Текст книги "Друг моего врага"

– Нет проблем, – сказал Ник. – Эта старая погремушка разгоняется до семидесяти или даже до семидесяти пяти. Если, конечно, верить Дзете.

Скиб летел стремительно, то сливаясь с утренним транспортным потоком, то выскакивая из него.

– Я скину его с хвоста, – заверил Ник.

Тут позади мелькнул ярко-пурпурный «шеллингберг».

– Это он? – спросил он у Чарли.

Оглянувшись, девушка ответила:

– Да, конечно. У Дэнни единственный «Шеллингберг-восемь» во всех Соединенных Штатах.

– Я заберусь в поток, где погуще, – сказал Ник и стал спускаться к уровню, заполненному скибами, рассчитанными на короткий полет.

Как только он сел на хвост одному, два других безобидных скиба тут же пристроились за ним.

– А здесь я поверну, – сообщил Ник, когда справа, покачиваясь на ветру, появился воздушный шар с надписью: «Хастингс-авеню».

Свернув, он оказался, как и рассчитывал, надежно скрыт среди неторопливо двигавшихся скибов, искавших место для парковки. За рычагами управления большинства из них сидели дамы, отправившиеся за покупками.

Пурпурного «Шеллингберга-8» в округе не наблюдалось. Ник хорошенько огляделся, пытаясь его засечь.

– Ты от него оторвался, – констатировала Чарли. – Дэнни всегда полагается на скорость – только на скорость где-нибудь в стороне от движения. А здесь, внизу… – Девушка рассмеялась, и в глазах ее, как показалось Нику, сверкнул восторг. – Дэнни слишком нетерпелив; здесь он никогда не ездит.

– И что он теперь, по-твоему, предпримет? – поинтересовался Ник.

– Да ничего. Сдастся. Но в любом случае, от этого сумасшествия он оправится суток через двое. И еще часов сорок восемь будет смертельно опасен. Вообще-то с моей стороны правда было очень глупо прятать эти брошюры в лампу. Тут Дэнни прав. Но мне все равно не нравится, когда меня бьют. – Чарли задумчиво потерла то место над ухом, куда ей досталось. – Он больно бьет, – заметила она. – Но не выносит, когда ему дают отпор. Я слишком мала, чтобы хорошенько ему двинуть – так, чтобы подействовало. Зато ты сам видел, как я кусаюсь.

– Да уж, – отозвался Ник. – Просто укус столетия. – Ему не хотелось продолжать эту тему.

– Очень мило с твоей стороны, – сказала Чарли. – Совсем посторонний человек – и так мне помогаешь. Хотя даже меня не знаешь. Ты даже не знаешь моей фамилии.

– Чарли меня вполне устраивает, – ответил Ник.

Девушке это, похоже, пришлось по вкусу.

– Но я еще не слышала твоего имени, – заметила она.

– Ник Эпплтон.

Чарли залилась своим булькающим смехом, прикрывая ладонью рот.

– Такое имя очень сгодилось бы какому-нибудь литературному персонажу. «Ник Эпплтон». Или, скажем, частному детективу. А еще – телеведущему.

– Солидное имя, – сказал Ник. – Подразумевает некоторое умение.

– Ну, кое-что ты и правда умеешь, – согласилась девушка. – В смысле, ты все-таки вытащил меня оттуда. Спасибо.

– Так где ты собираешься провести следующие сорок восемь часов? – спросил Ник. – Пока он не остынет.

– У меня есть еще квартира; ею мы тоже пользуемся… Мы все время переправляем товар с одной квартиры на другую – на тот случай, если на нас выпишут ОА-ордер. «Обыск и арест», если ты не в курсе. Но мы не на подозрении. У родителей Дэнни куча денег и навалом всяких связей. Как-то раз, когда нас стал пасти легавый, один друг Дэнниного папы, высокий чин из ПДР, позвонил куда надо, чтобы от нас отстали. А больше таких проблем у нас никогда не возникало.

– Вряд ли тебе стоит отправляться на ту квартиру, – заметил Ник.

– Это еще почему? Там все мои вещи. Как раз туда мне и нужно.

– Тебе нужно туда, где он тебя не найдет. Ведь он может тебя убить.

