Текст книги "Надвинувшаяся тьма"

Глава 14
Генерал Нага

За двадцать миль от места действия предыдущей главы, на западной окраине территории Зеленой Грозы, генерал Цзян Сян Нага стоял на стрелковой ступени в траншее, изучая огни Мурнау сквозь медные окуляры перископа. Адъютант крутил ручки на треноге перископа, и прибор медленно поворачивался вокруг своей оси, показывая Наге огоньки соседних мелких городов и бесчисленных пригородов, а также другого Тракционштадта немного поодаль.

– Новые города прибывают с запада чуть ли не ежедневно, – сказал кто-то из собравшихся вокруг офицеров. – Разведка докладывает, что даже Манчестер, один из последних крупных градоядных, движется к скоплению возле Мурнау. Ваше превосходительство, они готовятся к наступлению!

– Чепуха, полковник Юй, – фыркнул Нага, оторвавшись от перископа. – Это всего лишь торговые города, пользуясь перемирием, примчались вести дела с боевыми городами.

– Да, продавать им оружие и боеприпасы! – не отступал Юй. – Перемирие подарило варварам столь необходимую им передышку, возможность заново вооружиться…

– И нам оно подарило точно такую же возможность, – заметила стоящая с ним рядом генерал Сяо, невысокая женщина с морщинистым, словно старый бумажник, желтым лицом.

Она улыбнулась. Генерал Сяо потеряла на войне с Зеленой Грозой троих сыновей, и уже очень давно никто не видел ее улыбки.

– Больше месяца на всей линии фронта никто никого не убивает, – сказала она. – Даже если завтра горожане нарушат перемирие, все равно оно было не зря. Слушайте!

Нага прислушался. Он услышал негромкие голоса солдат в ближайших окопах, шорох своего плаща из волчьей шкуры и далеко вдали – птичью песню. Кто это, соловей? Если бы знать, можно было бы рассказать жене, когда она вернется из Африки: «Мы на передовой слышали соловья!» Но он всю жизнь занимался только войной, некогда было изучать птиц. Если настанет прочный мир, подумал он вдруг, можно будет все узнать об этом: о птицах, цветах и деревьях. Они будут гулять с Эноной по зеленому лугу, и он сможет ей сказать название каждой птицы, каждого цветка…

– Вот то-то и оно! – сказал он, и его механическая броня зашипела и лязгнула, помогая ему сойти со ступени.

Он хлопнул полковника Юя по плечу стальной рукой, похожей на латную рукавицу Сталкера.

– За это мы и сражались, Юй Вэй Шань! Мы пошли воевать не ради того, чтобы громить города, а чтобы вновь услышать, как поют птицы. И если за пятнадцать лет войны это у нас не получилось – может, стоит пойти на переговоры с варварами?

Он взмахнул рукой, показывая на выжженную землю за рядами колючей проволоки – изрытую воронками от взрывов, утыканную бетонными ловушками для городов, заросшую сорняками, усыпанную обломками и миллионами костей.

– Мы хотели, чтобы мир вновь стал зеленым, – сказал генерал Нага. – А добились только того, что он весь увяз в грязи.

О чем-то таком говорила ему Энона. В ее устах это звучало лучше. Возвращаясь в дирижабле в штаб-квартиру, которая размещалась в крепости под названием Передовое командование, Нага вдруг понял, что тоскует по жене. Будь она рядом, ему было бы легче идти тем трудным путем, на который она его направила. Половина соратников считает, что он лишился рассудка, раз пытается заключить мир с городами. Иногда он и сам начинал сомневаться: может, они правы? Но разве у него есть выбор?

