Текст книги "В поисках утраченного клада. По следам скифского золота и сокровищ крестоносцев"

По скифским следам

В наши дни сложно найти скифский курган, которого не касалась рука грабителя. Обычно первыми находчиками бывали именно они, а потом уж приходили ученые. Весь юг России в девятнадцатом столетии был прочесан любителями быстрой наживы. Среди этих копателей были и местные мужики, охваченные страстью к золотоискательству, были и приезжие, иногда из Москвы или далекой северной столицы. И хотя по царскому закону с такими расхитителями старались бороться, но ведь за всем не уследишь. Тем более не поставишь к каждому кургану по становому приставу… Так что вылазки на курганы продолжались и продолжались. Именно по случайным находкам столичные ученые заносили на карты золотоносные курганы. По всему древнему солевозному пути из Никополя до Мелитополя стояли такие курганы. Местные украинские жители называли их могылами. Кому могылы принадлежат и какой народ оставил такие погребения, в те годы еще не знали. Зато легенд о потаенных сокровищах в этом районе ходило огромное множество.

Прежде нас, рассказывали местные крестьяне, тут жили, наверное, турки. Дюже эти турки были богатые. Недаром ханами да гиреями прозывались. Нехристи они были, вот что. Сперва-то наша Русь православная против них выступить не могла, слабые мы были, а у тех армия от моря и до моря. Так что терпели мы. Но потом пришел царь Петр и всех их тут поубивал. А когда убивать на них пошел, так они все сразу перепугались и стали сокровища прятать. А как тут спрячешь? Земля тут голая. И стали они тогда эти могылы ставить. По всей степи ставили. Коней в могылы ложили и мертвых, а в шкуры конские, чтобы потом вернуться назад и золото вернуть себе, сокровища разные зашивали. Выдернут из коня все мясо как есть, а на его место свое золото и сховают. Нехристи, одно слово.

Они слово знали, эти турки, говорили другие, такое заветное слово, чтобы клады их православные найти не могли. Как станут прятать свое добро, всякие там пистолеты, ружья, сабли, вещи золотые, пограбленные с христиан, кидают прямо в глину, песок, воду и заклинают: «Будь вы трыжды прокляти, прокляти, прокляти! Кто хоть грошик возьмет, так и будет проклятый, тому голова долой!» Вот такие слова они над своим добром приговаривали. И кто хоть чего из их могылы себе возьмет, сразу то рука отсохнет, то в тюрьму поведут, беда!

А гуторят, добавляли со страхом, будто в степи под славным русским городом Екатеринославом[2]2
  Екатеринослав – прежнее название Днепропетровска.


[Закрыть] целого мужика турецкого раскопали. Мужик уже стал весь скелет скелетом, но в руках между пальцами восемнадцать медных стрелок зажато. Видать, этими стрелками они наших православных и побивали, черти косоглазые. А тех, кто к стрелкам руками притронулся, сразу паралич разбил. Заговоренные стрелки! Это страж у них зарыт был, чтобы никто до турецкого золота не полез.

Правда, были и другие народные мнения.

Тут прежде нас, думали крестьяне, не украинцы жили давным-давно, лет эдак пятьсот тому назад, а разбойные чечены. Дикие они были и потому не в хатах жили, а в этих могылах. Выкопают себе могылу и живут в ней, чего взять – дикие. А вот начали мы расширяться и сильными стали, побежали эти чечены от нас в горы. Тогда еще и турок не было, только мы да чечены. И вот бегут они от нас, православных, а добра много пограбили. До самого стольного Киева ходили набегами. Христианских душ погубили невидимо. Так что стали они от нас бежать, стали и добро свое прятать. А куда прятать? В могылы. Знали, душегубцы, что православный человек в могылу не полезет. Святое это место, хотя и поганое. Только не навсегда они золото припрятали, а на время. Ведь как рассудили: уйдем мы с этой земли, не справимся. А мы остались. А они на золото свое так наговорили, чтобы через пять сотен лет оно само стало из земли вылезать. И теперь, видать, время пришло как раз. Лезет оно из земли, чтобы чеченам в руки даться. Но они-то уж тут не хозяева. Только плохое это золото, от него для православных гибель. Вот такие дела.

