной памяти.

– Как тебе армия, Исхан? – генерал подмигивает. Наверняка, это у него юмор такой – военный.

Исхан Хаккин порывается ответить прямо, как есть: «Да вот, господин генерал-майор, – (теперь Хаккин понимает в тонкостях созвездий погон досконально, и ему почему-то подозревается, будто раньше у господина генерала было на одну звезду менее), – надоело до жути, сбежал бы хоть сейчас», но что-то останавливает – не «бегство», а такой разворот еще не начатого диспута. Будучи в армии, Исхан познал кое-какую из неизвестных ему ранее сторон жизни. Оказывается все без исключения военные, даже какой-нибудь спившийся, навсегда застрявший в звании первого лейтенанта импотент, ужасно горды своей принадлежностью к вооруженным силам. По недавним взглядам Исхана Хаккина было бы чем гордиться, но разве можно сейчас сделать намек на такое отношение к службе, тет-а-тет генералу, у коего за плечами годков так двадцать пять – тридцать службистики? Вовремя выручает природная сметка:

– Внушает уважение, – отзывается Исхан Хаккин. – Но свое дело вспоминаю. Волнуюсь, как оно там? Ведь все уже, наверное…

– Там все в ажуре, Исхан. Буквально намедни, в выходные проверял, – Хайруллах-бей подмигивает.

Исхан Хаккин сбит с толку. Если «все в ажуре», тогда какого шайтана…

– Это хорошо, – говорит он, улыбаясь прямо-таки лучезарно.

– Так что в армии нравится, да? – встречно маскирует улыбку в длинных усах генерал. – Я рад. А то все же волновался. Ведь это я тебя сюда направил, Исхан Хаккин.

Исхан пытается переварить информацию. Получается плохо – наличествует несварение.

* * *

 
…Еще, понятно всем наверняка,
Что истребители по небу не летали,
А сверху не висел командный пункт,
С дисплеями, оседланный тарелкой
Локатора загоризонтной РЛС.
Все чисто наверху, вот только
Стрелы – собаки подлые,
Пока идет вдали, в вершине,
В переломной крутизне,
Как будто наблюдаема вполне
И даже медленна – а здесь, вблизи,
Серпом срубает жизнь, хотя не сразу,
Вначале, режет насквозь
Тот панцирный доспех,
Хваленый сотню раз когда-то раньше,
Вдалеке натурального хозяйства
И мирного труда…
 

22. Формула Циолковского и боевые роботы

В Читинском «учебном центре» подвела все-таки техника. Ага! – потрут шаловливые ручки поборники демократических ценностей антирусского окраса. Вот не дано «homo soveticusu» делать качественную технику, просто генетически не дано. То ли дело на Западе, что ни ракета, то «цаца». А расквартированному в средине Азии Ваньке – ему только сосны рубить, да и то, опять же умудрится срубить неаккуратно, со щепками. То ли дело лесоруб Североамериканских Штатов – любо-дорого смотреть, как топориком машет, ни одной зубочистки дровинушек мимо кармана не уронит, и сам топорик у него блестит, переливается, потому что трудится в условиях свободного предпринимательства, не отягощенного никаким планированием.

Однако на полигоне под Читой техника подвела как раз из-за крайне высокой надежности. Ну и еще оттого, что формула Константина Циолковского действует одинаково непреклонно как в присутствии, так и в полном отсутствии рыночной экономики. Допустим, если ракетная техника внезапно теряет обтекаемость, то тут же гасится скорость, и есть тяга или нет, но нормального управляемого полета более никак не выйдет. Но в мире присутствует еще и закон сохранения массы и энергии. Вот все это в совокупности и действует, когда два быстро летящих предмета – мишень-ракета и пущенная в нее ракета-перехватчик входят во взаимное сближение. Нет, подло напиханные в нутро устройства не дают им по настоящему совокупиться и обняться до смерти. Радио-взрыватель разрывает перехватчик на части, так что в цель барабанят уже только загодя наструганные поражающие элементы, а также конструктивные сегменты ракетного планера. Сама ракета-мишень заблаговременно лишена основной части собственного БЧ, предусмотрительно подмененного свинцовыми плитами, дабы не нарушать остойчивость и просчитанные аэродинамические параметры, так что поддержать действо своим собственным салютом не способна. Ну разве что где-то в корпусе осталось килограммчика два динамита, для осуществления самоликвидации. Это на случай, если не одна из посланных на перехват ракет не поразит цель. Такое бывает, а то, как бы в войсках проводились селекционные работы по отбору самых удачливо-везучих командиров батарей?