Зеленая Гроза в упадке. Нага и не представлял насколько, пока не принял командование. При Сталкере Фанг солдаты вроде него никогда не испытывали нехватки продовольствия и снаряжения, но в тылу все разваливалось. Когда Зеленая Гроза захватила власть, все прежнее руководство Лиги арестовали. Их место заняли молодые фанатики, совершенно не умеющие управлять. В освобожденных районах, которые Нага и его товарищи с такими трудами зачищали от движущихся городов, никто понятия не имел, какие сельскохозяйственные культуры выращивать, как организовывать водопровод, канализацию и транспорт в наскоро построенных стационарных поселениях. Никто не знал, где взять деньги на оплату необходимых расходов. Если война прекратится, должно стать легче. Нага начал выпускать из тюремных колоний Такламакана старых управленцев, – может, они придумают, как выйти из положения. Но задача перед ними стояла огромная. Иногда Наге казалось, что задача слишком огромная для необразованного солдата вроде него.

И все-таки он знал: если поговорить с Эноной, она вмиг развеет все его сомнения. За окном проплывало белое небо. В полудреме Наге чудилось, что он слышит ее запах, чувствует тепло миниатюрного тела. Где она? Он жалел, что отпустил ее с дипломатической миссией в Загву. Но Энона сама этого хотела, и он не мог придумать, кто другой сумел бы привлечь загванцев на свою сторону лучше малышки Зеро с ее абсолютно невоинственным обликом и нелепым старым богом.

Передовое командование размещалось в вышедшем из строя движущемся городе, на невысоком холме к северу от Ржавых болот. Вокруг возвели защитную стену из снятых с него же гусениц. В прошлом году здесь проходила линия фронта, а сейчас города «Гезельшафта» оттеснили за болота, и вокруг города выросло целое поселение. Ниже по склону жались друг к другу дома гражданских, а в полях вокруг росли какие-то чахлые злаки. На равнине возле холма выстроились ряды ветряков, словно размахивающие руками слабоумные великаны.

На причальной вышке собралась группа офицеров. Они столпились вокруг темнокожей молоденькой служанки. Наге она показалась смутно знакомой. Он еще издали увидел, что у них плохие новости.

– Ваше превосходительство, известия из Африки…

– Это служанка вашей жены, ваше превосходительство, глухонемая Рохини…

– Пришла пешком в Тибести, совсем одна, через пустыню…

– Ваше превосходительство, ваша жена… Ее воздушное судно атаковали боевые дирижабли горожан, в одном дне пути от Загвы. Видимо, загванцы ее выдали врагу. Леди Нага погибла.

Позже, в цитадели, девушка рассказала ему все: три дирижабля горожан устроили засаду и напали на «Нзиму», команда героически защищала его жену, но их одолели превосходящие силы противника. Служанка старательно выводила свой рассказ на листках бумаги, а адъютант генерала зачитывал вслух.

Еще маленькой девочкой Синтия Туайт мечтала быть актрисой. И мама, и папа у нее были актерами – богемные противники движения из движущегося города Эдинбурга. Они сбежали в Шань-Го, надеясь на идиллическую жизнь в стационарном поселении. Они поощряли дочкину любовь к переодеваниям и выступлениям, надеясь, что когда-нибудь она станет звездой. И как они были правы!

Славные, толерантные люди, они совершенно растерялись, когда к власти пришла Зеленая Гроза. «Не все горожане – варвары», – твердили они Синтии, пока из громкоговорителей, установленных новым руководством на каждом углу, раздавались лозунги Зеленой Грозы. А Синтия была в восторге: ей нравились флаги, мундиры и воинственные песни, которые пели в школе. Она обожала Сталкера Фанг – такую сильную и сверкающую. Вскоре ей надоело слушать мамины и папины жалобы, и она донесла на них властям как на враждебные элементы, сочувствующие горожанам.

Родителей арестовали, а Синтию отправили в государственный сиротский приют в Тяньцзине. Когда в приюте набирали добровольцев, Синтия поступила в разведку, а затем – в личную шпионскую сеть Сталкера Фанг. Там выяснилось, что Синтия унаследовала от мамы и папы любовь к театру. Ей доставляло огромное удовольствие переодеваться, выступать под чужим именем, меняя голос и жесты, и она знала, что это у нее отлично получается. Жаль только, что ее игре не аплодируют восхищенные зрители. Но ей хватало и того, что по щекам Наги текли слезы, когда он слушал, какие ужасы горожане творили с его женой.

