Текст книги "Бригада возвращается. Триумф бандитской романтики"

Багси влюбился в очередную красотку – второразрядную певичку и актрису Вирджинию Хилл. В свое время в ее любовниках перебывало десятка три мужчин, среди которых были: всесильный магнат Крупп, ударник из ее оркестра, два испанских тореадора и другие. А непосредственно до Багси с Вирджинией крутил любовь другой знаменитый гангстер – Джо Адонис. В отличие от них, Багси угораздило влюбиться в Вирджинию, что называется, по уши: ради нее он развелся с женой и даже сделал ее своим партнером по строительству «Фламинго». Эта доверчивость и погубила Багси. Пока он «хлопал ушами», его любовница открыла счет в швейцарском банке на свое имя, на который «утекло» 2 миллиона долларов, отпущенных на строительство казино. Когда мафия об этом узнала, она предъявила претензии Багси, поскольку строительство курировал именно он. Багси же стал выгораживать свою любовницу, дескать, она не могла его обмануть. Наивный. Обман был доказан, да и сама Вирджиния вскоре призналась в этом своему любовнику. Это, а также неудача с открытием казино «Фламинго» и решило судьбу Багси.

20 июня 1947 года он вернулся из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес, где снимал для своей любовницы виллу из 16 комнат. В 22 часа 45 минут, когда вместе со своим приятелем он потягивал виски, окно на террасе с грохотом разбилось и две пули, выпущенные из тяжелого карабина, поставили точку в судьбе знаменитого гангстера. После гибели любовника Хилл сочла за благо вернуть деньги их законному владельцу – мафии. А Сигела с большой помпой похоронили, причем за его гробом шел чуть ли не весь звездный Голливуд. Самое удивительное, что спустя несколько лет слова Багси относительно Лас-Вегаса полностью подтвердились – туда хлынули толпы людей. Вложив в казино «Фламинго» 6 миллионов долларов, мафия затем сумела «наварить» на игорном бизнесе 100 миллиардов (!) долларов.

За два десятка лет с момента гибели Багси Сигела от мафии в Голливуде работал уже не один человек, а несколько – каждый принадлежал к какому-либо мафиозному «семейству». Однако контрольный «пакет акций» находился в руках у пяти нью-йоркских «семей». Именно от них, согласно легенде, и исходила инициатива экранизировать «Крестного отца», чтобы одним выстрелом убить двух зайцев: решить одновременно экономическую и идеологическую задачи.

Именно в 60-е годы американская мафия под воздействием складывающейся ситуации стала искать новые сферы приложения своей активности и стремительно растущих денежных средств. «Коза Ностра» стала проникать в такие нетрадиционные для нее ранее сферы деятельности, как кража ценных бумаг и мошенничество с ними, внедрение в банки и страховые компании и т. д. А это было удобнее проделывать, имея более-менее добропорядочный имидж. Особенно в этом были заинтересованы итальянцы, которые в отличие от евреев не имели в Америке такого мощного прикрытия в виде еврейского лобби. Поэтому в конце 60-х начался активный «отмыв» плохой репутации итало-американцев. Мотором этой кампании стал Джозеф Коломбо, о котором в энциклопедии «Мафия» К. Сифакиса сказано следующее:

«Джо Коломбо в молодости был законченным жестоким убийцей, частью команды наемных убийц, состоявшей из пяти человек босса мафии Джо Профачи (в составе его банды долгое время служил и отец Коломбо – Джо. – Ф. Р.). Коломбо служил боссу Профачи, несомненно, намного лучше, чем его отец. После службы на пирсах в качестве громилы он организовал мошенническую игру в кости, перешел к крупным операциям в игорном бизнесе в Бруклине и округе Нассау, занимался ростовщичеством и совершал ограбления в аэропорту Кеннеди. И он продолжал совершать убийства. Но его инстинктивная осторожность всегда была очень сильной...»