Ник читал разные статьи про изменения личности, которым подвергаются алкоголики. Про то, сколько звериной ярости зачастую выплескивается наружу, про фактически патологическую структуру личности, быстро прогрессирующую манию и неистовую параноидную подозрительность. Теперь он и сам с этим столкнулся, воочию увидел алкоголика. И зрелище это ему совсем не понравилось. Ничего удивительного, что власти сделали распитие спиртного противозаконным, что они сурово карали алкоголизм. Если им удавалось изловить алкоголика, он обычно на всю оставшуюся жизнь оказывался в исправительно-трудовом лагере. Или по крайней мере до тех пор, пока ему не удавалось нанять крупного юриста, который организовал бы дорогостоящее индивидуальное тестирование, ставящее целью доказать, что период пристрастия к алкоголю закончился. Хотя на самом деле он, конечно, никогда не заканчивался. Одержимый алкоголем оставался таковым навсегда. Даже после проведения операции Платта на промежуточном мозге – области, контролирующей оральные потребности.

– Если он вздумает меня убить, – заверила Чарли, – я сама его прикончу. А вообще-то он сейчас куда больше меня напуган. У Дэнни куча всяких страхов. Почти все, что он делает, делается от страха – даже, пожалуй, в панике. Он все время пребывает в какой-то панической истерике.

– А что, если б он не пил?

– Все равно он был бы напуган; потому и пьет. Но пока Дэнни не напьется, в бешенство он не впадает; ему просто хочется куда-нибудь убежать и спрятаться. Но этого у него не получается, потому что Дэнни мерещится, что все за ним следят и узнают в нем торговца. Тогда он напивается. Ну а потом вот так все и выходит.

– Но ведь когда он напивается, – заметил Ник, – то привлекает к себе внимание. А как раз этого-то ему и хочется избежать. Как же так?

– А вот так. Хотя, быть может, Дэнни сам хочет, чтобы его поймали. Он ведь до того, как начал торговать книжками, брошюрами и микрокассетами, только баклуши и бил. Его всегда семья обеспечивала. А теперь он вступает с людьми в конфиден… Как там это говорится?

– В конфиденциальные отношения? – подсказал Ник.

– Это когда друг другу доверяют?

– Да. – Смысл был примерно тот.

– Ну так вот. Он вступает в конфиденциальные отношения и пользуется доверчивостью людей, раз они – очень многие из них – слепо верят в Провони. Понимаешь? В то, что Провони вернется. Во всю эту муру, которую ты в избытке найдешь у Кордона.

Ник ушам своим не поверил.

– Так ты хочешь сказать, что вы… вы торгуете сочинениями Кордона, продаете их людям и…

– Мы не обязаны в это верить. Разве тот, кто продает тебе бутылку спиртного, непременно сам должен быть алкоголиком?

Железная логика девушки потрясла Ника.

– Значит, все только ради денег, – заключил он. – А эти брошюры ты, наверное, даже не читала. Только по названиям и знаешь. Как учетчица на торговом складе.

– Почему? Кое-что я прочла. – Чарли повернулась к нему, по-прежнему потирая лоб. – Господи, как голова разболелась. У тебя дома нет чего-нибудь вроде дарвона или кодеина?

Глава 7

– Нет, – ответил Ник, внезапно ощутив тревожную неловкость. «Она решила остаться у меня, – подумал он. – На ближайшие пару суток». – Послушай, – предложил он, – давай я отвезу тебя в мотель. В любой, первый попавшийся. Там Дэнни тебя нипочем не сыщет; а две ночи я оплачу.

– Черт возьми, – выругалась Чарли, – там же есть главный регистратор местонахождения и контрольный центр. Имя каждого, кто занимает номер в любом отеле или мотеле Северной Америки, железно фиксируется. За два попса Дэнни легко может по телефону все выяснить.

– Мы воспользуемся чужим именем, – настаивал Ник.

– Нет. – Чарли покачала головой.

– Но почему? – Неловкость Ника все нарастала. Он вдруг понял, что эта девушка прилипает к нему, как наклейка, – никак было не оторвать ее от себя.

