Текст книги "Психология переживания"

Если выше предметом нашего обсуждения была критическая ситуация, то есть то, что предшествует переживанию, то теперь нам предстоит обратиться к обзору представлений о «будущем» и «настоящем» этого процесса. Сначала мы рассмотрим будущее-заданность, то есть цели и мотивы переживания, а затем будущее-данность, то есть его результаты. Следующий раздел посвящен «настоящему» переживания, тому, как рассматривается в психологической литературе само осуществление, техника, или «инженерия» (Савенко, 1974), переживания. Последний из вопросов данного раздела – проблема классификации переживаний.

Хотя переживание, в каком бы виде оно ни представало в различных концепциях – в виде ли психологической защиты, компенсации или совладания, – редко рассматривается как процесс, направляемый осознанной целью, оно считается всеми авторами процессом, в том или ином виде подчиняющимся целевой детерминации. Анализ литературы показывает, что целевые детерминанты, приписываемые процессам переживания, совпадают с основными «внутренними необходимостями» жизнедеятельности, которые были обнаружены нами при обсуждении проблемы критической ситуации: (а) «здесь-и-теперь» удовлетворение; (б) реализация мотива (удовлетворение потребности); (в) упорядочение внутреннего мира; (г) самоактуализация.

Разумеется, все эти «внутренние необходимости» выступают в психологической литературе под разными именами, но, как правило, постулируемая в той или иной концепции цель процесса переживания достаточно очевидным образом относится к одной из перечисленных «необходимостей». Например, за такими целями защитных механизмов, как «избегание страдания» (Freud, 1962), «устранение неприятного состояния» (Janis, Mahl et al., 1969), отрицание «болезненных элементов опыта» (Hamburg, Adams, 1967), безо всякого труда угадывается одна и та же гедонистическая устремленность к «здесь-и-теперь» удовлетворению.

Для классификации и анализа существующих взглядов на целевую детерминацию переживания полезно ввести представление, согласно которому этот процесс в общем случае подчиняется сразу нескольким из четырех названных детерминант, одна из которых выступает в качестве его конечной цели, или мотива, а другие – в качестве непосредственных или промежуточных целей. Если общую целевую формулу переживания изобразить как отношение непосредственных (и промежуточных) целей к конечной, мы получим довольно большое число комбинаторных возможностей. Рассмотрим те из них, которые наиболее отчетливо представлены в литературе по проблеме переживания.

Для З. Фрейда доминирующим вариантом понимания психологической защиты был тот, который, согласно предложенной схеме, может быть обозначен как 3/1. Что «знаменателем» целевой формулы психологической защиты, то есть конечной целью защитных процессов, З. Фрейд считал принцип удовольствия, следует, например, из того, что прототипом всех специальных способов защиты является вытеснение (Фрейд, 1913), а «мотив и цель всякого вытеснения составляют не что иное, как избегание неудовольствия» (Freud, 1959, 153). Это следует также из того, что мотивы, стоящие за защитными процессами, Фрейд считал следствиями когнитивного (идеационного) и эмоционального инфантилизма, а принцип удовольствия является для инфантилизма определяющим. Что касается «числителя» формулы, или непосредственных целей защитных процессов, то они, по Фрейду, чаще всего состоят в достижении согласованности внутреннего мира. Вытеснение – это средство избавиться от возникшей во внутренней (идеационной) жизни несогласованности, то есть либо несовместимости между Я и некоторым переживанием*, идеей или чувством, как считал Фрейд в ранний период творчества, либо противоречия между сознательным и бессознательным, как он считал позже, либо противоречия между Оно, Я и Сверх-Я, как оформилась эта идея к моменту написания «Я и Оно» (Фрейд, 1924)[38]38
  Описанный вариант целевой детерминации защиты не единственный у З. Фрейда, но главный. Нужно, впрочем, оговориться, что не меньшее значение для него имеет представление, в котором центральная функция психологической защиты рассматривается в отношении к неврозу: в приложении к работе «Сдерживание, симптомы и тревога» Фрейд определяет защиту «как общее обозначение для всех приемов, которыми Я пользуется в ситуации конфликтов, способных привести к неврозу…» (Freud, 1959, 163).


