Текст книги "Друг моего врага"

Глава 5

В восемь тридцать утра Николас Эпплтон появился на работе и приготовился к началу нового трудового дня.

В окна небольшого здания его мастерской ярко светило солнце. Ник закатал рукава, надел очки с увеличением и вставил в розетку штепсель терморезака.

Тут к нему тяжелой походкой подошел его босс, Эрл Дзета. Руки Дзета держал в карманах брюк цвета хаки; из его обрамленного густой щетиной рта свисала итальянская сигара.

– Ну, что скажешь, Ник?

– Мы только через несколько дней узнаем, – сообщил Ник. – О результатах нас известят по почте.

– Ах да, твой мальчуган. – Дзета положил смуглую лапищу Нику на плечо. – Слишком мелкую нарезку делаешь, – заметил он. – Нужно, чтобы она шла в самую глубину протектора. В эту проклятую шину.

– Но если я еще хоть немного углублюсь… – запротестовал Ник. «Шина лопнет, даже если машина наедет на тлеющую спичку, – сказал он про себя. – Это все равно что пристрелить пассажиров из лазерного ружья». – Ладно, – сдался Ник. Вся его воинственность вмиг испарилась; в конце концов, Дзета был его боссом. – Буду углубляться, пока резак с той стороны не выйдет.

– Попробуй только, – пригрозил Дзета. – Мигом уволю.

– По-твоему, раз люди покупают такой реактивный…

– Как только три их колеса касаются общественной мостовой, – перебил Дзета, – наша ответственность заканчивается. Что бы ни случилось потом – их личные трудности.

Нельзя сказать, чтобы Ник с детства мечтал быть нарезчиком протектора. Рабочим, который берет лысую шину и при помощи раскаленного докрасна резака проделывает в ней новую нарезку. Режет глубже и глубже, приводя шину в надлежащий вид. Чтобы она выглядела так, словно весь протектор в порядке. Это занятие Ник унаследовал от отца, а тот, в свою очередь, научился этому от своего отца. Из поколения в поколение, от отца к сыну… Ненавидя свою работу, Ник твердо помнил одно: он превосходный нарезчик протектора и всегда им останется. Дзета был неправ: нарезка уже получилась достаточно глубокой. «Я мастер своего дела, – подумал Ник, – и сам могу решить, какой должна быть глубина канавок».

Неторопливым движением руки Дзета включил висевший у него на шее радиоприемник. Из семи-восьми динамиков, размещенных на обширном теле толстяка, загрохотала шумная, низкого пошиба музыка.

И вдруг смолкла. Последовала пауза, а затем раздался полный профессионального безразличия голос диктора:

– Пресс-секретарь комиссара Ллойда Барнса только что сделал заявление о том, что государственный преступник Эрик Кордон, приговоренный к тюремному заключению за насильственные акты в отношении граждан, переведен из Брайтфортской тюрьмы в терминальные корпуса в Лонг-Биче, что в штате Калифорния. На вопрос, означает ли это, что Кордон будет казнен, от представителя ПДР получены заверения, что такого решения пока не принималось. Однако хорошо информированные и независимые от ПДР источники открыто заявляют, что все эти события свидетельствуют о готовящейся казни Кордона, указывая, что из последних девятисот заключенных ПДР, в разное время переведенных в тюремные сооружения Лонг-Бича, без малого восемьсот были в конечном счете казнены. Вы слушали новости из…

Эрл Дзета судорожно надавил на выключатель своего нательного радио; выключив его, он изо всех сил сжал кулаки и зажмурил глаза, раскачиваясь взад-вперед.

– Скоты чертовы, – прошипел он сквозь зубы. – Они собрались его убить. – Глаза его широко раскрылись, а лицо исказила гримаса глубокой и сильной боли… Затем Дзета постепенно взял себя в руки; мучения его, казалось, смягчились. Но не ушли совсем; бочкообразное тело толстяка было все так же напряжено, когда он пристально посмотрел на Ника.

– Ты Низший Человек, – вымолвил Ник.

