Текст книги "Олег Табаков. Либеральный русский театр"

Табаков и Волчек: про и контра

Так вышло, что не слишком гладкими были отношения Табакова и с другим коллегой по «Современнику» – Галиной Волчек. После ухода Ефремова в театре встал вопрос о новом главном режиссере, и вот тут и возникла кандидатура Волчек. Но ее надо было «пробивать». Ведь она была беспартийной, да еще и еврейкой. Однако если в конце 60-х (после чехословацких событий) этот «набор» считался бы отягчающим обстоятельством, то теперь ситуация резко изменилась. На носу был детант («разрядка»), и власть предержащим надо было понравиться Западу. Поэтому «пятый пункт» Волчек сыграл в ее пользу (точно так же случится через год и в другом подобном случае – с евреем Марком Захаровым, который возглавит «Ленком»). Короче, Волчек утвердили.

А спустя два десятка лет до Табакова дошли разговоры, что тогдашний зав. сектором театра отдела культуры ЦК Глеб Щипалин сообщил Волчек новость: дескать, единственным, кто был против ее назначения, был Олег Табаков. По его же словам:

«Но Галя достаточно разумный человек, она наверняка поняла, что, если бы директор был против, ее никогда бы не назначили. Если не поняла – жаль, что отравленная стрела так точно попала в цель. Мы никогда не говорили с ней об этом. История наших взаимоотношений с Галей Волчек очень поучительна, потому что немало людей приняли целенаправленное участие в том, чтобы развести нас. Допускаю также, что это входило в расчеты и кого-то из моих товарищей. Но такие вещи надо свидетельствовать. Безусловно, наши взаимоотношения омрачились, но не до такой степени, чтобы мы стали делать друг другу гадости. Это было невероятное испытание, которое устроила нам с Галей жизнь, но наши симпатии друг к другу оказались сильнее всех сплетен и подозрений. Галина Борисовна стала главным режиссером, а я оставался директором "Современника". Я много играл и в ее спектаклях, и в других. Многое нам приходилось пробивать вместе…»

Страшное приглашение

Еще одна история из 1972 года – про Александра Солженицына, который осенью 70-го был награжден Нобелевской премией за свою поистине титаническую работу по дискредитации не столько Сталина, сколько ВСЕЙ СОВЕТСКОЙ СИСТЕМЫ В ЦЕЛОМ. И вот весной 1972 года награда должна была, наконец, добраться до героя, причем у него на родине. Естественно, на ней должны были присутствовать определенные люди, среди которых нобелевский лауреат захотел увидеть и Олега Табакова (что уже говорит о многом). Поэтому 2 апреля 1972 года тот получил бумагу следующего содержания:

«Многоуважаемый Олег Павлович!

Шведская Академия присылает своего постоянного секретаря г. Гирова для вручения мне нобелевских знаков. Пользуясь тем, что эта церемония, обычно происходящая в Стокгольме, на этот раз произойдет в Москве, я приглашаю на нее самых видных представителей художественной и научной интеллигенции, во всяком случае тех, чье творчество я знаю и могу оценить.

Мне очень приятно было бы видеть на этой церемонии Вас.

С искренним расположением

А. Солженицын».

Получив эту бумагу, Табаков не на шутку испугался. И было отчего. Ведь Солженицын тогда был уже изгоем и посещение любого мероприятия с его участием могло дорого обойтись любому человеку, тем более ЧЛЕНУ ПАРТИИ, каковым являлся Табаков. Короче, надо было найти какой-то разумный повод, чтобы не подставиться. Но искать его не пришлось, поскольку коллизия «рассосалась» сама собой. Каким образом? Очень простым. Советские власти попросту не пустили господина Гирова в СССР, и церемония была сорвана. Надо ли объяснять, что самым счастливым человеком на земле после этого был Олег Табаков?

