Текст книги "Дело о подкупе министра Луи-Филиппа"

Ф. И. Булгаков
Дело о подкупе министра Луи-Филиппа

1

Последние годы так называемой июльской монархии во Франции, т. е. правления буржуазного короля Луи-Филиппа Орлеанского, омрачены были процессом, который во многом аналогичен с пресловутым Панамским делом. Положение вещей тогда (в половине 40-х гг.) было таково, что министерские депутаты в парламенте подозревались в продажности совершенно также, как теперь 104 депутата третьей республики. Народ утратил к ним всякое доверие. За то депутаты оппозиции, с Ламартином и Ледрю-Роленом во главе, пользовались большой популярностью. Юмористические журналы, особливо «Charivari», осмеивали правительство на все лады. Производились покушения на Луи-Филиппа. Король заперся в Тюльери, а когда в годовщину июльской революции, предоставившей ему престол, он показался на балконе перед собравшейся толпой, то раздались два пистолетных выстрела. Денежная аристократия становилась все более дерзкой и назойливой. Иезуитам оказывалось покровительство. Выборы в палату депутатов явились точно насмешкой, ибо они производились не нацией, но незначительной частью её из богачей. В прессе подвизались против правительства Жирарден, Арман Мараст, Арого, Лафитт, Дюпон, Ларош-Жоклэн, Беррейер, Ламартин, Ламенэ, Корменэнь. Все эти публицисты старались возбудить ненависть и презрение в руководящим государственным деятелям. Правда, Гизо, знаменитый историк, бывший первым министром в последние годы июльского королевства, заявлял, что оскорбления этих писателей никогда не достигнут высоты его презрения. Но это была только фраза.

На самом деле продажность и взяточничество властей и членов парламента свидетельствовали, до какой степени глубоко проникла развращенность в сферу правительства и палат, созданных при буржуазном королевстве. Жирарден в своей «Presse» явился бесцеремонным выразителем ужаса и отвращения, охвативших все слои общества. Его вздумали преследовать за это судебным порядком, и в палате внесено было предложение о возбуждении такого преследования. Жирарден воспользовался этим, чтоб направить против людей власти целый поток подобных же обвинений, с какими выступили депутат Делагэ и его единомышленники против членов парламента третьей республики в Панамском деле. Оппозиция потребовала следствия, но большинство палаты приняло формулу перехода к очередным делам с выражением доверия министрам.

Таким образом к концу 40-х гг. Франция представляла собой зрелище государственного организма, снедаемого грязными пороками. Демон «Деньги» искушал всякую совесть и запятнал честь. Один из даровитейших, самых шумных и самых бессовестных журналистов оппозиции, Эмиль де-Жирарден оказался продавшимся министерству. Пуля, которой он сразил своего коллегу Армана Барреля из «National», явилась как бы символом новейшего развития французской журналистики. Арман Баррель был одним из честнейших, благороднейших и даровитейших представителей печати. Это – рыцарь без страха и упрека французской журналистики. И он пал от руки того, которого можно считать родоначальником системы подкупа, водворившейся в большей части французской прессы, от руки того, которому покойный Эмиль Ожье во образе Вернулье в «Effrontés» поставил памятник позора. Традиционная продажность французской печати есть также культурный цветок июльской монархии. Продажность царила тогда всюду, широко разветвленная система подкупов отравляла правящих и управляемых. Буржуазия и навербованные из неё власти и законодатели заразились жаждой безразборчивой в средствах наживы. Вся эта гнилость системы раскрылась с полной очевидностью в процессе Теста-Кюбьера.

2

Это было в 1847 г. Общественное мнение, нашпигованное оппозиционной прессой, укоряло министерство за его бездеятельность в делах внешних и за реакционные повадки в политике внутренней. Оно требовало прежде всего избирательной реформы. Оппозиция в своей настойчивости становилась все более грозной. Тут-то и выдвинулось на сцену событие огромной важности. Газета «Le Droit» напечатала в номере 1-го мая историю процесса, затеянного неким Пармантье против генерала Депан-Кюбьера и пяти других лиц. Газета привела выдержки из многих писем Кюбьера к Пармантье. Из этих писем явствовало, что генерал подкупил министра публичных работ Теста с целью добиться от правительства концессии в пользу фирмы Пармантье, Галье и К° на копи каменной соли, находящиеся в Гугенане. Положение участников этого подкупа оказывается совершенно такое же, как при подкупе министра публичных работ Банго в Панамском деле. Здесь посредником между министром и компанией предприятия Лессепса служил банковый чиновник Блонден, там играл туже плачевную роль генерал «великой армии».

Депан-Кюбьер был сын одного техника-агронома, оказавшего различные услуги французскому двору при Людовиках XV и XVI. В 1804 г. Кюбьер окончил военную службу в Фонтенебло. Затем он не раз отличался в войнах империи, в битве под Москвой под ним были убиты три коня, участвовал в походах в Испанию и Морею. К 1839 г. Кюбьер сделался пэром Франции и два года под ряд занимал пост военного министра. Потом он несколько лет жил вдали от дел, пока не стряслась над ним история Гугенанских копей.

