Текст книги "Не ищи, не возвращайся, не жалей"

Федор Кудряшов
Не ищи, не возвращайся, не жалей

Памяти моей Валечки

© Федор Кудряшов, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

Валя

 
Случилось всё так страшно, так внезапно.
Мы прозевали, и пришла беда.
Была ещё вчера, её не будет завтра.
Её не будет больше никогда.
 
 
За ней, как за стеною, я не знал печали,
А что не так – то поросло быльём.
Наградой без заслуг была мне Валя,
И вот, наказан – тем, что пережил её.
 
 
Я твёрдо знал, что я её не стою.
Доволен был и рад тому, что есть.
И верил – первым Бог меня пристроит,
А там дождусь её, и будет всё, как здесь.
 
 
Но, видно, что-то не сложилось где-то,
И действо затянулась – это факт —
Продлив мне роль по линии сюжета
На скучный и ненужный пятый акт.
 
 
Какой в нём смысл, когда одни руины
Вокруг меня, куда ни повернись?
Ещё и жизнь грозит мне сроком длинным.
На что мне без неё такая жизнь?
 
 
Соломинка надежды и тростинка,
Что позволяет кое-как дышать.
Спасительная вера, паутинка,
Которой полетит моя душа.
 
 
Да, я прибуду к станции конечной —
Пусть ни к чему оно, и всё противно – пусть.
Имея шанс на встречу в жизни вечной,
Реально потерять его боюсь.
 
 
Убога правда умных атеистов,
И с ней не объяснить и не понять:
Коль вечной жизни нет, то в этой мало смысла,
По крайней мере, для меня.
 

Пути-дороги

 
Непрост России путь,
Тернистый и увальный.
И вымощен отнюдь
Не вербой и не пальмой.
 
 
Устроена она
Так замыслом всевышним.
И за войной война,
И нету передышки.
 
 
И поперёк река,
И ни моста, ни брода.
Высо́ты – у врага,
А мы их – из болота.
 
 
И только «на уру»
И поминая черта,
Оставив на юру
Побитыми без счёта.
 
 
Который миллион
Потрачено народа.
С полка лёг батальон,
А с батальона – рота.
 
 
И так вот испокон —
Всегда ложимся костью.
Клевретам – эшелон,
А для своих – авоська.
 
 
Валяем дурака
С приоритетом главным,
И бьёмся в кровь века
За «братьев» православных.
 
 
А им мы по кую,
И им не по понятьям,
На нас они плюют,
В Европе им приятней.
 
 
И каждая – как плядь
С подмостков Голливуда —
Стремится прорыдать,
Какие мы паскуды.
 
 
Как словно вороньё
Кружили, домогаясь.
Над целкою её
Жестоко надругались.
 
 
И вот – опять беда,
И мы опять у края.
Но всё-таки страда
На этот раз иная.
 
 
Мы за себя теперь,
Не за чужих радеем.
И как отцы, поверь,
Вновь повторить сумеем.
 
 
Нам это придаёт
И веру, и надежду,
Что будет наперёд
Уже не так, как прежде.
 
 
Что враг получит в рог
Сполна, а не отчасти.
Воскреснет русский Бог,
Врази же расточатся.
 

Зима тревоги нашей

 
Я помню, что-то в Киеве пылало.
Но нынче, обращая память вспять,
Тогда я не тревожился нимало.
«Хохлы, – тогда я думал, – что с них взять?
Совсем не то, что наши, брат, бульба́ сы.
Не тот менталитет у нас и чин».
Но боже, как тогда я ошибался!
Какой урок я нынче получил…
 
 
Теперь у нас игра по тем же нотам,
И дирижёры те же тут как тут.
И к «светлой цели» толпы идиотов,
Как скот на бойню, как у них, ведут.
Не лезь в толпу, тебе туда не надо.
Ты в ней себя теряешь без следа.
Бредёт по городу стотысячное стадо,
Не ведая, зачем, не думая, куда.
 