Итак, в конце 60-х Коломбо заделался главным имиджмейкером мафии – организовал итало-американскую Лигу для борьбы с плохой репутацией, которая распространилась на всех американцев итальянского происхождения после «дела Валачи». Читаем у У. Бальзамо и Д. Карпоцци:

«Причиной создания Лиги было не только желание сыграть на недовольстве всех уважаемых итало-американцев, которые были возмущены тем, что на них навешивают ярлык мафиози, но и использование этой организации в качестве средства давления на федеральное правительство в вопросах борьбы с бандитизмом...

Коломбо считал, что если ему удастся сконцентрировать внимание на растущей чувствительности публики к вопросам этнических предрассудков, то можно будет стереть в сознании людей разницу между антиитальянскими настроениями и возрастающим неприятием мафиозных организованных преступных банд. А конечной целью этого должна была стать пропаганда идеи, что правоохранительные органы осуществляют дискриминацию, способная заставить публику поверить, что все это вопрос о правах человека. Такая манипуляция с общественным сознанием дала бы бандитам простор для их операций...

К 1970 году могло показаться, что итало-американская Лига прав человека чего-то добилась.

Представители Лиги выступали на судебных заседаниях по делам членов организованных преступных групп, где бы и когда бы они ни проходили, устраивали пикетирование с лозунгами протеста и, как правило, провоцировали беспорядки из-за каждого ареста. Коломбо получил поддержку многих симпатизирующих ему граждан. Он стал своего рода народным героем. Телевизионные передачи охотно приглашали участвовать Джо, который и перед камерами продолжал кричать, как ужасно относятся представители закона к выходцам из Италии.

28 июня 1970 года Коломбо провел свой первый митинг по случаю Дня итало-американского единства на площади Коламбос-серкл у Центрального парка в Нью-Йорке. Тысячи людей участвовали в митинге, и Лига, казалось, шла по пути укрепления своего влияния.

Одними из наиболее заметных достижений Коломбо были:

Генеральный прокурор Джон Митчелл согласился с требованием, чтобы министерство юстиции больше не называло отдельных бандитов членами мафии, или «Коза Ностры»;

Директор ФБР Эдгар Гувер согласился снять все звучавшие по-итальянски имена из телевизионного сериала «ФБР», который готовился под эгидой ФБР;

Итальянский жаргон был запрещен в телевизионных программах и даже рекламных роликах...»

В русле этой кампании следует рассматривать и появление на свет книги и фильма «Крестный отец». Их появление также должно было стать неким «учебником жизни» для молодых мафиози. Здесь «моторами» процесса выступили двое «крестных отцов» из того же Нью-Йорка – Карло Гамбино и Стефано Магаддино. Оба принадлежали к руководителям старой формации, но чутко держали нос по ветру, вынюхивая новые «ветры» и стараясь приспособить к ним как свои собственные «семьи», так и всю мафию в целом. Гамбино и Магаддино первыми поняли, что мафия начинает чахнуть, варясь в собственном соку. Поэтому они придумали нетривиальное решение: решили начать ввозить из Сицилии в массовом порядке молодых людей, чтобы с их помощью влить в мафию свежие силы. Этих людей сотнями (!) начнут переправлять в 1970 году в США через канадскую и мексиканскую границу.

Отметим, что рекрутировать молодых людей было несложно, учитывая сложную экономическую ситуацию в Италии в те годы: массовая безработица вынуждала людей искать любые возможности к тому, чтобы прокормиться. А тут молодым людям предлагали реальную работу, да еще не у себя на родине, а в вожделенных США. Естественно, что отказников среди молодых сицилийцев практически не было.

Однако этой неотесанной молодежи нужно было прививать правильные мафиозные традиции. Конечно, это можно было сделать внутри мафиозных «семей», но на это ушло бы время. И тут было решено привлечь к этому делу самое массовое из искусств – кинематограф, поскольку никакие иные массмедиа, вроде книг или газет, молодых сицилийцев пронять не могли, так как они их попросту не читали. А вот кино очень даже уважали.

