Текст книги "Мик Джаггер"

Глава 2
Малой в кардигане

Майк Джаггер наглядно доказывал, что их безымянная группа осознанно направляется в никуда. Он решительно отказывался играть на гитаре – без этого шикарного, облагораживающего реквизита он торчал на сцене перед остальными неполный и голый, будто забыл надеть штаны. Вокал его, изливавшийся меж этих выдающихся губ с суетливого языка, тоже практически извращал норму. Обычно белые британские вокалисты пели джаз и блюз резкими, прокуренными голосами, списанными – без особого успеха – с Луи «Сачмо» Армстронга. Майков голос, выше и пронзительнее, был позаимствован у эклектичного состава; то была смесь всех акцентов Юга, какие он только слыхал, белых и черных равно, и феминности в нем было не меньше, чем маскулинности; Скарлетт О’Хара и немножко Мамушка из «Унесенных ветром», Бланш Дюбуа из «Трамвая „Желание“» пополам с Блайнд Лемоном Джефферсоном или Сонни Боем Уильямсоном[42]42
  Сонни Бой Уильямсон (Джон Ли Кёртис Уильямсон, 1914–1948) – американский блюзовый певец и губной гармонист.


[Закрыть].

Поскольку его не обременяла гитара – а зачастую и микрофон, – требовалось придумать, чем бы заняться, пока поёшь. Но то, чем он занимался, потрясало троих друзей, привычных к его невозмутимой уклончивости в школе. Традиционно блюзовые вокалисты стояли, а чаще сидели, застыв в мученическом трансе, для усиления звукового самобичевания зажав одно ухо. Но когда блюз пел Майк, его разболтанное спортивное тело на каждом слове отвергало меланхолическую инерцию музыки: он шаркал в своих мокасинах туда-сюда, вертел бедрами, размахивал руками и эйфорически тряс косматой башкой. Как и в вокале его, в этом был элемент пародии и самопародии, но в глубине звенела бесконечная убежденность. Эту метаморфозу точнее всего описывает песня из его раннего репертуара, «Boogie Chillen» Джона Ли Хукера: «The blues is in him… and it’s got to come out»[43]43
  Зд.: «В нем живет блюз… и он рвется наружу» (англ.). Джон Ли Хукер (1917–2001) – американский блюзмен, певец и гитарист; песню «Boogie Chillen» (искаж. «Дети буги») он записал в 1948 г.


[Закрыть].

Перед несуществующими концертами репетировали в основном до́ма у Дика Тейлора в Бекслихите или у Алана Эзерингтона, по соседству от Джаггеров. У Алана был «филипсовский» катушечный магнитофон «Джойстик» (названный так из-за регулятора громкости, напоминавшего самолетный штурвал), и на нем четверка записывала, а затем прослушивала свои первые опыты. Кроме того, в доме Эзерингтона имелась великая роскошь – радиола «Грюндиг», кабинетный радиоприемник плюс проигрыватель с объемным звучанием, первое стерео. У Дика и Боба Бекуиза не было электрогитар на заказ – только акустические, с прикрученными к декам металлическими звукоснимателями. Бекуиз, который играл получше, подключал гитару к радиоле, и звук получался раз в тридцать громче.

Если погода позволяла, они репетировали в саду у Дика, и будущий повелитель гигантских открытых пространств и толп, уходящих за горизонт, взирал на скученный пейзаж с креозотными деревянными заборами, бельевыми веревками и садовыми сараями. Мама Дика иногда бросала дела по дому и приходила посмотреть; она с самого начала сказала Майку, что в нем есть «что-то особенное». Сколь ни мала или случайна попадалась аудитория, он выкладывался по полной. «Если можно было выступить, я выступал, – вспоминает он. – Выкаблучивался… Падал на колени, катался по полу… Вообще был без тормозов. Прет от этого невероятно – даже перед двумя десятками людей выставиться круглым дураком».

Джо и Ева Джаггер не понимали ни блюза, ни преображения, которым блюз грозил их старшему сыну, но с радостью позволяли группе репетировать в «Ньюлендс» – у Майка в спальне или в саду. Ева считала, что поет он презабавно, и позднее вспоминала, что ее «аж скрючивало» от смеха, когда она слышала его голос за стенкой. Отец беспокоился только о том, как бы все это не помешало Майковым занятиям физкультурой. Как-то раз, когда Майк и Дик Тейлор шли куда-то на репетицию, Джо окликнул: «Майкл… тебе еще со штангой надо позаниматься». Майк послушно вернулся и полчаса тягал штанги и гантели в саду. В другой раз он явился на репетицию в расстройстве: упал с каната в саду и прикусил язык. А вдруг вокал пострадал навсегда? «Мы все ему сказали, что это без разницы, – вспоминает Дик Тейлор. – Но он и впрямь чуть-чуть пришепетывал, и пение потом выходило блюзовее».