Второй из компрометированных сановников, Тест, также имел крупное и видное имя. Во время террора он бежал в альпийскую армию, потом был адвокатом и генеральным полицейским комиссаром в Лионе. После вторичного возвращения Бурбонов во Францию, он бежал в Люттих. В одной из своих речей в палате депутатов он как-то сказал: «Я был выброшен бурей на чужую землю с 32 франками в кармане. Я там не знал никого. Только после долгих и трудных поисков я мог существовать работой своих рук». Голландский король Вильгельм вверил ему управление своими имениями. По возвращении в Париж Тест сделался поверенным государственных имуществ и казны. Во время июльской революции он старался угодить толпе демократическими аллюрами и громче всех требовал учреждения республики. В 1831 году Тест попал в палату депутатов, а 10-го ноября 1834 года – и в министерство. Тогда он получил портфель торговли в «министерстве трех дней». В 1836 году он стал вице-президентом палаты, а 1839 году 12-го мая, вследствие коммунистского восстания, вторично попал в министерство.

Граф Моле, доверенное лицо Луи Филиппа, отказался от поста министра-президента, и в эти трудные минуты, ни одна из выдающихся личностей парламента, ни Тьер, ни Гизо, ни Дюпень, не решались взять на себя руководительство кабинетом. Таким образом, под председательством маршала Сульда, образовалось министерство из личностей второстепенных, как Дюшатель, Дюфур, Пасси, Вилльмэнь, и в их числе был Тьер. Не более года продержался этот королевский кабинет 12-го мая. Его сменило министерство Тьера. Но Тест остался. Он получил портфель публичных работ, которым и правил до 16-го декабря 1843 года. Вскоре после того он сделался пэром и потом президентом кассационного суда.

3

В заседании палаты депутатов 3 мая 1847 г. депутат Мюре де-Борт вдруг обратился к правительству с запросом насчет слухов, передававшихся прессой и произведших такое тяжкое впечатление. Тогдашний министр публичных работ Дюмон и товарищ его Легран ответили, что подозрения печати лишены основания, что никогда концессии не получались иначе, как по выслушании властей горного ведомства в общем собрании совета министров. Они утверждали, что во всех этих делах не имеет значения какая-либо протекция министра. Дюмон так заключил свою речь: «Произнесены тяжкие обвинения и публика занимается ими. Они взволновали палаты, правительство совещалось об этом и принимает меры, чтоб вполне выяснить факты и дать им тот законный ход, какой они должны иметь».

Вслед затем на трибуну вошел депутат Лербетт. Сказав несколько слов об опасности от вмешательства людей политики в промышленные предприятия, он прочел несколько писем. Текст этих писем отличался бесстыжим цинизмом.

В одном письме 14 января 1842 г. говорилось: «наше дело зависит от лиц, находящихся теперь у кормила правления… Г. Легран высказался в этом отношении следующим образом: концессия может быть предметом решения в совете министров. Стало быть, нам нельзя медлить, чтобы создать поддержку в совете министров. Я имею возможность добиться такой поддержки, а ваше дело дать средства на это… Без сомнения, многие (разумеются акционеры) очень склонны рассчитывать на наше полное право, на справедливость правительства, и однако ж это чистое ребячество. Не забывайте, что правительство находится в алчных и продажных руках, не забывайте, что свободе печати угрожает опасность быть задушенной в один прекрасный день, и что полное право никогда еще не нуждалось в высшей протекции в такой степени, как теперь».

В письме 26-го января 1842 г. сказано: «вращаюсь среди депутатов, бываю у большинства министров, дружбу которых считаю полезною для успеха нашего дела».

3-го февраля того же года письмо гласило: «…необходимо определить число акций, каким мы должны располагать, чтобы обеспечить за собой поддержку, которая нужна для успеха нашего дела».

Чтение этих писем произвело целую бурю в палате депутатов. На следующий день Тест сам, без всякого вызова, появился на трибуне палаты пэров. Сказав, что подкуп был бы бесполезен в деле, которое зависит не от министра, он уверял, что он не понял ни одного слова в прочитанных письмах, что он даже не в состоянии высказать какой-нибудь догадки по этому поводу. Тест выразил желание, чтобы это дело было вполне выяснено.

Кюбьера в этот день не было в палате пэров. 6-го мая хранитель печати палаты пэров сообщил распоряжение короля о предоставлении палате полномочий государственного суда для возбуждения дела против Кюбьера. Волнение в среде пэров достигло точки кипения. Только Кюбьер, бывший тогда секретарем палаты, оставался совершенно спокоен.

«Никогда, – сказал он, – никто не мог бы спокойнее и равнодушнее меня посмотреть в лицо истине, которая когда-нибудь выяснится».

4

Этот скандал для газе

...

конец ознакомительного фрагмента