Этот фильм должен был помочь молодым сицилийцам войти в «семьи» и стать их преданными членами. Не зря в картине звучит фраза, сказанная Майклом Корлеоне своему брату Фредди: «Никогда и ни с кем не иди против своей семьи». Кроме этого, фильм должен был заставить молодых мафиози считать Америку своей второй родиной. Вспомним, с чего начинается лента: с фразы «Я люблю Америку», сказанной итальянцем, который пришел к дону Вито Корлеоне за помощью – наказать обидчиков своей дочери.

Согласно легенде, прототипом «крестного отца» был тот самый Карло Гамбино, о котором речь шла выше, – глава одной из пяти нью-йоркских мафиозных «семей». И хотя внешне он совсем не был похож на киношного дона Корлеоне в исполнении Марлона Брандо, однако их характеры во многом сходились. Как пишет К. Сифакис:

«После того, как Лаки Лучано покинул криминальную сцену – сначала из-за тюремного заключения, позже из-за депортации в Италию, только один лидер обладал хитростью и умом для того, чтобы стать тем, что может быть названо de facto «Боссом боссов» в мафии. Этим человеком был не Вито Дженовезе, Джо Бонанно или Кармине Галанте, не сомневавшиеся, что они достойны этой роли. Это был скромный Гамбино...

Гамбино был самым амбициозным молодым сообщником Лаки Лучано и Мейера Лански, основателей организованной преступности в Америке. Он возвысился, став вторым лицом после жестокого Альберта Анастисии, оказав ему помощь в устранении первого босса их преступной семьи, Винса Мангано, чье тело так и не было найдено...

Гамбино состоял из контрастов. Многие члены преступного мира считали невысокого и длинноносого Гамбино трусом. Джо Бонанно назвал его «белкой, подобострастным и низкопоклонствующим человеком»... Гамбино был человеком, который предпочитал оставаться непонятым. Он любил изображать скромного торговца с соседнего угла в вылазках в старую местность из модного убежища на Лонг-Айленде, что было очень похоже на «Крестного отца» Марио Пьюзо, который был создан по образу Гамбино. Всегда казалось, что он готов подставить другую щеку. Альберт Сидман, начальник детективов нью-йоркского департамента полиции, сказал: «Гамбино был похож на гремучую змею, которая сворачивается и изображает, что она мертва, пока не минет опасность». Но в закрытых кругах банды Гамбино был убежденным консерватором, требовавшим всех знаков уважения, которые подобают крестному отцу... Он укреплял свою позицию тем, что вступал в союз с нужными людьми, а ненужных – убивал, так что никто даже не пытался бросить ему вызов...

Хотя сложно оценить в долларах криминальные интересы, семья Гамбино, безусловно, является самой богатой и самой могущественной организацией США на сегодняшний день. Помимо сотен миллионов долларов семья имеет рабочую силу, насчитывающую по меньшей мере 800 человек, и ее империя простирается от Нью-Йорка до заводов Атлантик-Сити и Лас-Вегаса к героиновым плантациям Сицилии и Азии, к рынкам краденых машин в Кувейте. Неудивительно, что одна газета окрестила все это корпорацией Гамбино. За время своего правления с 1957 по 1976 год Карло Гамбино превратил второстепенную преступную семью в лучшее украшение короны мафии, намного более богатую, чем управляемые Лаки Лучано, и намного более могущественную, чем созданный Капоне Чикагский синдикат...»

Итак, согласно легенде, именно Карло Гамбино стал прототипом «крестного отца» Марио Пьюзо. А главными консультантами от мафии в фильме выступили Джозеф Коломбо и его сын Энтони. Впрочем, до консультаций еще далеко – сначала надо было запустить фильм в производство. Эта идея была ненавязчиво подброшена редактору киностудии «Парамаунт» Джорджу Визеру. Именно он настоял на том, чтобы руководство киностудии выкупило у Марио Пьюзо права на экранизацию его романа. Писателю это обошлось в 12 тысяч долларов. После этого стали искать достойного режиссера для экранизации.

