Текст книги "Друг моего врага"

– Им никогда его не взять, – прошипел он сквозь зубы. – И я вам скажу почему. Торс Провони, Старый Человек, лучший из нас – он превосходит любого из Новых Людей и Аномалов. Он непременно вернется в Солнечную систему с подмогой. Как и обещал. Где-нибудь обязательно должна быть эта подмога, и он ее найдет – даже если на это потребуется восемьдесят лет. Ведь он вовсе не ищет какую-то планету, которую мы смогли бы колонизировать. Нет, он отправился за подмогой. – Дарби Шир испытующе разглядывал Клео. – Вы об этом не знали, так? И немудрено. Мало кто об этом знает. Наше правительство контролирует всю информацию – в том числе и о Провони. Но в этом-то все и дело. Провони не оставит нас на произвол судьбы. Он не позволит править нами мутировавшим проходимцам, что всюду выставляют свои так называемые «способности» в качестве предлога для того, чтобы захватить всю власть на Земле и удерживать ее до скончания века. – Коротышка тяжело и шумно дышал. Крысиная мордочка исказилась от напряжения, а в стеклянных глазах застыл фанатизм.

– Да-да, – кивнула Клео и неприязненно отвернулась.

– Вы мне не верите? – возгласил Шир.

– Я верю, – ответила Клео, – что вы преданный сторонник Провони. Да, этому я охотно верю.

«И еще я верю, – подумала она, – что ты снова официальный параноик, как и пару лет назад».

– Привет. – Ник вместе с тащившимся позади Бобби вошел в квартиру. Внимание его тут же привлек Дарби Шир. – Это еще кто? – спросил он.

– Ну как, Бобби прошел? – спросила в ответ Клео.

– Думаю, да, – ответил Ник. – На следующей неделе нам пришлют почтовое уведомление. Если б мы провалились, нам, наверное, прямо сейчас бы и сказали.

– Я провалился, – промямлил Бобби.

– Ты меня помнишь? – спросил Дарби Шир у Ника. – Ведь столько лет прошло. А я тебя узнаю, – с мольбой в голосе сказал затем Дарби, словно предлагая и Нику его узнать. – Пятнадцать лет назад. Окружной архив. Мы оба были ассистентами у Браннера Лошадиной Морды.

– Ты Дарби Шир, – вспомнил Ник и протянул руку для пожатия.

«Надо же, – подумал Николас Эпплтон, – бедняга совсем опустился. Какая прискорбная перемена! Впрочем, пятнадцать лет – срок немалый».

– А ты совсем не изменился, – сказал Дарби Шир, протягивая свою излохмаченную книжонку Нику. – Я вербую сторонников. К примеру, только что пытался завербовать твою жену.

Увидев книжку, Бобби заявил:

– Он Низший Человек. – В голосе мальчика прозвучало волнение. – Можно мне посмотреть? – спросил он, протягивая руку за книжкой.

– Уходи отсюда, – сказал Ник Дарби Ширу.

– А тебе не кажется, что ты мог бы… – начал было Шир, но Ник тут же гневно его перебил:

– Знаю я, кто ты такой. – Схватив Дарби Шира за отворот рваного пальто, Ник с силой толкнул его по направлению к двери. – Я знаю, что ты скрываешься от людей из Подразделения действенного реагирования. Убирайся.

– Ему нужно где-то остановиться, – вмешалась Клео. – Он хотел на какое-то время остаться здесь, у нас.

– Нет, – отрезал Ник. – Ни за что.

– Ты боишься? – спросил Дарби Шир.

– Да, – кивнул Ник. Еще бы. Ведь всякий, уличенный в распространении пропаганды Низших Людей, – и всякий, так или иначе с ними связанный, – в дальнейшем автоматически лишался права проходить тестирование для Государственной службы. Если б ПДР поймало здесь Дарби Шира, жизнь Бобби оказалась бы исковеркана. Кроме того, все они могли бы понести наказание. И на неопределенный срок отправились бы в один из лагерей для интернированных. Причем без всякой возможности судебного пересмотра.

– Не бойся, – тихо произнес Дарби Шир. – Не оставляй надежду.

Он как будто немного подтянулся. «Какой же он все-таки плюгавый, – подумал Ник. – И безобразный».

– Помни обещание Торса Провони, – продолжал Дарби Шир. – И помни еще вот что: твой мальчик в любом случае не получит ранга Государственной службы. Так что терять тебе нечего.