Точно так, добавляли некоторые. От такого чертова чеченова золота гибель. Они ведь как его в свои могылы ховали? Не просто с молитвами чистыми, а со всем злом, чтобы душу нам погубить. Сперва своих соседей соберут, потом начнут яму рыть и на дно доски кладут, а на те доски заклятие налагают, прямо по доскам его и пишут: так и сяк, значит, бог поганый чеченский, охраняй добро от мужиков православных. На эти доски добро положат, землей доверху закидают, еще кого и убьют, чтобы людям потом пострашнее было, трижды вокруг могылы обойдут с воплями дикими и кровью забрызгают, а не христианской святой водой. И от того ихнее золото только зло приносит. Ведь бог ихний – наш черт.

А третьи считали, что могылы эти не турецкие и не чеченские, а настоящие разбойничьи клады. Особенно несколько могыл ходило в разбойничьих – Савур и Медведь. Никто не знал, почему курган называется Савур, зато по легендам выходило, что его насыпал над кладом легендарный разбойник по имени Савва. Савур-могила была огромным курганом под Мелитополем. Проезжая мимо по Чумацкому или Почтовому (Теплынскому) шляхам, крестьяне крестились, завидев эти огромные насыпные курганы. «Савур-могыла, Теплынский лис – де бере чумакив бис», – придумали они такую поговорку. Особенно боялись ездить мимо курганов по ночам. Многие рассказывали, что своими глазами видели, как там мертвецы выходят из курганов и обходят свои владения со светящимися красными глазами.

По легенде знаменитый разбойник как раз на Савур-могиле когда-то и жил вместе со всем своим разбойничьим войском. Днем, когда нечистая сила людям сделать ничего худого не может, местные даже водили приезжий народ на экскурсии – показывали землянки, что остались от разбойника с его товариществом. Особенно ценили одну такую «землянку», рядом с которой рос бузинный куст. По преданию это была землянка самого Саввы. Все землянки были между собой связаны глубокими подземными ходами. Когда-то, рассказывали крестьяне, по Великому шляху ходили обозы, так Саввины разбойники их высматривали, потом тучей налетали и грабили. И не было ни единого обоза, чтобы прошел мимо атамана без дани. Очень опасались в старину этого места, но других дорог не было, приходилось платить атаману дань. А глубоко в разбойничьем подземелье держал Савва одного вещего старца. Тоже, конечно, разбойника. И тот старец всякий раз, как Савва собирался на свою работу, глядел в старинную книгу и по этой книге вычитывал, можно ли еще разбойникам жить на Савур-могиле или уже нельзя. И когда стало уже нельзя, велел Савва закопать добро в землю, чтобы прийти за ним потом и забрать. Он никогда с собой награбленное не перевозил. В один день ушли разбойники в новое место, поближе к Киеву.

А надо сказать, когда стояла шайка еще на Савур-могиле, принял атаман в нее совсем молодого хлопчика. И вот прошло с той поры, как Савва ушел, много лет. И однажды пас стало один пастух из местных около Савур-могилы, видит – по дороге идет человек в солдатской форме. Немолодой уже. Отставной. Остановился он против Савур-могилы, стоит, смотрит. Пастух его взял да и спросил: мол, чего остановился и так смотришь? А тот поглядел на него хорошо и спрашивает: кто это от землянки траншею прорыл? Пастух сказал, что один местный житель это сделал. Солдат поглядел на него тяжело: «Что, – спрашивает, – этот копатель теперь богатый?» – «Да, – согласился пастух, – богатый, разжился грошами». Вздохнул тут солдат. «Эх, – сказал, – был всего один казанок грошей, да и тот повыкопали». Повздыхал, сели они рядом с пастухом, и тот ему всю правду и рассказал. Прежде был он тем самым хлопчиком, с которым атаман подался к Киеву. Только не повезло им. Как стали они поближе к Киеву грабить, половили их всех и забрили в солдаты. А сам Савва где-то сгинул. Перед смертью, был слух, проклял он Савур-могилу, чтобы ни одна христианская душа там золота не смогла найти.