Нага, наверное, никогда еще не плакал прилюдно. Адъютанты и офицеры застыли, потрясенные. Даже генерал Дзю, который спланировал убийство леди Наги и помог Синтии внедриться в ее свиту, занервничал, глядя, как его старый друг шмыгает носом и слезы капают у него с подбородка. В конце концов он прервал выступление Синтии. Он не хотел уничтожить Нагу, только встряхнуть и выбить у того из головы дурацкие идеи насчет мира с городами.

– Хватит! – сказал он, взмахом руки останавливая адъютанта, который зачитывал показания Синтии. – Нага, не надо тебе это слушать. Напрашиваются два вывода. Первое – загванцам доверять нельзя. И второе – перемирие с городскими варварами нужно прекращать. Моя дивизия готова в атаку хоть завтра, только прикажи.

– И моя! – в один голос подхватили другие офицеры.

– Уничтожим города! – выкрикнул кто-то лозунг Зеленой Грозы времен до перемирия, когда все было проще.

– Нет! – гневно произнес Нага.

В ответ раздались изумленные возгласы. Даже Синтия чуть было не вскрикнула – еле успела спохватиться, что должна изображать глухонемую.

– Нет! – повторил несчастный дурачок и стукнул по столу механической рукой. – Энона бы не хотела, чтобы из-за нее снова развязали войну.

– Послушай, Нага! – не отступался генерал Дзю. – Нужно за нее отомстить!

– Моя жена не верила в отмщение, – сказал Нага, дрожа всем телом. – Она верила в прощение. Будь она сейчас здесь, она бы сказала: из-за сделанного несколькими горожанами не следует думать, что никому из горожан доверять нельзя. В память о ней мы должны по-прежнему добиваться мира.

Он посмотрел на Синтию. Та скромно опустила глаза.

– Как нам наградить эту девочку за храбрость и преданность?

Вот досада, приходится ждать, пока его вопрос запишут на бумажке, прежде чем она сможет накорябать ответ. Синтия позволила себе чуть заметную улыбку. Ее грела мысль, что все присутствующие уверены, будто она улыбается, потому что такая хорошая и преданная.

«Я прошу только одного – позвольте мне служить генералу Наге, как я служила его любимой жене».

Глава 15
Невидимый пригород

Рассвет застал «Дженни Ганивер» над исполосованной шрамами бурой равниной ничейной земли. Пестрое скопление городов вокруг Мурнау скрылось за горизонтом на юго-западе, и единственным городом в пределах видимости осталась бронированная громада под названием Панцерштадт-Винтертур – он двигался на север, занимаясь патрулированием. И «Гезельшафт», и Гроза по привычке продолжали наблюдение за местностью, хотя всерьез не ожидали, что противник отважится на марш-бросок по болотистой, изуродованной боями равнине. По мере того как светало, пейзаж казался все более мрачным и неприветливым. За туманной дымкой скрывались только глубокие борозды, оставленные движущимися городами, и ничего более.

Старые колеи достигали иной раз сотни ярдов в ширину – настоящие каньоны с отвесными стенками, уходящие на восток. На топком глинистом дне скопились лужи застоявшейся воды. Тому чудилось, что он узнал следы Лондона, по которым они брели когда-то с Эстер. Скоро он снова пойдет по этим следам, и, если будет на то воля Квирка, они приведут его домой.

– Что-то я не вижу никакого пригорода, – сказала Рен, на ходу обертывая полотенцем голову: только что ее вымыла под краном на камбузе.

Лимонный запах шампуня разнесся по полетной палубе. Рен переходила от одного окна к другому, глядя вниз, на блестящие в сероватом свете глинистые отвалы.

– Там нет ничего!

– Терпение, – сказал Том, но ему тоже было не по себе.