Подбор репертуара – трудоемкий процесс. Обычно Майк и Дик притаскивали пластинки из Лондона, и все четверо снова и снова их слушали, пока Боб не выучивал все переходы, а Майк не запоминал слова. Они не ограничивали себя одним лишь блюзом – экспериментировали и с белыми рок– и поп-композициями, с Бадди Холли в том числе, у которого было с блюзом нечто общее. Одна из лучших записей, сохранившихся благодаря «Джойстику», – версия песни «La Bamba» шестнадцатилетнего автора-исполнителя Ритчи Вэленса, в феврале 1959 года погибшего в той же авиакатастрофе, что унесла жизнь Бадди Холли. Латиноамериканская абракадабра не поддавалась расшифровке, сколько ни слушай пластинку, и Майк просто сочинил другой текст.

Каталог «Джойстика» существенно расширился, едва они открыли для себя жесткий электрический блюз – Джона Ли Хукера, Лайтнин Хопкинса, Мемфиса Слима и Хаулин Вулфа[44]44
  Лайтнин Хопкинс (Lightnin’ Hopkins, Сэм Джон Хопкинс, 1912–1982) – техасский кантри-блюзовый певец и гитарист. Мемфис Слим (Джон Лен Четмен, 1915–1988) – американский блюзмен, пианист и певец. Хаулин Вулф (Howlin’ Wolf, Воющий Волк, Честер Артур Бёрнетт, 1910–1976) – американский блюзмен, певец, гитарист и губной гармонист.


[Закрыть]. Случилось и другое открытие, не меньшей значимости: большинство этих имен приводили к одному источнику – на чикагскую студию «Чесс». В 1940 году ее основали два польских иммигранта, братья Леонард и Фил Чессы, и начинала студия с джаза, но затем отдрейфовала к «расовой», как тогда это называлось, музыке – то есть музыке исключительно для чернокожих потребителей. Среди самых знаменательных ее первых приобретений – Маккинли Морганфилд, он же Мадди Уотерс, родившийся в 1913 году (в один год с Джо Джаггером) и за композиции вроде «Hoochie Coochie Man», «I Just Want to Make Love to You», а также за его фирменную «Rollin’ Stone» провозглашенный «отцом чикагского блюза». Его «At Newport 1960» – концертник с Ньюпортского джазового фестиваля 1960 года – стал первым альбомом, который купил Майк Джаггер.

В 1955 году «Чесс» подписала сентлуисца Чарльза Эдварда Андерсона (то есть Чака) Берри, автора-исполнителя и гитариста, сочетавшего сексуальность и нахальство ритм-энд-блюза с социальной проблематикой кантри-энд-вестерна, четкой дикцией черных исполнителей баллад вроде Ната Кинга Коула и Билли Экстайна[45]45
  Нат Кинг Коул (Натаниэл Адамс Коулз, 1919–1965) – американский певец и музыкант, джазовый пианист. Уильям Кларенс Экстайн (1914–1993) – американский певец, руководитель свинговых оркестров.


[Закрыть] и собственной лирической и инструментальной прытью. Вскоре Берри непринужденно преодолел барьер между «расовой» музыкой и белым рок-н-роллом, явив миру «Johnny B. Goode», «Sweet Little Sixteen» и «Memphis, Tennessee», ставшие его коронными гимнами. Задолго до того, как Майк впервые услышал Чака Берри, голос его уже отчасти обладал схожими свойствами.

После долгих и безуспешных поисков альбомов «Чесс» по всей Черинг-кросс-роуд Майк выяснил, что их можно заказывать по почте прямо из конторы чикагской студии. Тут был риск – нужна предоплата, и еще неизвестно, понравится ли ему то, что заказано, если оно вообще дойдет. Но после продолжительного ожидания в «Ньюлендс» стали приходить плоские коробки из коричневого картона с американскими марками. Некоторые конверты сильно пожевало доставкой, не вся музыка оправдывала ожидания. Но альбомы сами по себе были превосходным символом статуса. Он завел привычку таскать под мышкой три-четыре пластинки – модный аксессуар, ничем не хуже пиджака с золотой искрой и мокасин. Алан Доу, не пустивший его петь с «Дэнни Роджерсом и The Realms», однажды наблюдал, как Майк царственно вышагивает по школьной игровой площадке.