 
Их символы – «Пагоня» на беконе,
Их лидер – курица, занявшая насест.
Их Минск теперь сплошной Скотопригоньевск,
Теперь они зовут его Мянеск.
Век прожили, не ведая печали.
И вот из всех углов, куда ни погляди,
Торчит беда, какой не ждал, не чаял.
Зима тревоги нашей впереди.
 

К событиям в Белоруссии

 
Две зассыхи перманентно
Лезут в кресло президента.
Две ростыки, две разини,
Что-то там вообразили.
 
 
И, решив: «А что, как если…»,
С великаном в бой полезли.
Почему же невозможно
С помощью ясновельможных?
 
 
Да и жмудь клешнёй в копыто
За мечтою посполитой.
Полетели, воспарили,
Сзади крылья прикрепили,
Ножки сунув в стремена,
Как в былые времена.
 
 
Чтобы хлопов развести,
Раздербанить, разнести
Вместе с местными панами
Все, что выстрадано нами.
Марны ваши ожиданья.
Что сказать вам в назиданье?
 
 
Не ищите, девки, лиха,
А сидите-ка вы тихо.
Вам не светит ничего,
Нарвались не на того.
Он народ свой не предаст,
Власть зассыхам не отдаст.
 

Воспоминание о первой любви

 
Когда-то, на заре времён,
Я страстно был в неё влюблён.
Но в годы золотые эти
Я не был у неё в предмете.
 
 
И вот традиционный вечер
И наша трепетная встреча.
Мечтал обнять её хотя бы,
Но вижу формы снежной бабы.
 
 
Нет, баба более стройна,
Из трех деталей сложена.
А эта баба индивид,
Сплошной округлый монолит.
 
 
И голосок пронзает ухо.
Она – природная хохлуха,
Хохлы же, что бывает часто,
Настырны и весьма горласты.
 
 
К природным дарованьям плюс
Она добавила педвуз.
Точней, дошкольный факультет.
И более, чем тридцать лет
 
 
В саду детишек обучала
И голос так свой раскричала,
Развила соразмерно пузу.
Куда какому-то Карузу?
 
 
За обертоном обертон —
Как будто дрелью сквозь бетон.
Я видел формы, слышал голос,
Под шапкой шевелился волос.
 
 
Я брёл, не ведая куда,
И вспоминал тот день, когда
Я не нашёл её участья
И был отвергнут и несчастен.
 
 
А что, когда б в тот день благой
Я получил ответ другой?
И счастлив был напропалую
И прожил жизнь совсем другую?
 
 
Ой, нет!
Имея опыт прошлых лет,
Теперь настроен я иначе.
На свете счастья-таки нет,
Но, к счастью, есть-таки удача.
 

Не жалей

 
Ну и дела! Сплошная хлябь,
Дожди и ветры. Как обидно…
Пять месяцев стоит ноябрь,
И всё конца ему не видно.
 
 
А помню, в детстве – снег и льды,
Сугробы у домов под крыши.
А мы копали в них ходы —
И плохиши, и кибальчи́ ши.
 
 
Погоде нынешней под стать —
Я в состоянии застоя.
Пришла пора переливать
Пустопорожнее в пустое.
 
 
А раньше вольный был казак.
Как певчий дрозд, не знал заботы.
Всю жизнь провёл, смешно сказать,
В полях, лесах и на болотах.
 
 
Когда Ярила выжигал
Из пор остаточную влагу,
Я просто брал и выжимал
Пук сфагнума себе во флягу.
 
 
Или в июле, как медведь,
Приятный ощущая холод,
Брёл по ручью, сгибая ветвь,
Малиной утоляя голод.
 
 
Я делал то, что знал и мог,
К чему влекло, к чему лежало.
Не пуст, не полон кошелёк,
Но мне хватает и хватало.
 
 
Зато сединки нет в душе,
Всю жизнь себе хозяин-барин.
Давно за семьдесят уже,
А улыбаюсь, как Гагарин.
 
 
За всё я благодарен всем:
Кого любил, тем, кто любили,
Кто безразличен был совсем,
Кто вспоминает, кто забыл, и
Ещё – за благосклонность муз,
За крепость дружественных уз,
 
 
За тёмные аллеи.
Хоть сполыхала зорька, ведь,
Коль есть, что вспомнить, – что жалеть?
Я не жалею.
 