Не похоже на Вольфа Кобольда опаздывать на условленную встречу… Том заложил очередной вираж. «Дженни» шла легко и резво, словно радуясь, что снова в небе. Трюм ее оставили пустым. Так распорядился Вольф, – возможно, он рассчитывал вернуться из развалин Лондона с полным грузом добычи. Но где он сам?

Вдруг затрещало радио, и вслед за тем раздался пронзительный писк. Приемник заранее настроили на указанную Вольфом частоту, так что этот раздирающий уши звук, видимо, был сигналом радиомаяка Хэрроубэрроу.

Том убавил звук, а Рен снова бросилась к окну. Внизу расстилался все тот же безжизненный пейзаж.

– Не вижу пригорода! – сказала Рен. – Наверное, он еще за горизонтом.

– Не может быть, – ответил, морщась, Том; радиосигнал снова усилился. – Звук такой, как будто он прямо под нами.

Рен первой заметила движение в широкой колее примерно за милю к востоку. Из луж в глубине ее стремительно уходила вода, деревья и кусты по краям колеи закачались и начали валиться друг на друга. Дно вспучилось, потом земляной бугор треснул, рассыпался, показались огромные вращающиеся сверла, а за ними – исцарапанный бронированный корпус. В небо пыхнул серый дымный выхлоп.

– Квирк всемогущий! – прошептал Том.

В Вундеркамере Анкориджа-Винляндского хранился панцирь древнего животного под названием мечехвост. Позже, рассказывая, как выглядел Хэрроубэрроу, Рен часто сравнивала его с этим существом. Пригород был небольшой, едва ли сто футов ширины и примерно втрое больше в длину, весь закрытый глухим бронированным панцирем. Тупой передний конец представлял собой своеобразный щит, и сверла втянулись в него, как только пригород оказался на поверхности. Помимо всего прочего, щит закрывал уродливые челюсти Хэрроубэрроу и его можно было поднять, когда пригород поедал мелкие поселки или крепости Зеленой Грозы. Далее Хэрроубэрроу сужался вплоть до кормы, которую защищали уложенные внахлест плиты брони. Несколько таких плит сдвинулись в сторону, и Рен увидела под ними тяжелые гусеничные траки и колеса. Выдвинулась на гидравлических поршнях аппарель, мигая посадочными огнями.

– Нам туда приземляться? – спросила Рен.

– Похоже на то, – ответил Том.

– Кобольд говорил, что пригород у него специализированный, – изумленно проговорил он, – но такого я не представлял…

Открывшаяся картина ему не нравилась, но Том сказал себе, что это всего лишь первый шаг на пути к Лондону, и аккуратно посадил «Дженни» на аппарель.

Вольф Кобольд ждал их, готовый ответить на любые вопросы. Прошла почти неделя с тех пор, как они виделись в прошлый раз, и Рен успела забыть, как он хорош. На фоне серого рассвета и посадочных огней, с хлопающими на ветру полами шинели, он был невероятно красив и похож на пирата. У Рен всегда была слабость к пиратам, а улыбка Вольфа казалась вполне дружелюбной и приветливой.

В отличие от его города. Куда ни посмотри – одни только унылые серые жилые корпуса с крохотными окошками. И люди, которые подошли взять у путешественников сумки, тоже были с виду серые и унылые – насупленные коренастые кладоискатели, похожие на жуков в своих комбинезонах, респираторах и круглых очках, защищающих глаза от дневного света.

– Нет, Хэрроубэрроу не путешествует под землей, – говорил Вольф, отвечая на какой-то вопрос Тома. – Мы не можем просверлить себе дорогу сквозь плотный грунт, это было бы слишком медленно! Зато всегда можно передвигаться по глубоким колеям. На дне у них толстый слой рыхлой осадочной породы – вполне хватает, чтобы спрятать наш городок.

Люди Вольфа надежно пришвартовали «Дженни Ганивер», а затем он повел Тома и Рен через тесный переулок между металлическими зданиями, который вывел их на главную улицу. Узкие лесенки вели прямо с тротуара на вторые этажи домов – перенаселенных, обшарпанных, теснящихся под бронированным куполом. Другие лестницы вели вниз, в машинное отделение, откуда жар проникал сквозь палубу и подошвы дорожных ботинок. В нише между извивающимися, как змеи, воздуховодами стояло изваяние восьмирукой Тэтчер – всепожирающей богини безудержного муниципального дарвинизма.