– Мы можем потерять свободу, – возразил Ник. Тем не менее он заколебался. И пока не стал окончательно выталкивать Дарби Шира из квартиры в общий коридор. «А что, если Провони и впрямь вернется? – в сто первый раз спросил он самого себя. – Нет, не верю. Провони должны вот-вот поймать».

– Нет, – сказал он вслух, – я не желаю иметь с тобой ничего общего. Калечь свою собственную жизнь. Это пожалуйста. А отсюда – уходи.

Наконец он вытолкнул коротышку в коридор. Несколько дверей распахнулись, и разнообразные жильцы – кого-то из них Ник знал, кого-то нет – с интересом воззрились на происходящее.

Дарби Шир пристально посмотрел на старого приятеля, затем с невозмутимым видом сунул руку во внутренний карман своего потрепанного пальто. Он вдруг показался выше ростом. Похоже было, он уже куда лучше владеет собой – и всей ситуацией.

– Весьма рад за вас, гражданин Эпплтон, – произнес Шир, доставая изящное черное удостоверение и раскрывая его перед Ником. – Рад, что вы избрали именно такую линию поведения. Я произвожу в этом здании выборочные проверки – по случайным адресам, так сказать. – Он показал Нику свой официальный идентабель, тускло мерцавший под искусственным освещением. – Разрешите представиться. Офидант ПДР Дарби Шир.

– О господи, – в ужасе вымолвила Клео. Она подошла к своему мужу; за ней тут же последовал и Бобби. – Но ведь мы все сказали верно? Да? Правда?

– Абсолютно верно, – подтвердил Шир. – Ваши реакции были совершенно адекватными. Всего хорошего.

Он положил гладкие корочки обратно во внутренний карман пальто, надел на свою крысиную мордочку милую улыбку – и, так ее и не снимая, проскользнул сквозь кольцо зевак. Одно мгновение – и Дарби Шир уже исчез. Осталось только кольцо взбудораженных зрителей. А еще – Ник, его жена и ребенок.

Захлопнув входную дверь, Ник повернулся к Клео.

– Ни на миг нельзя расслабляться, – хрипло пробормотал он.

«А ведь совсем чуть-чуть не хватило, – вдруг дошло до него. – Еще секунда-другая, и я предложил бы ему остаться. По старой памяти. В конце концов, мы же были приятелями. Когда-то».

«Наверное, – подумал Ник затем, – именно потому его и выбрали проверять меня и мою семью на лояльность. Господи помилуй». Буквально трясясь от страха, он нетвердой походкой направился в ванную – к аптечке, где хранился запас таблеток.

– Чуток флуфеназина гидрохлорида, – пробормотал Ник, протягивая руку к спасительному пузырьку.

– Ты сегодня уже три таких таблетки принял, – наставительным тоном заметила Клео. – Хватит. Остановись.

– Все будет в порядке, – ответил Ник. Затем, наполнив водой стаканчик, с тупой поспешностью проглотил круглую таблетку.

И почувствовал прилив глухой злобы. Ник испытал временную вспышку гнева на Новых Людей и Аномалов, на Государственную службу и Председателя Совета – короче, на всю Систему. Наконец флуфеназина гидрохлорид подействовал. Злоба улетучилась.

Но все же не до конца.

– Как думаешь, наша квартира прослушивается? – спросил он у Клео.

– Прослушивается? – Она пожала плечами. – Конечно нет. А то нас всех давно бы забрали из-за той жути, которую без конца болтает Бобби.

– Не знаю, долго ли я еще смогу это терпеть, – пробормотал Ник.

– Ты о чем? – поинтересовалась Клео.

Ник не ответил. Но глубоко в душе он знал, кого и что он имеет в виду. Знал это и его сын. Тут они держались вместе… «Но сколько еще, – задумался Ник, – сохранятся наши отношения? Ладно, – сказал он себе. – Пока я еще посмотрю, пройдет ли Бобби тестирование для Государственной службы. А потом решу, что мне делать. Господи помилуй, – тут же ужаснулся он. – О чем это я думаю? Что со мной такое?»

– А книга-то осталась, – заметил Бобби. Нагнувшись, он подобрал мятую книжонку, оставленную Дарби Широм. – Можно мне почитать? – спросил он у отца. Потом, пролистав ее, добавил: – Похоже, настоящая. Наверное, полиция отобрала ее у какого-нибудь задержанного Низшего Человека.