[Закрыть].

Предложенная в «Я и Оно» схема явилась основой дальнейшей разработки представлений о психологической защите в книге А. Фрейд «Я и механизмы защиты». Я защищается против инстинктов и аффектов. Мотивы защиты против аффектов определяются мотивами защит против инстинктов, ибо аффект является одним из представителей инстинктивного процесса. Однако «если Я не имеет ничего против того или иного инстинкта, не отвергает соответствующий аффект на основании принадлежности его к этому инстинкту, то его отношение к данному аффекту определяется полностью принципом удовольствия: Я принимает приятные аффекты и защищает себя против болезненных» (Freud A., 1948, 66). Этот вариант переживания в принятых нами обозначениях может быть записан как 1/1, ближайшая и конечная цели процесса здесь совпадают, и та и другая относятся к «здесь-и-теперь» удовлетворению.

Сложнее обстоит дело с защитой против инстинктов. Во всех случаях защита провоцируется тревогой, однако тревога тревоге рознь: опасения Я могут быть связаны с разными угрозами, и соответственно будут различаться цели защитного процесса. Когда имеет место так называемая тревога Сверх-Я, Я защищается от инстинктов не потому, что они противоречат его собственным требованиям, а ради сохранения хороших отношений со Сверх-Я, которому эти инстинкты кажутся неприемлемыми (там же, 58–60). Целевую формулу этого вида защиты можно изобразить двойным отношением 3/3/1: защитный процесс стремится изменить внутренние связи между Я и инстинктами (3) с тем, чтобы добиться согласованности между Я и Сверх-Я (3) и таким путем избежать неудовольствия (1). При так называемой объективной тревоге целевая организация защиты имеет несколько другой характер – 3/2/1: основной мотив – избежать страдания (1) – заставляет Я приспосабливаться к требованиям внешней действительности (2)[39]39
  Основания, по которым стремление к приспособлению должно быть отнесено именно ко второму типу «внутренних необходимостей», будут изложены в главе 2.


[Закрыть], а для этого добиваться определенных внутренних соотношений, в частности сдерживать инстинкты (3).

Хотя многие виды психологической защиты, как они описаны у З. Фрейда и А. Фрейд, имеют другие «целевые формулы», все же можно утверждать, что доминантой в их понимании этого процесса является признание гедонистического устремления как его конечной цели.

Среди исследователей совладающего поведения главной целью совладания считается достижение реалистического приспособления субъекта к окружающему, позволяющее ему удовлетворять свои потребности. Выражаясь языком принятой нами символики, в знаменателе целевой формулы этого вида переживания нужно проставить цифру 2. При этом защитные механизмы, рассматриваемые теоретиками совладающего поведения как подвид механизмов совладания, относятся к варианту 1/2, и это означает, что непосредственными целями защитных механизмов считается достижение максимально возможного в данных условиях эмоционального благополучия, однако эта цель рассматривается в своем отношении к считающейся более существенной цели, приспособлению к действительности. Функция, которая приписывается с этой точки зрения защитным процессам, состоит в предоставлении времени для подготовки других, более продуктивных процессов совладания (Hamburg, Adams, 1967 и др.).

Среди механизмов, главным мотивом которых является второй из выделенных нами типов «внутренних необходимостей», укажем еще на достаточно распространенный вариант, формализуемый как 3/2: это механизмы, которые за счет внутренних согласований (какова конкретная техника подобных согласований – об этом речь впереди) добиваются разрешения на прямую или косвенную реализацию психологически запретной и потому внутренне невозможной деятельности. К ним могут быть причислены те механизмы, которые согласно психоаналитическим описаниям способствуют канализации, контролю и управлению импульсами (Kroeber, 1963; Sjoback, 1973 и др.). Они, кстати сказать, часто противопоставляются защитным процессам (Rapaport, 1960, 28; Schafer, 1954, 161).