О дружбе и любви

 
В те годы полон был бокал,
В груди звенели струны,
И непрерывно член стоял,
И чувства были юны.
 
 
В стране подтаяло чуть-чуть,
И каждый в тот период
Хотел по-новому взглянуть
И важный сделать вывод.
 
 
Злой тирании сбросил гнёт,
И приобщён был вскоре
По воле партии народ
К дискуссиям и спорам.
 
 
Но, чтоб не колебать основ,
Нам предлагали темы:
К примеру «дружба и любовь»,
Как важные проблемы.
 
 
И, защищая рубежи
Передовой морали
От вредных веяний чужих,
Мы монотонно врали.
 
 
Любовь, как ни крутите – секс
И половые акты,
И это было ясным всем,
И непреложным фактом.
 
 
А дружба? Допустимы ль в ней
Сношенья в отношеньях?
Всех нас – девчонок и парней
Тревожили сомненья.
 
 
Тогда ответа не нашлось:
Соврать не получалось.
Зато сейчас на тот вопрос
Я просто отвечаю:
 
 
Хоть это чувство с головой
В ладах и осторожно,
Но в дружбе междуполовой
Без секса невозможно.
 
 
Вот, например, такой сюжет:
Мы ходим с ней на службу.
Любви, пока что, вроде, нет,
Но возникает дружба.
 
 
Работаем мы с огоньком:
Отлично, безотказно,
И выделяет нам местком
Путёвки на турбазу.
 
 
Мы вместе с ней идём на круг,
И там, на туре вальса,
Я ей взглянул в глаза, и вдруг —
Он у меня поднялся.
 
 
Я попросил её мне дать —
Не в службу, а по дружбе.
Она же стала заливать
Чего-то там о муже.
 
 
О долге, чести всякий бред
Я слушал машинально.
И нашей дружбе в тот момент
Кирдык пришёл реальный.
 
 
Мы возвратимся с ней домой,
И станет все на место,
Я там, на вахте трудовой
Забуду ту поездку.
 
 
И буду вкалывать, как зверь,
До трудовой победы,
Но на турбазу с ней теперь
Я в жизни не поеду,
 
 
Раз ей такую ерунду
Для друга сделать сложно.
А на турбазе я найду,
Уж будь благонадёжна.
 

Друзьям-товарищам

 
Проходит всё, пройдёт и это.
Когда-нибудь пройду и я.
Но здесь о тех, кто, канув в Лету,
При жизни были мне друзья.
 
 
Мои соратники, коллеги
И собутыльники – не без —
Теперь покой нашли навеки
В пространствах ада иль небес.
 
 
Быть может, где-то в круге первом,
Где асфодель и полумрак,
Мы скоро встретимся, наверно,
Поговорим: «Что дальше? Как?».
 
 
А может, это всё пустое,
И нет бессмертия души?
И без того я удостоен.
И сколько б я ни ворошил
 
 
Воспоминаний рой гудящий,
Но мне по жизни много раз
Везло в друзьях намного чаще,
Чем я заслуживал подчас.
 
 
Не потому, что я везучий,
Сам факт нетрудно объясним:
Я был не хуже и не лучше,
Такой же точно, как они.
 
 
И я не хвастаюсь, понеже
Всегда, в любые времена —
Как в нынешние, так и прежде —
Не видел, не искал, не знал,
Ни в молодых летах, ни после
Неподходящих мне людей.
 
 
Их избегал вдали и возле,
В их направленьи не глядел.
Всех тех, кто был по мне не очень-то,
Я обходил всегда обочиной.
 

Надежда

 
Он говорил, ученики
Ему внимали осторожно,
Что человеку за грехи
Спастись нельзя, но Богу всё возможно.
 
 
Ну как так можно в точку мысль свести
И, всё вторичное отринув,
В единой фразе донести
Всю христианскую доктрину?
 
 
Бог сделал нас из мяса и кости́,
И нас по жизни мнози борют страсти.
Над нами, как ты ни пости,
У чёрта много власти.
 