Летом 1961 года наступили экзамены повышенного уровня – английский и историю Майк сдал, а французский, как ни странно, провалил. Подумывал учительствовать, как отец (и дед), размышлял о журналистике и (не сообщая родителям) диск-жокействе на «Радио Люксембург». Как-то раз, листая газетку про поп-музыку, он нашел объявление лондонского музыкального продюсера Джо Мика[46]46
  Джо Мик (Роберт Джордж Мик, 1929–1967) – английский продюсер и автор песен, сотрудничал с группами The Tornados и The Honeycombs, а также Лонни Донеганом, Джоном Лейтоном, Майком Берри, Хайнцем Бёртом, Джином Винсентом, Майком Сарном и др. Впервые прибегнул к ряду техник звукозаписи, впоследствии применявшихся в музыкальной индустрии повсеместно. На фоне своей гомосексуальности (в Англии противозаконной), проблем с органами правопорядка и финансовых неурядиц сошел со сцены, впал в глубокую депрессию и паранойю, в конце концов убил свою домохозяйку и застрелился сам.


[Закрыть] – тот приглашал будущих диджеев присылать демозаписи. Объявление Майк вырезал и сохранил, но ничего не послал, – может, оно и к лучшему. Позже Джо Мик, сидя в своей лондонской квартирке, продюсировал классику британской поп-музыки, однако про него было известно, что он пытается соблазнить любого симпатичного юнца, попавшегося ему на глаза.

Майк Джаггер, отчасти вопреки ожиданиям, влился в те два процента британских школьных выпускников, что идут в университеты. Невзирая на конфликты из-за школьной формы, директор Каланча Хадсон решил, что Майк такой судьбы достоин, и в декабре 1960-го, задолго до экзаменов, написал характеристику, по возможности превознося его академические успехи. «У Джаггера в целом неплохой нрав, – говорилось, в частности, там, – хотя взрослел он довольно медленно. Сейчас в нем проявляется приятная черта – он упорен, если ум его чем-нибудь увлекается. Интересы его разнообразны. Он был членом нескольких школьных обществ и активен в спорте, является секретарем баскетбольного клуба, членом нашей крикетной команды и играет в регби за свой поток. Вне школы он интересуется туризмом, скалолазанием, греблей на байдарках и музыкой, участвует в работе местной исторической ассоциации… Развитие Джаггера целиком и полностью дозволяет мне рекомендовать его для поступления на учебу, и я надеюсь, что вы найдете возможность его принять».

Директор вовсе не приукрашивал, однако этого письма хватило. По результатам двух экзаменов повышенного уровня Майку предложили поступить в Лондонскую школу экономики и осенью 1961-го взять курс бакалавриата. Он согласился, хоть и без восторга. «Я хотел заниматься гуманитарными предметами, но считал, что должен заняться наукой, – рассказывал он. – Мне казалось, экономика – это где-то посредине».

В то время абитуриентам британских университетов не приходилось влезать в долги к государству, чтобы оплатить обучение, – они, по сути, автоматически получали гранты от органов местного управления образования. Совет графства Кент выделил Майку £350 ежегодно – во времена почти нулевой инфляции этого с головой хватало на три года обучения, особенно если он живет дома и каждый день поездом катается в крошечный студгородок ЛШЭ на Хафтон-стрит, возле Кингзуэй. Однако же в долгие каникулы между окончанием школы и началом занятий не помешало бы подзаработать. Его выбор любопытным образом проливает свет на якобы прожженного эгоиста: ясно, что по крайней мере до конца отрочества он был добр и альтруистичен, весь в отца.

В то лето он несколько недель проработал санитаром в местной психиатрической лечебнице. Не в Стоун-хаусе – это было бы слишком красиво, – а в больнице Бексли, не менее мрачной, громоздкой викторианской постройке, которую местные называли «Деревня на пустоши», поскольку до недавнего времени в интересах тотальной сегрегации на территории ее действовала полноценная ферма. Зарабатывал он £4,50 в неделю – неплохо по тем временам, хотя, конечно, он мог бы выбрать занятие полегче, и физически и эмоционально. Пациенты и сотрудники вспоминали, что он был неизменно заботлив и жизнерадостен. Сам он считал, что эта работа преподала ему бесценный урок человеческой психологии.

И в Бексли же, по его рассказам, он потерял невинность – с медсестрой, в тесном чулане, в краткую паузу между перевозкой каталок и разносом пищи; трудно вообразить обстановку, менее похожую на роскошные гостиничные номера будущего.

* * *

В 1961 году престиж Лондонской школы экономики лишь немногим уступал Оксфорду и Кембриджу. ЛШЭ основали Джордж Бернард Шоу и фабианцы Беатрис и Сидни Уэбб[47]47
  Сидни Джеймс Уэбб, 1-й барон Пассфилд (1859–1947) – британский экономист-социалист; Беатрис Уэбб (Марта Беатрис Уэбб, в девичестве Поттер, 1858–1943) – его жена, английский социолог и экономист-социалист. Оба участвовали в создании Фабианского общества (1884) – социалистической организации, которая пропагандировала развитие социализма через постепенные реформы и эволюцию, в противоположность революционным методам.