Во многих описаниях процессов переживания их главной целью считается достижение непротиворечивости и целостности внутреннего мира, а все остальные цели рассматриваются как промежуточные. По мнению многих авторов, защитные процессы служат именно интеграции Я. Потребность Я в синтезе, гармонии, часто целостности признается самостоятельным мотивом психологической защиты и компенсации в психоанализе (Юнг, 1929; Хорни, 2019 и др.). Этой «внутренней необходимости» отвечают также описанные Л. Фестингером процессы снижения когнитивного диссонанса (Фестингер, 2018).

Наиболее распространенный вариант переживания, подчиняющегося этому главному мотиву, соответствует формуле 3/3 (таково, например, подавление в трактовке К. Хорни: «Выделение в качестве доминирующего какого-либо одного влечения за счет вытеснения всех несовместимых с ним представляет бессознательную попытку создать целостную личность» (Хорни, 2019, 15), однако вполне мыслимы и варианты 4/3 и 2/3. Примером первого случая могут служить процессы самоактуализации, рассматриваемые как средство разрешения внутренних конфликтов между Я-реальным и Я-идеальным. Второй случай (2/3) можно проиллюстрировать поведением, в котором реализация, казалось бы, такого самодовлеющего мотива, как сексуальный, оказывается на деле средством избавления от дезинтегрированности сознания (Кон, 1970, 248).

Варианты 1/4, 2/4, 3/4, в которых в основание процесса переживания кладется стремление к самоактуализации, отчетливо отражены в представлении Ю.С. Савенко (1974) о психологических компенсаторных механизмах: какова бы ни была непосредственная цель компенсаторного процесса – «достижение внутреннего комфорта» (1) или упорядочение различных побуждений (3), конечная его цель состоит в обеспечении возможностей самоактуализации (4).

Таковы основные виды целевой детерминации переживания.

Одно из самых глобальных различений, которое проводится при анализе процессов переживания, носит оценочный характер и делит их на «удачные» и «неудачные».

Исследователи, для которых центральными категориями являются «совладание» или «компенсаторика», для обозначения «неудачных» процессов обычно привлекают понятия «защиты», оставляя за другим видом – «удачных» процессов – указанные родовые термины (Савенко, 1974, 99; Hamburg, Adams, 1967, 277–278 и др.). Авторы же, рассматривающие понятие психологической защиты как общую для всех процессов переживания категорию, либо говорят об «успешных» и «неуспешных» защитах, либо настаивают на необходимости расширения традиционного понятия защиты, кажущегося им связанным только с «неудачными», негативными или патологическими процессами, так чтобы оно включило в себя и процессы более эффективные, положительные, здоровые (Бассин, 1969, 124; Rycroft, 1968, 28 и др.), либо, наконец, предлагают объединить «удачные» защиты под заголовком сублимации[40]40
  Сублимация используется в этом качестве потому, что большинство психоаналитиков вообще не относят ее к разряду защит, а такой авторитет, как А. Фрейд, хотя и пишет о необходимости причислить этот механизм к девяти наиболее распространенным способам психологической защиты (к ним относятся: агрессия, подавление, реактивные образования, изоляция, отрицание, обращение против себя, проекция, интроекция, реверсия), но одновременно противопоставляет его им как механизм, «относящийся скорее к исследованию нормы, чем невроза» (Freud, 1948, 47).


[Закрыть] (Fenichel, 1945, 141). Эти терминологические нюансы нужно иметь в виду, когда ниже речь пойдет об отрицательных сторонах защитных механизмов.

Понятие «неудачного» переживания значительно различается у разных авторов. Имеется целая гамма степеней, на одном полюсе которой мы находим такие оценочно мягкие характеристики процессов этого рода, как указание на то, что они искажают восприятие реальности, основываются на самообмане и т. п. (Мишина, 1972; Hine, 1971 и др.), а на другом – «неудачные» переживания квалифицируются как потенциально патогенная (Зейгарник, Братусь, 1980, 147–148; Stolorow, 1975 и др.) или даже «патологическая, а не просто патогенная» психодинамическая активность (Sperling, 1958, 25–26). Впрочем, даже самые отрицательные квалификации этих процессов всегда сопровождаются указанием на их позитивные, в частности интегративные, функции (там же).