Так вот, когда это короткое светопреставление завершается, где-то в высоте над тайгой внезапно образуется очень много неухоженного, гнутого алюминия. То, что он в раскаленном состоянии значения не имеет, ибо в процессе дальнейшего движения сквозь воздух в дело включается термодинамика, то есть устанавливается некая равновестность температур. К тому же одновременно, в случае применения твердотопливных движков, сверху осыпается большое количество невзорвавшихся частиц пороха. А при жидкостном ракетном толкателе с небес плещет топливо с окислителем, причем порой целыми тоннами. Однако покуда все эти детские чудеса имитации планетарных столкновений происходили в высотах приличных, ибо вообще-то из добытых разведкой наставлений следовало, что подлые империалисты тоже ведают о законах сохранения, формулах великого калужанина и прочем. Так что их реактивные, ядерные носители должны, в случае наступления часа «Ч», двигаться на больших высотах, пользуясь разряженностью тамошнего воздуха, а так же надеясь запускать свои «СРЭМ-ы» с наиболее удобной, богоподобной позиции. Но в какой-то момент, подлый враг, наблюдая со спутников, а так же слушая доклады неустойчивых элементов, купленных за обернутые целлофаном брезентовые штаны, узнал о достижениях читинских чудо-сибиряков на почве боевой выучки прибывающих частей.

И тогда буржуйские конструкторы изобрели принципиально новую штуковину – ALKM. Эта воздушная тварь обязалась по инструкции летать низко-низко, иногда даже ниже сосен, над спокойным половодьем российских рек. И потому, стремясь держать боеготовность воздушного щита на прежнем уровне, в программы ракетных мишеней ввели новые алгоритмы, имитирующие эти самые натовские ALKM-ы и прочие разновидности летающей дряни. Как следствие, теперь цели и перехватчики встречались друг с дружкой над самыми верхушками сосен. И что же теперь? А то, что с этого момента выплескивающаяся горючка, раскаленный металл и порох начали вызывать в окружающей местности экологические бедствия – пожары. И что же следовало, из-за елочек и белок прекратить весенне-летние тренировки расчетов? Уж извинтите, но лучше пусть в пламени гибнут ёжики, ягоды и грибы. Двадцатикилометровый ядерный гриб над населенным мегаполисом гораздо худшее зрелище. К тому же, после запускается термодинамическая карусель огненного смерча. Читинские чудеса в сравнении с ним, просто спичечные фокусы.

Так что надежность созданной советскими инженерами техники работала теперь не только против американского военно-промышленного комплекса, но и против родимой природы. Это конечно раздражало, но поскольку ставки слишком велики, то вполне так терпелось, да и тайга достаточно протяженная штука, и разве что космонавты способны объять ее в иллюминаторе целиком.

Но беды, как известно, ходят гуськом. Однажды сверхнадежность социалистической техники сработала против людей. В процессе плановый учений некая N-ская в/ч поразила особую цель-имитатор. Данная цель-имитатор отличалась от простых ракетных болванок тем, что представляла из себя как бы маленький самолет, и потому могла управляться с земли посредством радиокомандной методики. Поскольку после подрыва зенитной начинки, с целью-имитатором по прозвищу «ЛА-жка» связь полностью потерялось, то был сделан вывод о поражении. Локаторы выключились, и, по случаю попадания, в кружки плеснуло не положенные официально, но требуемые психике фронтовые сто-двести и более грамм.

Однако явно превосходящая всяческие натовские стандарты живучести «ЛА», потеряв связь с землей-мамой, приобрела кошмарную жутковатость ожившей куклы-марионетки. Может, посредством неведомого пространно-временного континуума с ней связались империалистические роботы из «грядущего далёко» однополярного мира? Может быть. Но только от встряски произведенного рядом зенитного подрыва, в самолете-мишени отключился самоликвидатор и теперь ее срок жизни обусловил только запас сохранившегося в баках топлива. Этот запас был достаточно велик. Самое главное, чудесно управляемый сам собою летательный аппарат совершил маневр-разворот, прочь от опасной территории полигона, и отправился в самостоятельное путешествие над соснами.

* * *

 
…Так вот,
Для полной имитации в бумаге,
Достаточно немного наклонить, тот стол,
На коем затаилась
Та схема боя. Персы лезут вверх,
Точнее движутся, подъем не слишком крут.
Но то пехота – медленный кулак.
Его задача мазать по стене
И в сопли растирать размокший уголь —
Жалкие остатки
Кремня, алмазную крупу
Фаланги греков. А катализатор?
Тот самый, что обязан разложить
там, наверху стоящую преграду из человеков.
Да, он впереди —
Гарцуют на конях стрелки —
Непобедимая армада…