Текст книги "Верхний мир"

Глава 10
Риа. 15 лет спустя

Даже в будние вечера матчи SE Dons были набиты зрителями под завязку. Мы с Оливией сидели на трибунах и сожрали всё до последней пары наггетсов, когда рефери объявил второй тайм, а толпа радостно заголосила. Снаружи по улицам мог сколько угодно клубиться смог, но внутри купивший клуб мегамагнат «Дангоут» словно все залакировал: блестели и кожаные сиденья скамьи запасных, и пара восьмизначных китайских нападающих, и новейшей модели «Бугатти» Дона Страпци, и седоволосый менеджер с физиономией злодея из «Бонда».

С пятьюдесятью тысячами фанатов кругом, активно обменивающихся теплом тел, это было не самое лучшее место для недельного разбора полетов, но школьному клубу полагались бесплатные билеты, и Оливия в кои-то веки дала мне самой выбрать место – вот я и решила, что мы можем заодно и мальчиков поддержать.

Мне наконец удалось найти человека – выудить данные из скана радужки. Оливии я рассказывать не спешила: догадывалась, как она отреагирует, когда узнает, кто мне помогает.

Прошло пять дней с той заявы доктора Эссо про свет как ключ к путешествиям во времени. Я никак не могла выкинуть эту шнягу из головы и была больше прежнего убеждена, что, говоря про то, чтобы вернуться назад во времени и что-то там изменить, он на самом деле имел в виду мою маму.

Доказательств у меня никаких не имелось, само собой. Единственное, за что можно было как-то держаться, это за грязную салфетку в кармане пальто, исчерканную с обеих сторон уравнениями. С самого начала дополнительных занятий они не шли у меня из головы. Даже странно, сколько времени я на них тратила – и какими важным они для меня стали. Я уже прошла весь путь от «не вижу смысла в ваших вопросах» до ответов, которые сами спрыгивали со страницы мне прямо в руки. Представляю, что сказала бы Оливия, если б узнала про мой новый бзик на домашней работе: доктор Эссо завлекает тебя в научную тоталитарную секту, ноги в руки и бежать! Я и сама должна бы себе твердить то же самое.

Вместо этого, пока она делилась со мной зубодробительными подробностями своей личной жизни, я комкала в кармане салфетку. Нет, не сегодня, пожалуй.

– На мне был тот корсет, который ты мне подарила, – ну, с аэрографеновой сеткой. Сама знаешь, я в день рожденья на ушах вся хожу, – она похлопала меня по руке. – Хотя да, ожидания были малость завышенные.

Я обхватила себя руками, понимая, что история может сделать крутой поворот в любую секунду.

– На самом деле, – продолжала вещать Оливия, – я еще из дому вышла, думая, что вот такой день мне ничто не испортит.

– Так, минуточку, – вмешалась я. – Красный флажок? Начинать надо с красного флажка, систер. Ты знаешь правила.

– Нет, ты будешь смеяться.

– Не буду. – Это я, конечно, соврала, но мы к такому привыкли.

– Его зовут… – она даже сморщилась, словно у нее зубы ныли. – Зовут его Рики Кристмас.

Как бы я ни старалась держать лицо, на этом этапе пришлось отвернуться, чтобы не загоготать совсем уж откровенно. Кстати, нам еще елку ставить, пластмассовую, дома на эти выходные.

– Да, я в курсе. – Чтобы самой успокоиться, она постучала по загеленным до состояния стояния ретроволнам на голове. – В общем, Рики Кристмас забрал меня из дому. И буквально через полминуты уже искал, где запарковаться. Между нашим двором и метро Куинс-роуд приличных ресторанов нет, сама знаешь. Но я старалась быть такая типа широких взглядов, без предрассудков. Говорю себе: не надо быть такой придирчивой, дай парню шанс.

От меня не укрылось, что свою въедливую совесть она озвучивала тем же голосом, каким при случае имитировала меня.

– Короче, Кристмас привел меня на вокзал. На вокзал, Риа! И вот мы типа идем мимо турникетов, мимо магазинчиков, мимо всего этого и приходим в такую его часть, которую я реально первый раз вижу.