В числе тех, кому предложили взяться за это дело, были первые величины Голливуда. Среди них – режиссеры, в разное время создавшие лучшие мафиозные боевики: Артур Пенн («Бонни и Клайд») и Питер Йетс («Буллит»). Но они от «Крестного отца» открестились. То же самое сделал и создатель знаменитых «спагетти-вестернов» («Хороший, плохой, злой», «За пригоршню долларов», «На несколько долларов больше», «Однажды на Диком Западе») итальянец Серджио Леоне. Кстати, о последнем.

Леоне отказался от постановки «Крестного отца» не случайно – в это же время он задумал снять собственное кино про мафию, причем это тоже должна была быть экранизация. Речь идет о биографической книге Гарри Грея «Под колпаком», написанной почти одновременно с «Крестным отцом» – в конце 60-х. Только Грей писал ее, будучи не на свободе: он отбывал срок в знаменитой тюрьме Синг-Синг. В ней автор описывал историю двух друзей-евреев: Дэвида по прозвищу Лапша и Максимилиана по прозвищу Макс. Парни жили в Нью-Йорке в еврейском квартале (там же, где когда-то жил и автор книги) и в конце 20-х, во времена Великой депрессии, занимались мелким грабежом. Затем сколотили банду из себе подобных молодых евреев (кстати, на 30-е годы приходится расцвет еврейской мафии в Америке). Короче, это была книга во славу «кошерной мафии» («Кошер Ностра», как ее называют в США).

Однако в начале 70-х боссы еврейской мафии все еще были против того, чтобы заниматься популяризацией своих деяний посредством массового искусства – кинематографа. Тем более что именно тогда возник скандал с именем «босса всех боссов» еврейской мафии Мейером Лански. В 1970 году ФБР предприняло попытку поймать его на утаивании доходов от налогов. Но Лански быстро снял со счета в Вегасе миллионы Синдиката, пока правительство старалось выслать его как опасного врага государства. В итоге в том же 70-м Лански эмигрировал в Израиль, куда уже подались многие его собратья (в то время Израиль занимал 2-е место по преступности после США). Отметим, что премьер-министром Израиля в ту пору была Голда Меир – если не друг детства, то, во всяком случае, старая и хорошая знакомая Лански в детские и юношеские годы, которые они провели в трущобах Нью-Йорка. Как пишет историк Р. Иванов:

«Коза Ностра» имела самые тесные деловые связи с преступным миром Израиля. Для власть имущих кругов было важнее то, что мафия перевела в это государство очень крупные суммы. Благожелательное отношение лидеров Израиля к мафии имело под собой и одну очень важную политическую причину. Западногерманский журнал «Шпигель» писал: «Израиль поощряет еврейскую мафию в США к переселению в страну, с тем чтобы использовать ее в борьбе против арабов»...»

На фоне этого скандала, когда имя Лански впервые так активно стали трепать на всех углах, снимать кино, популяризирующее именно «кошерную мафию», было никому не выгодно: ни правительству, ни самим еврейским мафиози.

Поэтому Грею дали понять, что «кошерная мафия» против того, чтобы он продавал права на экранизацию своей книги киношникам. В итоге Леоне тогда так и не сумеет пробить постановку фильма. Того самого, который десятилетие спустя он все-таки снимет и который получит название «Однажды в Америке». Фильма, который, как и «Крестный отец», станет предтечей российского сериала «Бригада». Впрочем, не будем забегать вперед и вернемся в Америку начала 70-х – к моменту запуска в производство фильма «Крестный отец».