В поисках свежей крови

В 1973 году Табакова внезапно позвали работать в Малый театр. Предложение исходило от самого Михаила Царева – директора прославленного театра и председателя Всероссийского театрального общества. Однако Табаков отклонил это предложение. Почему? Он только начал директорствовать в «Современнике» и был увлечен новой идеей – влить в родной театр свежую кровь, то есть подготовить достойную смену из молодых артистов, ради которых он собрался открыть при театре нечто вроде студии. И вот на Новый, 1974, год Табаков повез своих единомышленников в Рузу для обсуждения деталей предстоящего дела. Кто же оказался в числе этих счастливчиков? Это были молодые актеры, занятые в дни школьных каникул в драме Устинова и Табакова «Белоснежка и семь гномов», в лице Андрея Дрознина, Константина Райкина, Авангарда Леонтьева, Иосифа Райхельгауза, Владимира Поглазова, Сергея Сазонтьева, а также молодого режиссера Валерия Фокина. Перед ними Табаков и выступил, изложив им свою идею. Естественно, она была принята на «ура». После этого начались конкретные действия – Табаков и Ко стали ходить по школам и вывешивать там листочки-объявления. Это действо сработало – народ повалил толпами. И поздней весной и летом были отсмотрены три с половиной тысячи (!) московских детей в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет. Из них Табаков и Ко отобрали всего 49 человек.

Территориально студия располагалась во Дворце пионеров имени Крупской, который стоит за швейцарским посольством на улице Стопани. А формально это детище представляло собой некий вариант драмкружка. Но уровень обучения в нем был достаточно высоким, а программа вмещала множество дисциплин: чтение курсов истории мирового искусства и истории русского театра, танец, актерское мастерство и т. д.

Спустя два года из сорока девяти человек осталось только… восемь. Все остальные были отчислены Табаковым по разным причинам, но в основном – за профнепригодность. Но именно из этих людей чуть позже «вылупится» театральная студия на улице Чаплыгина – «Табакерка».

В театре и кино, или Дрейф от чекиста к бригадефюреру

Несмотря на свое директорство, Табаков, как ни странно, продолжал активно заниматься и творчеством. Например, в родном «Современнике» он до середины 70-х появился в 9 новых спектаклях. Особенно плодотворным для него был 1974 год – тогда вышло четыре спектакля с его участием. Впрочем, назовем все постановки:

1971 – «Тоот, другие и майор» И. Эркень. Постановка В. Алова и В. Наумова – Майор;

1973 – «Балалайкин и Ко» С. В. Михалкова по роману М. Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия». Режиссёр Георгий Товстоногов – Балалайкин; «Погода на завтра» М. Шатров. Постановка: Галина Волчек, И. Райхельгауза и В. Фокина – Архангельский; «Как брат брату» Д. Рэйб. Постановка – А. Вайды – Рик;

1974 – «Провинциальные анекдоты» А. Вампилова Постановка В. Фокина – Анчугин; «Восхождение на Фудзияму» Ч. Айтматов, К. Мухамеджанов. Постановка Галина Волчек – Осипбай Татаев; «Четыре капли» В. Розов. Постановка В. Фокина – Воронятников; «Из записок Лопатина» К. Симонов. Постановка И. Райхельгауза – Режиссёр;

1975 – «Двенадцатая ночь» У. Шекспира. Режиссёр Питер Джеймс – Мальволио.

Еще больше на счету Табакова было за тот же период и новых фильмов – целых 13 (включая и фильмы-спектакли). Вот этот список:

1971 – «Тайна железной двери» (Киностудия имени Горького, реж. Михаил Юзовский) – Евгений Рыжков, папа Толика; «Сердце России» («Мосфильм», реж. Вера Строева) – большевик Григорий Александрович Усиевич;

1972 – «Достояние республики» (Киностудия имени Горького, реж. Владимир Бычков), главная роль – чекист Макар Овчинников; ф/сп «На дне» (т/о «Экран», реж. Галина Волчек, Леонид Пчелкин) – Татарин;