Наиболее оптимальной следует признать позицию тех исследователей, которые «обвиняют» защитные процессы не столько за содержание их целей, сколько за ограниченность этих целей, неразборчивость в средствах их достижения и побочные негативные результаты их деятельности. С этой точки зрения защитные процессы напоминают, образно говоря, нерадивых и плутоватых слуг, которые хотя и движимы благими намерениями, но осуществляют их негодными средствами, вынуждая своего господина дорого расплачиваться за такую помощь.

Каковы эти цели, мы уже знаем – защитные процессы стремятся избавить индивида от рассогласованности побуждений и амбивалентности чувств (Freud A., 1948), предохранить его от осознания нежелательных или болезненных содержаний (Hоlmes, 1978; Sjoback, 1973 и др.) и, главное, устранить тревогу и напряженность (Hoffer, 1968; Kisker, 1972 и др.). Однако средства достижения этих целей, то есть сами защитные механизмы, представлены ригидными, автоматическими, вынужденными, непроизвольными и неосознаваемыми процессами, действующими нереалистически, без учета целостной ситуации и долговременной перспективы (Hilgard, Atkinson, 1967; Miller, Swanson, 1960 и др.). Неудивительно, что цели психологической защиты если и достигаются, то ценой объективной дезинтеграции поведения (Kisker, 1972), ценой уступок, регрессии, самообмана (Савенко, 1974; Kroeber, 1963 и др.) или даже невроза.

Словом, по формулировке Т. Кроубера, самое большое, на что может рассчитывать человек, «обладающий даже адекватными защитными механизмами, но не имеющий ничего сверх того, – это избежать госпитализации…» (Kroeber, 1963, 184).

Этот результативный максимум защиты одновременно является минимумом того, на что способно «удачное» переживание. Расположенные на верхнем полюсе шкалы «удачности» высшие человеческие переживания, ведущие к развитию, самоактуализации и совершенствованию личности, в психологии анализируются крайне редко. Предел, который психологи в подавляющем большинстве случаев ставят «удачности» переживания, его результатам, средствам и характеру, не так уж высок. «Удачное» совладающее поведение описывается как повышающее адаптивные возможности субъекта, как реалистическое, гибкое, большей частью сознаваемое, включающее в себя произвольный выбор, активное. Даже для тех авторов, которые основной внутренней необходимостью человеческой жизни считают самоактуализацию, стремление к совершенству и реализации своих потенциальностей и рассматривают переживание именно в отношении этого мотива, оно выступает обычно лишь как средство устранения или компенсации помех самоактуализации, а не как процесс, способный внести в совершенствование личности самостоятельный, позитивный и незаменимый вклад, не только избавляющий личность от чего-то отрицательного, но и прибавляющий нечто положительное[41]41
  Бунинский герой, вспоминая об аресте брата, говорит, что событие это «пережито мной было не сразу, но все-таки пережито и даже послужило к моей зрелости, к возбуждению моих сил» (Бунин И.А. Жизнь Арсеньева. М., 1982. С. 157).


[Закрыть].

У ряда исследователей мы находим отдельные намеки на то, что высшие человеческие переживания осуществляются не в плоскости адаптации, а в контексте освоения культурных ценностей (Мамардашвили, 1976), что они являются творческими по характеру осуществления (Савенко, 1974), а по своим результатам ведут к «расширению границ индивидуального сознания до всеобщего» (Флоренская, 1978, 569; 1979), однако в целом эти процессы совершенно недостаточно исследованы современной научной психологией.

Итак, в психологической литературе более или менее подробно проанализированы два типа переживаний, глобально оцениваемых как негативные и позитивные, «неудачные» и «удачные». Приняв хотя и не общепризнанное, но очень распространенное терминологическое отождествление «неудачных» процессов с психологической защитой, а «удачных» с совладанием, приводим в табл. 2 их основные характеристики.

Таблица 2. Характеристики «удачных» и «неудачных» процессов переживания

Если до сих пор нас в основном занимали характеристики функционального «места» переживания, то есть его причины, цели, функции и результаты, то теперь необходимо обратиться к анализу наполнения этого места, к самому «телу» процесса, к исследованию того, как в психологической литературе изображается «технология», или «инженерия», переживания. Эта проблема распадается на три части: сначала мы затронем вопрос о носителях процессов переживания, о том, что может выполнять его функции, затем обсудим различные технологические измерения этого процесса и элементарные операции, осуществляемые внутри каждого из этих измерений, и, наконец, коснемся вопроса о внутренней структуре переживания.