– Не хочу одна оставаться, – ответила Чарли. – Понимаешь, если он и правда найдет меня одну где-нибудь в номере отеля, то тогда точно вышибет из меня дух. Разберется не так, как только что, а по-настоящему. Мне надо с кем-то остаться; надо, чтобы рядом были люди, которые…

– Я все равно не смогу его остановить, – честно признался Ник. Даже Дзета, со всей его силищей, смог удержать Дэнни лишь на считаные секунды.

– Дэнни не станет с тобой драться. Просто он не хочет, чтобы любой посторонний видел, что он со мной будет делать. Хотя… – Чарли помолчала. – Пожалуй, мне не следует тебя впутывать. Это нечестно по отношению к тебе. Представь, что у тебя дома разгорится драка и нас всех повинтит ПДР, а потом у тебя найдут брошюру, которую ты от нас получил… Наказание тебе известно.

– А я ее выкину, – сказал Ник. – Сейчас же.

Опустив боковое стекло скиба, он полез во внутренний карман за тоненькой книжицей.

– Значит, Эрик Кордон все-таки на втором месте, – равнодушно, без тени осуждения, заключила Чарли. – А на первом – желание защитить меня от Дэнни. Разве это не странно? Оч-чень странно!

– Реальный человек важнее теоретических…

– Просто тебя, мой милый, еще на крючок не поймали. Ты еще даже Кордона не читал. А когда прочтешь, будешь рассуждать по-другому. Впрочем, у меня в сумочке еще две брошюры – так что ничего не изменилось.

– Выбрось их.

– Нет, – покачала головой Чарли.

«Да, – подумал Ник, – товар нашел своего ценителя. Она не выбросит эти брошюры и не позволит мне оставить ее в мотеле. Что же мне теперь делать? Просто крутиться по городу в этом потоке, пока горючее не кончится? Но ведь и в таком случае всегда будет оставаться опасность, что откуда-нибудь опять выскочит тот “Шеллингберг-восемь” и тут же с нами покончит. Наверное, Дэнни просто нас протаранит, и все мы разом отправимся на тот свет. Если только из него еще алкоголь не выветрится».

– Я женат, – откровенно признался он. – И у меня есть ребенок. Я не могу сделать ничего такого, что…

– Ты уже это сделал. Когда дал Дзете понять, что тебе нужна брошюра. Ты ввязался в игру в то самое мгновение, когда вы с Дзетой постучались в нашу квартиру.

– Даже раньше, – кивнув, согласился Ник. Да, Чарли была права.

«Надо же, как скоро, – подумал он. – Не успел и глазом моргнуть, как уже взял на себя обязательства». Хотя, если разобраться, все это накапливалось долго и постепенно. Но именно то сообщение о предполагаемой казни Кордона привело Ника к решению. Именно с того момента Клео и Бобби оказались в опасности.

С другой стороны, ПДР только что его проверило, использовав в качестве приманки Дарби Шира. И Ник – вместе с Клео – прошел это испытание. В таком случае, принимая во внимание статистическую вероятность, у него был хороший шанс в ближайшее время не попасть под проверку.

Но все же Ник не мог себя дурачить. «Вероятно, ПДР следит за Дэнни, – подумал он. – И про эти две квартиры там тоже знают. Там вообще знают все, что нужно; вопрос только в том, когда они пожелают сделать свой ход».

В таком случае отступать действительно было уже поздно. Тогда Ник вполне мог пойти до конца – позволить Чарли остаться с ним и Клео на пару суток. Диван в гостиной вполне мог послужить койкой; друзья порой оставались у них ночевать.

Тут, впрочем, был совсем другой случай.

– Ты можешь остаться у нас дома, – решился Ник, – если только избавишься от тех брошюр, что у тебя в сумочке. Совсем не обязательно их уничтожать. Разве ты не можешь просто оставить их в каком-нибудь приметном для тебя месте?

Вместо ответа Чарли достала одну из брошюр, пошуршала страницами, а затем прочла вслух:

– «Мера человека – не в его интеллекте. Она и не в том, как высоко он забрался в этом уродливом обществе по служебной лестнице. Мера человека заключается вот в чем: насколько он готов откликнуться на призыв своего собрата о помощи? И какую частицу себя сможет он отдать? Ибо, жертвуя по-настоящему, ничего не получаешь взамен – или, во всяком случае…»

– Ну уж нет, – возразил Ник. – Когда жертвуешь, то что-то получаешь взамен. Ты кому-то жертвуешь, а он потом платит тебе той же монетой и жертвует что-то взамен. Это же очевидно.