[Закрыть], школа была самостоятельным факультетом Лондонского университета, а среди преподавателей числились философ-пацифист Бертран Рассел и экономист Джон Мейнард Кейнс. В списке знаменитых выпускников – лейбористский канцлер казначейства Хью Долтон, журналист-полемист Бернард Левин[48]48
  Генри Бернард Левин (1928–2004) – английский журналист и писатель, с 1970 г. – постоянный колумнист «Таймс»; закончил ЛШЭ в 1952 г.


[Закрыть], только избранный президент Соединенных Штатов Джон Ф. Кеннеди и его брат (генеральный прокурор) Роберт.

Долгое время ЛШЭ оставалась самым политизированным британским вузом, в основном под крылом у правого крыла, хотя студенты и младшие преподаватели все больше радикализовались. До закипания этого котла молодежного недовольства оставалось еще полдесятилетия, но студенты ЛШЭ уже регулярно выходили на уличные протесты против расстрела в Шарпвилле (Южная Африка)[49]49
  Имеется в виду расстрел демонстрации чернокожих граждан ЮАР, протестовавших против политики апартеида, 21 марта 1960 г.: к полицейскому участку в Шарпвилле пришли, по разным оценкам, от пяти до семи тысяч человек, полицейские открыли огонь, в результате чего 69 человек погибли.


[Закрыть] и в поддержку кампании ядерного разоружения, инициированной их пожилым педагогом Бертраном Расселом. Однокашник Майка, будущий издатель и пэр Мэттью Эванс, поступил туда, сдав всего один экзамен повышенного уровня и скромную горстку экзаменов обычного, в том числе столярное дело. Что важнее, он принимал участие в знаменитом марше за ядерное разоружение возле атомного НИИ в Олдермастоне, Беркшир.

На том же бакалавриате учился Лоренс Айзексон, впоследствии весьма успешный ресторанный магнат, который язвил, что, умей он петь или на чем-нибудь играть, будущее его сложилось бы по-другому. Он родился в Ливерпуле, учился в Давдейлской начальной школе, как и Джон Леннон с Джорджем Харрисоном, а затем, как и Леннон, поступил в Куорри-Бэнксскую среднюю; теперь он сидел на лекциях рядом с другой будущей легендой рока. На экзаменах они оба собирались сдавать промышленность и торговлю. «Пропустив лекцию, Джаггер списывал у меня, а я у него, – говорит Айзексон. – Если правильно помню, он списывал чаще».

Как и Эванс, Айзексон вспоминает, что Джаггер был «явно очень умный» и вполне способен с легкостью прекрасно сдать экзамены. На лекциях он был молчалив, воспитан и говорил «как приличный мальчик среднего класса… Беда в том, что все это по-прежнему слишком походило на школу. Почитай преподавателей, никогда, разумеется, им не возражай. А аудитории такие маленькие, что ты всегда у них на виду. Помню, один орал: „Джаггер! Ну-ка сосредоточься, так ты вообще ничего не добьешься“».

С начала шестидесятых не прошло и двух лет, а Лондон уже семимильными шагами удалялся от душных и сонных пятидесятых, впрочем перемены только-только начинались. В окостеневшей викторианской столице надежды и волнение ощущались повсюду: в высоченных конторских зданиях и на бурлящих новых эстакадах, в наглых малолитражках, минивэнах и такси, в удлиняющихся шеренгах парковочных счетчиков, в новых винных барах, бистро и итальянских тратториях, в изысканной новой рекламе и брендах, в только что созданных или возрожденных глянцевых журналах – «Таун», «Куин», «Татлер»; надежды и волнение излучали юноши в модных узких брюках, полосатых рубашках и ботинках с квадратными носами и девушки в мужских шетландских свитерах с клиновидным вырезом, черных чулках, радикально коротких юбках и с многослойными бусами а-ля 1920-е.

Новаторство и эксперименты (тоже всего лишь amuse-bouche[50]50
  Закуска (фр.).


[Закрыть] на предстоящем пиру) цвели в новых театрах – в «Русалке» Бернарда Майлза и в Королевском театре Восточного Стратфорда Джоан Литтлвуд; в пьесах Арнольда Уэскера и Гарольда Пинтера; в потрясающих основы постановках, таких как «За гранью» Питера Кука, Дадли Мора, Алана Беннетта и Джонатана Миллера и «Оливер!» Лайонела Барта. Сорокалетние столичные интеллектуалы со своим аристократическим акцентом, прежние властители лондонских искусств и СМИ, казались теперь смехотворно устарелыми. О зарождающейся школе молодых провинциальных художников из нижних слоев – Дэвид Хокни из Йоркшира, Аллен Джонс из Эссекса, Питер Блейк из Дартфорда – говорили и писали столько, что с ними не могло тягаться славой никакое художественное направление со времен французских импрессионистов. Журнал «Вог», верховный судия в вопросах стиля и утонченности, перестал нанимать для съемок своих моделей светских львов в бабочках и позвал к себе нахального молодого ист-эндского кокни Дэвида Бейли.