 
Но коль родился, так живи.
Греши, но верь. И Богу
Молись, а чёрта не гневи:
Не заступай дорогу.
 
 
Я греховодил много лет
Любил и верил ложно,
Теперь другой мне веры нет,
Как вера в милость Божью.
 
 
Подходит моё времечко,
Как пред лицом Всевышнего
Мне избежать конфуз.
Дано мне Веры с семечку,
Дано Любви мне с вишенку,
Надежды же – с арбуз.
 

Мы

 
Наверно, мы не лучше всех других,
Возможно, что кого-то и похуже.
Сведём проблему на свои круги
И глянем на неё конкретнее и уже.
 
 
Мы, не как боши глубоки мошной,
Не как пиндосы мы непобедимы,
Не как французы широки душой,
Не так улыбчивы, как шведы или финны.
 
 
Нам в лица глянешь: вроде белый цвет,
Да только не в ладах мы с белой расой.
Типичных признаков её в нас просто нет,
Мы исторически сложились в расу красных.
 
 
Мы в этом мире – как эксперимент.
Господь нам выдал от своей планеты
Под этот опыт континент
И тихо ждёт, чем кончится всё это.
 
 
Добру нас учит Запад, да не впрок,
Упёрто подрывая их устои,
Мы с их «добром» знакомы. На порог
Мы их «добро» не пустим: мы – изгои.
 
 
Мы не они: мы тип иной и класс,
Иное тело и умосложенье.
Они же строят выводы о нас
По меркам своего воображенья.
 
 
А мы – лишь зубчики, шурупчики простой,
Как вечный двигатель, России, мы – запчасти.
Мы – русские! Какой восторг!
Мы – русские! Какое счастье!
 

Эволюция

 
Не опровергну я гипотезы железной
(Куда уж мне – такому гному),
С гигантом мысли спорить бесполезно,
Но кое-что я понимаю по-иному.
 
 
Antropos связан с обезьяной, без сомненья,
Но я бы сделал уточненье.
Позвольте высказать соображения свои:
Antropos изначально происходит от свиньи.
 
 
Роднит нас многое. Давайте по порядку:
И поросячий взгляд, и свинские повадки,
И формула зубов, давление и пульс.
И пусть мне говорят и возражают – пусть.
 
 
Возможно, мысль моя не без изъяна,
Но, думаю, от человека происходит обезьяна.
В моём подъезде их произошло уже
По две на каждом этаже.
(Мутации и в наши дни имеют место быть.
За их примерами недалеко ходить).
 
 
Затем, уже в сюжете серии второй,
Из этой обезьяны вышел наш герой.
Вот только тот неандерталец был, а он
На свет явился у местечка Кроманьон.
 
 
И понеслась: ни дать ни взять —
Селекционная работа, так сказать.
Суть эволюция. Перемешались в ней
Потомки обезьян с потомками свиней.
 
 
И получилось то, что есть —
То, что живёт сейчас и здесь.
Вот это водевиль, мон шер, смотри сюда.
А ты мне: «Дарвин».
Дарвин – ерунда.
 

Преображенское

 
Промышленные выбросы планету
Когда-то доведут, а с ней и нас.
По жизни не видал такого лета.
И это, видно, не в последний раз.
 
 
Ещё недавно летняя погода
Варила, парила, но сроки так малы.
Лимит тепла, отпущенный для года,
Верблюдом протащить через ушко иглы.
 
 
Сегодня к нам своею лучшей частью
Природа повернулась, и пора —
Прекрасная, как жизнь, короткая, как счастье, —
Установилась в скверах и дворах.
 
 
Фаворским светом дарит это время —
Какая светлая красивая печаль,
Как грёза об утраченном Эдеме —
Не выразить её, не замолчать.
 
 
Не наглядеться, не натешить зренье:
Некстати время, как всегда, спешит.
Не удержать прекрасное мгновенье,
Хоть поручись спасением души.
 
 
Пора сменяется и дарит нам иное.
Летит планета, не остановим
Отток тепла в её приземном слое,
И все явленья, связанные с ним.
 