1973 – т/ф «Семнадцать мгновений весны» (Киностудия имени Горького, реж. Татьяна Лиознова) – бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг; ф/сп «Конёк-Горбунок» (т/о «Экран», реж. Владимир Храмов), главная роль; «Дача» («Мосфильм», реж. Константин Воинов) – Юрий, продал Петровым свою дачу; ф/сп «Балалайкин и К°» (т/о «Экран», реж. Георгий Товстоногов, Александр Вокач, Леонид Пчёлкин), главная роль – Балалайкин;

1974 – т/ф «Лев Гурыч Синичкин» (реж. Александр Белинский) – драматург Фёдор Семёнович Борзиков;

1975 – ф/сп «Шагреневая кожа» (реж. Павел Резников), главная роль – Рафаэль.

Из спектаклей самым заметным был «Балалайкин и Ко». Как пишет сам О. Табаков:

«Георгия Александровича Товстоногова мы пригласили ставить спектакль "Балалайкин и К°" по "Современной идиллии" Салтыкова-Щедрина. Для написания пьесы ангажировали Сергея Владимировича Михалкова. За роль Балалайкина я получил, пожалуй, не меньше лавров и зрительского одобрения, чем когда-то за "Третье желание"…»

Из фильмов самые заметные – «Достояние республики» и «Семнадцать мгновений весны». Причем в обоих Табаков играл сотрудников спецслужб: в «Достоянии…» это был сотрудник ВЧК, в «Мгновениях» – глава гитлеровской внешней разведки. Вот что об этом вспоминает сам актер:

«Предложение сыграть Шелленберга одновременно и озадачило меня, и обрадовало. Обрадовало тем, что исполнением этой роли я хоть в небольшой степени возмещу наш неоплатный долг героям Великой Отечественной. Ведь они жертвовали жизнью во имя того, чтобы вот такие шелленберги никогда вновь не сели на шею немецкого народа. Однако оглуплять его я не хотел. Оглупление врага в произведениях искусства в конечном итоге преуменьшило бы сегодня всю грандиозность и масштабы подвига советских людей.

После первого просмотра меня отвел в угол Ю. В. Андропов и почти прошептал: "Олег, так играть – безнравственно". Я как-то присел и не нашелся что ответить. На самом деле я считаю главным достоинством этой картины другой взгляд на врага. До этого во всех фильмах немцы были идиотами, в основном бегающими по избе с криком: "Матка – курка! Матка – яйка!" А мой отец, здоровый, умный, красивый, перворазрядник по лыжам, шахматам, теннису, все никак не мог победить этих дураков. Что-то здесь было не так. Татьяна Лиознова решила поднять уровень немцев и тем самым подняла значимость народного подвига. Мы воевали с нелюдями, но с мозгами у них все было в порядке. И не только с мозгами. Консультантом на картине среди других генералов был полковник Колхиани. Снимали сцену, когда мы с артистом Лановым и двумя стенографистками должны войти в бункер к Гиммлеру. Колхиани молчал, молчал, а когда мы ринулись в бункер, сказал: "Нет, это невозможно. Они были интеллигентные люди, они женщин вперед пропускали". Потом мне племянница Вальтера Шелленберга открытку прислала, где было написано: "Спасибо Вам, что Вы были так же добры, как был добр дядя Вальтер". Что она имела в виду, мне так и не удалось узнать. Эта роль, несомненно, прибавила мне зрительской популярности, защищавшей меня тогда от властей…» А вот что Табаков заявил уже в наши дни – в 2000-е годы: «Это был первый фильм, где немцы, точнее фашисты, показаны правдиво. До этого на нашем экране были карикатурные существа, которые в кальсонах бегали по украинским дворам, забегали в хату и требовали у хозяек: "Эй, матка, курка, яйки, млеко!" И я все не мог понять, как этих недочеловеков четыре года не мог одолеть мой отец?! У него, как у ценного кадра, была бронь – освобождение от фронта. А он ушел на войну добровольцем 4 июля 1941 года и вернулся только в конце 1945-го. У него награды были дорогие, солдатские: орден Красной Звезды, медаль "За отвагу". И такой человек не мог справиться с какими-то идиотами?!»