– Чтобы не соврать, – я ущипнула ее за спину, – этот чувак получает десять баллов за оригинальность в моем списке.

Мою реплику она проигнорировала.

– И вот мы входим в темный ресторан, с виду заброшенный – почти кладбище, только пахнет свининой. И там – никого. То есть буквально мы двое, и этот кекс имеет наглость заявить официанту. – Тут она замолчала, чтобы немного прийти в себя. – Заявить официанту: «Столик для двоих. На имя Секси-Санта». И подмигивает мне при этом!

Я уже почти сползла с сиденья. Нельзя так смеяться, недолго ведь и лопнуть.

– Ты думаешь, это уже смешно? – пробормотала Оливия, сама давясь хихиканьем. – Тогда подожди следующего эпизода: когда он показал мне тату елки у себя на бицепсе.

В кармане у меня зазвонил телефон. Я выхватила аппарат.

Это был он.

Мне обещали вытащить все документы на доктора Эссо – социальные сети, полицейские приводы, больничные и муниципальные записи, налоги – и забесплатно. Это значило, что у меня будут ответы.

Ответы!

На то, кто я. Откуда я. Куда я.

С которыми большинство нормальных детей преспокойно растут и даже об этом не подозревают.

– Это кто… – Оливия выхватила у меня телефон, пока я несла его к уху.

– Отдай! – Я была готова отобрать его у нее силой.

Она, ухмыляясь, отвела руку подальше; парень сбоку совсем не обрадовался вторжению на его половину поручня.

– Только когда ты мне объяснишь, о чем собираешься с ним разговаривать в восемь вечера.

«С ним» – это с моим эксом. С бывшим бойфрендом, Линфордом.

Его мама работала на высоких чинах в «Кантор Корпорейшн», которая хранила все правительственные гражданские данные и куда, по его словам, можно было как-то проникнуть.

– Скажи мне, почему он звонит. Или я сама отвечу и скажу, что ты ненавидишь итальянские мопеды.

Только порвав в свое время с Линфордом, я обнаружила, как он всю дорогу бесил Оливию. Всякий раз, как он упоминал свою «Веспу» за шестнадцать кусков, на которой каждый день катался в школу, она делала вид, что ее сейчас вырвет.

Это его, правда, не останавливало. Просто Оливия видела, как долбануто и увертливо он себя вел все три месяца отношений в прошлом году. И постоянно мне втолковывала, что я заслуживаю большего.

Телефон продолжал звонить. Линфорд на том конце провода наверняка бесился, и от этого я бесилась еще больше. Вдруг он пошлет меня и передумает, не дозвонившись? Он и помочь-то согласился только потому, что мы в прошлом менялись слюнями и договорились, что останемся друзьями. То, что я просила его сделать, было технически незаконно. И ему явно хватит ума сдать на попятный, если решит, что я игнорирую его звонки.

Выложить все Оливии как можно скорее было единственным способом спасти ситуацию.

– Линфорд согласился достать для меня информацию, – завопила ее, все еще пытаясь схватить телефон. – Я завтра иду к нему за ней. Это все.

– А я, – она завела телефон за спину, куда я совсем уже никак не могла залезть, – иду с тобой!

Я села и воззрилась на нее. Ожидала, честно говоря, длинной лекции на тему: какого хрена я вообще это придумала, потому сделала и потом ничего ей не сказала.

– Сначала систерс, потом мистерс, не забыла? – Она прижала телефон к уху; мне с этого коммента малость полегчало, но я все равно держалась обеими руками за сиденье на всякий случай.

– Привет, это Оливия, – прорычала она в трубку. – Да, но ее прямо сейчас тут нет.

Я откусила себе ноготь по самую мякотку, молясь, чтобы она его не спугнула.

– Значит, завтра в восемь.

Она, наконец, протянула аппарат мне.

– Ну спасибо, – вздохнула я (и ведь чистую правду сказала).

– Чем спасибкать, лучше бы уже рассказала, что еще ты вытворяешь у меня за спиной.

Наверное, я слишком красноречиво ела пальцы. Ну, или она так, наугад пальнула. В любом случае Оливия была слишком умна, чтобы мне строить из себя тупицу… и вообще я уже почти неделю сиднем сидела на всех этих тайнах, и задницу мне порядком припекло.