 
Всё глубже дыры в кронах лип, всё шире щели.
Непоправимее разруха каждый час.
Вот-вот у алтаря Зимы, в её приделе
Отходную споют ветра на шёстый глас.
 
 
На день по восемь раз изменится погода,
И первого весеннего тепла
Придётся ждать не меньше чем полгода
Или побольше, чем…
Такие вот дела.
 

Крысолов

 
Я крысолов, и статус мой ничтожен.
Душой я подл, и ум мой без затей.
Но и с убожеством моим не всё так просто: всё же
Я дар имею обаять детей.
 
 
Вы их оставили за суетой мирскою,
А их умы нечётки и сыры́.
Я прорасту в них лебедою,
Я объясню им правила игры.
 
 
Шикльгрубер смог и Бланк, а я чем хуже?
Дерзай, ничтожество, и будешь на коне.
Отсутствие стыда – вот лучшее оружье.
На всё дерзающий дурак – ведь это обо мне.
 
 
На всё дерзающих и смелых,
Не знающих ни совести, ни страха, ни «нельзя» —
Я город их заставлю взять, не зная, что с ним делать,
И разгромить в нем всё и вся.
 
 
Я дьяволу слуга. Мой господин по новой
Задумал ваших дочек и сынов,
Как в тёмные века, вести в поход крестовый.
Во мне он не ошибся, я готов.
 
 
Я им внушу, что на пути их к раю
Моря расступятся, образовав проём.
Я их растлю, я погублю, я доведу до края.
Я отомщу вам за ничтожество моё.
 

Как это бывает

 
Поэта жизнь порою незавидна.
Особенно же горько и обидно
И чувствуешь себя недужно,
Когда к тебе Эвтерпа равнодушна.
 
 
Как селадон с цветами под часами,
Ты ждёшь её порою месяцами.
Ничто и ничего не предвещает,
И эта безысходность удручает.
 
 
Растёт недоумение сродни
«Лама савахфани?»,
Но наступает день, обыденный вполне,
Когда без всякого предупреждения извне
Вдруг весточка её, желанная такая,
Приходит, цикл бесплодный замыкая.
 
 
Как будто кто-то там из темноты
Откроет вход в иное измеренье,
И ты вдруг ощущаешь измененье
Привычного объёма пустоты.
 
 
Ты понимаешь: вот оно – мгновенье,
Ты чувствуешь: влагаются персты.
Ты нужен вновь, ты призван снова.
О, это найденное слово!
 
 
Начало и конец времён.
Вечерний звон и стадион,
Ревущий арию Калафа.
Еффафа!
 

Суета сует

 
Однажды муж её с её подругой вместе
Мял травы, обращая их в постель.
Тогда в лугах скрипел и дёргал коростель.
И люди донесли ей эти вести.
 
 
А местный дон Гуан, чтоб он так жил,
Позволил ей осуществить возмездье,
В салоне «Мазды» восьмиместной
Два ряда задних кресел разложив.
 
 
Что наша жизнь? – Мечта, движение веществ.
О, пузыри Земли, неутомимо
Несущие метан, – мираж богатства. Мнимый
Для неприбли́ женных существ.
 
 
Всё в нашем мире несуразно
Всё – суета сует. О, как понятна мне
Тщета всех поисков гармонии вовне
Воды, огня и женского оргазма.
 

Стихи моей внучки Анечки

Коты, просто коты

 
Это чудо неземное!
С этим зверем все знакомы.
У него усы – соломы,
Когти – просто ярость!!!
Характер разный:
Проказный,
Отказный и
Тупообразный!
Любит рыбку
И широкую улыбку.
 

Зелёная песенка

 
Недалеко от дома
Берёзка над прудом.
Зелёненькая крона
Над беленьким стволом.
 
 
Зелёные косички
Ласкает ветерок,
И маленькие птички
По веткам скок-поскок.
 
 
Зелёные лягушки
Живут в пруду ещё
И круглыми глазами
Любуются на всё.
 

Счасце

 
Мне спадабаецца жиццё з усих бакоу
И мне хацелася спяваць аб гэтым,
Кали лавила з братам шчупакоу
На вадасховишчы Вилейским гэтым летам.
 