– Ты уже десять лет меня знаешь, – прохрипел Дзета. Достав из кармана красный носовой платок, он тщательно вытер лоб. Руки его тряслись. – Слушай, Эпплтон, – сказал толстяк, отчаянно стараясь придать своему голосу естественность. Естественность и спокойствие. Но он никак не мог унять незаметную для глаза внутреннюю дрожь. И Ник чувствовал эту дрожь, знал, что никуда она не делась – как бы объятый страхом Дзета ее ни скрывал. – Эти гады и до меня хотят добраться. Если они казнят Кордона, то потом обязательно пойдут дальше и выметут нас всех, даже мелюзгу вроде меня. И мы отправимся в лагеря – в эти вшивые и вонючие лагеря для интернированных – на Луну. Слышал про них? Вот туда-то мы и отправимся. Мы – Низшие Люди. А не «ты».

– Я слышал про эти лагеря, – сказал Ник.

– Думаешь меня выдать?

– Нет. – Ник покачал головой.

– Они все равно до меня доберутся, – с горечью проговорил Дзета. – ПДР годами составляло списки. Списки в милю длиной, даже на микрокассетах. У них и компьютеры, и филеры. Каждый может оказаться филером. Любой твой знакомый, любой, с кем ты когда-то общался. Вот что, Эпплтон. Смерть Кордона будет означать, что мы боремся не просто за политическое равенство, а за само наше физическое существование. Понимаешь, Эпплтон? Возможно, я тебе не слишком по вкусу – да, черт возьми, мы не очень-то друг с другом ладим… Но неужели ты хочешь, чтобы меня прикончили?

– А что я могу сделать? – спросил Ник. – Не могу же я остановить ПДР.

Дзета выпрямился. Его коренастая туша словно окоченела от мучительного отчаяния.

– Ты мог бы умереть вместе с нами, – выговорил он.

– Ладно, – отозвался Ник.

– Ладно? – Дзета уставился на него, ничего не понимая. – Что ты этим хочешь сказать?

– Я сделаю все, что могу, – ответил Ник. От сказанного у него перехватило дыхание. Теперь все было кончено: у Бобби не оставалось никакой надежды на перемену участи, и династии нарезчиков протектора суждено было продолжаться и дальше.

«Лучше мне было выждать, – подумал он. – Как-то уж слишком легко все получилось. Я сам такого не ожидал и до сих пор толком ничего не понимаю. Наверное, все из-за того, что Бобби провалился. Но все-таки вот я здесь, вот я сказал это Дзете. Дело сделано».

– Давай зайдем ко мне в кабинет, – хрипло выговорил Дзета. – Откупорим бутылочку пива.

– У тебя есть спиртное? – Такого Ник и вообразить себе не мог; наказание за распитие спиртного было слишком сурово.

– Мы выпьем за Эрика Кордона, – сказал Дзета, и они пошли.

Глава 6

– Никогда раньше не пил алкоголя, – сказал Ник, когда они уселись за стол друг напротив друга. Он испытывал поразительно странное чувство. – В газетах все время пишут, что от спиртного люди теряют разум, подвергаются полной личностной деградации, поражается их мозг. Да и вообще…

– Пугают, только и всего, – перебил Дзета. – Впрочем, поначалу тебе и впрямь торопиться не следует. Пей не спеша; пусть оно там уляжется.

– А какое наказание полагается за распитие спиртного? – спросил Ник. Неожиданно для себя он обнаружил, что ему стало трудно выговаривать слова.

– Год. Причем окончательно, без надежды на досрочное освобождение.

– И игра стоит свеч? – Комната вокруг Ника вдруг стала казаться какой-то нереальной; она словно лишилась своей обыденной вещественности. – Разве от спиртного не формируется привыкание? В газетах пишут, что, раз попробовав, человек уже никогда…

– Да пей ты пиво, – оборвал его Дзета. Сам он охотно отхлебывал из бокала, успешно его опорожняя.

– А знаешь, – пробормотал Ник, – что скажет Клео насчет того, что я выпил?

– Жены все такие.

– Не уверен. Это она такая. А другие, может, не такие.

– Да нет. Все они такие.

– А почему?

– А потому, – ответил Дзета, – что муж для них – только добытчик денег. – Он рыгнул, скроил гримасу и откинулся на спинку вращающегося стула, зажав в здоровенной лапище бутылку пива. – Для них… Вот, смотри. Скажем, есть у тебя кое-какая машина – хитрый такой механизм, который приносит тебе кучу попсов, если только работает как следует. А теперь предположим, что этот механизм вдруг взял да…

– Что, жены и правда так к мужьям относятся?

