Текст книги "Роковое наследство"

Клим сидел в доме своей бабки, которая недавно умерла у него на руках. За неделю до смерти старуха сказала ему точный срок своего ухода в мир иной. И как только прошло семь мучительных дней, Клим со всех ног бросился к её дому. Он не чувствовал боли от скорой потери близкого человека, и не жалел о том, что часть его родной крови уйдет под землю. Он весь трепетал от мучительного вопроса, каким будет «наследство», которое ему предстоит получить, как заслуженную награду. Ох, как же он торопился в тот, «обещанный» ему, день. «Успеть, главное – успеть!» – повторял он про себя снова и снова, продираясь сквозь заросли, чтобы сократить дорогу к бабкиному дому.

Он бежал к точно назначенному часу, опасаясь, чтобы кто-нибудь из случайных людей, вроде сердобольных соседей, не смог «перехватить» черного дара. Пусть самые близкие соседи и жили в двух верстах отсюда, всё же был риск, что они его опередят. Как-то несколько лет назад, он, краем уха, услышал, что некоторые из них непрочь отомстить своему хозяину за то, что он каждые полгода увеличивает оброк. Ух, они бы рады были переморить всю его скотину, а заодно сделать кривой ненавистную всем рожу его жёнушке. А уж как бы они с детишками его расправились, не приведи Бог их тогда увидеть ясным днём…

Клим бежал, до одури вдыхая обжигающий воздух начинавшейся зимы. Кружилась голова, грудь ломило от глубоких мощных вдохов, а перед глазами носились рваные кровавые пятна.

Ещё издали он увидел чёрную щель приоткрытой двери. Сердце забилось гулко и не ровно. Он на секунду остановился и поискал глазами палку покрепче. Потом вдруг передумал и побежал дальше.

Когда он ворвался в дом, бабка была еще жива: он знал, что она не умрёт, пока не даст кому-нибудь из своих рук любой предмет, пусть хоть веник или тряпку, заключавший в себе всю её силу. Он хотел быть тем, кто в последнюю минуту окажется рядом с колдуньей; хотел, чтобы именно ему и была передана эта сила.

Клим успел, и старая ведьма, на много лет пережившая своих ровесников и их детей, дала ему маленький мешочек земли, которую она набрала однажды на старом заброшенном кладбище где-то в предгорьях Каменного пояса. Как только Клим прикоснулся к тому мешочку, глаза старухи закрылись. Она в последний раз вдохнула и, спустя несколько секунд, произнеся слабое «ох-х-х», выдохнула воздух, будто возвращая старый долг природе, ждавшей его все эти двести лет. Старуха могла бы прожить еще дольше, но уж много зла она наделала, так что терпеть её более было невыносимо. Невидимый ангел смерти махнул чёрным крылом, отделив этот мир от загробного, и забрал грешную душу прямиком в ад.

Клим остался один. Отца с матерью у него давно не было, и только бабка, до сегодняшнего дня, была живым свидетельством того, что он не сирота…

Он знал многие простые заклятья, и задолго до смерти старухи умел готовить кое-какие снадобья для мелких нужд: помочь конюху приворожить ладную бабу, или, по просьбе матери отъявленного двоечника, навести легкую порчу на сельского учителя, который вместо двоек теперь начал ставить колы…

Однако, Клим желал большего. Ему хотелось повелевать духами, чтобы они исполняли любую его прихоть, вплоть до устранения царя-батюшки. Эту мысль он держал так глубоко, что только иногда позволял себе предаться подобным мечтам, ибо, как гласила древняя мудрость: чем больше ты о чём-то думаешь, тем быстрее об этом узнают. Поэтому, чтобы, в один прекрасный день, не загреметь в острог, Клим подавлял свои потаённые мысли при помощи мелких пакостей, как он это называл: порча, привороты, колдовской сон, голова с плеч, кость в кость.

Он перечитал кучу старых запрещенных книг, добытых разными путями. Также из разговоров с бабкой старался выудить что-нибудь, по-настоящему, полезное. Он искал всюду нужные заклинания, о которых мало кто знал. Как-то раз даже напал на одного монаха, который служил при монастыре, умоляя его дать с недельку побыть в старой монастырской библиотеке, чтобы найти древние манускрипты на любом языке – всё было бестолку: знания от него уплывали вместе с возрастом, который был уже далеко за… На все просьбы обучить его серьёзным вещам, он слышал от бабки одно и то же: «В свое время, Климушка – не устоялся ещё». Теперь же, получив мешочек с землей, он понял – пора.