– Никакая это не жертва, а сделка. Послушай-ка еще: «Бог учит нас…»

– Бог умер, – перебил Ник. – Его останки были найдены в две тысячи девятнадцатом году. Они дрейфовали в космосе неподалеку от альфы Центавра.

– Там были обнаружены останки какого-то организма, в тысячи раз более совершенного, чем мы, – сказала Чарли. – Да, этот организм наверняка мог создавать пригодные для обитания миры и заселять их другими живыми организмами, сотворенными по его образу и подобию. Но это не доказывает, что он был Богом.

– А по-моему, это и был Бог.

– Давай я останусь у тебя на эту ночь, – сказала Чарли. – А если понадобится – но только если правда понадобится, – то и на следующую. Ладно? – Она глядела на него снизу вверх, яркая ее улыбка купалась в лучах невинности. Словно она, как маленькая киска, просила только блюдечко молока – и ничего больше. – Не бойся Дэнни – он тебе ничего не сделает. Если он кого-то и побьет, то только меня. Но вряд ли он исхитрится найти твою квартиру – куда ему. Твоих имени и фамилии он не знает; не знает он и…

– Он знает, что я работаю на Дзету.

– Дзета его не боится. Дзета может из него котлету сделать…

– Ты сама себе противоречишь, – сказал Ник. Так ему, по крайней мере, показалось. Возможно, на него все еще действовал алкоголь. Он задумался, когда же эта отрава выветрится. Через час? Через два? Так или иначе, со скибом он явно управлялся как надо – пока еще ни один офидант ПДР не остановил его и не зацепил буксировочным тросом.

– Ты боишься, что скажет твоя жена, – заявила Чарли. – Если ты меня к себе домой приведешь. Ей много чего придет в голову.

– Ну да, – согласился Ник, – и это тоже. А еще есть один закон. «Изнасилование несовершеннолетней» называется. Тебе ведь еще нет двадцати одного?

– Мне шестнадцать.

– Ну вот, сама видишь…

– Ладно, – беспечно бросила девушка. – Давай садись. Я вылезу.

– А деньги у тебя есть?

– Нет.

– Но ты справишься?

– Ага. Я всегда могу справиться. – Чарли говорила без всякой злости; казалось, она ничуть не обвиняет Ника за нерешительность.

«Возможно, что-то похожее происходило между ними и раньше, – задумался Ник. – И другие, подобно мне, оказывались в это втянуты. Причем с самыми благими намерениями».

– Я скажу тебе, что может с тобой случиться, если ты возьмешь меня к себе домой, – сказала Чарли. – Тебя могут свинтить за хранение кордонитской литературы. Тебя могут свинтить за изнасилование несовершеннолетней. Жена – которую тоже арестуют за хранение кордонитской литературы – тебя бросит. Причем так никогда не поймет и не простит. И все же ты не можешь так просто меня высадить. Хотя бы потому, что я девушка и мне некуда пойти…

– А друзья? – перебил Ник. – У тебя должны быть друзья, к которым ты могла бы пойти. – «Или они слишком боятся Дэнни?» – задумался он. – Ты права, – признал он чуть погодя. – Я не могу так просто тебя высадить.

«А похищение? – вспомнил Ник. – Меня вполне могли бы обвинить и в нем, если только Дэнни собирается обращаться в ПДР. Впрочем, на это Дэнни никак не должен пойти, иначе его автоматически задержат за распространение кордонитской литературы. На это он никогда не отважится».

– Странная ты девчонка, – сказал он Чарли. – С одной стороны – сама наивность, а с другой – упряма, как подвальная крыса.