1. «Носители» переживания

Мы уже видели, что любая психическая функция, «любой психологический процесс или качество могут приобретать при определенных условиях компенсаторное значение» (Савенко, 1974, 100), то есть выполнять работу переживания.

Психологическая литература изобилует исследованиями, в которых обсуждаются защитные и компенсаторные функции самых разнообразных видов поведения – от художественного творчества и трудовой деятельности[42]42
  Например, герои чеховской пьесы «Дядя Ваня» – Иван Петрович Войницкий и его племянница Соня – стремятся поскорее вернуться к своей обычной работе, чтобы избавиться от тяжелого чувства: «…Тяжело. Надо поскорее занять себя чем-нибудь… Работать, работать, работать!»


[Закрыть] до воровства (Allen, 1965) и любого другого правонарушения. Ту же роль могут выполнять и такие, казалось бы, периферические процессы, как нарушение константности восприятия[43]43
  В. А. Майерс описывает случай микропсии во время психоаналитического сеанса, объясняя ее с помощью данной Ш. Ференци интерпретации детской «фантазии Гулливера», согласно которой необычное уменьшение воспринимаемых размеров объектов и людей должно быть отнесено за счет компенсаторных фантазий ребенка, исполняющих его желание уменьшить пропорции ужасных объектов до наименьшей из возможных величин (Myers, 1977). О. Сперлинг (Sperling, 1963) анализирует, наоборот, преувеличение как защиту.


[Закрыть]. Е. Менакер (Menaker, 1960) рассматривает в качестве защитного образования образ-Я, а Г. Ловенфельд (Lowenfeld, 1976) утверждает, что стыд по своему генезису также является защитой. Работу по переживанию ситуации могут брать на себя юмор, сарказм, ирония, юродство (Розов, 1979; Mishkinsky, 1977).

Это перечисление, которое можно было бы продолжать сколь угодно долго, показывает, что диапазон возможных носителей переживания включает в себя абсолютно все формы и уровни поведенческих и психических процессов.

2. «Технологические» измерения и элементарные операции переживания

Любой носитель переживания ведет к желаемому эффекту, потому что он производит некоторые изменения психологического мира человека. Для их описания приходится создавать особый язык, более того – концепцию психологического мира, и каждый исследователь, изучающий процессы переживания, вольно или невольно опирается на имеющуюся или создает новую такую концепцию. Не может обойти эту проблему и теория деятельности. Ее сознательное и целенаправленное разрешение, однако, настолько сложно, что не использовать все выгоды историко-научного положения, вытекающие из отставания теории деятельности в этой области и состоящие в возможности опереться на уже накопленный в психологической науке позитивный мыслительный опыт разработки этой проблемы, было бы совершенно непростительно.

Но и в таких условиях задача вовсе не проста. На последующих страницах нам предстоит сделать только первый шаг к ее решению – попытаться систематизировать основные преобразования психологического мира, которые, согласно имеющимся в литературе описаниям, выводят человека из критической ситуации. Возможны два метода такой систематизации. Один из них состоит в поиске простейших механизмов, являющихся «элементарными составляющими, из которых Я строит более сложно организованные образования» (Sperling, 1958, 37). Более продуктивным представляется подход, опробованный Ю.С. Савенко (1974): в качестве единиц систематизации в рамках этого подхода берутся не элементарные механизмы, а «измерения» личности, каждому из которых соответствует целый цикл преобразований психологического мира.

Наша попытка систематизации пойдет по сходному пути, с той только разницей, что мы не исходим из некоторой концепции структуры личности, задающей эти измерения, а, решая сейчас обзорные задачи, только впервые для себя эти измерения выделяем, следуя за имеющимися в психологической литературе описаниями различных процессов и механизмов переживания. Поскольку материалом нашего анализа являются именно описания (хотя предметом его, разумеется, остается реальность переживания), мы будем говорить о различных парадигмах анализа технологии переживания.