Табаков либо плохо знает историю советского кинематографа, либо его подводит память (хотя, как мы помним, он никогда на нее не жаловался). Однако фильмы, где были показаны не карикатурные, а УМНЫЕ фашисты, начали активно снимать в Советском Союзе уже в 50-е годы. Вспомним хотя бы «Судьбу человека» Сергея Бондарчука, который вышел в 1959 году. Да и сам Табаков снимался в такого рода фильме – «Живые и мертвые» (1964). Неужели там действовали карикатурные фашисты, под натиском которых отступали советские войска летом 1941 года? Я уж не говорю о десятках других фильмов 60-х годов, где война была показана ПРАВДИВО, а фашисты НЕ КАРИКАТУРНО («Иваново детство», «Вызываем огонь на себя», «По тонкому льду», «Майор Вихрь», «Путь в «Сатурн», «Конец «Сатурна», «Сильные духом», «Их знали только в лицо», «Щит и меч», «Весна на Одере», «На войне как на войне», «На пути в Берлин», «Освобождение» и др.).

Но вернемся к фильму «17 мгновений весны».

Именно после этой картины популярность Табакова вырвалась за пределы Советского Союза. Он сам понял это, после того как в Чехословакии продавщица одного из магазинов, куда он зашел, узнав в нем Шелленберга, внезапно достала из-под прилавка товар, которого в продаже не было. По словам самого актера: «Вообще, часто народная любовь помогала в местах бытового обслуживания, магазинах. Мне даже становилось неудобно от такого внимания. А ведь в молодости этого хочешь, мечтаешь об этом. Мне в жизни делали слишком много исключений из правил. Я все это помню и стараюсь отблагодарить людей».

Кстати, в Чехословакию Табаков попал на следующий год после премьеры сериала – в 1974 году. О том, как это произошло и что из этого вышло – мой следующий рассказ.

Олег Табаков в фильме «Война и мир» (реж. С. Бондарчук). 1965–1967 годы

Кадр из фильма «Мэри Поппинс, до свидания» (реж. Л. Квинихидзе). 1984 год

И снова Чехословакия,
или Обыкновенный выговор по партийной линии

В Чехословакии Табаков не бывал с 1968 года. И вот шесть лет спустя она возникла на его горизонте снова. Причем вовсе не по его желанию, а даже наоборот – вопреки ему. Каким образом? В 1974 году Табакова поставили перед фактом: ему надо съездить в Чехословакию в рамках культурного обмена, чтобы поставить там все того же «Ревизора». Причем никакие отговорки, чтобы не ехать, не принимались. А ехать Табакову очень не хотелось. Почему? Он ненавидел новые чехословацкие власти, пришедшие, как он считал, на советских «штыках». Но надо было найти отговорку. И Табаков решил пойти на хитрость. Он выдвинул устроителям намечающейся культурной акции следующее условие его будущей поездки: собрать всех тех актеров театра «Чиногерны клуб», с которыми он играл шесть лет назад в «Ревизоре». Хитрость заключалась в том, что Табаков заведомо знал, что его условие невыполнимо. И вот почему. Один из актеров – Павел Ландовски, игравший городничего Сквозник-Дмухановского, уже давно работал в венском Бургтеатре, находясь за пределами революционной Чехословакии в совершенно «контрреволюционной» Австрии. Табаков был твердо уверен, что Ландовски им заполучить не удастся и поэтому ехать никуда не придется. Но он ошибся. Москва телеграфировала об условиях Табакова в Прагу и там… сделали невозможное – собрали всех участников «Ревизора»-68 вместе (зачем им это было нужно, до сих пор непонятно; впрочем, может, таким образом они хотели «засветить» своих оппозиционеров?). В итоге нашему герою не оставалось ничего иного, как лететь в Чехословакию. С собой он прихватил две огромные банки черной икры и два ящика водки.