Когда все «звездные» имена отсеялись сами собой, взоры продюсеров перекинулись на дебютантов. Одним из них был 32-летний Фрэнсис Форд Коппола (отметим – итальянец), который до этого снял всего один фильм, да и то мюзикл. К 1970 году он находился в глубоком кризисе, погряз в долгах и, казалось, должен был ухватиться за любую работу. Но когда ему предложили взяться за «Крестного отца», режиссер заявил: «Снимать это дерьмо? Да ни за что на свете!» (в среде американских интеллектуалов подобного рода литература всегда вызывала рвотную реакцию). Однако его сопротивление длилось недолго. Когда ему пообещали 150 000 долларов плюс 7,5 процента от прокатной прибыли, режиссер тут же пошел на попятную. Таким образом, авторами «Крестного отца» (книги и фильма) стали итальянцы, что весьма симптоматично: кто, как не земляки, должен был помочь американо-итальянской «Коза Ностре» пропиариться на весь мир.

Прежде чем приступать к съемкам картины, нужно было заручиться неофициальной поддержкой у мафии – у главного имиджмейкера мафии Джозефа Коломбо. Впрочем, такая поддержка уже была – негласная, но требовалось соблюсти формальность, чтобы все выглядело как инициатива самих кинематографистов. Когда Коппола узнал о том, что ему придется встречаться с мафиози на предмет разрешения съемок, он буквально озверел, но опять же длилось это недолго. «Злить этих ребят – себе дороже», – сообщили режиссеру его коллеги, после чего Коппола успокоился. Встреча с гангстерами прошла довольно бурно и оставила неизгладимое впечатление на обе стороны. В результате этой встречи был найден компромисс: из сценария были удалены слова «Коза Ностра», «мафия», и их место заняли нейтральные обозначения – «организация» и «пять семей». То есть были внесены минимальные цензурные правки при оставлении сути произведения – воспевание жестоких, но в то же время таких обаятельных парней из итало-американской мафии.

Затем начался подбор актеров на главные роли. Здесь тоже не обошлось без определенных проблем. Студии хотелось, чтобы в главных ролях снимались «звезды», но те были слишком привередливы. Например, Фрэнк Синатра, которому предложили главную роль – дона Корлеоне, заломил такой гонорар да еще потребовал права на будущий фильм, что переговоры с ним закончились, едва начавшись. Не удалось уговорить на эту же роль и другую знаменитость – мужа Софи Лорен продюсера Карло Понти. И тогда на горизонте возник красавец Марлон Брандо – настоящая суперзвезда Голливуда, одно имя которого в титрах уже гарантировало любому фильму оглушительный успех.

Биографическая справка

Марлон Брандо родился 3 апреля 1924 года в городе Омахе (штат Небраска) в весьма неблагополучной семье. Как говорил сам артист: «Я происхожу из семьи потомственных ирландских алкоголиков. В нашем роду пили все. Мой дядя, дед, обе мои сестры, мать, отец...»

Отцом Марлона был торговец крупным рогатым скотом, а матерью – бывшая актриса. Оба родителя могли дать фору друг другу в любви к зеленому змию, и потому маленькому Марлону (или Бадди, как звали его в детстве) частенько приходилось искать обоих по ближайшим кабакам. Несколько раз мать после неудавшихся попыток самоубийства привозили домой в полумертвом состоянии. И все же, несмотря на все ее «подвиги», именно Марлон всегда заступался за мать, когда отец пытался научить жену уму-разуму. Пару раз мальчику даже приходилось хвататься за охотничье ружье сорок пятого калибра, висевшее на стене. Однако мать так и не оценила благородных порывов своего отпрыска. В начале 30-х она попросту сбежала из дома к своему очередному любовнику, а отец после этого впал в глубочайшую депрессию, то бишь запой. Марлона взяли на воспитание две его тетки-алкоголички (чуть позже мать вернется в семью, однако своего поведения в лучшую сторону не изменит).

В школе будущий актер учился плохо, а когда подрос, то вовсе превратился в закоренелого двоечника и хулигана. В конце концов из школы его исключили. Тогда отец силком отправил сына продолжать образование в военную академию в Миннесоте, в которой некогда учился сам. Новое место обитания Марлону не понравилось с первых же дней, он называл его «военно-сумасшедшим домом». Ему оставалось отучиться там всего лишь 12 дней, когда руководство училища приняло решение исключить его за аморальное поведение. По слухам, аморалка заключалась в том, что Марлон пытался... склонить к сожительству одного из кадетов.