– Вы впервые на жнеце? – спросил Вольф, наблюдая за лицами гостей. – Мы здесь не строим из себя высшее общество, как принято на больших городах. Но городок хороший, крепкий. Раньше был кладоискателем, пока не попался городу-охотнику в Мерзлых Землях. Те решили, что он может пригодиться на фронте, и целиком сдали его Мурнау, а отец отдал его мне, привести в рабочее состояние. Я набрал людей с других пригородов-жнецов, они мне помогают. Ребята неотесанные, но верные.

Вокруг пахло как от печки – дымом и раскаленным металлом. Рен казалось, что, живи она под землей, пользовалась бы любой возможностью выбраться наружу и подышать свежим воздухом, а хэрроубэрровчане как будто совсем не стремились выйти хотя бы на аппарель. Они держались в темных закоулках города, а если по работе приходилось выглянуть на свет, прятали глаза за темными стеклами защитных очков и кутались в теплые бушлаты и серые фетровые шарфы.

– Женщин у нас на борту мало, – сказал Вольф и покосился на Рен.

Она не поняла, то ли он извиняется за отсутствие дамского общества, то ли намекает, как его радует визит хорошенькой авиатрисы. Возможно, и то и другое сразу?

– А семей с детьми и вовсе нет. Жизнь в Хэрроубэрроу трудная. Не обижайтесь, если ребята будут на вас глазеть.

И они глазели, да еще как – разинув рты, с застывшим выражением на небритых лицах, пока молодой мэр вел гостей по шаткой движущейся лестнице в муниципалитет – здание в форме полумесяца, установленное на сваях, с видом на демонтажные мастерские у самых челюстей пригорода. Внутренние помещения были безобразные и довольно тесные, но Вольф неплохо их обставил. Металлические стены были прикрыты гобеленами, шторами и со вкусом подобранными картинами, а когда слуги закрыли ставни, скрывая от глаз всевозможную технику за окнами, стало прямо-таки уютно.

Вольф отвел гостей в длинную узкую столовую, где потолок был выкрашен в голубой цвет и расписан белыми облачками – напоминание о небе.

– Вы, я полагаю, не завтракали? – спросил Вольф и, не дожидаясь ответа, усадил их за стол, причем Тому досталось почетное место во главе.

Тут вошел еще один человек – пожилой, низенький, изжелта-бледный, с рябым лицом и какими-то сложными очками. Вольф поздоровался с ним очень приветливо и придвинул ему стул.

– Это мой главный навигатор, Удо Хаусдорфер, – представил он. – В мое отсутствие он всем тут заправляет. Я не встречал человека лучше!

Хаусдорфер кивнул, моргая. Если Вольф не знает человека лучше, подумала Рен, ей бы не хотелось познакомиться с остальными, – на ее взгляд, Хаусдорфер сильно смахивал на злодея. Но было видно, что Вольф ему симпатизирует и даже больше того. Рен могла бы принять их за отца и сына, если бы не знала, что это не так. С этим ушлым старым кладоискателем Вольф держался куда непринужденнее, чем с настоящим отцом.

Служанки с тусклыми глазами молча принесли еду и кофе. Кобольд, улыбаясь гостям, поднял свою чашку.

– Друзья! Как приятно видеть у себя за столом новые лица! Я счастлив сообщить, что у нас настоящий свежий кофе, взят в городе кладоискателей, который мы съели в прошлый четверг. Плоды охоты!

– Вы все еще охотитесь? – удивился Том. – Я думал, «Тракционштадтсгезельшафт» поклялся не поглощать другие города, пока не победит в войне…

Вольф рассмеялся:

– Дурацкая сентиментальность!

– А по-моему, благородная идея, – сказал Том.