Как и в 1968 году, на спектакль Табакова снова пришла масса (!) контрреволюционеров. Только если раньше они были легальными, то теперь стали полулегальными. Это были: Павел Когоут, Ярослав Востры, Алена Востра, Иржина Шворцева, драматург Смочек и многие другие хорошо знакомые Табакову люди. После спектакля, как и положено, был устроен банкет под черную икру и водку, привезенные московским гостем. Так началось то пребывание Табакова в Праге.

В течение недели состоялось еще несколько представлений. И каждый раз после спектакля к Табакову за кулисы и в гостиницу приходили контрреволюционеры, которые взахлеб рассказывали ему, как своему, о том «маразме», который был установлен цензурой по приказу КПЧ в театральном цехе после августа 1968 года (наверняка эти разговоры «слушались» местной СТБ – аналог советского КГБ). Табаков внимал этим разговорам и понимал: добром для него эти разговоры не закончатся. Так и вышло.

По возвращении на родину он узнал, что в Москву из Праги пришла телеграмма от руководства ЦК КПЧ, где сообщалось о том, как Табаков все свое пребывание в Чехословакии встречался с контрреволюционерами. В итоге спустя какое-то время артиста вызвали в Бауманский райком партии на «разбор полетов». Вел это действо 1-й секретарь райкома Валентин Макеев, а среди присутствующих были замначальника управления культуры исполкома Моссовета Михаил Шкодин, замминистра культуры по международным делам Владимир Попов и др. Однако настоящей экзекуции не получилось: советские коммунисты решили своего товарища чехословакам не сдавать. В итоге Табаков получил обыкновенный выговор без занесения.

Из любимчиков в невыездные

В 1974 году театр «Современник» сменил место прописки: с площади Маяковского он переехал на Чистые пруды. Поселился он в здании бывшего кинотеатра «Колизей». А еще раньше там располагался купеческий клуб, при котором даже был небольшой… публичный дом.

Этот переезд стал возможен благодаря 1-му секретарю Московского горкома КПСС Виктору Гришину, который хорошо относился к Олегу Табакову. Это он способствовал тому, чтобы актер был назначен директором «Современника» и стал кандидатом в члены горкома партии. Короче, при таком раскладе Табакову светили вполне хорошие перспективы. Но он сам все испортил. На одном из заседаний горкома наш герой, у которого от близости к власти, видимо, закружилась голова, взял и припомнил Гришину слова о том, что это он, дескать, «пробил» театру здание на Чистых прудах в качестве подарка. После чего Табаков заявил: «Какой подарок? Когда мы находились на площади Маяковского, мы были безубыточным, прибыльным театром. А когда его перевели на Чистые пруды, то из-за амортизационных отчислений он стал убыточным, дотационным».

Этих слов Гришин своему бывшему любимчику не простил. И в течение двух лет Табаков был невыездным – не ездил за границу. Но затем опала была снята, и все вернулось на круги своя. Партия и в этом случае не захотела ссориться с «любимым артистом советского народа».

«Табаковщина»

Между тем пост директора стал поводом к тому, что у Табакова участились конфликты с его коллегами по театру. Это и понятно: кто-то ему просто завидовал, а кто-то был недоволен тем, как он пытается навести дисциплину в театре, который всегда считался «пьющим». Впрочем, иногда эти причины тесно переплетались друг с другом, а иногда в дело вступали и другие причины, например идейные или этические разногласия. Вот лишь один пример – с актером Олегом Далем. Был он человеком пьющим, но вдобавок еще и принципиальным. Советскую власть он тоже не любил, но еще больше он ненавидел тех, кто относился к этой власти, как он, но при этом всячески ей ПРИСЛУЖИВАЛ – состоял в партии, получал от нее награды, ездил за границу и т. д. и т. п. И если Даль сталкивался с подобной беспринципностью, то молчать не мог. Правда, не всегда говорил это в лицо своему оппоненту – предпочитал «изливать душу» в своем дневнике. 29 июля 1974 года он записал на его страницах следующее:

«Табаковщина» или «Табаковизмы».