– Точно. – Дзета сначала рыгнул, потом кивнул и передал Нику бутылку пива.

– Но так же не по-людски, – возмутился Ник.

– Опять в точку. Клянусь твоим натруженным горбом – так оно и есть.

– По-моему, Клео беспокоится за меня потому, что ее отец умер, когда она была еще совсем маленькой. Она боится, что все мужчины… – Ник стал искать нужное слово, но так и не смог его найти. Мысли его сделались сбивчивыми и туманными. Раньше он никогда ничего подобного не испытывал, и это его испугало.

– Да не бери в голову, – утешил его Дзета.

– По-моему, Клео какая-то пресная, – пробормотал Ник.

– Пресная? Что значит «пресная»?

– Ну, пустая, что ли. – Он махнул рукой. – Или, скажем так, пассивная.

– Женщины и должны быть пассивными.

– Но ведь это служит помехой… – Споткнувшись на последнем слове, Ник понял, что краснеет от смущения. – Это служит помехой их взрослению.

Дзета наклонился к нему поближе.

– Знаешь, почему ты все это говоришь? Потому что боишься, что она тебя не одобрит. Ты говоришь, что она «пассивна», но ведь сейчас-то тебе от нее именно это и требуется. Ты хочешь, чтобы она пошла еще дальше – чтобы она одобрила твои действия. Но зачем вообще ей рассказывать? Почему она должна об этом знать?

– Я всегда ей все рассказываю.

– Да зачем? – громогласно вопросил Дзета.

– Ну, мне кажется, я обязан так поступать, – ответил Ник.

– Когда допьем пиво, – сказал Дзета, – мы с тобой кое-куда смотаемся. Не скажу куда. Просто в одно место. Где, если повезет, подберем кое-какой материал.

– Ты имеешь в виду литературу от Низших Людей? – спросил Ник, чувствуя в груди холодок. Он понял, что его втягивают в опасное предприятие. – У меня уже есть брошюра, которую один мой знакомый считает… – Он умолк, не сумев выстроить фразу. – И вообще, я не собираюсь рисковать.

– Ты уже рискуешь.

– И этого достаточно, – сказал Ник. – Вполне. Довольно и того, что мы тут сидим, пьем пиво и ведем такие вот разговоры.

– Только один разговор чего-то значит, – заявил Дзета. – Тот, который ведет Эрик Кордон. Настоящий материал. Не те фальшивки, что передают с рук на руки на улице, а то, что он на самом деле говорит. Вся суть. Я тебе ничего говорить не стану. Хочу, чтобы он сам тебе это сказал. Через одну из своих брошюр. И я знаю, где мы сможем ее подобрать. – Он встал из-за стола. – Я тебе не о «речах Эрика Кордона» говорю. Я говорю о подлинных словах Эрика Кордона. О его притчах и предостережениях, о планах, известных только настоящим членам мира свободных людей. Низшим Людям в высоком смысле, единственно подлинном.

– Я не хотел бы делать ничего, что не одобрила бы Клео, – сказал Ник. – Муж и жена должны быть честны друг с другом. А если я этим займусь…

– Если она не одобрит, найди себе другую жену – которая одобрит.

– Ты серьезно? – спросил Ник. В голове у него уже стоял такой туман, что он не мог разобрать, шутит Дзета или нет. Или, быть может, Ник просто не так его понял? – Ты хочешь сказать, что это могло бы разрушить наш брак?

– Это уже разрушило множество браков. Так или иначе, разве ты так уж с ней счастлив? Сам же сказал, что она «пресная». Это твои слова. Ты их сказал, а не я.

– Это все от спиртного, – пробормотал Ник.

– Конечно, от спиртного. Но ведь in vino veritas. – Дзета ухмыльнулся, показывая коричневатые зубы. – Так на латыни. А значит это…

– Знаю я, что это значит, – перебил Ник.

Теперь он почувствовал злобу, но не мог понять к кому. К Дзете? «Нет, – подумал он. – К Клео. Я хорошо знаю, как бы она к этому отнеслась: “Нас отправят в лагерь для интернированных на Луне – в один из этих ужасных исправительно-трудовых лагерей”».