«Быть может, торговля нелегальной литературой сделала ее такой? – задумался он. – Или все вышло наоборот… Она выросла жесткой и упрямой – потому и стала тяготеть к этому занятию». Ник посмотрел на девушку, внимательнее приглядываясь к ее одежде. «Она слишком хорошо одета, – решил он. – Все эти шмотки – довольно дорогие. Возможно, она неравнодушна к одежде. Тогда это способ заработать достаточно попсов, чтобы удовлетворить свою жадность. Для нее – одежда. А для Дэнни – “Шеллингберг-восемь”. Без этого они были бы обычными подростками – из тех, что ходят в школу в джинсах и просторных свитерах. Зло, – подумал он, – на службе у добра». Впрочем, точно ли писания Кордона были добром? Раньше Нику никогда не попадалась подлинная брошюра Кордона; теперь же он сам мог ее прочитать и поразмыслить. «И оставить Чарли у себя, если это окажется добром? – задумался он. – А если нет – выкинуть ее на съедение этим волкам. И Дэнни, и патрульным машинам, где сидят ведущие постоянное телепатическое прослушивание Аномалы».

– Я – сама жизнь, – вдруг заявила девушка.

– Что-что? – ошарашенно переспросил Ник.

– Для тебя я – сама жизнь. Сколько там тебе, тридцать восемь? Сорок? И что ты за эти годы узнал? Сделал ты хоть что-нибудь? Смотри на меня, смотри. Я – сама жизнь, и, пока я с тобой, частичка этой жизни переходит тебе. Ведь ты уже не чувствуешь себя таким старым, правда? Теперь, когда я сижу рядом с тобой в этом скибе?

– Вообще-то мне тридцать четыре, – отозвался Ник. – И старым я себя вовсе не чувствую. Между прочим, пока я тут с тобой сижу, я чувствую себя старше, а не моложе. И ничего мне от тебя не переходит.

– Обязательно перейдет, – заверила Чарли.

– А ведь ты это по опыту знаешь, – произнес Ник. – Со старшими мужчинами. До меня.

Открыв сумочку, Чарли достала оттуда зеркальце и пудреницу. Затем стала проводить аккуратные полоски от глаз, по щекам и к подбородку.

– Слишком ты косметикой злоупотребляешь, – заметил Ник.

– Вот здорово. Ты меня еще шлюхой за два попса назови.

– Что-что? – переспросил он. Уставившись на девушку, Ник на некоторое время отвлекся от потока утреннего транспорта.

– Да ничего, – ответила Чарли, закрывая пудреницу и убирая ее вместе с зеркальцем обратно в сумочку. – Выпить не хочешь? – спросила она затем. – У нас с Дэнни куча знакомых торговцев. Я бы даже раздобыла тебе бутылочку – как бишь его? – шотландского виски.

– Изготовленного черт знает где на каком-нибудь с неба свалившемся самогонном аппарате, – подхватил Ник.

Девушка вдруг залилась безудержным смехом; она сидела, склонив голову и закрывая рукой глаза.

– Представляю себе, как самогонный аппарат машет крыльями в ночном небе, направляясь к новому месту работы. Где его не отыщет ПДР. – Чарли продолжала смеяться, изо всех сил сжимая голову, словно образ крылатого самогонного аппарата отказывался ее покинуть.

– От алкоголя можно ослепнуть, – сказал Ник.

– Ерунда. Слепнут от древесного спирта.

– А ты уверена, что сумеешь их различить?

– А как можно вообще быть в чем-то уверенным? Дэнни в любой момент может поймать нас и прикончить; то же самое – и ПДР… Но это просто не очень вероятно, а следовать нужно тому, что вероятно, а не тому, что возможно. Возможно все, что угодно. – Чарли улыбнулась. – Но ведь это как раз и здорово, понимаешь? Это значит, что можно надеяться. Так, между прочим, говорит Кордон. Да, Кордон без конца это повторяет. Вообще-то у него там не так уж много интересного, но это я запомнила. К примеру, мы с тобой можем полюбить друг друга; ты можешь уйти от своей жены, а я – от Дэнни. Тогда он совсем свихнется, запьет и прикончит сначала нас с тобой, а потом себя. – Девушка рассмеялась, ее светлые глазки так и заиграли. – Но разве это не здорово? Неужели ты не понимаешь, как это здорово?

Ник не понимал.

– Ничего, поймешь, – посочувствовала Чарли. – А пока дай мне минут десять подумать. Надо прикинуть, что сказать твоей жене.

– Я сам ей все скажу, – заявил Ник.

– Ты только все испортишь. Нет, я должна что-то придумать. – Она даже зажмурилась, сосредоточиваясь. А Ник продолжал вести скиб – теперь уже прямо к своей квартире.