Когда она умерла, Клим закопал труп рядом с домом, не дав могиле никакого памятника, а просто сделал ровное место, забросав его прошлогодними листьями, как ранее и велела бабка. Потом он приготовился к главному, в своей жизни, ритуалу. Посередине комнаты начертил мелом круг, поставил в его центр толстую свечу, и отошел в дальний тёмный угол. Громко произнёс заклинание. Ничего не произошло – не так произнес: от волнения не учел необходимые паузы. Его руки дрожали и он несколько раз сильно вдохнул спёртый воздух старого дома. Он знал, как важна была предварительная подготовка, которую он провел задолго до ритуала. Но теперь нужно было сделать последний ответственный шаг.

Он закрыл глаза и представил себе зеленые деревья, освещенные полуденным солнцем; птиц, сидящих на ветках серыми комочками, и даже коротких жирных гусениц, медленно пожирающих изумрудную зелень гладких листьев – все это приводило нервы в порядок. Во всё это время, пока он настраивался на нужный лад, его пальцы ощупывали бабкин «подарок», будто хотели там найти ещё что-то, помимо горстки земли. Прошла минута-другая, и тут дарованная ведьмой сила начала являть себя в полной мере. Из уст Клима вдруг стали выходить такие слова, которых он ранее нигде не слыхивал и не читывал. Помимо слов, он начал издавать дивные гортанные звуки, которые, минуту назад, он ни за что не смог бы извлечь из своего нутра. Эти, новые для него звуки, перемешивались с еще более новыми, будто кто-то, до сих пор тайно сидевший внутри него, начал петь древнюю не то колыбельную, не то погребальную песнь.

Клим был наполнен неизъяснимой гордостью, что он, наконец-то, может считаться настоящим колдуном, таким же сильным, как Сильвестр-Ветер, Иван-Дубосек или Аким-Волгарь. Он радовался тому, что происходило с ним помимо его воли. В те мгновения он подумал, что очень даже приятно быть игрушкой в чужих руках, когда делаются такие вещи, которые в обычном мире были бы невозможны… И потом, бабка плохого бы ему не дала – родной всё-таки внучек.

Посреди ночного леса, старый мёртвый дом наполнился чародейскими звуками и всепроникающим светом, пробивавшимся меж толстых бревен сквозь узкие, едва видимые щели. Пройди кто мимо в тот ведьмин час, тогда увидел бы он дом в синем свете с нечеловеческими песнями внутри, будто огромную музыкальную шкатулку бросили с небес то ли на радость, то ли на горе честному народу. И вот тот дом-шкатулка поёт, свистит, стрекочет и плачет на все лады…

Клим читал заклинание и смотрел в центр круга, где одиноко горела ритуальная свеча.

Как только он закончил читать, круг стал медленно наполняться сизым туманом, состоявшим из крупных, как манка, частиц. Несколько таких частиц начали кружиться в воздухе, и Клим заметил, что они укрупняются, превращаясь во что-то совсем от них отличное. Он увидел две яркие желтые точки, словно огоньки свеч недвижно повисли в воздухе. Сначала огоньки были с горошину. Потом стали расти, и оказались размером с крупное яблоко. «Яблоки» также продолжили менять свою форму, пока Клим не стал ясно различать глаза того, кого он вызвал. Глаза пристально смотрели на Клима, и сердце ткнулось ему в ребра. Спина похолодела. Он отвернулся от видения. В ушах стоял непрерывающийся звук – тонкий, как писк цыпленка. Писк этот, «выбрав» самую высокую ноту, превратился в бесконечно долгую «песню».

Так Клим сидел некоторое время: писк не проходил. Он повернулся к кругу: жёлтые глаза не исчезли, а смотрели на него, будто чего-то ждали. В комнате распространился тяжелый запах – странная смесь ландыша и кипящей серы. От этой смеси закружилась голова и затошнило. Клим едва удержался, чтобы не упасть на пол.

В голове было пусто, тело стало легким: казалось, еще секунда и Клим воспарит к потолку.

Он смотрел в желтые глаза и вдруг заметил, как вокруг них появились две тонкие сиреневые ниточки, с каждой секундой становившиеся все толще. Когда ниточки превратились в толстые длинные линии, они плавно изогнулись так, как изгибает их художник, рисующий овал человеческого лица – это формировалась голова. Пока голова дорисовывалась в воздухе, Клим снова обрел способность думать и воспринимать вещи такими, каковы они есть на самом деле.