Да и, по правде сказать, я сама помирала от желания все ей выложить. Чтобы она приняла эту мою одержимость домашкой по физике, как приняла линфордовский план. Тут ведь как – чем дольше ее маринуешь, тем сильнее она сердится. В общем, я вздохнула и полезла в карман за последним секретом.

– Ого, – выразилась Оливия, выхватив у меня салфетку [7]7
  Больше об этом см. на с. 342.


[Закрыть].

С минуту она ее изучала, но без особого успеха.

– Так, а теперь ты мне объяснишь, какого черта носишь с собой канторовскую салфетку с уравнениями. И, что более важно, почему ты так странно и скрытно себя ведешь.

– Ничего не странно и не скрытно, – как можно небрежнее ответила я в надежде, что чем я меньше напрягусь, тем она меня меньше напряжет со всем этим. – Это просто домашка, я ее делала до твоего прихода, а другой бумаги у меня с собой не было. Тут про всякую дикую шнягу типа путешествий во времени – конкретно про растяжение времени.

– И ты во всем этом реально сечешь? – она вернула мне салфетку.

– Секу, – я задумалась. – Ну, процентов так на восемьдесят.

– Тогда давай объясняй.

Я кинула на Оливию подозрительный взгляд – вдруг она заболела?

– Думаешь, я не вижу, сколько ты в последнее время занимаешься? Слушай, я ведь не тупая – ты просто не хочешь из-за выпускных экзаменов упустить контракт с Dons.

Фффух. Она все еще думает, что это про футбол. И то слава богу. Настоящая-то причина такая ботанская, что продать ее было бы куда сложнее.

– И, кстати, не надо меня недооценивать. – Это она, видимо, разглядела у меня на лице тень сомнения. – Если я красивая и общительная, это еще не значит, что я не переварю чуток путешествий во времени и прочей математики.

– Ты эту фразу на Кристмасе отрабатывала? – привычно поддела я. – Тут побольше класса будет, чем в твоих шуточках про онанизм, если по чесноку.

– А мне плевать, – величаво парировала она. – Так. Путешествия. Математика. Объяснять. Жми давай.

– Ну, сама напросилась, – пожала плечами я.

Взяла чистую салфетку, подумала пару секунд и кликнула ручкой.

– Смотри. Паста в ручке – это источник света. Любая линия, которую я нарисую на салфетке, будет траекторией луча света. Теперь открой секундомер на телефоне. Нажмешь «старт», когда я начну рисовать. Потом «стоп» – когда я доведу линию по диагонали до угла листа. Поняла?

– Примерно четыре секунды, – сказала она, когда я оторвала ручку от бумаги.

– Супер. Теперь я нарисую еще одну линию. Начну с той же точки, только вести буду не наискосок, как в прошлый раз, а вертикально вверх.

– Две секунды, – сообщила она.

Я надписала показания над графиками.

– Как видишь, на диагональный луч у меня ушло ровно в два раза больше времени, чем на вертикальный. Почему так?

– Потому что он в два раза длиннее, не? – Пока что игра ее явно не впечатлила. – Свету нужно пройти расстояние в два раза больше.

– Точняк. И вдобавок потому, что скорость рисования – то есть скорость света – в обоих случаях оставалась одинаковой.

Она уже разинула было пасть, чтобы что-то сказать, но я сбила ее на взлете.

– Ты сама просила меня объяснить, не забыла? Дашь закончить или как?

– Спокойно, женщина. Я только подумала… А, ладно. Валяй дальше.

Она наклонилась обратно над бумагой.

– Нам так и так немного осталось. – Я взяла у нее еще одну, последнюю салфетку. – Значит. Теперь представь, что Тони едет на своей старой «тесле», ночью и с Поппи на пассажирском сиденье.

– Ага, стало быть, вся эта шняга – про мир, где Тони получил взад свои водительские права, – захихикала Оливия. – И, видимо, не выхлебал полбутылки вискаря перед тем, как сесть за руль.