 
Кали вярталися дадому на абед —
Ад наших рыбак быу абед з дадаткам,
Кали зязюля пасылала нам прывет
З сасновай пушчы па-за нашай хаткай.
 
 
Яна адличвала гады яму и мне
На доуги лес наш шчыры и вясёлы,
З бацьками и раднёй на роднай старане.
Жадаю я, каб так было заусёды.
 

Каты, проста каты

 
Гэта цуд неверагодны.
Гэты звер усим вядомы:
Вусы у яго – саломы,
Галасок таки лагодны.
А характар супярэчны:
Дружалюбны,
Небяспечны.
Кипци, як з жалеза,
А сама гарэза.
 

Озеро зелёной лягушки

 
Я знаю среди леса пруд —
Он небольшой и обойти его не труд:
Всего каких-то сорок соток.
У берега растёт камыш с осокой.
 
 
Мы вышли на прибрежную опушку.
Я подошла к воде, дыханье затаила —
Я думала, что там живёт Тортилла,
А там жила зелёная лягушка.
 
 
На солнце нежилась она в полдневный час.
Живёт ли там она сейчас?
Мне неизвестно,
Но интересно.
Узнаю это,
Когда опять вернётся лето.
 

Возера зялёнай жабы

 
Я ведаю пра сажалку у лесе —
Яна маленькая: на поугектара дзесьце.
И неглыбокая: па пояс у ёй вады.
Рагоз з асокаю тырчаць туды-сюды.
 
 
Я праминула росны муражок
И выйшла да вады на беражок.
У цишыни, напружыушися слыхам,
Я престала нават дыхаць.
 
 
И тольки сэрца у грудзях малацила:
Я марыла, что убачу там Тарцилу.
Што з ключыкам сядзиць там у вадзе,
А на мяне адтуль зялёны жаб глядзеу.
 
 
На цёплым сонейку истота там сядзела
И млела.
А ци жыве яна цяпер у тым стауку?
Пра тое я ня ведаю пакуль.
Пазнаю гэта,
Як тольки вернецца зноу лета.
 

Мир – это счастье

 
Весна стучится клювиком в окно,
И долгая зима, что раздражала,
Уже прошла, да ладно: всё равно
Она каникулы большие приближала.
 
 
Они с собой надолго принесут
Простые радости беспечной жизни дачной —
Когда грибы и ягоды в лесу
И речка, рыбаку сулящая удачу.
 
 
Когда покоя нет от соловьёв,
Что не дают уснуть до ночи поздней,
И мирный купол неба, до краёв
Сверкающий от бриллиантов звёздных.
 
 
Какое счастье, если в мире – мир!
Сражаясь за него всегда и неизменно,
Страна моя, любовь мою возьми,
Я отдаю её тебе, и будь благословенна!
 
 
Земля моя, родная Беларусь,
Прекрасная от края и до края,
Где я расту, живу и не боюсь.
Любимая моя страна, страна родная!
 

Советский район

 
Я видела красоты заграницы
И изучала их со всех сторон.
Там есть чем любоваться и гордиться,
Но мне милей Советский наш район.
 
 
Я здесь живу от самого рожденья.
Часть города большого он, и все ж
На «спальников» иных столпотворенье
Район наш совершенно не похож.
 
 
Мне нравятся широкие и важные
Дома и улицы, где я сейчас живу.
И тихие люблю, одноэтажные,
И у заборов пыльную траву.
 
 
Люблю войти в начале дня рабочего
В свой утренний пустой и тихий класс.
А в выходной мороженым попотчевать
Подругу и себя в свободный час.
 
 
Всем жителям Советского прекрасного
Желаю я, и пожелайте мне,
Под мирным куполом родного неба ясного
Жить в нашей процветающей стране.
 

Якуб Колас

 
Па роднай мове, што крыничнай
Вадой цячэ у капличны зруб,
Праз мудры позирк ираничны
Я пазнаю цябе, Якуб.
 
 
Зямли маей спажыуны Колас,
Спявак ад роднае зямли,
Дзе моцна прагучау твой голас
Над рэчкай, у лесе, на ралли.
 