И только в поп-музыке волнение, скорее, убывало. Подростковые восторги вокруг рок-н-ролла середины пятидесятых вспоминались теперь смутно и с некоторым даже смущением. Элвис Пресли на два года канул в американскую армию, а затем вернулся без бакенбард, но с репертуаром баллад и гимнов. Американскую музыкальную индустрию корежили скандалы с откатами и злоключения звезд. Бадди Холли и Эдди Кокрэн погибли; Литтл Ричард обрел Бога; Джерри Ли Льюис влип в историю – стал двоеженцем, женившись на тринадцатилетней двоюродной племяннице; Чака Берри признали виновным в аморальном поведении в отношении девочки-подростка. Новые молодежные идолы вернулись в эпоху эстрады – всякие Фрэнки и Бобби, отличавшиеся больше смазливостью, чем певческими талантами, и явно не способные расширить горизонты (или хотя бы расстегнуть ширинку). Искры творчества вспыхивали разве что в нью-йоркском Брилл-билдинге, где гнездились молодые белые сочинители, в основном поставлявшие материал для черных певцов и групп, и в чернокожей детройтской студии «Мотаун»[51]51
  «Мотаун» (Motown) – детройтская звукозаписывающая студия, основанная в 1959 г. Берри Горди-мл. и представлявшая широкой аудитории творчество афроамериканских поп-музыкантов.


[Закрыть]; «расовая» музыка умерла и похоронена – какие еще нужны доказательства?

Все рок-иконы, которые удавалось породить Великобритании, – Томми Стил, Адам Фейт, Клифф Ричард[52]52
  Адам Фейт (Теренс Нелэмс-Райт, 1940–2003) – британский эстрадный певец, подростковый идол, в конце 1950-х и начале 1960-х – главный соперник Клиффа Ричарда; впоследствии стал звездой телевидения, а к 1980-м переключился на финансовый консалтинг. Клифф Ричард (Гарри Роджер Уэбб, р. 1940) – британский поп-музыкант и певец, в конце 1950-х выступал с группой The Shadows и позиционировал себя как рок-н-ролльщика и бунтаря, но затем существенно смягчился.


[Закрыть] – чуяли, что долго это не продлится, и при первой же возможности переметывались в мейнстримный шоу-бизнес. Последним веянием стал «традиционный» джаз – гомогенизированная его версия; оркестры нацепляли псевдовикторианские котелки и сюртуки и играли мейнстримные мелодийки вроде «I Love You, Samantha» Коула Портера или даже «March of the Siamese Children» Роджерса и Хаммерстайна. Дикое рок-н-ролльное кружение юбок и драйв уступили место неторопливому перетаптыванию, которое предполагало минимальный телесный контакт между партнерами и обычно почтительно замирало во время соло на ударных.

Короче говоря, казалось, опасность миновала.

* * *

Не прошло и месяца с начала первого семестра в ЛШЭ, Майк снова встретился с Китом Ричардсом, и они возобновили беседу, одиннадцать лет назад прерванную на игровой площадке уэнтуортской началки.

Второй величайший рок-дуэт в истории мог бы и не сложиться, если бы Майк или Кит проснулся на пять минут позже, опоздал на автобус, задержался купить пачку сигарет или батончик «Марс». Встреча состоялась на станционной платформе в Дартфорде, где они оба ждали поезда: Майк сойдет на Черинг-кросс, Кит – четырьмя остановками раньше, в Сидкапе, где он учился теперь в художественном колледже.

С семи лет, после той дискуссии о ковбоях и гитарах, они мелькали друг у друга на орбитах, однако не дружили. Когда Джаггеры жили на Денвер-роуд, в центре Дартфорда, Кит обитал на Частиллиан-роуд, буквально на соседней улице. Их матери ненавязчиво приятельствовали и, встречаясь в городе, обменивались новостями. Но сами они после Уэнтуорта встречались лишь раз – однажды летом, перед дартфордской библиотекой: Майк в каникулы торговал мороженым, Кит его узнал, подошел и что-то купил. В тот раз беседа оказалась еще короче, хоть и была пророчески размечена мельканием вываленного языка.

Теперь они, восемнадцатилетние, ждали поезда на перроне в ежедневной толпе офисных рабов, и не бывало на свете более непохожих людей. Майк – типичный студент среднего класса: бежевый шерстяной кардиган, черно-желто-лиловый полосатый шарфик ЛШЭ. Кит – тоже, говоря формально, студент – старался походить на студента как можно меньше: потертые синие джинсы, короткая куртка, сиреневая рубашка. По меркам 1961 года, малоприятная помесь тедди-боя с битником.