А ведь может статься, что Тони любит залить за воротник, потому что ему тоже нравятся путешествия во времени, подумала я. Полбутылки крепкого – и все твои сегодняшние проблемы автоматом сгружаются на завтра. А если еще чуть-чуть добавить, можно позаимствовать завтрашние силы и растратить их благополучно сегодня.

Хотя… даже если ты не знаешь, где он, он точно где-то рядом. Им с Поппи единственным были небезразличны детишки типа нас с Оливией. И это Тони потянул там кое за какие ниточки с Джиббси (они в школе учились вместе, в Девоне) и устроил мне просмотр в Dons. Так что это Тони можно было благодарить за сиденья с подогревом, где мы сейчас гнездились, и – при условии, что я так и буду производить благоприятное впечатление на тренера, – за мой потенциальный полноценный контракт с клубом.

– Короче, – я попыталась вспомнить, где отвлеклась, – ах да… Тони едет по улице, Поппи на пассажирском. Она по ошибке включает фонарик в мобильном и светит себе прямо в глаза ярким белым светом. Дальше. Ты, – я для наглядности ткнула в нее ручкой, – стоишь на тротуаре, мимо которого едет «Тесла». Поскольку машина движется слева направо, а свет из фонарика Поппи – вертикально вверх (ей в глаз внутри машины), ты воспринимаешь траекторию светового луча как диагональную. Вот примерно так.

При этом, если ты посмотришь на все это с точки зрения Тони – то есть изнутри «Теслы», – картинка будет совершенно другая. Поскольку в машине все движется с той же скоростью, что и сама машина, телефон Поппи для Тони будет неподвижен. Он не движется ни назад, ни вперед, а находится все время в одной и той же точке пространства – на коленях у сидящей рядом с ним Поппи. Если Тони посмотрит вбок, световой луч будет просто бить вертикально вверх, от фонарика в глаза жены.

Я нарисовала для Оливии эту последнюю часть комикса.

– Видишь, к чему я веду?

Она промолчала. Парень рядом недовольно потряс головой уже в который раз, видимо, гадая, почему весь этот вздор нельзя было отложить на после матча.

– Так, суммируем. Ты и Тони видели одно и то же явление: световой луч от фонарика в глаза Поппи. Но ты при этом воспринимала траекторию света как диагональную – и, следовательно, в два раза более длинную, чем та вертикальная, которую Тони видел со своего сиденья.

Я положила вторую салфетку рядом с первой, чтобы Оливия могла оценить сходство.

– И если Тони утверждает, что свет достиг глаз Поппи за две секунды, то ты…

Она подняла руку – будем отвечать.

– Я скажу, что за четыре.

– Да, Оливия! – я победно выбросила вверх правый кулак, но она была занята салфеткой и не оценила.

– Выходит, что свету нужно разное время, чтобы добраться до глаз Поппи, – в зависимости от того, кого спросить. – Оливия так и сидела, слегонца остолбенев от своего же ответа. – Вот дерьмо.

– Я знаю, – скромно признала я, наслаждаясь, что она повторяет мою же собственную реакцию в момент осознания.

– А прав-то в таком случае кто? – Она так и прикипела взглядом к салфетке. – Свет попал ей в глаза таки через две секунды? Или через четыре?

– Тут начинается полная креза: вы оба правы. – Я взяла ее за плечи и развернула к себе. – Мы растем, думая, что где-то там есть такие большие дедулины часы с боем, отсчитывающие время, под которое марширует вселенная. – У меня у самой пульс зачастил, но я умяла большую часть волнения внутрь. – Но это реально не так. У нас у всех есть свои собственные часы: одни тикают быстрее, другие медленнее. И чем быстрее ты движешься, тем медленнее твои часы тикают в сравнении со всеми прочими.

Я ткнула пальцем в салфетку.

– Поскольку Тони был в едущей машине, он наблюдал то же явление, что и ты, но в два раза быстрее…

Я сделала паузу, чтобы следующая мысль бабахнула как следует.

– В машине прошло меньше секунд. Это значит, что для них с Поппи прошло меньше времени, чем для тебя. В буквальном смысле слова. Когда время вот так замедляется, это называется растяжением времени. В реальной жизни такое происходит сплошь и рядом, просто эффект слишком крошечный, чтобы мы это заметили. Но если тебе удастся развить околосветовую скорость, заметить получится. Ты увидишь, что время сделается совсем медленным, как едва текущая струйка воды из крана.