– Прочти, если хочешь, – раздраженно ответил Ник.

Глава 3

Два дня спустя в почтовом ящике Эпплтонов оказалось официальное правительственное уведомление. С затрепетавшим от волнения сердцем Ник торопливо вскрыл конверт. Все верно – это были результаты тестирования. Пролистав несколько страничек – прилагавшуюся ксерокопию письменной работы Бобби, – он наконец добрался до заключения.

– Он провалился, – выдохнул Ник.

– Я так и знал, – сказал Бобби. – Потому, прежде всего, и не хотел идти на тестирование.

Клео всхлипнула.

Ник ничего не сказал и даже ничего не подумал. Лишь ощутил тупую опустошенность. Ледяная рука, холоднее самой смерти, сжала его сердце, истребляя в нем все чувства.

Глава 4

Подняв трубку видеофона первой линии связи, Уиллис Грэм, Председатель Совета чрезвычайного комитета общественной безопасности, шутливо спросил:

– Ну что, комиссар, как там у вас дела с поимкой Провони? – Грэм хихикнул. Конечно, одному богу ведомо, где теперь Провони. Может статься, он давно уже загнулся где-нибудь на безвоздушном астероиде у черта на рогах.

– Вы имеете в виду заявление для печати, сэр? – каменным голосом осведомился комиссар полиции Ллойд Барнс.

Грэм рассмеялся:

– Да-да, расскажите мне, о чем там сейчас болтают пресса и телевидение.

Разумеется, даже не вставая с постели, он мог включить телевизор. Однако ему доставляло удовольствие вытягивать крупицы сведений о ситуации с Торсом Провони из этого напыщенного ничтожества – комиссара полиции. Уже один цвет физиономии Барнса обычно давал интересную информацию. А кроме того, будучи Аномалом высшего порядка, Грэм имел возможность непосредственно наслаждаться хаосом, что воцарялся в голове комиссара, когда речь заходила о чем-либо связанном с поисками беглого изменника Провони.

В конце концов, именно Ллойд Барнс десять лет тому назад освободил Провони из федеральной тюрьмы. Как восстановленного в правах.

– Похоже, Провони снова собирается ускользнуть у нас из-под носа, – уныло сообщил Барнс.

– А почему вы не объявите, что он мертв? Такое известие оказало бы громадное психологическое воздействие на население. В том числе и на слои, где это было бы наиболее желательно.

– Если он снова объявится, будут поставлены под угрозу самые основы нашей власти. Стоит ему только появиться…

– Кстати, где мой завтрак? – перебил Грэм. – Распорядитесь, чтобы его принесли.

– Есть, сэр, – раздраженно буркнул Барнс. – Что пожелаете? Яичницу с гренками? Или с жареной ветчиной?

– А что, правда есть ветчина? – удивился Грэм. – Тогда пусть будет ветчина и яичница из трех яиц. Только проследите, чтобы никаких эрзацев.

Не слишком довольный навязанной ему ролью лакея, Барнс пробормотал свое «есть, сэр» и исчез с экрана.

Уиллис Грэм откинулся на подушки. Человек из его личной прислуги тут же обнаружил свое присутствие и слегка приподнял подушки для большего удобства. «Где же наконец эта чертова газета?» – спросил себя Грэм и протянул за ней руку. Другой слуга, мгновенно подметив этот жест, проворно снабдил хозяина тремя последними номерами «Таймс».

Некоторое время Грэм бегло просматривал первые разделы знаменитой старинной газеты – ныне находившейся под полным контролем правительства.

– Так-так, Эрик Кордон, – наконец произнес он и жестом показал, что собирается диктовать. Немедленно появился стенограф с переносным транскрибером в руках. – Всем членам Совета, – начал Грэм. – По причинам, указанным комиссаром Барнсом, казни Провони мы пока требовать не можем. Однако в нашей власти нанести удар Эрику Кордону. В том смысле, что мы можем его казнить. Эта казнь станет великим облегчением.

«Почти таким же, – подумал он, – как если б мы угрохали самого Торса Провони». Во всей подпольной сети Эрик Кордон был самым выдающимся организатором и оратором. А кроме Кордона существовало еще, разумеется, множество его книг.