Клады Саввы Самодриги были по всему степному югу (разбойник часто менял дислокацию). Но все знали, что они сильно «заговоренные» и все как один проклятые. Об Острой могиле, которая находилась у села Маночиновка, рассказывали, что некоему кладоискателю удалось докопаться аж до самой двери. И будто была эта дверь огромна и заперта на огромный висячий замок. Но только гробокопатель прикоснулся к замку, из-под земли раздался страшный голос: «Не трогай, пропадешь! А прежде откопай на восьмидесятисаженной цепи ключ, тогда отопрешь им все двери, и все будет твое». И тут же сверху на него стала валиться земля. Кладоискатель так струхнул, что и о ключе позабыл, насилу выбрался наружу. По слухам, приезжал он из города Воронежа, прослышав о сказочных богатствах.

А трое других кладоискателей решились раскопать курган у села Шамовки под Херсоном, и им даже повезло найти не разграбленное погребение. Дело было ночью, трое мужиков прорыли подземный ход и со свечками в руках, осенив себя крестным знамением, вошли в склеп. Но как увидели они там обугленный скелет, так перепугались, что одного из них даже удар хватил. Он так и остался под землей в чужой могиле. Умер от страха. Двое выживших клялись и божились, что скелет попробовал встать и вцепиться погибшему в горло. Грабить могилы они с той поры закаялись.

Впрочем, так бывало и в гораздо более древние времена. Никакие заклятия не пугали охочих до золота кладоискателей. Поэтому нередко через небольшое время после похорон царя на его могилу приходили люди отнюдь не для поминальной тризны. Ночью на могилу спешили те, кто желал прокопать надежный ход и унести из погребения царские сокровища. Археологам во время раскопок кургана Чертомлык в 1863–1864 годах пришлось столкнуться именно с таким случаем.

Когда рабочие вскрыли курган, оказалось, что центральная погребальная камера уже разграблена, кости покойного царя разметаны по всей камере и сама она полузасыпана обвалившейся землей. Нашлись лишь золотой царский перстень с быком и бляшки от царской одежды. Немногие вещи отыскались в боковых ответвлениях, в тайных нишах. Там обнаружили золотую пластину от ножен меча, золотую же обкладку колчана с изображенными на ней сценами из греческой мифологии и другие ценности. Но огромный сюрприз ожидал археологов впереди. Они увидели прокопанный грабителем тайный ход, но интереснее всего, что хотя грабитель и проник этим ходом, назад он выйти не смог: тонны земли обвалились на расхитителя гробниц и засыпали его вместе с награбленным золотом. Это золото досталось археологам.

Некоторым кладоискателям везло больше.

В марте 1896 года в пяти километрах от Херсона крестьяне разрыли курган, в котором нашли рядом со скелетом настоящее золотое ожерелье древнегреческой работы, три золотых перстня, кольцо, свернутое из толстой золотой проволоки, подвеску в виде полумесяца, украшенную треугольниками из маленьких золотых шариков, и бронзовую статуэтку фригийской богини Кибелы, которую в античные времена почитали по всему Средиземноморью. Эта статуэтка была выполнена с таким искусством, что сразу из могильника ее отправили в Санкт-Петербург, в Эрмитаж.