Энергетическая парадигма

Использование энергетических представлений, с одной стороны, очень распространено в психологии, а с другой – крайне слабо методологически проработано. Не ясно, в какой мере эти представления являются просто моделями нашего понимания, а в какой им может быть придан онтологический статус. Не менее проблематичными являются понятийные связи между энергией и мотивацией, энергией и смыслом, энергией и ценностью, хотя некоторые фактические связи налицо: мы знаем, как «энергично» может действовать человек, если он положительно мотивирован, знаем, что осмысленность дела придает людям как бы дополнительные силы, но очень плохо представляем, как можно связать воедино физиологическую теорию активации, психологию мотивации и отрабатывавшиеся в основном в физике энергетические представления.

Из более конкретных теоретических проблем следует указать в первую очередь на присущую психологической идее энергии антиномичность: с одной стороны, считается, что не существует никакой «непредметной» энергии, психической энергии самой по себе, а с другой – признается существование избытков энергии, требующих выхода. Эта проблема связана с оппозицией понятий энергии и силы. Хотя Ж. Нюттен пишет, что «в психологии часто вообще не различают понятия “сила” и “энергия”» (Нюттен, 1975, 20), – следует упомянуть, что такое различение все-таки проводится. Д. Рапопорт и М. Гилл, например, утверждают, что психологии необходимо и то и другое понятие, так как понятием силы нельзя объяснить такие явления, как «замещение» и «трансформация», а «энергии, которые по определению являются ненаправленными количествами, не могут объяснить направленные явления» (Rapaport, Gill, 1959, 156).

Однако мы не можем здесь углубляться в эти проблемы. Наша задача состоит в том, чтобы выделить из имеющихся описаний процессов переживания те предполагаемые или явно стоящие за ними преобразования, которые относятся к энергетическим представлениям, и проиллюстрировать их.

Отнятие энергии. Наиболее распространенной из операций переживания является «отнятие энергии» у некоторого содержания сознания. Примером может служить известная интерпретация З. Фрейдом работы печали как постепенного отнятия либидо, прежде связанного с образом любимого, а теперь утраченного, объекта (Фрейд, 1923, 175). Отделение от объекта или идеи соответствующей ей «суммы возбуждения» является одной из важнейших гипотез психоаналитической теории защитных процессов (Sjoback, 1973). С чисто формальной стороны та же самая операция «отнятия энергии» лежит в основе выделенного Ф.В. Березиным (1978, 287–288) механизма «интрапсихической адаптации», который он назвал «снижением уровня побуждения». Смысл его состоит в устранении тревоги, вызванной угрозой (действительной или только кажущейся) существенным устремлениям человека, за счет снижения уровня побуждения этих устремлений.

Разрядка энергии. Иллюстрациями этой операции могут служить такие механизмы, как отреагирование и катарсис (в психоаналитическом его понимании), которые часто отождествляются и означают высвобождение энергии подавленных аффектов посредством вспоминания и вербализации вытесненного содержания.

Придание энергии. Назовем в качестве иллюстрации механизм «катексирования» – придание психической энергии действиям, объектам и идеям (Изард, 1980, 166–168, 184). Процесс сознательного овладения операцией придания энергии предстает как развитие искусства самомотивирования. Уже упоминавшийся пример «психологического выхода», найденного узниками Шлиссельбургской крепости, с энергетической точки зрения должен быть истолкован именно как придание энергии деятельности, навязанной извне.

Перевод энергии. Эта операция не всегда является суммой операций отнятия и придания энергии, как может показаться с первого взгляда, поскольку закон сохранения энергии, по-видимому, на психологическую категорию энергии не распространяется. Перенос энергии с одного психического содержания на другое не обязательно связан с уменьшением «заряженности» первого. Скажем, в примере, о котором только что шла речь, основной мотив революционеров (мотив борьбы с самодержавием), из которого была почерпнута энергия для выполнения тюремного задания, в итоге нисколько не ослаб, а, наоборот, лишь укрепился. Это «нарушение» закона сохранения энергии связано с операцией ее порождения.