Кордон был подлинным интеллектуалом из Старых Людей – физиком-теоретиком, способным вызвать живой отклик в среде тех разочарованных Старых Людей, что еще тосковали по прошлому. Появись у него такая возможность, человек, подобный Кордону, непременно перевел бы стрелки часов на пятьдесят лет назад. Впрочем, несмотря на его красноречие, он был скорее человеком мысли, а не действия – в отличие от Торса Провони, ярко выраженного борца, что во всеуслышание провозгласил призыв «найти подмогу», о чем его друг Кордон сообщал в своих бесчисленных речах, книжках и потрепанных брошюрах. Да, Кордон был популярен, но в отличие от Провони не представлял собой общественной угрозы. И даже пустоту, которой предстояло остаться после его казни, он на самом деле никогда толком и не заполнял. Несмотря на всю свою привлекательность для Старых Людей, Кордон определенно был лишь мелкой рыбешкой.

Однако большинство Старых Людей этого не сознавали. Эрика Кордона окружал ореол героя. Провони представлял собой некую абстрактную надежду; Кордон же реально существовал. Причем он работал, писал и говорил именно здесь, на Земле.

Подняв трубку видеофона второй линии связи, Грэм произнес:

– Дайте мне, пожалуйста, на большой экран Кордона, мисс Найт. – Повесив трубку, он поудобнее устроился на кровати и снова сунул нос в газетные статьи.

– А что же диктовка, господин Председатель Совета? – некоторое время спустя осведомился стенограф.

– Ах да. – Грэм отпихнул газету в сторону. – Где я остановился?

– «В том смысле, что мы можем его казнить. Эта казнь…»

– Далее, – сказал Грэм и откашлялся. – Считаю необходимым, чтобы главы всех отделов… вы записываете? Так вот, чтобы главы всех отделов узнали и осмыслили причины, стоящие за моим желанием покончить с этим… как бишь его…

– Эриком Кордоном, – вставил стенограф.

– Ну да, – кивнул Грэм. – Уничтожить Эрика Кордона мы должны по следующим соображениям. Кордон является связующим звеном между Старыми Людьми на Земле и Торсом Провони. Пока жив Кордон, люди как бы чувствуют присутствие Провони. Лишившись же Кордона, они потеряют всякий контакт с этим шныряющим где-то в космосе жалким мерзавцем. В известном смысле Кордон – это голос Провони, пока сам Провони отсутствует. Разумеется, я допускаю, что эта акция может вызвать ответный всплеск недовольства. Да, Старые Люди способны какое-то время побунтовать. Но с другой стороны, это же может побудить Низших Людей выйти из подполья, что позволит нам наконец до них добраться. В определенном смысле я намерен спровоцировать преждевременную демонстрацию силы со стороны Низших Людей. Да, сразу же после объявления о смерти Кордона последуют мощные всплески негодования, но в конечном счете…

Тут он умолк. На большом экране, занимавшем всю дальнюю стену огромной спальни, стало проступать лицо. Худое интеллигентное лицо со впалыми щеками. А подбородок не слишком волевой, отметил для себя Грэм, когда Кордон начал говорить и подбородок этот задвигался. Очки без оправы, жидкие волосы, тщательно зачесанные поверх лысой макушки.

– Звук, – потребовал Грэм, так как губы Кордона продолжали шевелиться беззвучно.

– …удовольствием, – гулко прогудел Кордон – звук включили слишком громко. – Мне известно, как вы заняты, сэр. Однако, если вы желаете со мной говорить… – Кордон сделал элегантный жест. – Что ж, я готов.

– Где он сейчас, черт возьми? – спросил Грэм у одного из слуг.

– В Брайтфортской тюрьме, сэр.

– Вас хорошо кормят? – осведомился Грэм, обращаясь к лицу на громадном экране.

– О да, вполне, – улыбнулся Кордон, обнажая зубы столь ровные, что они казались – да наверняка, впрочем, и были – искусственными.

– И вам разрешают писать?

– У меня есть все необходимое, – ответил Кордон.

– Скажите мне, Кордон, – настойчиво поинтересовался Грэм, – зачем вы пишете и говорите всю эту дьявольщину? Сами же знаете, что это неправда.

– Правда у каждого своя. – Кордон усмехнулся – скупо и невесело.

– Помните приговор, вынесенный вам пять месяцев тому назад? – спросил Грэм. – Приговор, согласно которому вам полагалось шестнадцать лет тюремного заключения за измену Родине. Так вот, черт вас побери. Судьи пересмотрели его и изменили меру вашего наказания. Теперь вам решили назначить смертную казнь.