Объяснение нашел у Ф. М. Достоевского… наконец-то… измучился…

Вот оно – «Это тип и воплощение, олицетворение и верх самой наглой, самой самодовольной, самой пошлой и гадкой ординарности!

Ординарности напыщенной, ординарности не сомневающейся и олимпийски успокоенной; рутина из рутин!

Ни малейшей собственной идеи не суждено воплотиться ни в уме, ни в сердце этого типа НИКОГДА!

Но тип этот завистлив бесконечно; он твердо убежден, что величайший гений. Но сомнения посещают его иногда в черные минуты, и он злится и завидует…»

Вообще, Олег Даль работал в «Современнике» дважды – в 1963–1969 и 1973–1976 годах. Второй период выпал на директорство Табакова. Поэтому это пребывание Даля в театре оказалось в два раза короче, чем первое.

Стоит отметить, что напряженные отношения Даля с руководством и частью труппы «Современника» периодически возникали на протяжении всех трех лет его повторного пребывания в этом театре. Причем во многих случаях виноват был сам актер, так и не научившийся сдерживать свои эмоции. Вот лишь один случай. В 1975 году во время спектакля «Валентин и Валентина» Даль внезапно присел на краешек сцены и, обращаясь к сидевшему на первом ряду мужчине, попросил: «Дай прикурить!» Тот, естественно, дал, резонно посчитав, что в этом спектакле такая сцена в порядке вещей. По этому поводу было созвано общее собрание труппы, актеру за его «хулиганский поступок» влепили выговор. Были и другие случаи подобного рода с его стороны.

О загулах Даля в киношной тусовке ходили буквально легенды. Он не смог остановиться даже тогда, когда в самом начале 70-х обрел вторую семью и женился на Елизавете Эйхенбаум. Сама она так вспоминала об этом: «Я думаю, что он стал пить в "Современнике". Там пили многие: кто посерьезнее, кто в шутку. Постепенно это его затянуло… Он не слабый человек, наоборот, очень сильный. Но это, к сожалению, превратилось в болезнь…»

Последним спектаклем Даля в «Современнике» стала «Двенадцатая ночь» В. Шекспира, где актер играл Эндрю Эгьючика. Премьера этого спектакля состоялась в 1975 году. Но блистать в этой роли Далю пришлось недолго: в начале следующего года его уволили из театра. Причем хронология тех событий выглядела следующим образом. 24 января 1976 года, будучи на дне рождения у Виктора Шкловского, Даль нарушил «сухой» закон. А в начале марта его уволили из театра за систематические нарушения трудовой дисциплины.

Имело ли право руководство театра за подобные поступки уволить актера из театра? Без сомнения. Однако основой для его увольнения, думаю, послужило совсем иное. И вновь заглянем на страницы дневника Олега Даля: «19 февраля. Получил страшной силы заряд ненависти к театру "Современник"…

С этим гадюшником взаимоотношения закончились – начались счеты! Глупо!

Началось БЕЗРАЗЛИЧИЕ!

Началась моя ненависть!

Ненависть действенная.

Борьба на уничтожение.

И величайшее презрение и безразличие!..

Март. 1976. НАЧАЛО…

Уход из театра решен окончательно и бесповоротно! Мозг утомлен безвыходностью собственных идей и мыслей. Нельзя и малое время существовать среди бесталанности, возведенной в беспардонную НАГЛОСТЬ…»

Думается, немалое значение в этих событиях играла и личность директора театра – Олега Табакова. Впрочем, ушел он с этого поста вскоре после увольнения Олега Даля.