Глава 8

Положив на стол своего начальника какую-то бумагу, Фред Хафф, личный секретарь комиссара ПДР Барнса, доложил:

– Прошу прощения, господин комиссар, но вы давали указание делать ежедневный отчет о квартире 3XX24J. Он перед вами. Для опознания тех, кто туда заходил, мы использовали контрольные пленки. Сегодня там побывало только одно лицо – я имею в виду, одно новое лицо. Некий Николас Эпплтон.

– Имя не слишком громкое, – заметил Барнс.

– Мы прогнали эти сведения через компьютер – тот, который мы одолжили у Вайомингского университета. Он представил интересную экстраполяцию, поскольку там уже имелись все предварительные данные на гражданина Николаса Эпплтона – возраст, род занятий, происхождение, семейное положение, имеет ли детей, привлекался ли…

– Прежде он ни в какой форме не нарушал закон.

– Точнее будет сказать, что его ни разу не ловили. Мы выяснили у компьютера и этот вопрос. Сформулирован он был следующим образом: «Какова вероятность того, что данный конкретный человек умышленно нарушит закон – на уровне уголовного преступления?» Компьютер ответил: «Вероятно – нет, не нарушит».

– Но именно это он и сделал, когда пришел в 3XX24J, – язвительно заметил Барнс.

– Это безусловный факт. Исходя из него мы получили прогностическое заключение компьютера. Основываясь на этом, а также других сходных случаях, происшедших за последние несколько часов, компьютер утверждает, что сообщение о готовящейся казни Кордона уже пополнило ряды кордонитского подполья на сорок процентов.

– Чушь, – бросил комиссар Барнс.

– Таковы статистические данные.

– Имеется в виду, что все эти люди примкнули в знак протеста? Открыто?

– Нет, не открыто. Но в знак протеста.

– Запросите компьютер, какова будет реакция на объявление о смерти Кордона.

– Он не может ответить. Данных недостаточно. Впрочем, он уже это просчитал, но возможных вариантов столько, что фактически это ни о чем не говорит. Десять процентов: массовое восстание. Пятнадцать процентов: отказ поверить в…

– А что имеет наивысшую вероятность?

– Вера в то, что Кордон мертв, а Провони – еще нет. В то, что он жив и вернется. Даже без Кордона. Следует помнить, что тысячи как подлинных, так и подложных сочинений Кордона постоянно продолжают циркулировать по всей Земле. И его смерть не сможет с этим покончить. Вспомните Че Гевару – знаменитого революционера двадцатого века. Даже после его смерти оставленный им дневник…

– Или Иисуса Христа, – перебил Барнс. Придя в некоторое уныние, он стал размышлять. – Убейте Христа – и получите Новый Завет. Убейте Че Гевару – и получите его дневник. Книгу наставлений о том, как достичь власти над всем миром. Убейте Кордона…

На столе у Барнса загудел зуммер.

– Слушаю, господин Председатель Совета, – сказал Барнс в интерком. – Офидант Нойес у меня. – Он кивнул женщине, и та встала из-за стола, отодвинув обитый кожей стул. – Мы сейчас будем. – И комиссар полиции жестом предложил Нойес следовать за ним, ощущая к ней в то же время стойкую неприязнь.

Барнс вообще не любил женщин, работающих в полиции, а в особенности тех, которые носили униформу. Женщина, как он давно уже для себя решил, не должна носить униформу. Женщины-осведомительницы его не раздражали, ибо им ни в коей мере не приходилось отказываться от своей женственности. Офидант же полиции Нойес была беспола – по-настоящему, физиологически. Подвергшись операции Снайдера, она и официально, и фактически женщиной не была. Нойес не имела соответствующих половых органов и грудей; бедра ее были узки, как у мужчины, а лицо – непроницаемо и безжалостно.

– Только подумайте, – обратился Барнс к своей подчиненной, когда они, пройдя по коридору и миновав двойные ряды вооруженной полицейской охраны, оказались перед искусно отделанной дубовой дверью Уиллиса Грэма, – как было бы славно, удайся вам все-таки раскопать какой-нибудь компромат на Ирму Грэм. Жаль, очень жаль.

