Текст книги "Обманка"

Она улыбнулась:

– Я все приготовлю. Вы возьмете гондолу?

Ишрак с Фрейзе обменялись довольными взглядами.

– А можно? – уточнила Ишрак.

– Конечно, – ответила та. – В нашем городе это единственный способ куда-либо добраться.

Она провела их по мраморной лестнице вниз на первый этаж, к обращенному на канал фасаду – и их собственному причалу, где покачивалась пришвартованная гондола. Домоправительница предоставила им спуститься по последнему лестничному маршу и указала на слугу, который вышел из дверей, утирая рот и натягивая яркую шляпу с пером.

– Джузеппе, – представила она его. – Он отвезет вас, куда пожелаете, подождет там и доставит обратно домой.

Слуга подтянул гондолу ближе к причалу и подал Ишрак руку, чтобы помочь ей зайти на борт. Фрейзе тяжело шагнул следом – и Ишрак вскрикнула, а потом засмеялась над тем, как гондола раскачивается.

– Придется привыкать, – проворчал Фрейзе. – Я уже скучаю по Руфино. Как он там без меня будет? – Обращаясь к гондольеру Джузеппе, он спросил: – Ты можешь отвезти нас к Риальто?

– Конечно, – сказал лодочник.

Он отвязал швартов с нарядной кистью, который удерживал нос гондолы у стены дома. Встав на площадку на корме, он одним ловким толчком весла отчалил от дома, вводя гондолу в оживленное движение по Гранд-Каналу.

Пока их гондола пробиралась по переполненному судами каналу, Фрейзе с Ишрак сидели в центре и смотрели по сторонам. Разносчики и торговцы на небольших лодках подплывали к каждому судну, предлагая свои товары; ялики и наемные весельные лодки сновали между судами; огромные баржи с балками и строительным камнем занимали центр канала: гребцы на них налегали на весла под задающий ритм барабан. Фрейзе и Ишрак – светловолосый простоватый юноша и смуглая темноволосая девушка – на дорогой частной гондоле привлекали внимание окружающих. У моста Риальто гондольер умело причалил, спрыгнул на берег и подал руку Ишрак.

Она надвинула шапочку на лоб, опустила на лицо вуаль и вышла на берег. Ишрак обратила внимание на то, что здесь были служанки, работницы, попрошайки, хозяйки лавок, а также женщины в ярких желтых нарядах с сильно накрашенными лицами, ковыляющие в обуви на нелепо высоких каблуках. Однако на широкой каменной площади перед мостом не было видно женщин благородного сословия и аристократок, а во всех окнах торговых домов маячили суровые мужчины в темных костюмах, которые, похоже, не одобряли присутствия девушки на площади среди деловых людей.

– Как ты думаешь, где может быть этот отец Пьетро? – спросил Фрейзе, озираясь.

На площади было настолько людно, настолько шумно и суетливо, что Ишрак могла только изумленно покачать головой. Кто-то заклинал змею перед горсткой зрителей: он играл на дудочке, а корзина раскачивалась из стороны в сторону, и соломенная крышка уже начала приподниматься: пока виден был только темный глаз и беспокойный раздвоенный язык. Несколько купцов выставили стол в тени широкой колоннады и меняли монеты одних стран на монеты других: при производимых расчетах бусины на их абаках стучали, словно кастаньеты. У берега запоздалый рыбак выкладывал свой улов и продавал свежую рыбу паре слуг. Громадный рыбный рынок открывался на рассвете, и спустя несколько часов там уже все было распродано. Постоянно мельтешили люди, приходящие к большим торговым домам, окружавшим площадь со всех сторон, и уходящие из них. Мальчишки-посыльные с корзинами на головах или под мышкой спешили по поручениям, покупатели толпились у небольших лавочек по обеим сторонам моста Риальто, торговцы расхваливали свои товары с раскачивающихся у причалов лодок… Здесь были люди всех национальностей – покупали, продавали, спорили, наживались – начиная с немецких банкиров в темных костюмах и кончая облаченными в яркие одеяния купцами из Оттоманской империи или даже более удаленных стран.

– Надо будет у кого-нибудь спросить, – ответила Ишрак, совершенно ошеломленная этим оживленным центром торговли. – Он может находиться в паре шагов от нас, но мы об этом даже не узнаем. Я никогда еще не бывала в такой толпе, никогда не видела столько народу одновременно. Даже в Испании!

– Как в аду, – отозвался Фрейзе совершенно хладнокровно. – Там наверняка многолюдно.

Ишрак рассмеялась и отвернулась от реки, выискивая кого-нибудь – священника или монаха – к кому можно было бы обратиться с вопросом, но тут увидела интересное зрелище. Какая-то девушка устроила азартную игру на каменной плите мостовой, посыпав один беломраморный квадрат песком, чтобы обозначить площадку, где будет проходить игра. Толпа уже окружила ее тройным кольцом. Это была старинная игра со стаканами и шариком: Ишрак видела, как в нее играют в Испании. Говорили, будто эта игра пришла из Древнего Египта. Когда Ишрак была совсем маленькой, то видела ее даже в Лукретили: тогда трубадур забрал у нее все карманные деньги с помощью этого простого трюка.

Здесь было три перевернутых стаканчика, и под одним из них был спрятан шарик. Ведущая игру девушка передвигала стаканы с головокружительной скоростью, а потом отодвигалась и предлагала зрителям выложить монетки перед тем стаканом, где они в последний раз видели шарик.