Несмотря на категорический запрет отца, в 1943 году Марлон уезжает в Нью-Йорк учиться на актера. Он поступает в театральный класс Школы социальных исследований, а чуть позже – в Актерскую студию. Через год он дебютировал на Бродвее в пьесе «Я люблю маму». (Кстати, собственная мама Марлона отправилась вместе с ним в Нью-Йорк и какое-то время поддерживала его в стремлении завоевать театральный олимп.) Затем были роли в спектаклях: «Гедда Габлер», «Кафе для водителей грузовиков», «Кандид», «Флаг поднят». Но настоящий успех пришел к Брандо в 1947 году, когда он сыграл роль наглого и похотливого Стенли Ковальского в спектакле «Трамвай «Желание» по пьесе Теннесси Уильямса. Кстати, о похоти.

Сам Брандо слыл в своей среде бо-о-ольшим любителем прекрасных дам. Правда, длительными отношениями он себя ни с кем не связывал, предпочитая мимолетные встречи либо со своими фанатками (многие из них оставляли на его столе в гримерке свои телефоны, адреса и даже ключи от квартир), либо партнершами по сцене. При этом Брандо, как настоящий выпускник военной академии, не знал слов любви и обычно говорил своим избранницам прямо: «Мое тело переполнено спермой. Пойдем потрахаемся».

Дебют Брандо в кино состоялся в 1950 году: в фильме Фреда Циннемана «Мужчины» он сыграл парализованного инвалида Второй мировой войны, передвигавшегося в коляске. Роль хоть и была замечена критиками, но не принесла актеру шумного успеха. Он пришел через год, когда режиссер Э. Казан перенес пьесу Т. Уильямса «Трамвай «Желание» на широкий экран. Брандо вновь сыграл в нем Стенли Ковальского. Окрыленный успехом, Казан пригласил молодого актера на главную роль – крестьянского вождя мексиканской революции Сапаты – в свою следующую картину – «Да здравствует Сапата!». Фильм был удостоен премии Британской киноакадемии и Главного приза на V кинофестивале в Каннах.

После этих двух столь значительных актерских достижений предложения посыпались на Брандо со всех сторон. Он предпочел выбрать одно – снялся в роли молодого бунтаря в фильме Л. Бенедека «Дикарь» (1953). И не прогадал: фильм мгновенно сделал его кумиром молодежи, которая, подражая его герою, оделась в черные кожаные куртки, джинсы, заправленные в сапоги, низко надвинутые на глаза кепки и пересела на мотоциклы. Еще год спустя Брандо снялся в фильме Э. Казана «В порту», где речь шла об американской мафии. Роль принесла актеру премию «Оскар». Это был пик славы молодого актера.

В течение нескольких лет после «Оскара» Брандо снимался в фильмах, в которых варьировал свои прежние удачи: «Дезире» (1954), «Парни и девчонки» (1955), «Чайный домик августовской луны» (1956), «Сайонара» (1957), «Молодые львы» (1958). Тогда же изменилась и личная жизнь актера – он женился. Причем это событие больше смахивало на анекдот.

Дело в том, что Брандо всегда нравились восточные красавицы, и на одной из них он в конце концов и решил жениться. Девушку звали Анной Кашфи, он познакомился с ней в столовой студии «Парамаунт». Анна представилась Марлону как дочь индусского брахмана, чем сразила его в самое сердце. Для Брандо это было как пароль, поэтому уже через месяц после знакомства он сделал девушке предложение. Свадьбу сыграли в Нью-Йорке 11 октября 1957 года. И вот там страшная правда открылась перед Брандо. В разгар веселья к нему внезапно подошел подвыпивший мужчина в поношенном пиджаке и предложил расцеловаться. «С какой это стати?» – удивился Брандо. «Как с какой: я отец вашей невесты!» – ответил мужик. Брандо чуть удар не хватил. Он бросился к Анне, требуя объяснений. Та и объяснила: дескать, никакая я не индуска, а иранка, дочь механика автобусов из Уэллса. После таких слов впору было отменять женитьбу, но Брандо этого не сделал: невеста уже носила в себе его ребенка.