Когда дверь раскрылась, он легонько подтолкнул Нойес, и они вместе вошли в спальню-канцелярию Грэма. Обложившись со всех сторон различными разделами «Таймса», Грэм возлежал на своей громадной постели. На лице его играла плутоватая улыбочка.

– Господин Председатель Совета, – обратился к нему Барнс, – вот офидант Алиса Нойес. Она специально занималась получением материалов, касающихся морального облика вашей жены.

– Мы уже с вами встречались, – сказал женщине Грэм.

– Совершенно верно, господин Председатель Совета, – кивнула Алиса Нойес.

Затем Грэм спокойно произнес:

– Итак, нужно, чтобы моя жена была убита Эриком Кордоном во время прямой трансляции по всемирному телевизионному каналу.

Барнс обалдело на него воззрился. Грэм совершенно невозмутимо встретил взгляд комиссара полиции; в выражении его лица по-прежнему бросалась в глаза какая-то хитринка.

После некоторой паузы Алиса Нойес заметила:

– Ее, безусловно, будет очень легко прикончить. Скажем, какое-нибудь фатальное столкновение скибов во время одного из ее регулярных вояжей за товарами в Европу или Азию. Но чтобы Эрик Кордон…

– Таково непременное условие, – отрезал Грэм.

После еще одной паузы Алиса Нойес поинтересовалась:

– Прошу прощения, господин Председатель Совета, но предполагается, что мы сами должны разработать этот проект? Или у вас есть какие-либо мысли на предмет того, как нам действовать? Чем больше вы смогли бы нам сообщить, тем предпочтительнее было бы наше положение в смысле действия – вплоть до практического воплощения вашей идеи.

Грэм пристально на нее посмотрел.

– Иначе говоря, я, по-вашему, знаю, как это провернуть?

– Я также нахожусь в затруднении, – подключился к разговору комиссар Барнс. – Прежде всего я пытаюсь представить себе то воздействие, которое окажет на обычных граждан подобный поступок Кордона.

– Тогда граждане поймут, что все эти речи о любви, жертвенности, взаимопомощи, сопереживании и сотрудничестве Старых Людей… они поймут, что все это была одна высокопарная болтовня. А я избавлюсь от Ирмы. Не забывайте про эту сторону дела, комиссар, ни в коем случае не забывайте.

– А я и не забываю про эту сторону дела, – отозвался Барнс. – Я только по-прежнему не представляю, как это можно осуществить.

– На казни Кордона, – начал Грэм, – будут присутствовать все высшие чины правительства, а также их жены – включая, естественно, и мою жену. Кордона приведет десяток охранников вооруженной полиции. Не забывайте, что все это будет происходить под объективами телекамер. Затем, совершенно неожиданно, по какой-то нелепой случайности, Кордон выхватывает у офиданта ручное оружие, метит в меня, но промахивается и приканчивает Ирму, которая, разумеется, будет сидеть рядом со мной.

– Боже милостивый, – с трудом вымолвил комиссар Барнс; у него было такое чувство, словно над ним нависла какая-то чудовищная тяжесть. – Имеется в виду, что нам придется изменить мозг Кордона так, чтобы он вынужден был это сделать? Или мы просто предложим ему в обмен на…

– Кордона мы к тому времени уже прикончим, – сообщил Грэм. – Самое позднее – за день до этого.

– Тогда как…

– Его мозг, – объяснил Грэм, – будет заменен синтетическим нейроконтролируемым туфтонгом, который сподобит Кордона – вернее, то, что от него останется, – на желательные для нас действия. Ничего сложного тут нет. Эту операцию мы поручим провести Эймосу Айлду.

– Тому самому Новому Человеку, который создает «Большое Ухо»? – уточнил Барнс. – Вы намерены предложить, чтобы именно он помог вам это проделать?

– Ну да, – подтвердил Грэм. – А если он откажется, я прекращу всякое финансирование проекта по созданию «Большого Уха». Затем мы найдем какого-нибудь другого Нового Человека, способного выскрести мозг Кордона… – Увидев, как Алиса Нойес вздрогнула, он прервался. – Простите. Удалить его мозг, если так вам больше понравится. Хотя по-моему – что в лоб, что по лбу. Ну, что скажете, Барнс? Разве мой план не превосходен? – Грэм сделал паузу. Ответом было молчание. – Отвечайте же.