– А ты изменилась, Риа, – сказала она лишь наполовину в шутку.

Судя по физиономии, она успела перейти от любопытства к подозрительности, а когда – я пропустила.

– Вот еще. – Я отвернулась к полю, пока она не учуяла, как мне на самом деле не по себе. – Ты спросила, я ответила.

Она и так уже прожевала Линфорда и кое-как продралась через физику – для одного дня по-хорошему хватит. Выдавать на-гора, что салфетка имеет какое-то отношение к моей матери, было бы уже слишком. И я самой-то себе еще не отважилась этого сказать – вслух, по крайней мере. Нелепо же звучит, в самом деле. Любой шанс может схлопнуться, если выпустить его на свет слишком рано.

Я прямо загривком чувствовала, как Оливия пялится на меня, анализирует, оценивает – но виду не подала.

– И чтобы втереться в доверие к доктору Эссо, все это было реально полезно.

Она тоже не подала.

– Что ж, это честная игра.

И добавила после долгой паузы:

– Но когда он начнет завлекать тебя в секту, не говори, что я тебя не предупреждала.

Судья объявил конец игры.

Три – ноль.

Трибуны со счастливыми фанатами Dons вопили и хлопали. Мы встали и двинули к выходу.

Просачиваясь сквозь толпы к дверям, она вдруг повернулась ко мне.

– Один последний вопрос, сис.

Я напряглась, надеясь, что каплю пота у меня на лбу она не заметит.

– Это ваше замедление… растяжение времени, или как ты там сказала…

Я кивнула, испустив внутри гигантский вздох: допрос на личные темы наверняка всё. С остальным я уж как-нибудь справлюсь.

– Ты сказала, что растяжение времени заметно, только когда ты близок к скорости света. А что происходит, когда ты реально ее достиг? Что будет со временем тогда?

Единственное, что движется со скоростью света, – это сам свет. Чтобы добраться от Земли до Солнца, ему нужно восемь минут – так написано в учебнике. Но если чем больше скорость, тем короче время, сколько займет такое путешествие с точки зрения самого света?

– Я думаю…

Первый же пришедший в голову ответ был настолько странный, настолько экстремальный, что…

Ну, нет. Не может быть.

Но чем сильнее я сопротивлялась, тем ярче слепила глаза истина: для света путь в девяносто миллионов миль совершается в мгновение ока.

Для света пройдет… не пройдет нисколько секунд.

– Я думаю, оно остановится, – произнесла я и сама испугалась выскочивших изо рта слов. – Время остановится.

Глава 11
Эссо. Сейчас

В тубзике всегда иди в последнюю или предпоследнюю сральню. Это правило всегда мне верно служило – сколько я себя помню. К несчастью, оба нужника на первом этаже Пенни-Хилл были до крайности замызганные. Даже дай я себе труд вытереть сиденье, все равно был пятидесятипроцентный шанс, что стоит тебе сесть и поднять глаза к небу, как оно тут же наполнится летучими комьями мокрой туалетной бумаги, метящими прямиком тебе в рожу. А когда ты подтянешь порты и откроешь дверь, посмотреть, какого хрена, старшеклассников уже и след простынет.

Из-за небольшой проволочки с прямым попаданием в меня «Рейндж-Ровера» в школу я прибыл на двадцать минут позже нужного. Хорошо еще, что Пёрди, увидав меня как есть, слегка ушибленным и изрядно помятым, оставила меня в покое. До обеда все равно оставалось еще два часа, так что пришлось выговорить себе «можно выйти» у географички и удалиться в кабинку – вытрясать мозги. Бедная псина, которую соскребали с дороги, когда я уходил, отбросила длинную мохнатую тень на все мое утро. Ну, и плюс еще Ди и Резня, зажимающие меня в угол, никак не шли из головы – а ну как оно правда сбудется?