Мрачное выражение лица Кордона нисколько не изменилось.

– Он меня слышит? – спросил Грэм у слуги.

– О да, сэр. Все в порядке, он вас слышит.

– Итак, Кордон, мы собираемся вас казнить, – продолжил Грэм. – Вам известно, что я могу читать ваши мысли; я знаю, как вы напуганы.

Он говорил правду; внутренне Кордон трепетал. И Грэм это чувствовал – даже несмотря на чисто электронный характер их контакта, а также на то, что Кордон в действительности находился от него за две тысячи миль. Подобные псионические способности всегда поражали Старых, а порой и Новых Людей.

Кордон не ответил. Однако до него, очевидно, дошло, что Грэм начал телепатически его прослушивать.

– В глубине души, – сказал Грэм, – вы думаете: «Почему бы мне не изменить моей партии? Ведь Провони мертв…»

– Я не думаю, что Провони мертв, – запротестовал Кордон. На лице его появилась оскорбленная мина – первое проявление искренности с самого начала беседы.

– Нет, думаете. Подсознательно, – возразил Грэм. – Вы даже сами этого не осознаете.

– Все равно. Даже если б Торс был мертв…

– Да перестаньте, – поморщился Грэм. – Мы оба знаем, что, будь Провони мертв, вы мигом прикрыли бы вашу пропагандистскую кампанию и смылись с глаз общественности на всю вашу последующую интеллектуальную жизнь, будь она проклята.

Справа от Грэма вдруг запищал зуммер аппарата связи.

– Извините, – сказал Грэм и нажал на кнопку.

– Здесь адвокат вашей жены, господин Председатель Совета. Вы дали указание впустить его независимо от того, чем вы будете заняты. Так мне его впустить или…

– Впустите его, – перебил Грэм. Кордону он сказал: – За час до вашей предполагаемой казни мы вас известим. Скорее всего, это сделает комиссар Барнс. А сейчас я занят. Всего хорошего. – Он повесил трубку, и экран стал постепенно тускнеть.

Главная дверь спальни распахнулась, и в комнату бодрым шагом вошел высокий и стройный, превосходно одетый мужчина с небольшой бородкой и дипломатом в руках. Гораций Денфельд. Иначе он никогда и не выглядел.

– Знаете, какие мысли я только что прочел в голове у Эрика Кордона? – спросил у адвоката Грэм. – Подсознательно он жалеет о том, что вообще примкнул к Низшим Людям. Вот он каков, их вождь! Если у них и впрямь есть вождь. Я намерен покончить с ними раз и навсегда, причем начну с Кордона. Вы одобряете мое распоряжение о его казни?

Поудобней расположившись в кресле, Денфельд раскрыл дипломат.

– В согласии с пожеланиями Ирмы и моей профессиональной консультацией мы изменили некоторые – не самые значительные – пункты вашего с ней договора о выплатах при раздельном проживании. – Он вручил Грэму папку. – Не торопитесь, господин Председатель Совета.

– Как думаете, что произойдет после смерти Кордона? – спросил Грэм, раскрывая папку и начиная бегло просматривать стандартные листы бумаги; особое внимание он уделял абзацам, исправленным красным фломастером.

– И представить себе не могу, сэр, – с готовностью отозвался Денфельд.

– «Не самые значительные пункты», – не отрываясь от документов, с горечью передразнил Грэм. – Господи Иисусе, она повысила содержание ребенка с двух сотен попсов в месяц до четырех. – Он зашелестел страницами, чувствуя, как уши его буквально вспыхнули от гнева – и от гнетущей тревоги. – И алименты возрастают с трех тысяч до пяти. Да еще… – Грэм добрался до последнего листа, испещренного красными черточками и вписанными фломастером суммами. – Так-так. Половина моих транспортных расходов – вот что ей потребовалось! И все до последнего попса, что я получаю за платные выступления! – Его шея взмокла от теплого, липкого пота.

– Однако Ирма любезно позволяет вам оставить себе все доходы от печатных публикаций, какие вы…

– Нет у меня никаких печатных публикаций! Что я вам, Эрик Кордон?