Но так везло, конечно же, не всем. Крестьянам, которые раскопали в 1876 году курганы у села Андрусовка, удалось найти в погребении проволочный браслет и чернолаковую керамику античного времени. И хотя находки были минимальные, эти вещи тут же забрали у них безвозмездно в Херсонский музей. У незадачливых искателей остались только медный котелок да несколько бронзовых наконечников стрел. Были, правда, еще горшки. И когда кладоискатели их в могиле увидели, то решили, что им привалила удача. Если есть горшок, так в нем должно быть и золото. Увы! Горшки были совершенно пустыми. Так что крестьяне их от досады переколотили. А другим крестьянам из села Вершац зимой 1899 года повезло еще меньше: курган-то они вскрыли, только мало того, что ничего в нем кроме битой керамики не было, так еще и полиция сработала исправно. Всех копателей сразу арестовали. А потом еще и судили. В конце девятнадцатого века уже было создано Археологическое общество, и полиция старались быстро пресекать разграбление могил.

В 1902 году за этим занятием были обнаружены и повязаны крестьяне из села Нижние Серогозы под Мелитополем, которые раскопали курган Агузки.

«29 января с. г. крестьяне села Нижних-Серогоз, в числе 33 человек, – сообщал становой пристав уездному начальству, – по своему почину занялись раскопками кургана, что возле с. Нижних-Серогоз, под названием „Агузки“. Этот курган разрыт был членом Археологической комиссии Веселовским в 1893 г., который и закончил раскопки. В настоящее же время вышесказанными крестьянами открыт совершенно новый туннель и найдено во время раскопок несколько предметов, которые от них мною отобраны и представляются Вашему высокоблагородию. При этом имею честь доложить, что мною дальнейшее разрытие этой могилы было воспрещено еще 12 сего января, сейчас же, как было обнаружено, что производятся раскопки; за сохранением этого кургана учрежден надзор, сделанные отверстия в кургане зарыты, и виновные в числе 33 душ привлечены к законной ответственности».

Предприимчивые кладоискатели вынуждены были отдать царской казне 19 золотых предметов общим весом 261,85 грамма. Местная симферопольская газета «Салгир» давала более детальное описание находок мужиков.

«По поводу раскопок древней могилы (от корреспондента „Салгира”).

Сегодня мне пришлось видеть у крестьян Василия Чумака и Тимофея Мелешки с товарищами добытые ими из скифской могилы „Агузки“ разные древние вещи: собачку из литого золота, пуговку с двумя ушками с изображением лица мифологической богини, кружок, величиной с копейку, с выпуклой пчелкой, пластинку величиною в две коп., с изображением цветка, 141 золотую пуговку с ушками, 123 таких же, но золота на них более, 15 обломков золота, кольцо с уздечки на манер наперстка… Все эти вещи золотые. Нашли они все эти вещи в подземной галерее, сделанной, вероятно, вскорости после того, как была насыпана могила скифами. Подземный ход этот профессором Веселовским, по разрытии могилы, был исследован на расстоянии 16 сажен, но теперь земля осела, и крестьяне раскопали еще на девять сажен в другую сторону и тут-то нашли эти вещи».

Как только в полиции прочитали этот текст, стало ясно, что мужики сдали не все находки, а многое утаили. Так что к кладоискателям тут же отправились визитеры из полиции. И пришлось тем сдать еще семьсот предметов, вытащенных из скифского погребения.

Да, золото, которое таили курганы южных степей Украины – скифское. Если хотите увидеть золотые находки из скифских курганов, то можете пойти в Эрмитаж. Там имеется отличная коллекция этого скифского золота. Почти все скифские курганы давным-давно раскопаны и изучены. Эти находки позволили ученым очень многое узнать о жизни древних скифов. И замечательно, что попали они в руки археологов, а не в частные коллекции. Путь находок к ученым из таких коллекций практически закрыт. Да и любая находка, будь она самой великой, если не запротоколирована должным образом, теряет научную ценность. Увы, вещи из склепа царя Скила, хотя и очень интересны, теперь для науки потеряны.

На современной территории России скифские захоронения встречаются по всему Черноморскому побережью, в степной зоне. Названия этих курганов известны даже неспециалистам: Солоха, Чертомлык, Толстая могила, Большая Цимбалка, Тайманова могила, курганы на Мамай-горе. Очень много таких могил по Кубани. Совсем не обязательно это погребения царей и скифской знати. Есть и очень бедные погребения простых воинов. Наиболее известны Келермесские курганы на левобережье Кубани. Это могилы царей и знати, которые принесли немало замечательных находок. Не менее богатыми оказались и курганы у станицы Елизаветинской.