– Подобный акт, – осторожно проговорил Барнс, – наверняка способствовал бы дискредитации движения Низших Людей. Однако риск слишком велик. Этот риск перевешивает предполагаемую выгоду; вам следует взглянуть на это дело именно под таким углом… Следует принять во внимание все соответствующие аспекты.

– А в чем риск?

– Во-первых, вам придется вовлечь в эту операцию Нового Человека высшего уровня. Таким образом, вы окажетесь зависимым от них, а это для вас крайне нежелательно. И потом, эти лабораторные синтетические мозги, которые Новые Люди делают в своих исследовательских центрах… Короче говоря, они ненадежны. Туфтонг запросто может взбеситься и перестрелять всех, включая вас. Лично у меня нет ни малейшего желания быть где-нибудь поблизости, когда это чучело завладеет оружием и приступит к реализации заложенной в него программы. Ради сохранения собственной жизни я предпочел бы оказаться как можно дальше оттуда.

– Значит, моя идея вам не нравится, – уточнил Грэм.

– Можете истолковать мои слова именно так, – ответил Барнс, пылая негодованием. Что, разумеется, от Грэма не ускользнуло.

– А вы, Нойес, как думаете? – спросил Грэм у офиданта женского пола.

– По-моему, – ответила Нойес, – это самый гениальный и бесподобный план, с каким мне когда-либо приходилось сталкиваться.

– Вот видите? – указал Грэм Барнсу.

– Давно ли, позвольте спросить, вы пришли к такому заключению? – полюбопытствовал у женщины Барнс. – Ведь только что, когда господин Председатель Совета упомянул о…

– Там был просто вопрос выбора слов, – ответила Нойес. – Это недоразумение с «выскребыванием». Теперь же я вижу проблему во всей ее перспективе.

– Это лучшая идея из всех, какие только приходили мне в голову за все годы, проведенные мною на Государственной службе и на этом высшем посту, – гордо заявил Грэм.

– Возможно, и так, – устало согласился Барнс. – Возможно, она действительно лучшая.

«Что, – подумал он, – блестяще характеризует все остальные».

Ухватив мысль Барнса, Грэм нахмурился.

– Прошу прощения, – тут же спохватился Барнс. – Просто мимолетная, случайная мысль. Сомнение, которое, уверен, очень скоро рассеется. – На какое-то мгновение он забыл про телепатические способности Грэма. Хотя, даже если б он про них и помнил, от той мысли все равно никуда было не деться.

– Совершенно верно, – кивнул Грэм, уловив и это. – А не хотите ли вы, Барнс, подать в отставку? – поинтересовался он. – И тем самым оградить себя от этого дела?

– Никак нет, сэр, – почтительно ответил Барнс.

– Ладно, – кивнул Грэм. – Тогда как можно скорее свяжитесь с Эймосом Айлдом. Удостоверьтесь в том, что он относится к этому как к государственной тайне, и предложите ему приступить к изготовлению искусственного аналога мозга Кордона. Пусть будут сняты все необходимые энцефалограммы – или как там называется вся эта ерунда, с которой они носятся…

– Энцефалограммы, – кивнув, подтвердил Барнс. – Полное, всеобъемлющее исследование разума Кордона – или, по крайней мере, мозга.

– Вам не следует забывать о том образе, – напомнил Грэм, – в котором Ирма предстает для общества. Мы-то знаем, какова она в действительности, но люди видят в ней щедрую и милостивую благодетельницу, спонсирующую благотворительные общества и коммунальные работы по общему благоустройству, например по сооружению плавающих в небе садов. Хотя нам-то с вами известно…

– Значит, – прервал его Барнс, – общественность будет думать, что Кордон зверски убил прелестное, безобидное создание. Совершил чудовищное преступление – даже с точки зрения Низших Людей. И все обрадуются, когда сразу же после своего зверского, бессердечного поступка Кордон будет «убит». Но так выйдет только в том случае, если мозг Айлда будет достаточно совершенен, чтобы одурачить телепатирующих Аномалов. – Сам он тут же зримо представил себе, как мозг этот рикошетом ведет Кордона по всей арене казни и тот сотнями косит людей.