Грэм в ярости швырнул документы на кровать. Некоторое время он просто сидел, снедаемый лютой злобой. Отчасти из-за того, что только что прочитал, а отчасти из-за этого адвокатишки Горация Денфельда, Нового Человека. Даже занимая невысокое положение в основных структурах Новых Людей, Денфельд считал всех Аномалов – включая Председателя Совета – всего лишь продуктами псевдоэволюции. Грэм без труда вытягивал из головы Денфельда низкий, неизменный тон превосходства и пренебрежения.

– Мне надо подумать, – наконец произнес Грэм. «Я покажу эти бумажки своим адвокатам, – сказал он себе. – Лучшим правительственным адвокатам – из налогового управления».

– Очень желательно, сэр, чтобы вы приняли во внимание определенные обстоятельства, – продолжил Денфельд. – Пожалуй, вам может показаться, что со стороны миссис Грэм довольно несправедливо требовать столь… – он подыскивал подходящее выражение, – столь весомую долю вашей собственности.

– Мало ей целого дома, – согласился Грэм. – И четырех особняков в Скрэнтоне, что в штате Пенсильвания. Совсем хочет меня по миру пустить.

– И тем не менее, – медовым голосом заметил Денфельд. Язык адвоката порхал меж губ, словно бумажный вымпел на ветру. – Тем не менее существенным фактором представляется то, что ваша размолвка с женой должна остаться тайной. Причем ради вас же самого. Ибо Председатель Совета чрезвычайного комитета общественной безопасности не может допустить, чтобы на него пала хотя бы тень… назовем это la calugna…

– Это еще что за зверь?

– Скандал. Как вам хорошо известно, имя любого высокопоставленного Аномала или Нового Человека не должны окружать никакие сплетни. А если учесть ваше положение…

– Я скорее подам в отставку, – проскрежетал Грэм, – чем подпишу ваши бумажки. Алименты по пять тысяч попсов в месяц! Да она просто спятила! – Тут он поднял голову и пристально посмотрел на Денфельда. – Подумать только, что делается с женщиной, когда она получает раздельное проживание или развод! Она – да все они – хотят сразу всего, причем любыми способами! Хоть к стенке припирая! Дом, особняки, машину, все попсы на свете…

«Будь оно все проклято», – выругался Грэм и устало вытер лоб. Потом велел одному из слуг:

– Принесите мне кофе.

– Есть, сэр. – Слуга засуетился со скороваркой и проворно вручил хозяину чашку крепкого черного кофе.

Обращаясь к слуге и ко всем присутствующим, Грэм пожаловался:

– А что я могу сделать? Она же меня за глотку взяла. – Он положил папку с документами в выдвижной ящик стола рядом с кроватью. – Все. Больше обсуждать нечего, – сказал он Денфельду. – Мои адвокаты уведомят вас об окончательном решении. – Сердито глянув на ненавистного Денфельда, Грэм объявил: – Теперь я намерен заняться другими делами. – Затем он кивнул слуге, который, твердо положив руку на плечо адвокату, проводил его к одной из дверей, ведущих из спальни.

Когда дверь за Денфельдом захлопнулась, Грэм откинулся на подушки, прихлебывая кофе и размышляя. «Вот бы Ирма нарушила закон, – сказал он себе. – Пусть даже правила дорожного движения. Хоть что-нибудь, что поставило бы ее в зависимость от полиции. Если б мы засекли, как она переходит улицу на красный свет, уже тут можно было бы за что-то зацепиться. Скажем, она оказала бы сопротивление при аресте, публично использовала бранные выражения – короче, злостно и умышленно нарушила бы общественный порядок. А еще лучше, – размечтался Грэм, – чтобы людям Барнса удалось поймать ее на какой-нибудь мелкой уголовщине. К примеру, на приобретении или употреблении алкоголя. Тогда (как там говорили адвокаты) мы смогли бы подвести ее под неполное материнское соответствие, отобрать детей и предъявить ей обвинение в процессе настоящего развода – который, при таких обстоятельствах, можно было бы сделать публичным».

Пока что, однако, Ирма обладала над ним слишком большой властью. Публичный развод со взаимными обвинениями выглядел бы для Грэма крайне скверно, учитывая все то, что Ирма могла бы наскрести из сточной канавы их совместной жизни.

Подняв трубку видеофона первой линии связи, Грэм сказал:

– Барнс, мне нужно, чтобы вы нашли того агента, Алису Нойес, и прислали ее сюда. Пожалуй, и вам не мешало бы явиться.