– А что важнее? – спросил он у Дзеты. – Ведь и ты женат. У тебя жена и двое детей. Чувствуешь ты ответствен… – Язык снова отказался ему повиноваться. – Чему ты больше предан? Семье? Или политической деятельности?

– Людям в целом, – ответил Дзета. Запрокинув голову, он поднес ко рту бутылку и допил остатки пива. Затем резко, со стуком, поставил бутылку на стол. – Давай-ка двигаться, – сказал он Нику. – Знаешь, как в Библии: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».

– Свободными? – переспросил Ник, тоже вставая, причем не без труда. – Вот уж свободными брошюры Кордона вряд ли нас сделают. Какой-нибудь легавый разузнает наши имена, выяснит, что мы покупаем кордонитскую литературу, и тогда…

– Если без конца оглядываться на легавых, – съязвил Дзета, – зачем тогда вообще жить? Я видел сотни людей, которые покупают и продают брошюры, иногда на тысячи попсов за один заход, и… – тут он сделал паузу, – да, порой сыщики действительно до них докапываются. Или какой-нибудь легавый заприметит тебя, когда ты передаешь пару-другую попсов торговцу. А дальше, как ты говоришь, следует тюрьма на Луне. Но ты должен идти на риск. Жизнь сама по себе уже риск. Ты спрашиваешь себя: «Стоит ли игра свеч?» И отвечаешь: «Да, стоит». Стоит, будь она проклята. – Надев плащ, Дзета открыл дверь конторы и вышел на солнце.

Видя, что толстяк не оглядывается, Ник после довольно долгого колебания последовал за ним. Догнал он его уже у припаркованного скиба Дзеты.

– По-моему, тебе пора начать присматривать себе другую жену, – заметил Дзета. Открыв дверцу скиба, он протиснул свою тушу к рычагу управления. Ник, тоже забравшись внутрь, захлопнул дверцу со своей стороны. Дзета ухмыльнулся, поднимая скиб в утреннее небо.

– Тебя это, во всяком случае, не касается, – проворчал Ник.

Сосредоточенный на управлении скибом, Дзета не ответил. Затем, повернувшись к Нику, он заявил:

– Сейчас я могу вести как угодно – мы пустые. А вот на обратном пути мы будем с грузом, и не дело, если какой-нибудь офидант ПДР опустит нас за неправильный поворот или превышение скорости. Верно?

– Верно, – согласился Ник и вдруг почувствовал хватку леденящего страха. Путь, которым они следовали, уже сделался неизбежным; теперь с него было не сойти. «А почему? – спросил он себя. – Я твердо знаю, что должен довести это дело до конца, но почему? Может, я просто хочу показать, что не боюсь, что какой-то филер нас выследит? Или показать, что я не под каблуком у жены? Причин может быть множество, и все дурацкие, – подумал Ник. – А главная – что я пью алкоголь. Самое опасное вещество – после разве что синильной кислоты, – какое только можно усвоить. Ладно, – решил он, – будь что будет».

– Чудный денек, – сказал Дзета. – Голубое небо. Ни облачка, за которым кое-кто может спрятаться.

Довольный собой, он резко взял вверх. А Ник молча съежился в кресле и просто сидел как мешок, пока скиб плавно мчал вперед.

Остановившись у телефона-автомата, Дзета позвонил. Весь разговор состоял из нескольких маловразумительных фраз.

– У него есть? – спросил Дзета. – А он там? Ладно. Ну, порядок. Ага, спасибо. Пока. – Он повесил трубку. – Не по душе мне эти игры, – сказал он. – Когда приходится звонить по телефону. Весь расчет только на то, что за день бывает столько телефонных звонков, что все им просто не зафиксировать.

– А как же закон Паркинсона? – поинтересовался Ник, пытаясь спрятать свой страх за ложной бравадой. – «Если что-то может случиться…»

Забираясь обратно в скиб, Дзета ответил:

– Этого еще не случилось.

– Но в конечном итоге…

– В конечном итоге, – резонно заметил Дзета, – всем нам будут кранты.

Он запустил мотор скиба, и они опять круто взмыли вверх. Вскоре машина оказалась над обширными жилыми районами города. Дзета нахмурился и стал напряженно вглядываться вниз.