Вольф задумчиво посмотрел на него, прихлебывая кофе.

Затем со стуком поставил чашку и ответил:

– Быть может, это и благородно, герр Нэтсуорти, но это не муниципальный дарвинизм.

– В каком смысле? – спросил Том.

– В том смысле, что я жил на Мурнау и своими глазами видел, как наши великие движущиеся города сами себя опутали сетью мелочных правил и запретов. – Он наколол на вилку шпротину и ткнул ею в сторону Тома. – Большим городам пришел конец! Даже если они выиграют войну, неужели вы думаете, что участники «Гезельшафта» снова начнут охотиться, как подобает мегаполисам? Нет, конечно! Поднимется крик: «Ах, нельзя охотиться на Бремен, Бремен обеспечил нам огневую поддержку, когда мы завязли в болотах на Припяти!» – или: «Нехорошо гоняться за маленьким Вагенхафном после всего, что Вагенхафн для нас сделал в военное время». Потому они и не могут одолеть моховиков. Они, видите ли, желают непременно помогать друг другу, а как только начинаешь помогать кому-то или рассчитывать на чью-то помощь, теряешь собственную свободу. Они забыли простое и прекрасное действие, которое лежит в основе нашей цивилизации: когда крупный город преследует и поедает своего меньшего собрата. Вот что такое муниципальный дарвинизм! Идеальное выражение истинной природы нашего мира: выживает сильнейший.

– И тем не менее вы входите в их альянс, – возразил Том. – Вы сражаетесь на их стороне.

– Пока это нас устраивает. Грозу необходимо сокрушить. Но я ни на минуту не позволяю своим людям забыть, что мы свободны. Мы охотимся в одиночку и поедаем все, что попадает к нам в челюсти.

Вид у Тома был несчастный. Рен очень надеялась, что он не ляпнет чего-нибудь этакого, что обидит Вольфа.

– У вас получается, что Хэрроубэрроу – это какой-то пиратский пригород, – пробормотал он наконец.

Вольф не обиделся. Он расхохотался:

– Спасибо, герр Нэтсуорти! Я всегда подозревал, что пиратство – муниципальный дарвинизм в чистом виде!

– Но вы же здесь мэр только временно? – спросила Рен. – То есть вы ведь наследник Мурнау…

Вольф пожал плечами и наконец сунул шпротину в рот.

– Я не возьму на себя работу отца, даже если он будет меня умолять. Зачем мне править неуклюжей громадиной, населенной торгашами и старыми бабами, когда здесь я могу быть свободным охотником? Будущее за такими городами, как Хэрроубэрроу. Когда моховики и крупные города разорвут друг друга на куски в этой нескончаемой войне, мы унаследуем землю!

– Ух ты, а я и не сообразила, – с трудом выдавила Рен.

Ей казалось, что Вольф не прав, но он говорил с такой убежденностью, что она не смогла придумать никаких контраргументов.

Он снова засмеялся:

– Простите, я не должен был рассуждать о политике за завтраком! И даже не посвятил вас в подробности нашего путешествия. Мы отправимся на восток, через нейтральную полосу. Если все пойдет хорошо, к полуночи мы достигнем внешней оборонительной линии грозовиков. Я нашел самое подходящее место, где можно незаметно ее пересечь. А пока что вы – мои гости. Располагайтесь, как дома!

Вольф поклонился, не сводя с нее взгляда. Том подумал, что еще не поздно отказаться от экспедиции или хотя бы под каким-нибудь предлогом отправить Рен назад, в Мурнау, подальше от этого привлекательного и опасного молодого человека. Но ему так хотелось показать ей Лондон…

Да и на самом деле поздно уже. За тонкими стенами послышался скрежет и грохот – бронированный купол сомкнулся, и под палубой глухо зарокотали моторы. Набирая скорость, Хэрроубэрроу пополз по дну колеи. Сверла вонзились в землю, пригород начал погружаться, и вот уже только бугор взрыхленной почвы, словно крыса под ковром, движется навстречу восходящему солнцу.