Какие же вещи находят в древних гробницах? О, их можно разделить на две большие группы: привозные (скифы много торговали) и изготовленные самими скифами. Среди привозных изделий разного рода оружие с искусно выполненными в виде барельефов сценами из античной мифологии, чернолаковая и краснофигурная греческая керамика, которую любили скифы, амфоры и детали конской упряжи. Среди скифских находок – бронзовые котлы, украшения в зверином стиле, изукрашенные металлические вещи. Скифы любили звериный стиль, именно по этой детали древние артефакты с изображениями животных сразу относят к скифским. Везде, где могли, скифы изображали коней, птиц, барсов, змей. И эта любовь к животным была присуща всем скифам – от Карпат до Алтая.

Левин симферопольский приятель, который скифами не занимался, в стороне от научных открытий никак не был. Именно он и вспомнил, что совсем недавно огромный клад нашли в другом районе Причерноморья – под Сочи. И клад этот оказался очень и очень богатым. В самом Сочи, сказал крымчанин, считают, что находка достойна Эрмитажа. Специалисты из Эрмитажа против такой оценки тоже не возражают.

«Это сенсационная находка, – соглашается реставратор Эрмитажа Ольга Семенова. – Клад представляет собой уникальный комплекс памятников античного мира и включает изделия декоративно-прикладного искусства из золота и серебра, оружие и детали конской упряжи из железа, предметы быта из бронзы. Тематика рельефов на предметах, высокий уровень ювелирной техники, прекрасное качество исполнения позволяют с большой долей уверенности сказать – это произведения ведущих художественных центров Древней Греции, выполненные в V–IV веках до нашей эры».[3]3
  7 дней Кубани. 2003, № 12 (154), 31 марта – 6 апреля.


[Закрыть]

Клад, который нашли под Сочи, состоял из серебряных чаш и дисков, золотых пластин с чеканкой, которые нашивали когда-то на богатые одежды, оружия и доспехов – множества предметов, совершенно бесценных. Фантастических. Сделал эту находку житель Казачьего Брода Андрей Чамкин, так что в историю кладоискания это сокровище вошло как «чамкинский клад». Правда, самому Андрею находка не принесла ни счастья, ни удачи.

– Хотите побольше узнать, – предложил наш крымчанин, – позвоните сочинскому коллекционеру, моему знакомому, он про эту находку вам все объяснит. И про то, какой она ценности, и про то, кто ее нашел. Он же сочинец, а следовательно – патриот своего города. Впрочем, даже лучше сделаем: свяжитесь с ним через Интернет, он покажет фотографии клада, у него есть.

Мы так и сделали. В тот же день я уже беседовал при помощи веб-камеры с коллекционером из города Сочи. Первый вопрос, который я задал, был глупым.

– Кто счастливый обладатель находки, – спросил я, – как он на клад наткнулся?

– Счастливый? – переспросил сочинец растерянно. – Вряд ли счастливый. Но находка невероятная. А наткнутся, как вы говорить изволите, на нее странный человек из села Казачий Брод. Есть тут у нас такое село, где живут полунищие люди. Для того чтобы выжить, они вынуждены ползать по лесам, собирая летом все, что съедобно: орехи, грибы, ягоды. Местные хорошо знают эти леса на горных склонах. Андрей Чамкин – местный, он тут все знал. Андрей этот еще школьником стал искать клады, в поиске была вся его жизнь. Наверно, так он и набрел, плутая по лесу, на это святилище.

– Так это что же, была не гробница? – удивился я.