– Все эти чертовы коробки похожи, как близнецы, – пробормотал он. – С воздуха хрен различишь. Но это и хорошо; этот парень запрятался в самую гущу десяти миллионов верных прислужников Уиллиса Грэма, Аномалов, Новых Людей и всей этой шатии-братии. – Скиб резко спикировал. – Ага, вот сюда, – сказал Дзета. – Знаешь, а это пивко меня зацепило. Классно зацепило. – Он ухмыльнулся Нику. – А ты сейчас на чучело совы похож. По-моему, твоя голова вот-вот полный оборот сделает. – Толстяк захохотал.

Они опустились на крышу, на посадочную площадку.

Кряхтя, Дзета выбрался из скиба. Ник выбрался тоже, и они направились к лифту. Понизив голос, Дзета сказал:

– Если нас остановят офиданты и спросят, что мы здесь делаем, мы скажем, что хотим отдать одному приятелю ключи от скиба. Скажем, когда ставили на прикол его скиб, забыли отдать ключи.

– Но это же ерунда, – возразил Ник.

– Почему ерунда?

– Потому что будь у нас ключи от его скиба, он не смог бы сюда вернуться.

– Ладно. Тогда мы скажем, что это дубликат ключей, который он попросил нас заказать для него – вернее, для его жены.

На пятидесятом этаже лифт остановился. Так никого по пути и не встретив, они прошли по устланному коврами коридору. Потом Дзета резко остановился, быстро огляделся по сторонам и постучал в дверь.

Дверь отворилась. За ней стояла девушка – невысокая и черноволосая, с каким-то странным, хулиганистым обаянием. Вздернутый носик, чувственные губы, элегантный овал лица. От нее веяло какой-то женской магией; Ник сразу же это уловил. «Вот это улыбка, – подумал он. – Прямо вспыхивает. Освещает все ее лицо, наполняя его жизнью».

Дзета, похоже, девушке не слишком обрадовался.

– А где Дэнни? – негромко, но внятно спросил он.

– Заходите. – Она распахнула дверь. – Он скоро будет.

Несколько обеспокоенный, Дзета вошел, жестом предложив Нику следовать за ним. Он не стал представлять Ника с девушкой друг другу, а вместо этого прямо через гостиную прошел в ванную комнату, а оттуда – в отгороженную от гостиной кухню, крадясь при этом, как большая кошка.

– Здесь все чисто? – вдруг спросил он.

– Да, – кивнула девушка. Затем она снизу вверх посмотрела на Ника. – Я тебя раньше не видела.

– Нет, что-то здесь нечисто, – сказал Дзета. Стоя рядом с мусоропроводом, он сунул туда руку и стал там шарить. А затем вынул оттуда пакет, очевидно закрепленный где-то в трубе. – Ну и лопухи вы, ребята.

– Я и не знала, что он там, – резко и твердо ответила девушка. – Все равно. Он был закреплен так, что если б какие-нибудь ищейки сюда и ворвались, мы бы легко сбросили его вниз. Никаких улик бы не осталось.

– А они перекрыли бы мусоропровод, – заметил Дзета. – И поймали бы пакет где-нибудь на втором этаже – прежде чем он угодил бы в печь.

– Меня зовут Чарли, – представилась Нику девушка.

– Девушка по имени Чарли? – удивился он.

– Шарлотта. – Она протянула ему руку. – А знаешь, я, кажется, догадалась, кто ты такой. Ты нарезчик протекторов у Дзеты в мастерской.

– Да, – кивнул Ник.

– И тебе нужна подлинная брошюра? А платить за нее будешь ты или Дзета? В кредит Дэнни больше отпускать не намерен – ему позарез нужны попсы.

– Заплачу я, – сказал Дзета. – По крайней мере, на этот раз.

– Так всегда бывает, – заметила Чарли. – Первая брошюра бесплатно; вторая – пять попсов; следующая – десять. А потом…

Тут дверь квартиры открылась. Все замерли, затаив дыхание.