Офидант полиции Нойес возглавляла группу, которая уже битых три месяца пыталась раздобыть хоть какой-то компромат на Ирму. Двадцать четыре часа в сутки за женой Грэма следили видеомониторы полиции – разумеется, без ее ведома. Одна из видеокамер даже демонстрировала то, что происходило в ванной комнате Ирмы, но, к сожалению, ничего примечательного не выявила. Все, что Ирма говорила и делала, все люди, с которыми она виделась, все места, куда она заходила, – все это было записано на кассетах, хранившихся в денверском центре ПДР. И все это, вместе взятое, ровным счетом ничего не давало.

«Эта дрянь завела собственную полицию, – уныло подумал Грэм, – бывших сотрудников ПДР с непременной плешью на затылке. Они так и шустрят вокруг нее, пока она шляется по магазинам, развлекается на вечеринках или навещает доктора Радклиффа, своего зубного врача. Нет, похоже, придется совсем от нее избавиться, – сказал он себе. – Черт меня дернул завести себе жену из Старых Людей». Впрочем, это произошло давным-давно – еще когда Грэм не занимал того высокого положения, которое оказалось у него впоследствии. Чуть ли не все Аномалы и Старые Люди втихую над ним насмехались. Грэму это было совсем не по вкусу, ибо он читал мысли – большинство мыслей, исходивших от множества самых разных людей, – и где-то в самой глубине неизменно наталкивался на пренебрежение.

Особенно сильно проявлялось оно у Новых Людей.

Пока Грэм лежал, ожидая комиссара Барнса и офиданта Нойес, он снова принялся изучать «Таймс», наугад открывая газету на какой-нибудь из трех сотен ее страниц.

Так он неожиданно наткнулся на статью о проекте «Большое Ухо». Статью, под которой значилось имя Эймоса Айлда, весьма высокопоставленного Нового Человека; одного из тех, кого Грэм тронуть не мог.

«Итак, эксперимент “Большое Ухо” под барабаны и фанфары шагает вперед», – язвительно подумал он, читая статью.

«“Находящаяся, по общему мнению, за гранью возможного, работа по созданию первого чисто электронного телепатического подслушивающего устройства продвигается впечатляющими темпами”, – заявили на сегодняшней прессконференции многочисленным скептически настроенным обозревателям сотрудники корпорации Макмалли, разработчики и создатели так называемого “Большого Уха”. “Когда «Большое Ухо» будет введено в действие, – считает Мунро Кэпп, – оно сможет телепатически отслеживать мысленные волны десятков тысяч лиц, обладая при этом не зафиксированной у Аномалов способностью расшифровывать эти необъятные потоки, полные…”»

Грэм отшвырнул газету в сторону. С глухим шелестом она упала на устланный ворсистым ковром пол. «Черт бы побрал этих подонков, этих Новых Людей, – подумал Председатель Совета, скрипя зубами в бессильной злобе. – Они угрохают миллиарды попсов, а после “Большого Уха” сварганят еще и такое устройство, которое заменит ясновидение Аномалов. И так одно за другим. Машины-полтергейсты будут раскатывать по улицам и носиться в воздухе. А мы уже не понадобимся.

И тогда… тогда вместо сильного и стабильного двухпартийного государства, которое мы имеем сейчас, возникнет однопартийная система. Этакий монолитный монстр, где все ключевые посты займут Новые Люди – на всех уровнях. Тогда прощай Государственная служба. Останутся только тесты на активность коры головного мозга у Новых Людей – на наличие тех двух пиков на неврологической кривой. Да еще болтология про разные постулаты вроде “предмет А равен своей противоположности” и “чем резче различие, тем выше соответствие”. Боже милостивый!»

«А вдруг, – подумал Грэм, – вся эта хитрая структура мышления Новых Людей – не что иное, как грандиозное шарлатанство? Мы, Аномалы, этого понять не можем; Старые Люди тоже ничего не понимают. Выходит, мы просто верим Новым Людям на слово, что это колоссальный шаг вперед в эволюции человеческого мозга. Допустим, есть там и впрямь некие узлы Роджерса или что-то в этом духе. Существует материальное отличие их коры головного мозга от нашей. Но следует ли отсюда…»

Тут включился один из интеркомов:

– Здесь комиссар Барнс и женщина – офидант полиции…

– Впустите их, – велел Грэм. Снова откинувшись на подушки, он устроился поудобнее, сложил руки на груди и стал ждать.

В голове у него уже созрела новая идея.