В 1958 году на свет появился первенец Брандо – сын Кристиан. А через несколько месяцев после его рождения Анна подала на развод – устала от мужниных загулов. Как расскажет она впоследствии: «Когда мы познакомились, Марлон казался человеком застенчивым и любезным. Но после женитьбы, а особенно после рождения сына он изменился абсолютно. Издеваясь надо мной, демонстрируя свою дьявольскую власть и полный произвол, он получал от этого наслаждение. Я также была свидетелем его двойных сексуальных наклонностей. Он приводил в дом мужчин и женщин и на моих глазах занимался с ними любовью.

Брандо решил уничтожить меня, раздавить, как муравья. Он выбросил меня из дому, злодейски отобрал Кристиана и, используя дружбу с влиятельными людьми, создал вокруг меня вакуум. Никто в Голливуде не хотел больше предлагать мне работу. Я была вынуждена жить в фургоне на маленькую социальную пенсию...»

Кстати, в холостяках Брандо проходил недолго, поскольку незадолго до развода познакомился на Суматре с настоящей индонезийкой – Мовитой Кастанедой. Она стала его второй женой и родила ему двух детей: сына и дочь.

Что касается творчества Брандо, то в конце 50-х он взял небольшой тайм-аут сроком на два года. Причем не без скандала. Что же произошло? Актеру предложили главную роль в историческом боевике, которая ему категорически не понравилась. Он отказался сниматься, и кинокомпания подала на него в суд. Тот признал Брандо виновным и заставил его выплатить большую неустойку за срыв съемок. После этого актер заявил, что ноги его больше не будет на съемочной площадке. Однако ему хватило двух лет, чтобы остыть и вновь вернуться в кинематограф.

В 1961 году Брандо принял предложение ветерана Голливуда Льюиса Майлстоуна сняться в его новом фильме «Мятеж на «Баунти». Причем, давая свое согласие на участие в этом фильме, актер преследовал и личную цель: зная о том, что съемки будут проходить на Таити, он рассчитывал подцепить там какую-нибудь аборигенку. И действительно подцепил. Его возлюбленной стала партнерша по ленте таитянка по имени Тарита. Она сумела настолько поразить воображение актера-повесы, что он ради нее бросил Мовиту с детьми. Вскоре Брандо и Тарита поженились, хотя это было делом непростым. Мэр Лос-Анджелеса только со второго раза дал свое «добро» на свадьбу, поскольку в первый раз невеста пришла на церемонию... в одной набедренной повязке с венком цветов на шее. За пару лет молодожены отковали еще двух детей – сына и дочь.

В середине 60-х Брандо купил гряду островов неподалеку от Таити, выложив за них 20 миллионов долларов. На острове у него были четыре дома: три в пригороде столицы Папеэте, у самой кромки океана, и один – на атолле Тетиароа. Однако вскоре тихая семейная жизнь вдали от цивилизации наскучила Марлону, и он опять загулял. Чуть ли не все свободное время актер стал посвящать походам в публичные дома и стриптиз-бары. В одном из последних он встретил танцовщицу Франс Нгуен, и в 1970 году та родила ему еще одну дочь – Шайенн.

В 60-е годы Брандо снялся в десятке разных по жанру картин: «Некрасивый американец» (1963), «Моритури» (1965), «Аппалуза» (1966), «Отражение в золотом глазу» (1967), «Кэнди» (1968). Однако самой значительной работой актера в том десятилетии стала лента Артура Пенна «Погоня» (1965), где Брандо сыграл роль шерифа Колдера. Все остальные ленты были перепевами, часто не самыми лучшими, его прежних работ. Многие критики тогда поспешили списать актера в тираж: дескать, он свои звездные роли уже отыграл. Однако они ошиблись – история с «Крестным отцом» показала обратное.