За дверью стоял симпатичный парень – представительный, хорошо одетый, со светлыми вьющимися волосами и большими глазами. Однако, несмотря на всю его привлекательность, лицо его было слишком уж напряжено, отчего приобретало неприятный налет жестокости. Парень быстро окинул взглядом Дзету, затем Ника – все за несколько безмолвных мгновений. Потом он захлопнул за собой дверь. Заперев ее на засов, он прошел через комнату к окну, выглянул наружу, постоял там, грызя ноготь большого пальца. От него исходила какая-то зловещая аура – казалось, вот-вот произойдет что-то жуткое. К примеру – рухнет весь мир. «Пожалуй, – подумал Ник, – он даже сам собирается что-то такое выкинуть. Скажем, всех нас тут поубивать». От парня так и веяло силой – но какой-то подгнившей, болезненной. Столь же перезревшей, как его слишком большие и темные глаза и вьющиеся волосы. «Дионис из сточных канав этого города, – подумал Ник. – Вот, значит, каков он, этот торговец. Тот, от кого мы получим подлинные тексты».

– Я заметил на крыше твой скиб, – сказал парень Дзете, словно сообщая об обнаружении следов какого-то страшного злодейства. – А это что за фрукт?

– Один мой знакомый, – ответил Дзета. – Хочет кое-что у тебя, Дэнни, купить.

– Да? В самом деле? – Дэнни подошел к Нику и стал пристально его разглядывать. Изучил его одежду, лицо…

«Он выносит мне приговор», – понял Ник. Происходил какой-то жуткий поединок, суть которого была ему совершенно неясна.

Внезапно большие, выпученные глаза Дэнни метнулись в сторону. Он уставился на диван – на завернутую в бумагу брошюру.

– Я ее из мусоропровода вытащил, – пояснил Дзета.

– Ну ты, сучка, – обращаясь к девушке, процедил Дэнни. – Я же предупреждал, чтобы здесь все было чисто. Сечешь?

Он свирепо на нее воззрился. Чарли тоже взглянула на него снизу вверх; она встревоженно приоткрыла рот и широко распахнула глаза. Резко развернувшись, Дэнни взял брошюру, сорвал с нее обертку и пролистал страницы.

– Ты ее от Фреда получила, – сказал он. – А сколько отдала? Десять попсов? Двенадцать?

– Двенадцать, – ответила Чарли. – Ты псих. Прекрати держаться так, словно один из нас стукач. Вечно тебе стукачи мерещатся…

– Как тебя зовут? – спросил Дэнни у Ника.

– Не говори ему, – сказала Чарли.

Дэнни повернулся и занес руку. Девушка спокойно наблюдала за ним, на ее лице читалась твердая решимость.

– Ну, валяй, – проговорила она. – Ударь меня, и я пну тебя туда, где у тебя до конца дней не заживет.

– Это мой работник, – сказал Дзета.

– Ну да, – едко произнес Дэнни. – И ты его с детства знаешь. Скажи еще, что он твой брат.

– Я правду говорю, – ответил Дзета.

– Чем ты занимаешься? – спросил Дэнни у Ника.

– Нарезаю протекторы, – ответил Ник.

Дэнни заулыбался. Повадки изменились, словно все проблемы разом исчезли.

– В самом деле? – спросил он и рассмеялся. – Ах, какая работа! Какое призвание! И ты, конечно, унаследовал его от отца?

– Да, – признался Ник и ощутил жгучую ненависть. Все, что он смог сделать, это спрятать ее. А Ник хотел ее спрятать. Он чувствовал, что побаивается Дэнни – оттого, быть может, что в комнате он был не один и страх каким-то образом ему передался.

Дэнни протянул ему руку:

– Ладно, нарезчик протектора. Хочешь, значит, купить брошюру за пятак-гривенник? У меня есть всякие. – Сунув руку под свою кожаную куртку, он вытащил оттуда пачку брошюр. – Вот именно то, что надо, – сказал парень. – Все подлинные. Я лично знаю приятеля, который их печатает. И там, в типографии, я своими глазами видел настоящую рукопись Кордона.

– Раз уж плачу я, – вмешался Дзета, – то пусть лучше будет за пятак.

– Я предлагаю взять «Этические принципы Настоящего Человека», – сказала Чарли.

– Да-а? – язвительно протянул Дэнни, не спуская с девушки пристального взгляда.

Как и раньше, она смело смотрела ему в глаза, и Ник подумал: «А ведь она ему не уступит. Если потребуется, даст достойный отпор. Но зачем ей все это нужно? – спросил он себя. – Стоит ли вообще иметь дело с таким психопатом? А ведь он психопат. Просто бешеный. В любую секунду способен выкинуть все, что угодно. У него амфетаминный склад характера. Вполне вероятно, он принимает большие дозы какого-то амфетамина – орально или инъекциями. И очень даже возможно, что по роду своего занятия он просто вынужден так поступать».