– Ученые говорят: не гробница, а святилище. Оно располагалось ниже вершины метров на двадцать, на каменной подкладке. И дорога к нему была совсем не легкая – сперва пройти через брод, потом вверх по крутому склону, потом на уступчик. Андрей там все перерыл, в жажде поскорее добраться до сокровищ снес, что мог. Очень ученым обидно: могли исследовать памятник, а теперь там нечего исследовать, потому что ничего не осталось, только изрытая земля.

– А этот Андрей не понимал, что сообщить нужно? – спросил я.

– Он вряд ли что понимал, – сказал собеседник. – У него ж от предчувствия, что сейчас достанет сокровища, совсем глаза затуманило. Он всегда твердил, что откроет достойный клад, великий – так он его называл. И вот, видимо, понял, что это – великий. Он ведь из семьи потомственных кладоискателей. У него дед искал сокровища, отец искал, так что тут понятно. А когда он увидел, на что набрел, так работал как проклятый. Шалаш рядом построил, чтобы копать и копать, никуда не отлучаясь. Земля там, где он копал, была страшная – спекшаяся глина. Удивительно, что ему так быстро удалось пробиться к сокровищу. Он сгреб свои находки и с горящими глазами вернулся домой. Сам-то он думал совсем не про скифов, он считал, что нашел золото аргонавтов. Принес домой и расставаться с находками не желал. Сидел и все на них глядел.

– А как же тогда узнали, что он их нашел? – не понял я.

– А как тут утаишь? – удивился сочинец. – Тут же в деревнях про соседей всё знают. Видели, как тащил что-то в дом. А потом родные стали уговаривать, чтобы хоть пару вещей сбыл, нищие ведь. Он и решился. Стал предлагать коллекционерам.

– И вам предлагал?

– И мне, – признался собеседник. – У нас ведь поиск сокровищ никому не возбраняется. По закону-то, если он государству клад свой отдаст, то должен получить четверть его стоимости. Но он не хотел никому отдавать. Думаю, он хотел пару вещей сбыть, а остальные себе оставить. Одержимый он в этом плане был человек. Но стал показывать, слухи сразу до сочинского начальства дошли. Сестренку его кто-то застрелил, прямо в голову стреляли. Видно, договорился кому-то что-то продать, а потом раздумал. Тут отец у него умер, но с отцом понятно, онкология у него была, все знали. А тут приехали к нему из милиции и все отобрали. А как он остался без сокровища, так сразу стал совсем опущенный. Ни на что смотреть больше не желал. Тут сразу в этом Броду разные люди начали вертеться, деньги предлагали, чтобы Андрей новый клад пошел искать, раз он места знает. Карты просили вычертить. Сперва он всех гонял, потом перестал. А в конце концов согласился идти на поиск. Ему авансом дали денег.

– И что? Нашел новое сокровище?

– Куда там, – только вздохнул коллекционер. – Купил ящик водки, пил не просыхая, а потом пошел в сарай, чтобы подальше с глаз, жена там у него была с ребятенком, да и выстрелил себе в голову. Бедный мальчишка.

– Мальчишка? – переспросил я.

– А кто ж он? Мальчишка. Ему едва двадцать шесть лет исполнилось. И пожить-то не успел. Все этот клад отобрал. Лучше бы он его и не находил.

– А где сейчас этот клад? Можно его посмотреть?

– В музее он, – сказал сочинец. – Ох, как его снова в одну кучу собирали… У самого Андрея взяли тридцать два артефакта, а потом уж искали по городу, кому и что он успел сбыть. И из музея искали, и даже ФСБ подключилось. Всех наших коллекционеров перетряхнули. Меня тоже трясли. Но я ничего тогда не купил. Не хотел обижать человека, потому что вещи эти ценности огромной, а он их почти за бесценок продавал. Нечестно было бы пользоваться. Другие-то потом, которые задешево купили, музею пытались отдать задорого. Некрасиво. Но и музей тоже хорош. Отнять-то отняли и прикупили, что могли, вынудив продать. А сами сохранить клада этого никак не могут. Портится он у них. Тут и подумаешь, что в руках у коллекционера была бы и реставрация обеспечена, и уход. Жалуются музейщики: нет у них денег, чтобы привести эту коллекцию в порядок. Так что посмотреть нельзя. Не выставляется. А кладоискателя этого жаль. Но с кладоискателями так часто: уйдет золото из рук, уйдет и жизнь.