Писк, между тем, прекратился, и в доме повисла тяжелая тишина. В такой тишине к человеку приходит целая армия страхов, и он ищет безопасное место, как страус, чтобы спрятать свою голову в песок. Но Клим знал, что это временно, поэтому не стал искать себе убежища, а напротив, чудесным образом, обрел уверенность и наглость, по отношению к таинственному гостю, и теперь смотрел на него с презрением, неизвестно откуда взявшимся, и даже хотел, было, приказать ему исполнить какую-нибудь ерунду, вроде как свечку погасить. Но она погасла сама. Дом погрузился во мрак, и только сиреневое лицо с желтыми глазами продолжало светиться в темноте.

Тут свечка снова вспыхнула синим пламенем, и Клим почувствовал слабость во всем теле – теперь с ним справился бы даже Миколка, деревенский дурачок. Клим упал на пол. Он не хотел смотреть на «гостя», но его взгляд намертво прилип к сиреневому лицу. Мышцы медленно перетягивались невидимой веревкой, язык обволокло чем-то вязким, а кожа на лице стянулась так, будто её обмотали высохшим березовым лыком. Исчезли желания приказывать духам, наоборот – теперь повелевали Климом.

Он уже ничего не соображал, и поэтому не видел, как некто вышел из круга, нарушая все магические законы, согласно которым дух не может пересечь черту – границу между миром мёртвых и живых.

Чужая холодная рука сжала запястье Клима и потащила туда, куда он вовсе не думал идти. В эти мгновения он мечтал лишь об одном: когда закончится этот чёртов путь, он пойдет спать в теплую постель. Но хозяин магического круга распорядился по-своему: он решил показать Климу «волшебную» дорогу от начала до конца.

Клим ничего не видел, кроме чужой руки, покрытой инеем. Она светилась слепящим голубым светом, но этот свет не распространялся в темноте: он был словно «посажен» в стеклянный колпак, и светил лишь для одного Клима.

Он вытянул в сторону свободную руку в поисках стены, и коснулся шероховатой поверхности, теплой на ощупь. «Господи, зачем я его вызвал?» – вдруг подумал Клим. Тут рука гостя перестала тянуть Клима, и до хруста сжала его кисть. Он заорал, но его крик мгновенно вобрали в себя черные немые стены коридора. «Хорошо, что я тебя вызвал» – прошептал он, чувствуя, что так и нужно было сказать. Рука тут же ослабила хватку и потянула его дальше. Клим снова поплелся, как телок на бойню.

Чем дольше они шли, тем яснее Клим понимал, что собственными страхами он питает своего мучителя. Тут же пришло в голову спасительное решение – вспомнить детство. Единственное, что тут же всплыло в памяти, это деревенская колокольня, на которую они с ребятами полезли в один погожий денек. Залезли на нее легко – по старой деревянной лестнице. А вот спускаться надо было по толстой веревке, которая была привязана к колоколу. Веревка не доставала до земли нескольких саженей, но это не мешало многим отпускать узел, завязанный на её конце, и прыгать на жесткую, утрамбованную тысячами ног, землю. Все прыгнули по-разному: кто-то охал от боли, кто-то молча сносил сильный удар о землю. Когда Клим стоял возле черного широкого колокола, он посмотрел вниз и увидел своих товарищей, ставших совсем маленькими. Ему махнули рукой, но он не разглядел кто это был. Когда он взялся за веревку слабыми, от страха, пальцами, то решил закрыть глаза, чтобы не бояться. Он прыгнул слишком рано: мотавшаяся веревка не успела отойти от стены на положенное расстояние.

Приземление Клима было ужасным. Больно ударившись ступнями о землю, он почувствовал, что бёдра будто вошли в его тощие бока. Потеряв равновесие, он ударился головой о желтую стену. Слезы хлынули сами собой. В горле стоял душный комок, ноги болели, ладони жгло. Так он и похромал домой в слезах.

Но на следующий день ребята снова пошли к колокольне, и снова Клим залез на нее, спрыгнув затем с самой верхотуры. Боль в ногах повторилась, но он её перетерпел. После приземления он почувствовал, что победил высоту и ко многому теперь готов…

Клим споткнулся обо что-то твердое и поднял голову: вдалеке замаячил не ясный свет. Он почувствовал себя бодрее, и все вглядывался в загадочное свечение, желая поскорее до него добраться.