 
Руплива, як араты просты,
Што, як працуе, то пяе,
Ты песни ткау, як ткач на кроснах
Радзимы голас, гук яе.
 
 
Гисторыю ствараюць шчыльна
Здзяйсненнем волатавых спрау.
Каб мы жили у сваей айчыне,
И ты нямала паспрыяу.
 
 
Якую б меу ты сення долю
И гонар адчувать сябе
У краине незалежнай, вольнай.
Житневым коласом у гярбе.
 

Лета

 
Ну вось и лета адышло —
Знясли буслы на крылах.
А што было? То дни лило,
То парыла, варыла.
 
 
У трапичнай гэтай цеплыни,
У гульнях на прыродзе
Имкливыя ляцели дни,
Нибы-та у карагодзе.
 
 
Пакуты школьныя забыць
Дапамагли нам шпарка
У лесе ягады, грыбы,
А на рацэ рыбалка.
 
 
На жаль яно каротки час
У маих краях пануе.
Як тольки адыходзиць Спас,
И восень каляруе.
 
 
За ей зима и халады,
И зноу мароз ушпарыць.
Адно ад гэткае бяды,
Як пра былое марыць.
 
 
Як были цёплыми ралли
И парны ранни золак,
И купал неба да зямли
У дыяментах зорак.
 

Советское

 
От безродных гламурных сорок
Повелось выраженье «совок».
Им они объяснились вполне
В отвращении к «этой» стране.
 
 
Понимая под этим клише,
Все, что наше и нам по душе.
То, что нужно забыть нам и стать
Им, чужим и безродным, под стать.
 
 
Эта цель поддалась им почти,
Но со мной им её не достичь
Ни за что, никогда и вовек:
Я советской страны человек.
 
 
На земле, на морях в небесах,
В партизанских дремучих лесах,
И в труде, и в военном огне
Мои предки присвоили мне
 
 
Это званье. Означил мой род
Всех их орденских планок штрих-код.
Символ Славы, завещанный в нём:
Цвета пороха рядом с огнём.
 
 
Потому-то даровано мне
В самой лучшей на свете стране
Жить среди самых лучших людей,
Самых светлых и чистых идей.
Не во сне, не в мечтах – наяву
Я в Советском районе живу.
 
 
Здесь расту я, здесь в школу хожу.
В заключение вот что скажу:
Знаю, что непременно вернусь
Я в советскую вновь Беларусь.
 

Дом молодёжи

 
Образ Дома молодёжи —
Кубоватый и вполне
Незатейливый – он всё же
Стал вполне приятен мне.
 
 
Как-то в нём в страну поэтов
Провели раздачу виз.
Я, присутствуя при этом,
Получила первый приз.
 
 
Может, это был аванс мой
И намёк на добрый путь:
Стану темой для романса,
Анной Керн кому-нибудь.
 
 
Иль когда-нибудь, наверно,
Оправдаю тот аванс
И какому-нибудь Керну
Подарю я свой романс.
 

Олимпии, Венеры и Данаи

 
Чтобы вниманья женского добиться
И лёгкой лестью голову вскружить,
Достаточно назвать фемину «львицей»
И к ней эпитет «светской» приложить.
 
 
И можно оплошать совсем немножко,
Чтоб полный получить от них афронт:
Возьмите, назовите даму «кошкой»,
И сразу станет всё наоборот.
 
 
Но львица – просто жалкая холопка
Жестокого звериного царя.
Раба его несытой жадной глотки.
Бесправно ему служит и зазря.
 
 
А кошка независима. Любому
Готова дать отпор в любой момент.
К тому же кошка – украшенье дома,
Изящнее в природе зверя нет.
 
 
Веласкес, Караваджо, Боттичелли
Небесной достигали высоты
В изображении своих моделей,
Кошачьи придавая им черты.
 
 
Олимпии, Венеры и Данаи
Веками вдохновляют мир мужчин —
Кошачья обаятельность дана им,
И это главная из всех причин.
 
 
Невольно сравниваю их. Пленяет
И женщины, и кошки красота.
Но женщинам немного не хватает…
Хвоста!