Хотя подробности видения уже начали тускнеть (и на том спасибо!), оно все равно крутилось в голове снова и снова: вот эти двое надвигаются на меня… градины стучат вокруг… Пекхэмская библиотека на фоне маячит. Уже не в первый раз за утро я чувствовал, что теряю контроль. Может, у нас с отцом все-таки было много общего. Мысль вроде бы проходная, но на ней я застрял. Это место, которое мне приснилось после аварии… очень уж оно походило на то, что он там у себя в тетрадке царапал. Верхний мир или типа того. Там же вроде как раз было про то, что время выглядит по-другому? Кажется, он даже черным по белому написал в одном месте про «скрытую энергию»… а во сне всю дорогу была эта жара, непонятно откуда исходящая. Что, если машиной меня вышибло из той «пещеры», про которую он на первой странице толковал?

Я потрогал больную сторону черепа. Меня очевидным образом глючило. Отцовские слова лепятся туда, где им совсем не место. Но даже каша в голове не объясняет всю эту шнягу с «Престон! Нет!!!». Никак не объясняет. Стоило только этому предвидению сбыться, у всего остального тоже выбора не осталось – стало реальным как миленькое.

Может, подумал я, улыбаясь и попутно заглядывая в следующую кабинку, отец был не такой уж и чокнутый. Может, он и тогда уже знал, что нечто подобное может случиться, и попытался меня предупредить. Но даже если это и не так, мне все одно имеет смысл не попадаться Ди и Резне. Я на самом деле еще из автобуса – просто на тот случай, если дерьмо окажется реальным – отправил СМС Спарку и выдохнул от облегчения, когда буквально секунду спустя от него пришло: «Брикстонские седня в Нарме? Больше ничо не говори». Четыре коротеньких слова, но приглядись получше и увидишь целую вселенную ненависти в промежутках между ними. Смешно – всякий раз, стоило мне кому-то сказать, что Спарк, дескать, мой кореш – они такие: «Спарк – это который… гангстер Спарк – ты же не про него, нет?» И после осторожной паузы: «Или про него?»

Он мне как-то ночью – мы были у него дома – признался, что из-за этих своих, как их… серповидных эритроцитов он шесть часов из каждых двадцати четырех проводит с жуткой болью. Может, он поэтому такой… безжалостный получился? Когда так привык, что тебе больно, без проблем делаешь больно другим. Я еще одно СМС ему послал – что про первое говорить никому не надо и это типа просто слухи, но вообще-то это был безмазняк: еще до заката целая свора стволов будет ждать одного его слова.

В общем, я пошел к самому дальнему писсуару – больше по привычке, чем повинуясь какой-то там логике. «Дэнни Б – жадная пилотка» значилось на стене, и в паре сантиметров справа тем же аккуратным почерком ручкой – номер телефона. Интересно, это один из друганов Дэнни Б пошутил или Дэнни Б сам писал?

Кори Маршал вошел, лыбясь в телефон. Шесть футов четыре дюйма роста, и это в пятнадцать-то лет. Не только самый козырный парень в школе, но и с шансами самый талантливый полузащитник Южного Лондона. Рядом с ним девки начинали заикаться, и даже парни становились какие-то несмелые и заискивающие.

Он подвалил к соседнему со мной писсуару, делая вид, что рядом никого нет, мы оба расстегнулись и пустили струю.

– Чыыыыааааа!

Это я не определился между «че», «ы» и «а» – вот оно и вышло как вышло.

Вместо привычного спокойного желтого цвета моча оказалась с красным. Меня это так выморозило, что шланг почти вырвался из пальцев и окатил край писсуара, пока я не вернул прицел на середину емкости. Хорошо еще Кори не задел. Его, видать, тоже заинтересовало, какого там творится. Он проследил глазами, так сказать, траекторию, и аж весь выпрямился, словно его электрошоком продернуло.

– Я…

Кроме этого одинокого жалкого слова, я из себя ничего не выдавил. А че тут скажешь так, чтоб не сделать еще хуже? «Кори, обещаю, в следующий раз, как ты заглянешь мне в писсуар, мы оба будем лучше готовы к этому»? Или, может, эдак зрело признать очевидное: «Я знаю, как это выглядит, Кори. Поверь, цвет моей ссанины волнует меня не меньше твоего».