Видимо, сам Брандо прекрасно понимал, какого уровня роль ему досталась и что она может вновь заставить заговорить о нем всю киношную общественность. Поэтому на съемках «Крестного отца» он вел себя весьма покладисто, хотя до этого за ним ходила слава капризного артиста. Здесь же он абсолютно сошелся во взглядах с Копполой. Их творческий тандем был настолько сильным, что когда руководство студии решило заменить Копполу другим режиссером (съемки фильма стали вдруг сильно дорожать), Брандо встал на его защиту. «Если уберете Копполу, то и я не задержусь!» – заявил актер. И студийные боссы решили не рисковать.

На роль Корлеоне-младшего – Майкла – были перепробованы несколько актеров, однако в конце концов остановились на молодом театральном актере Аль Пачино. Причем многие в съемочной группе возражали против его кандидатуры, но режиссер сумел его отстоять. И, как оказалось, не ошибся.

Биографическая справка

Аль Пачино (настоящее имя Джеймс Альберт Пачино) родился 25 мая 1940 года в пуэрториканском гетто Нью-Йорка. Его отец – сицилиец Сальваторе – работал страховым агентом и ушел из семьи, когда Пачино было всего два года. После этого мать мальчика – Роуз – переехала с ним к своим родителям, проживавшим в не менее бедном и криминогенном квартале – Южном Бронксе. Там она устроилась на работу, передоверив воспитание сына своим родственникам: матери, прабабушке и двум теткам. Их опека над ребенком была тотальной – ему даже нельзя было одному выйти на улицу. За это сверстники дали Пачино кличку Санни (Сынок). Но затем парень быстро наверстал упущенное. В девять лет он уже начал курить, в десять потерял невинность, в тринадцать пристрастился к алкоголю. Вполне типичный набор «добродетелей» мальчишки из неблагополучного района.

В школе Пачино учился из рук вон плохо – ему было скучно. Единственным светом в окошке для него была возможность выступать перед одноклассниками со своими байками. Вот где Пачино буквально преображался: он с вдохновением вешал сверстникам лапшу на уши, рассказывая о своей роскошной жизни на родительской ферме, где у него было аж десять собак и личная лошадь. Дети, развесив уши, ему верили. Еще одним увлечением Пачино были воскресные походы в кинотеатр с матерью. Вернувшись оттуда, он собирал на кухне своих домочадцев и живописно показывал им все, что увидел на экране. Это были первые уроки актерского мастерства будущей звезды Голливуда.

Родные Пачино разделяли его увлечение искусством и всеми силами старались поддержать в нем эту любовь. В день, когда парню стукнуло 14 лет, они преподнесли ему подарок – сводили его в настоящий театр, да еще на чеховскую «Чайку». Правда, результат получился, прямо скажем, неожиданный. Увиденное настолько потрясло воображение именинника, что он решил бросить школу и, по совету матери, податься в артисты, поступив в Нью-Йоркскую школу драматического искусства. В разгар учебы в школе драмискусства у Пачино тяжело заболела мать и ему пришлось параллельно учебе еще и работать, чтобы достать деньги на лекарства. Он перепробовал множество профессий: был продавцом газет, чистильщиком обуви, портье и т. п. В 17 лет Пачино вдрызг разругался со своими родственниками и едва не угодил в психиатрическую клинику. После скандала он ушел из дома и начал самостоятельную жизнь.

Окончив театральную школу, Пачино не смог пробиться ни в один из театров в качестве актера, зато устроился туда сторожем, а заодно и уборщиком. Получал гроши и, чтобы не тратиться на завтраки и обеды, заставлял себя спать до 4 часов вечера, после чего сразу отправлялся на работу. Но вскоре был изгнан оттуда за нерасторопность. После этого судьба занесла его в знаменитый Карнеги-Холл, где Пачино получил должность билетера. Но и там не задержался. После нескольких случаев, когда он сажал зрителей на чужие места, его уволили.