– Я возьму ту брошюру, – сказал Ник. – Ту, что она предложила.

– Вот она тебя и окрутила, – заметил Дэнни. – Вечно всех окручивает. Ни одного мужика не пропускает. – Потом он добавил: – Она же просто дура. Тупая, ничтожная тварь.

– Педераст, – бросила Чарли.

– От лесбиянки слышу, – отозвался Дэнни.

Дзета достал бумажку в пять попсов и отдал ее Дэнни. Ему явно не терпелось завершить сделку и уйти.

– Что, не по вкусу я тебе? – вдруг спросил Дэнни у Ника.

– Да нет, – осторожно ответил Ник.

– Некоторым я очень не по вкусу, – заявил Дэнни.

– Это уж точно, – заметила Чарли. Протянув руку, она взяла у него пачку брошюр, отыскала нужную и отдала ее Нику, сияя при этом своей чарующей улыбкой.

«Ей лет шестнадцать, – подумал Ник, – никак не больше. Оба они просто дети, играющие в игру жизни и смерти. Ненавидят друг друга и дерутся – но, скорее всего, держатся друг за друга, когда приходит беда. Под внешней враждой между этой девушкой и Дэнни, – догадался он, – скрывается глубокая привязанность. Так или иначе, но они заодно. Симбиотические отношения, – предположил Ник. – Не слишком презентабельные на вид, но все же неподдельные. Дионис из сточной канавы, – подумал он затем, – и прелестная, упрямая девчушка, то ли способная, то ли всего лишь пытающаяся с ним совладать. Вполне вероятно, она его ненавидит, но бросить не может. Потому, наверное, что он привлекает ее физически и выглядит в ее глазах настоящим мужчиной. Потому что он еще упрямей ее, а она это уважает. Потому что сама она настолько упряма, что знает этому цену.

Но какому же человеку она принадлежит! Этот Дэнни словно подтаял, подобно перезревшему фрукту в слишком жарком климате; лицо какое-то растекшееся – и лишь блеск глаз оживляет его черты!»

«Мне следовало предполагать, – подумал Ник, – что продажа и распространение произведений Кордона будут выглядеть благородно, идеалистично. Все, однако, выходит по-другому. Занятие этого парня нелегально. Оно привлекает всех тех, кто более-менее непринужденно обращается со всякой нелегальщиной, а такие люди сами по себе представляют определенный тип. Предмет торговли их просто не интересует. Их интересует сам факт того, что товар нелегален, а значит – что люди заплатят за него большие, очень большие деньги».

– Ты уверена, что теперь здесь все чисто? – спросил Дэнни у девушки. – Я ведь, знаешь ли, здесь живу. Бываю по десять часов в день. И если здесь что-то найдут… – Он крадучись расхаживал по комнате, напоминая своими повадками какого-то зверя; его явно переполняла гнетущая подозрительность, подхлестываемая злобой.

Внезапно Дэнни взял в руки напольную лампу. Осмотрел ее, достал из кармана монету. Затем открутил три винта, и пластинка основания лампы упала ему на ладонь. А следом из полой рукоятки вывалились три свернутые в трубку брошюры.

Дэнни опять развернулся к стоявшей неподвижно девушке. Лицо ее было спокойно – внешне, по крайней мере. Впрочем, Ник заметил, как губы Чарли плотно сжались – словно она к чему-то готовилась.

Резко замахнувшись, Дэнни ее ударил – метил в глаз, но промазал. Чарли сумела увернуться, хотя и не совсем удачно – удар пришелся ей в голову над ухом. И тут девушка с поразительным проворством ухватила Дэнни за вытянутую руку и, резко рванув к себе его кисть, впилась в нее зубами – глубоко, в самое мясо. Испустив дикий вопль, Дэнни принялся молотить ее свободной рукой, пытаясь вырвать свою кисть из зубов Чарли.

– Да помогите же! – крикнул он Дзете и Нику.