Я все проверил после встречи с «Рейндж-Ровером», все тело, и крови тогда нигде не было. И никакой серьезной боли – уж точно не в районе паха. Это вот так выглядит внутреннее кровотечение? Может, это легкие… или печень? Черт. Точно нужно лучше биологию учить.

Пока я все это думал, Кори таращился прямо перед собой, словно его жизнь от этого зависела. Больше всего на свете мне сейчас хотелось доссать поскорее, застегнуться и отвалить. Не вышло. Я никогда не мог поскорее. До сих пор помню, как мне было лет шесть или семь, и к нам приехал мамин вроде как зять. Его в какой-то момент задолбало, что я вечно обливаю сиденье унитаза, как из лейки, а поскольку наставлять на путь истинный меня было некому (за отсутствием отца), он и решил сам вмешаться. Стоял такой за мной, держал меня за плечи и объяснял самым своим добрым голосом, что писать – это как на самолете летать.

– Самое трудное – это взлететь и потом приземлиться. Остальное само собой получается.

К несчастью, он отвалил обратно, в Бенин, не успев объяснить мне, как останавливать самолет в воздухе, посреди полета.

Я несколько раз пристукнул правой ногой, Кори тоже. Когда до обоих дошло, что мы чисто с нервяка подражаем друг другу, мы сразу прекратили. Я от смущения переступил влево, он в тот же самый миг – вправо; мы стукнулись локтями и прыгнули резко в противоположные стороны, чтобы как можно быстрее увеличить дистанцию. Он отвернулся и принялся буравить взглядом дверь, будто пытался открыть ее силой воли и заставить кого-нибудь войти. Никто, увы, не вошел, и он в отчаянии снова уставился в стену прямо перед собой.

Это, наверное, был самый долгий попис в жизни каждого. За ту минуту, что мы стояли рядом, произошло больше всего, чем за иную неделю.

Кори резко прервал процесс и застегнул молнию. Его дядя наверняка довел обучение до конца. Даже не глянув на раковину или мыльный дозатор, он ринулся к дверям и был таков.

Мой продукт к концу запаса стал почти нормально-желтым. У меня аж плечи обмякли. Смыв панику в сток, я еще пару раз дернул за ручку, чтобы точно ликвидировать все улики, и только потом пошел мыть руки.

В коридоре кто-то уже успел убрать знак «Осторожно, мокрый пол», несмотря на то, что под треснутой потолочной плиткой уже скопилась новехонькая лужа.

Интересно, подумал я… Но нет, не настолько. Секунду спустя телефон уже был в руке. С поликлиникой можно и повременить до выходных, но что у меня с нутром, нужно было выяснить прямо сейчас. Анонимный поиск: «кровь в моче, причины».

– Давай уже, грузись, – шепотом прикрикнул я на медлительную страницу.

– Здорово, Эссо.

Голос из-за спины был роскошен, как норковая шуба на шелку.

Надья.

Черт.

Пока любовь моей жизни обходила меня по кругу, я судорожно пытался нажать кнопку «х» в поисковом окне, но обычно достаточно ловкие пальцы превратились в куски сыра: они неуклюже тыкались в угол экрана, не цепляя ничего полезного. В результате я забил на это безнадежное дело и попытался по-быстрому сунуть телефон в задний карман, но промазал и уронил. Мы оба некоторое время любовались, как он скачет по полу и останавливается прямо возле ее пятки.

Экраном, конечно, кверху.

Я поскорее напрыгнул сверху, будто это была граната, способная в любую секунду расшрапнелить ее.

– Какого… – она растерянно посмотрела вниз, на нас, с таким лицом, будто ее сейчас стошнит. – Что ты там пытаешься спрятать?

– Эмм… ничего. – Однако, уже подымаясь на ноги, я углядел в вопросе скрытый билет на выход из тюряги. – Но там есть сиськи. Странно разглядывать на телефоне сиськи в одиннадцать утра в школьной рекреации, согласись.

– Гм… – она, конечно, удивилась, но через пару секунд добавила: – Ну, что ж, хотя бы честно.