– А нам говорили, – ляпнул я, – что у вас фотографии есть, может, покажете?

Сочинец попросил позвать нашего крымского знакомого и долго тому объяснял, как нехорошо распускать длинный язык, если специального разрешения выдано не было. Крымчанин оправдывался и даже как-то сник. Стыдно ему было. Но стоило ему упомянуть, что мы из северной столицы специально приехали, чтобы найти следы другого клада, как все раздражение у сочинца точно рукой сняло.

– Клада? – переспросил он и стал у нас с Левой выпытывать все детали, связанные с нашей непонятной находкой. Очевидно, эта история равнодушным его не оставила. Так что, прежде чем показать свои снимки с сочинского клада, он попросил предъявить наши прорисовки.

– Знакомая, однако, олениха, – сказал удивленно, добросовестно все изучив, – откуда знакомая – не помню, но точно видел, и не в прорисовке видел, а на фотографии. А вот где – не могу вспомнить.

– Может, просто похожая? – спросил Левка. – Ведь излюбленное для изображения животное. Сколько этих оленей по музеям рассовано…

– Да в том и дело, что нет, – тут уж удивился сочинец, – я ж все-таки коллекцию собираю, и как раз скифскую. Помню я этого вашего оленя как родного. Одна нога у него чуть попорчена. Очевидно, когда заступом землю долбили, кусочек отломался. И у вас на прорисовке точно в этом месте нога тоже отбита.

– Именно в этом месте? – ахнул я.

– Именно в этом. Помню, когда я фотографию увидел, так сразу же и подумал: как жаль, что испортили, такая красивая вещь была. Только вот не могу вам сказать, где я фотографию видел.

– А если вспомните? – умоляюще протянул Лева.

– Скажу, конечно же, – даже удивился сочинский коллекционер. – Только кажется мне, что очень старая это была фотография, почему я на нее поглядел, посожалел, но тут же из головы все и выкинул. И даже имя у этого оленя какое-то было.

Мы с Левкой переглянулись: значит, эта находка была некогда известной? Но почему тогда никто из тех, кто скифами занимается, ее вспомнить не мог? И почему она оказалась среди столь разнообразных других, если они к ней отношения не имеют? Или – имеют?

– А мои фотографии, – вернул нас на землю коллекционер, – совсем другого свойства. Я собираю оружие, поэтому и из чамкинского клада у меня соответствующие снимки. Могу показать.

Оружие и на самом деле было очень красивым. Но к нашему кладу отношения оно не имело. Так что мы поглядели на сочинские драгоценности, похвалили, но на прощание еще раз напомнили коллекционеру, чтобы он все же подумал, где мог видеть оленя с испорченной ногой.

– О чем речь, – воскликнул тот, – непременно. Мне и самому стало занятно, где видел. И если это тот самый олень, с таким же дефектом, то как он оказался замурованным в вашу стенку? И куда потом пропал? Темная история. Находки так просто не исчезают. О других вещах я вам ничего не скажу. Гребень как гребень. В монетах я не разбираюсь. Вот если б у вас акинак оказался, я бы вам все объяснил, даже мог бы место изготовления определить. А в остальном я человек неграмотный. Но что-то мне подсказывает, что не там вы ищите.

– Как это? – оторопели мы оба.

– Не с берегов Черного моря это находки, из Сибири, – объяснил он. – Доказать по-научному не могу, но чувствую.

Такой вот состоялся у нас разговор. Но как было связать царя Скила из Причерноморья с Сибирью? Никак не связать. Вернусь домой, дал я себе обещание, первым делом отправлюсь в Публичку, засяду за книги и постараюсь узнать все, что только можно, о сибирских находках скифского золота. Может быть, там я и отыщу следы нашего клада.