Перевод энергии имеет два основных вида – перенос ее от одного содержания (мотива, действия, идеи) к другому и переход из одной формы в другую.

Иллюстрацией первого вида может служить механизм «трансформации импульса» – «способность переводить энергию импульса, маскируя его посредством символизации, в его противоположность» (Kroeber, 1963, 188). В защитной функции этот механизм представляет собой «реактивное образование» (reaction formation) – трансформацию импульса в его противоположность с возможным прорывом первичного импульса, который, как обычно считается, при этом не трансформируется (Freud A., 1948, 9, 46, 51, 190; Rycroft, 1968, 136–137 и др.)[44]44
  Заботливость, вежливость могут быть «реактивными образованиями», с помощью которых субъект пытается защититься от собственных агрессивных побуждений. А.Ф. Лосев анализирует одно место из «Вечного мужа» Ф.М. Достоевского: «…Павел Павлович ухаживает за больным Вельчаниновым, который был любовником его покойной жены. Во время этого тщательнейшего ухода за больным он пытается зарезать спящего Вельчанинова бритвой, причем раньше никаких подобных мыслей у Павла Павловича не было и в помине. “Павел Павлович хотел убить, но не знал, что хочет убить, – думал Вельчанинов. – Гм! Он приехал сюда, чтобы обняться со мной и заплакать, – как он сам подлейшим образом выразился, то есть он ехал, чтобы зарезать меня, а думал, что едет обняться и заплакать”. Заплакать и обняться – это нечто противоположное желанию зарезать» (Лосев, 1976, 57).


[Закрыть].

Чрезвычайно важно различить два возможных исхода переноса энергии. В одном случае (как это имеет место при реактивном образовании) содержание, получившее энергию, не связывается с ней органически, оно становится достаточно сильным, чтобы определять соответствующие действия, но сильно оно не своей силой, а заемной энергией мотива-«донора». Заемная энергия не изменяет исходного мотива, а чаще всего ему же и служит, хотя по видимости может быть противоположна ему. В другом случае энергия фиксируется в новом содержании, срастается с ним – и, стало быть, происходит мотивационный генезис – рождается новый мотив, новая деятельность, лишь генетически связанная с мотивом-«донором», а в функциональном плане получившая «автономию» (Allport, 1938). Фиксация энергии отличается от придания энергии и может рассматриваться как отдельная операция энергетической парадигмы. Иллюстрацией переноса энергии с фиксацией могут служить процесс «сдвига мотива на цель» (когда он выступает как механизм развития)[45]45
  Понятие «сдвиг мотива на цель» введено в психологическую теорию деятельности А.Н. Леонтьевым для описания явления, «когда человек под влиянием определенного мотива принимается за выполнение каких-либо действий, а затем выполняет их ради них самих, в силу того, что мотив как бы сместился на их цель» (Леонтьев, 1972, 302). Процесс сдвига мотива на цель рассматривается в концепции А.Н. Леонтьева как один из механизмов развития деятельности и личности.


[Закрыть], а также сублимация, понимаемая не как нахождение социально приемлемых каналов для удовлетворения примитивных импульсов, а как действительная трансформация этих импульсов.

Второй вид перевода энергии связан с преобразованием ее формы. Примеры этой операции – механизм конверсии[46]46
  З. Фрейд ввел понятие конверсии для обозначения трансформации свободной «суммы возбуждения», то есть энергии, отделившейся от идеи, несовместимой с Я, при ее вытеснении в соматические симптомы (Freud, 1962, 49).


[Закрыть] и одна из фаз катарсиса (психоаналитически понимаемого), связанная с соматопсихическим переходом. «Действие катартического метода Брейера, – пишет З. Фрейд, – основано на постепенном возвращении возбуждения… из соматической сферы в психическую, с последующим посильным примирением противоположностей посредством мыслительной активности…» (Freud, 1962, 50).

Порождение энергии. Эта операция почти не фигурирует в описаниях процессов переживания, а между тем ей следует придать большое теоретическое значение. Именно как порождение энергии можно понять с формально-энергетической точки зрения результат (точнее, один из результатов) эстетического катарсиса: «Зритель уходит не “разряженным”, а “наполненным” и “воодушевленным”» (Флоренская, 1978, 568). Всякий успех, достижение, удача как бы повышают энергетический потенциал человека, что выражается в постановке им более высоких целей (Нюттен, 1975) и способности преодолевать большие трудности и препятствия.