Я проверил, на месте ли бедренный сустав (дважды), закарманил телефон и даже выдавил фальшивую улыбку.

– Я все равно опаздываю на урок, Э, – усмехнулась она и подняла одну хитрую бровь. – Может, ответишь на мою утреннюю СМС, когда закончишь серфить?

Надо было еще когда ей ответить, отвесил я себе мысленного пинка. Три года мы уже знаем друг друга. Три года она фланирует по моим дичайшим фантазиями и по матклассам заодно. Три, мать его, года! И один неловкий шаг может запросто разрушить так хорошо заложенный фундамент.

Я уже раскрыл было пасть, готовый окатить ее извинениями, придумать какую-нить причину, почему целый день не писал… или не проверял входящие… – но по этой дорожке мы уже ходили: холодная она и извилистая, и ни к чему хорошему все равно не ведет, окромя вот этой вот одинокой точки, где я и так уже торчу.

Тем временем, устав от бесплодности нашего сегодняшнего общения, Надья объявила:

– Ну, пока, Э. – И отвалила.

История для успевающих у них была в дальнем конце коридора – туда еще идти и идти. Я, само собой, таращился ей в спину всю дистанцию – соврал бы, ежели б сказал, что не таращился. Вот как, как она умудряется так шикарно выглядеть даже в школьной форме, а?

Пока я пускал слюни, случилось одновременно два странных события: снизу крепко пахнуло «Деттолом», а из комнаты 4А донесся взрыв хохота. Ровно те два ощущения из самого первого провала в… мир снов.

Дежа-вю, блин, подумал я.

Надья прибавила шагу, а до меня вдруг дошло, что она наверняка не заметила ни лужи, ни предупредительного знака, который почему-то убрали оттуда несколько минут назад. И в точности, как я и боялся, – как я, можно сказать, предвидел, – она въехала ногой в самый край лужи. Ноги полетели вперед, все остальное – назад, а череп – по прямой навстречу безжалостному полу.

А я оказался рядом, чтобы ее поймать.

Левая рука приняла ее под лопатки, правая – малек пониже.

Она тяжело дышала, растерялась. Вся жизнь, небось, перед глазами промелькнула… потом заморгала и наконец сфокусировалась на мне.

Перевела дух, ухмыльнулась.

– Я вижу, у тебя там уже все отлично, Э…

Каждый слог – четко, как по команде.

Тот. Чертов. Сон. Был. Реален. Он предсказал будущее не раз, а целых два – и с абсолютной точностью. Не виси у меня Надья всем телом на руках, я бы наверняка там же и отключился.

Она улыбалась мне – снизу вверх; я пялился в ее пронзительные карие глаза – сверху вниз. Я, блин, не только насновидел себе этот конкретный момент после встречи с «Рейндж-Ровером», так еще и помнил его по всем возможным ромкомам от начала времен. Девушка влюбляется в парня, парень пускает стрелу. Да, я еще с миром снов не разобрался – но мир яви уже подкидывал возможности. И какие!

Между тем пострадавшая нога собиралась в любой момент сдать под таким весом. Можно, конечно, потянуться своими губами к ее, но после этого мы оба рухнем. К тому же приходилось принимать во внимание телесные ароматы, настойчиво сочащиеся из-под мышки – такие, с нотами просроченной упаковки шпината… а самое паршивое, что чем дольше я их нюхал, тем больше потел – замкнутый круг, причем на редкость дерьмовый. Я ведь, между прочим, собирался держаться сегодня подальше ото всех, и уж тем более от женской половины человечества, так поди ж ты!

– Э? – Ей, кажется, немного надоела неудобная поза. – Ты не поможешь мне встать?

– Гм. Да. Понял, – пробурчал я и, собрав все, что у меня было, поднял нас на ноги.

Если б я только вовремя начал ходить в спортзал, как Като, сокрушенно пронеслось в голове, мы бы сейчас уже целовались.

– Эй, – меня снова попробовали вернуть к реальности. – Думаю, ты уже можешь отпустить мою задницу – теперь это вполне безопасно.

– Черт, виноват. – Я отдернул наглую руку и спрятал за спиной. – Я просто тебя, типа, поддерживал… чтобы ты обратно не упала.