Ник, понятия не имея, что ему делать, подскочил к девушке и, как бы помимо собственной воли, принялся уговаривать ее отпустить Дэнни, втолковывать, что она может прокусить нерв и тогда рука останется парализованной. Дзета действовал решительней. Он просто схватил Чарли за подбородок, надавил своими толстыми пальцами на суставы и заставил ее разомкнуть челюсти. Дэнни, мигом выдернув руку, стал рассматривать укушенное место. Поначалу он выглядел огорошенным, но скоро, очень скоро лицо его снова запылало яростью. Причем на сей раз яростью прямо-таки убийственной. Глаза его выпучились так, что казалось, того гляди, выпрыгнут из глазниц. Подобрав с пола лампу, он занес ее над головой Чарли.

Тяжело дыша, Дзета его схватил. Взяв парня в могучий захват, он, задыхаясь от усилия, крикнул Нику:

– Забери ее отсюда. Увези ее куда-нибудь, где он ее не сыщет. Ты что, не видишь? Он же алкоголик. Они на все способны. Уходи!

В каком-то трансе Ник взял Чарли за руку и быстро вывел из квартиры.

– Можешь взять мой скиб, – с трудом выдохнул вслед ему Дзета.

– Ладно, – откликнулся Ник, ведя девушку вперед. Маленькая и легкая, она шла не сопротивляясь. Добравшись до лифта, он нажал на кнопку.

– До крыши лучше бегом, – заметила Чарли. Она выглядела совершенно спокойной, улыбаясь ему своей лучистой улыбкой, от которой так волшебно расцветало ее лицо.

– Боишься его? – спросил Ник, когда они добежали до эскалатора и бросились вверх по нему, перепрыгивая через ступеньки. Он все еще держал девушку за руку, а она по-прежнему ухитрялась от него не отставать. Гибкая и воздушная, она обладала какой-то чисто звериной стремительностью и в то же время сверхъестественной плавностью движений. «Совсем как лань», – на бегу подумал Ник.

Далеко внизу на эскалатор ворвался Дэнни.

– Стойте! – завопил он дрожащим от возбуждения голосом. – Мне надо в больницу, чтобы там осмотрели укус. Довезите меня до больницы.

– Он всегда так говорит, – невозмутимо объяснила Чарли, равнодушно воспринимая жалобный вой парня. – Не обращай внимания. Будем надеяться, он нас не догонит.

– Он что, часто так с тобой поступает? – задыхаясь, спросил Ник. Они уже добрались до посадочной площадки на крыше и пустились бежать к припаркованному там скибу Дзеты.

– Он знает, чем я на это отвечу, – сказала Чарли. – Ты видел, что я сделала? Я его укусила, а он терпеть не может, когда его кусают. Тебя никогда не кусал взрослый человек? Ты никогда не задумывался, какие при этом бывают ощущения? А я и еще кое-что умею. Например, встаю спиной к стене и упираюсь в нее разведенными руками. Плотно к ней прилипаю. А потом пинаю – сразу обеими ногами. Когда-нибудь я обязательно тебе это продемонстрирую. Только запомни: никогда не трогай меня, если я не хочу, чтобы меня трогали. Никому не удастся сделать это и просто так уйти.

Ник помог ей забраться в скиб. Потом обежал его кругом и скользнул к рычагу управления со стороны водителя. Едва он запустил мотор, как на выходе с эскалатора появился запыхавшийся Дэнни. Увидев своего приятеля, Чарли захохотала от восторга. Заливаясь девчоночьим смехом, она закрывала обеими руками рот и раскачивалась из стороны в сторону; глаза ее сияли.

– Ох ты, боже мой, – выдохнула девушка. – Как он взбешен! И ничего не может поделать. Ну, вперед.

Нажав на силовую кнопку, Ник снялся с места. Их скиб, хоть и старенький, неказистый на вид, имел модифицированный мотор, который Дзета собрал своими руками. Толстяк любовно усовершенствовал чуть ли не каждую движущуюся детальку. Так что Дэнни их нипочем было не догнать. Если только он тоже не модифицировал свой скиб.

– Ты что-нибудь знаешь про его скиб? – спросил Ник у Чарли, которая сидела, аккуратно приглаживая волосы и приводя себя в порядок. – Он там, случайно, не сделал…

– Дэнни не способен заниматься ничем, что требует ручного труда. Очень уж руки пачкать не любит. Но у него «Шеллингберг-восемь», с мотором Б-три. Так что летать он может очень быстро. Порой, когда нет особого движения – например, поздно ночью, – он до всех пятидесяти разгоняется.