Кит мигом узнал Майка по губам, Майк Кита – по костистому лицу и торчащим ушам, едва ли изменившимся со времен коротких штанишек. Так вышло, что у Майка с собой были два альбома, только что присланные чикагской студией «Чесс», – «The Best of Muddy Waters» и «Rockin’ at the Hops» Чака Берри. «Для меня, – вспоминал Кит, – то были сокровища капитана Моргана. Я подумал: „Я тебя знаю. А то, что у тебя под мышкой, хорошо бы украсть“».

Короче говоря, когда пришел поезд, они поехали вместе. Поезд грохотал кентскими пригородами, а они между тем обнаружили, что у них много и других общих идолов – целая толпа, почти такая же плотная, как та, что читала газеты и болталась на поручнях в вагоне: Сонни Бой Уильямсон… Джон Ли Хукер… Хаулин Вулф… Вилли Диксон… Джимми Рид… Джимми Уизерспун… Т-Боун Уокер… Литтл Уолтер…[53]53
  Уилли Диксон (Уильям Джеймс Диксон, 1915–1992) – американский блюзовый музыкант, певец и аранжировщик, наряду с Мадди Уотерсом – одна из самых влиятельных фигур чикагского блюза. Джимми Рид (Мэтис Джеймс Рид, 1925–1976) – американский блюзмен, гитарист, губной гармонист и автор песен, популяризатор электрического блюза. Джимми Уизерспун (1920–1997) – американский блюзовый вокалист. Т-Боун Уокер (T-Bone Walker, Аарон Тибо Уокер, 1910–1975) – американский блюзовый мультиинструменталист и певец, пионер электрического блюза. Литтл («Маленький») Уолтер (Мэрион Уолтер Джейкобз, 1930–1968) – американский блюзовый губной гармонист-новатор.


[Закрыть] Не скупившийся на мелодраму Кит позднее сравнивал этот эпизод с мрачнейшим блюзовым мифом, вспоминал Роберта Джонсона, что пришел на свидание к дьяволу и, подобно Фаусту, продал душу за умение ангельски играть: «Мы сидели в поезде, и это было… будто мы заключили сделку, сами того не зная, как Роберт». Поезд подошел к Сидкапу, а Кит так увлеченно переписывал номера с Майковых пластинок, что едва не пропустил остановку.

Не просто музыка жила в крови у Кита (где обречена была жестоко соперничать с другими, более сомнительными компонентами) – он сам был как будто из гитарной древесины. И снова Кент тут особо ни при чем. По материнской линии Кит происходит от французских гугенотов, протестантов, от преследований бежавших с католической родины и нашедших приют на Нормандских островах. Музыкой он обязан в основном деду по матери, Теодору Огастесу Дюпри, руководившему чередой полупрофессиональных оркестров и игравшему на многочисленных инструментах, в том числе на фортепиано, саксофоне, скрипке и гитаре. Одна из величайших радостей Китова детства – которых в целом было поменьше, чем у Майка Джаггера, – поездки с «дедой Гасом» в музыкальный магазин Айвора Майрантса[54]54
  Айвор Майрантс (1908–1998) – классический и джазовый гитарист и композитор; гитарный магазин «Ivor Mairants Musicentre» – первый магазин такого рода в Великобритании – открыл в 1958 г. вместе с женой Лили.


[Закрыть] в лондонском Вест-Энде, где прямо на месте изготавливали гитары на заказ. Иногда Кита пускали в мастерскую, где он наблюдал, как вытачиваются пленительные силуэты, и вдыхал ароматы свежераспиленного розового дерева, канифоли и лака – самые пьянящие, невзирая на жесткую конкуренцию, наркотики в его жизни.

Он был единственным ребенком, а родители его – прямой противоположностью родителям Майка. Отец Берт Ричардс, суровый интроверт, долгими сменами изнурительно вкалывал контролером на заводе по производству электроламп, и на то, чтобы быть авторитетом и ролевой моделью, как Джо Джаггер, у него не оставалось сил. Мать Дорис ни капли не походила на Еву Джаггер – она была жизнерадостная, здравомыслящая женщина, ужасно баловала сына, обожала музыку, и вкусы ее отличались эклектичностью – от Сары Вон[55]55
  Сара Лоис Вон (1924–1990) – американская джазовая певица.


[Закрыть] до Моцарта. Моя тарелки за сыном, она на полную громкость включала радио и звала его «послушать эту блюзовую ноту!».

Дорис не желала заставлять Кита ходить по струнке, никакие школьные санкции не помогали, и в результате умный восприимчивый мальчик считался неисправимым тупицей. К тринадцати годам его сочли в смысле учебы безнадежным и отправили в Дартфордскую техническую школу, – может, обучится там какому-нибудь полезному ремеслу. Школа располагалась в Уилмингтоне, и по утрам и вечерам дорожки Кита и Майка, ходившего в Дартфордскую среднюю, пересекались, хотя оба понятия о том не имели. В Дартфорской технической Кит ловил ворон и срывал уроки, и спустя два года его исключили, не выдав ни единого сертификата сантехника или каменщика.