Пространственная парадигма

В рамках этой парадигмы рассматриваются те «пространственные» измерения, в которых описываются процессы переживания. Можно выделить два класса таких измерений – содержательно-психологические и формально-топические. К первому относятся такие специфически психологические оппозиции, как «сознательное – бессознательное», «интрапсихическое – интерпсихическое»; ко второму – неспецифические для психологии, но тем не менее важные для нее пространственные измерения: «удаление – приближение», «расширение – сужение» и т. п. Рассмотрим их.

(а) Содержательно-психологические измерения

Психосоматическое измерение может быть проиллюстрировано названными выше механизмами конверсии и катарсиса.

Сознательное – бессознательное. Это измерение – самое фундаментальное для психоаналитической теории защитных механизмов. Целый ряд защитных процессов, и прежде всего вытеснение, предполагает существование двух «пространственных» областей – сознания и бессознательного, переходы содержаний между которыми являются психологически существенными событиями. З. Фрейд (1991) говорил, что вытеснение – это понятие топически-динамическое.

Интерпсихическое – интрапсихическое. Переходы интерпсихического (точнее, интерперсонального) в интрапсихическое и наоборот особенно характерны для механизмов проекции, определяемой как «процесс приписывания человеком другим людям личностных черт, характеристик и мотиваций в зависимости от своих собственных черт, характеристик и мотиваций» (Hоlmes, 1978, 677)[47]47
  Феномен проекции, в отличие от других «механизмов» переживания, широко обсуждался в отечественной психологической литературе (Бурлачук, 1974; Реньге, 1979; Савенко, 1978 и др.).


[Закрыть], и интроекции. Интроекция – это «процесс, посредством которого функции внешнего объекта перенимаются его представителями в психике и отношения с внешним объектом замещаются отношениями с воображаемым внутренним объектом. Возникающая в результате психическая структура называется интроектом, интроецированным объектом или внутренним объектом…» В частности, «Сверх-Я формируется путем интроекции фигур родителей» (Rycroft, 1968, 77–78). Функция интроекции как защитного механизма состоит, согласно психоаналитическим представлениям, в снижении тревоги отделения от родителей. Этот механизм известен не только психоаналитическому мышлению. Его действие ясно прослеживается в интересно описанной Э. Линдеманном (1944) «работе горя». В романе Ю. Трифонова «Старик», например, читаем, как главный герой, Павел Евграфович, недавно похоронивший жену Галю, размышляет: «Ан нет, совесть Гали существует, еще не исчезла, пока он в этом мире есть».

Само интрапсихическое пространство может служить ареной процессов переживания. Сюда относится большинство механизмов, которые мы будем обсуждать в рамках информационно-когнитивной парадигмы. Назовем для примера механизм «изоляции», состоящий, по определению А. Фрейд, в «удалении инстинктивных импульсов из их контекста при сохранении их в сознании» (Freud A., 1948, 37–38). Процессы переживания могут развертываться и в интерпсихическом пространстве, в пространстве общения.

Пространство деятельности. Процессы переживания часто описываются как преобразование или замена структурных компонентов деятельности, иначе говоря, как замещение. Основой понятия замещения является представление о такой связи между двумя разновременными и хоть в чем-то различающимися деятельностями, когда последующая хотя бы отчасти решает проблемы, стоявшие перед предыдущей, но не разрешенные ею. Замещающая деятельность может отличаться от исходной переходом активности в иной план (например, от предметно-практического осуществления в плоскость фантазии), изменением формы активности (просьба может смениться требованием, требование – угрозой), сдвигом к генетически более ранним способам поведения. Кроме изменения самой активности, укажем также на изменения непосредственной цели или объекта действия. Перечисленный набор «параметров» замещения не единственно возможный. Д. Миллер и Г. Свэнсон, например, полагают, что параметры замещения – это источник действия, само действие, соответствующая эмоция и объект (Miller, Swanson, 1956).