Рука потащила Клима быстрее, и он понял, что это ускоренное движение зависело от его желания скорее выбраться наружу. Как только показался белый свет, Клим куда-то провалился. Падение длилось секунду.

В следующее мгновение он увидел большую комнату, наполненную едким дымом, словно здесь не переставая жгли дрова, как в огромной печи. Вместо стен был красно-черный туман, который «стоял» на месте и распределялся четко по периметру квадратного пола. Под ногами навалены черные комья земли, будто, слежавшиеся куски спрессованной копоти. Эта обугленная земля, вырастая высоким холмом у одной стены, неровно сползала куда-то вниз, скрываясь за красноватым туманом.

В тяжелой голове мелькнула маленькая красная молния. В ту же секунду, обнаруженное вдруг, потаенное знание, добытое ещё Адамом и Евой, и переданное с кровью каждому человеку, потихоньку открывало Климу глаза. Теперь он точно знал, что это была лишь одна из многих миллиардов комнат, и она приготовлена только для него. Здесь не будет ни собеседников, ни защитников – её наполнят лишь судьи и палачи: память, совесть, грехи, ангел-хранитель с вечной своей записной книжечкой злых и добрых дел. Словом – это место короткого суда и бесконечной казни, где предстоит испытать все муки. Пока эта комната пуста, как и его душа, которая так же сейчас растеряна, как и его сознание, и не понимает, куда попала, но чувствует, что ничем хорошим это не кончится. Скоро сюда придут, громыхая тяжёлым железом вечной каторги, шелестя бумагами, с написанными в них признаниями, которые совесть делала с самого дня его рождения. И первым признанием была первая же ложь, когда Клим разбил чашку, а свалил всё на кошку. В те годы кошка была виноватее всех на свете, но и она уже получила свою награду… А таких разбитых «чашек» у Клима накопилась целая гора, которую нельзя обойти и за несколько праведных жизней.

Таково ближайшее будущее, промелькнувшее в сознании яркой упавшей звездой: она унеслась далеко в небесные просторы, и оставила след в памяти о том, что событие свершилось, дело сделано, ничего нельзя вернуть назад, ежели только милость Божия всё не изменит…

Клим сел на черную землю и закрыл глаза. Под полом слышалось мерное гудение, словно там был огромный пчелиный рой. Как только в голову пришло это сравнение, гул быстро превратился в комариный писк. Так звук менялся от гула до писка и наоборот, пока Клим не потерял сознание.

Когда он очнулся и с трудом открыл тяжелые веки, то увидел, что сидит он сейчас на деревянном полу, на тех самых досках, где в детстве строил в длинные шеренги своих оловянных солдатиков с погнутыми ружьями и помятыми головами. Он оглянулся по сторонам: ну да, знакомые бревенчатые стены. Похоже, и впрямь, бабкин дом. Свеча горит, круг белеет в центре комнаты. «Господи, что я сделал? Или, может, еще не успел сделать?» – тут же подумалось ему.

Неизвестно сколько времени прошло с того момента, когда его нога переступила порог этого дома. «Бегом отсюда», – шепнуло Климу на ухо. Он вскочил, побежал к двери, толкнул ее всем телом. Она открылась необычайно легко – в другую комнату, с полом, напоминавшим… обугленные комья земли. А на стене, что была из красно-черного дыма, белыми буквами сияло: «Не всякий, говорящий: «Господи, Господи», – войдет в царствие небесное».

Вдруг, из подземной глубины, показалась огромная уродливая голова с знакомыми желтыми глазами и разинутой пастью, пылавшей нестерпимым огнем. Клим устал бороться со всем, что требовало борьбы, и никого не любя в человеческом мире, он вдруг полюбил Люцифера, кинувшись к нему в пламенную пасть. Через три земных поколения он достиг, клокочущей огнём, вселенской бездны, наполненной людьми, кишевшими, словно мелкие черви в протухшем тесте. Визги, рыдания и хруст ломавшихся костей слышались из этой бесчисленной толпы. Изредка эти звуки прерывались звериными рыками. На мгновение в толпе мелькнуло лицо его бабки. Она посмотрела на Клима и отвернулась – не узнала. Но всё равно – теперь он был дома.

Москва, 2006г.

Для обложки использована работа moon-4640198_1920, автора – Sworkstarmac, с сайта https://pixabay.com/ru/photos/луна-ночь-человек-темно-зло-птицы-4640198/

PixabayLicense

Бесплатно для коммерческого использования. Указание авторства не требуется