Сидкапский художественный колледж – учебное заведение паршивее некуда. В ту эпоху даже в мельчайших английских городишках водился собственный колледж или школа искусств в псевдоготическом викторианском здании – привычный городской атрибут, вроде библиотеки или бассейна. Туда принимали любых школьных недоучек с минимальными художественными склонностями – то есть недотеп, которые недотягивали до университетских стандартов, но ленились найти работу. С пятидесятых в художественных школах находили к тому же приют юнцы, уверенно двигавшиеся в тупик по причине своей одержимости рок-н-роллом. Кит вступил в это нечаянное братство, куда на том или ином этапе входили Джон Леннон, Питер Таунсенд, Эрик Клэптон, Ронни Вуд, Рэй Дэвис, Сид Барретт и Дэвид Джонс, впоследствии известный как Боуи.

Будучи подростком из рабочей семьи, он сполна пережил первую волну рок-н-ролла, а не ждал, как буржуазный Майк, пока рок-н-ролл станет попристойнее. Его давным-давно подкосила общегосударственная гитарная лихорадка, занесенная Элвисом Пресли, – спасибо «деде Гасу» и умельцам у Айвора Майрантса. Первую гитару ему за семь фунтов купила любящая мама – из своей зарплаты в дартфордской пекарне. Петь он умел – он даже пел сопрано в сборном хоре на коронации, – но мечтал быть как Скотти Мор, соло-гитарист в трио, аккомпанирующем Элвису; легкие оживленные рокабилльные риффы Мора идеально ложились на сумрачную и опасную сексуальность Короля.

В Сидкапском художественном колледже художествами он особо не увлекался – разве что достиг практически гениальных высот в вандализме, – однако музыкальное образование поглощал жадно. Среди студентов сложилась тусовка преданных поклонников блюза – вела она себя, как водится, точно ячейка сопротивления в тылу оккупантов. Их вдохновитель Дик Тейлор недавно прибыл из Дартфордской средней, где участвовал в таком же подпольном движении вместе с Майком Джаггером. Как и Майка годом раньше, Дик посвятил Кита в блюз. В процессе он порой поминал, что играл в группе, но очень невнятно, и до Кита так и не дошло, что в группе этой был и его одноклассник из детства. Он мечтал присоединиться к группе, но, по словам Тейлора, «стеснялся попросить».

После случайного воссоединения в утреннем поезде Майк и Кит снова встретились в единственном клевом заведении Дартфорда, кофейне «Карусель», и вскоре стали регулярно тусоваться вместе. Кит притаскивал гитару, полуакустический «хофнер» с эфами, а Майк признался, что, невзирая на колледжский шарфик и аристократический акцент, поет блюз. Они сразу принялись музицировать, вкусы у них совпадали идеально – блюз и кое-какая поп-музыка, если хорошая, – а эмпатия доходила едва ли не до телепатии. «Мы слышали что-нибудь и тотчас переглядывались, – напишет Кит позже в своей автобиографии „Жизнь“. – Слушали пластинку и сразу: „Тут не то. Тут лажа. А вот тут по-настоящему“». Как и у двух других полных противоположностей, Джона Леннона и Пола Маккартни, познакомившихся в Ливерпуле четырьмя годами раньше, несовпадение характеров лишь укрепляло их дружбу. «[Майку] нравилась уравновешенность Кита, его упертость, его гитарная мания, – говорит Тейлор, – а Кита привлекал Майков интеллект и драматичность».

В безымянную блюзовую группу, которая продолжала ни шатко ни валко существовать, Майк привел бы Кита с дорогой душой. Но, кроме Тейлора, нужно было убедить еще двоих. Боб Бекуиз и Алан Эзерингтон тоже закончили среднюю школу, но жили дома, в той же безукоризненной среднеклассовой обстановке, что и Джаггеры. Кит стоял ниже их на социальной лестнице и не в том районе родился: он жил в муниципальном доме на решительно хулиганском Темпл-Хилле, на востоке Дартфорда, и терся среди самых сомнительных городских тедди. Впрочем, одной репетиции хватило, чтобы Бекуиз и Эзерингтон согласились, что Тейлор прав: приятель Майка «полный охламон… но охламон славный». Роли распределились так, чтобы на соло-гитаре играли Кит и Бекуиз по очереди.

Подлинным пропуском в их ряды стал для Кита Чак Берри. Берри сделал то, чего не удалось ни одному школьному педагогу или колледжскому лектору, – Берри заставил Кита внимательно слушать и усердно работать. Спортивные электрические риффы, которыми Берри украшал свой вокал, большинству его британских поклонников оставались темны. Однако Кит, снова и снова слушая пластинки, подобрал все до последней ноты и последнего аккорда в «Sweet Little Sixteen», «Memphis, Tennessee» и даже сложное вступление и соло «Johnny B. Goode», где Берри как-то умудряется в одиночку изображать двух соло-гитаристов, что пытаются перещеголять друг друга. Если голос Майка кого и напоминал, то Берри, слегка; а в этой аутентичной инструментальной обстановке он практически превратился в Чака.

С появлением Кита группа наконец обзавелась именем – Little Boy Blue and the Blue Boys. У Кита внутри гитары значилось название «Blue Boy», а «Little Boy Blue» – псевдоним блюзового гиганта Сонни Боя Уильямсона. Был также намек на двусмысленное хи-хи («Little Boy Blue, come blow up your horn»[56]56
  Зд.: «Маленький грустный мальчик, иди подуди в рожок» (англ.), цитата из английского детского народного стишка.


[Закрыть]) и иронический кивок на «Мальчика в голубом» XVIII века, портрет юного ангелочка в небесном атласе кисти Томаса Гейнсборо. Иными словами, хуже название сложно было придумать.

Вне группы Кита приняли отнюдь не все друзья Майка. Алан Эзерингтон вспоминает, что в широком кругу выпускников Дартфордской средней бывали вечеринки, куда Майкова друга тедди-боя подчеркнуто не приглашали. Майк расстраивался – тем самым являя друзьям по группе отзывчивую, заботливую натуру, какой они прежде в нем не подозревали. Он опекал Кита – который был отнюдь не так крут, как прикидывался, и во многом довольно чувствителен и раним, – а тот в свою очередь был ему предан почти по-собачьи.

Майк же без проблем вписался в обстановку, где обитал Кит. Уютный неряшливый муниципальный дом на Спилмен-роуд наиприятнейшим манером контрастировал с вылизанным и строгим жилищем Джаггеров в Тупике. У Кита не было энергичного отца, который требовал тягать штангу или всей командой мыть посуду, а Дорис была заботлива и добродушна, какой никогда, невзирая на все свои замечательные качества, не бывала Ева Джаггер. В то лето, когда Ричардсы поехали на выходные в Девон, в Бисэндс, Майк ехал с ними в их побитом старом «воксолле». Кит прихватил гитару, и друзья развлекали посетителей местного бара песнями The Everly Brothers[57]57
  The Everly Brothers (Айзек Дональд Эверли, р. 1937, и Филлип Эверли, р. 1939) – американский кантри-рок-дуэт.


[Закрыть]. В остальном же, вспоминает Дорис Ричардс, Майк «до слез скучал» и все стонал: «Никаких женщин… никаких женщин». На марафонском обратном пути у них сдох аккумулятор, и пришлось ехать, не включая фар. Когда спустя часа четыре или пять они подкатили к дому Джаггера, Ева встретила их, поджав губы и отнюдь не посочувствовав.

Майк всегда обезьянничал чужие акценты и манеры – обычно в насмешку, порой в восхищении. Теперь вне колледжа – и дома – он забросил свою приличненькую личину студента в полосатом шарфике и стал одеваться и вести себя как Кит; речь его, прежде тихая и безликая, как подобает воспитанному мальчику среднего класса, сменилась грубым кентским кокни. С Китом он больше не был «Майком», благоухающим спортивными автомобилями, пиджаками шотландского твида и пивом в оловянных кружках в пристойных воскресных забегаловках на обочине. Он сократился до «Мика», вызывающе рабочего окурка от своего имени, смердящего только пабами и перепившимися ирландцами. Крепкий орешек – приставка, которой «Джаггер» ждал всю жизнь; вместе эти три слога уже практически били стекла.

Приход Кита расширил репертуар группы и придал звучанию остроты, но не обострил честолюбия и целеустремленности музыкантов. Они по-прежнему репетировали в вакууме, не искали концертных площадок, не пытались завести менеджера, который искал бы площадки за них. В начале 1962-го в доме Алана Эзерингтона они записали Майка, точнее, Мика на «Джойстик»: самые удачные номера Чака Берри с Китом на соло-гитаре, по две версии «Beautiful Delilah», «Little Queenie» и «Around and Around», по одной – «Johnny B. Goode» и «Down the Road a Piece», плюс «I Ain’t Got You» Билли Боя Арнольда[58]58
  Билли Бой Арнольд (Уильям Арнольд, р. 1935) – чикагский блюзовый губной гармонист, певец и автор песен.


[Закрыть] и «La Bamba» Ритчи Вэленса. Пленку, однако, не послали в звукозаписывающую компанию или в агентство, проанализировали на предмет инструментальных и вокальных недочетов и забыли – на тридцать лет, по прошествии которых эту запись, уникальный портрет суперзвезды и супергруппы в эмбриональной стадии, выставили на аукцион и выручили за нее целое состояние.