Игра была простейшая: все знали, где находится шарик, ведь все наблюдали за тем, как передвигают стаканчики. А потом ведущая поднимала стаканчики – и ну надо же! – шарика не было под тем стаканчиком, который выбрали зрители. Ведущая поднимала другой стаканчик – и шарик оказывался под ним. Ведущая собирала поставленные зрителями монетки, демонстрировала пустые стаканчики, демонстрировала шарик (у нее был невероятно красивый прозрачный шарик из стекла), снова помещала шарик под стакан, просила зрителей смотреть внимательно и начинала передвигать стаканчики: для начала два-три раза очень медленно, а потом совершала еще с десяток очень быстрых движений.

Внимание Ишрак привлекла сама ведущая. Ею была девушка лет восемнадцати, одетая в коричневое платье и скромную шапочку. Она склоняла бледное сосредоточенное лицо, чтобы следить за работой, но когда она его поднимала, то видны были темные глаза и радостная улыбка. Она двигала стаканчики, сидя на пятках, и обводила зрителей взглядом, внушавшим абсолютное доверие.

– Милорды, миледи, господа, – мягко проговорила она, – будете делать ставки?

Глядя на нее, никто не допустил бы даже на мгновение мысли о том, что она использует какой-то ловкий трюк. Не у всех же на глазах, не в разгар дня! Шарик должен находиться там, куда она его положила – под правым стаканчиком, который она сдвинула налево, переместила в центр, снова вернула направо… А потом двигались только другие стаканчики, явно чтобы запутать наблюдающих, прежде чем она сдвинула его обратно в центр.

– Он в центре, – шепнул Фрейзе Ишрак.

– Готова спорить, что нет, – возразила Ишрак. – Я за ним следила, но потеряла.

– Я все время за ним наблюдал! Он точно в центре!

Фрейзе повозился с монетами и поставил пикколи – серебряный грошик.

Девушка дождалась, пока все сделают ставки (большинство, как и Фрейзе, выбрали центральный стаканчик), после чего перевернула этот стаканчик и продемонстрировала всем: пусто. Она сгребла все монетки, которые игроки выложили перед пустым стаканчиком, спрятала их в карман передника, потом продемонстрировала пустой левый стаканчик, и наконец – стеклянный шарик под правым. Не угадал никто. С веселой улыбкой, предлагавшей всем снова попытать счастья, она пригладила песок ладонью, положила шарик под левый стаканчик и снова начала передвигать стаканчики.

На этот раз Ишрак не стала следить за стаканчиками, а сосредоточилась на немолодом мужчине, который передвигался в толпе, держась близко к игрокам. Он и сам походил на азартного человека: блестящие алчные глаза, низко надвинутая на лоб шляпа, любезная улыбка. Однако он наблюдал за толпой, а не за стремительно двигающимися руками девушки.

– А вот и главный катала, – сказала Ишрак Фрейзе.

– Главный – кто?

– Катала, ее сообщник. Он может отвлечь зрителей именно в тот момент, когда она делает подмену, чтобы никто не заметил, куда сдвинулся стаканчик. Но, по-моему, она и так хороша. Ей не нужно, чтобы кто-то отвлекал игроков, так что ему достаточно просто следить за толпой и быть готовым действовать в случае неприятностей. И, конечно, он заберет деньги, когда она закончит, а затем проводит ее домой.

Фрейзе на Ишрак даже не посмотрел: настолько он был поглощен игрой.

– На этот раз я точно знаю, где шарик!

Ишрак засмеялась и стукнула его по склоненной голове.

– Останешься без денег, – предсказала она. – Эта девушка очень хороша. У нее очень ловкие руки и великолепное самообладание. Она спокойнее всего тогда, когда руки работают предельно быстро. И улыбается она, как честный ребенок.

Фрейзе оттолкнул руку Ишрак: он был уверен в собственной наблюдательности. Он положил вторую монетку у левого стаканчика – и был вознагражден мимолетной улыбкой девушки в коричневом платье. Она подняла стаканчики. Шарик оказался под правым.

– Чтоб меня!.. – воскликнул Фрейзе.

Темные глаза Ишрак улыбались ему из-под вуали.

– Сколько при тебе денег? – поинтересовалась она. – Потому что они с радостью просидят хоть весь день, если ты будешь так глуп, чтобы делать ставки.

– Но я же видел, точно! – возмутился Фрейзе. – Я был совершенно уверен! Это просто колдовство какое-то!

Девушка в коричневом платье подняла на него взгляд – и подмигнула ему.

– Это хитрая игра, а ты – хитро ее ведешь, – сказал ей Фрейзе. – Ты хоть когда-нибудь проигрываешь?

– Конечно, – ответила она с легким парижским акцентом. – Но, как правило, я выигрываю. Это простая игра только для того, чтобы развлечься и заработать несколько монеток.

– Побольше, чем несколько монеток, – пробормотала Ишрак себе под нос, глядя на кучку грошиков, которую нагребла девушка.

– Попытаешь счастья еще раз? – предложила девушка Фрейзе.

– Непременно! – заявил Фрейзе. – Но ставить мою счастливую монетку мне нельзя.

Он очень осторожно извлек монетку из нагрудного кармана куртки, поцеловал ее и вернул обратно. Девушка посмеялась над этим, и ее карие глаза заискрились.

Улыбаясь, она продемонстрировала ему три пустых стаканчика. Фрейзе присел на корточки, чтобы оказаться прямо напротив нее, и кивнул, наблюдая за тем, как она кладет шарик на землю, а потом накрывает центральным стаканчиком. Он внимательно следил, как она передвигает его направо, потом отправляет налево, обводит вокруг него другим стаканчиком, а потом снова возвращает налево. Стремительным водоворотом она передвинула один стаканчик, потом другой – а потом замерла.

– Который? – с вызовом спросила она у него.

Фрейзе высыпал все мелкие монетки из своего кошелька на ладонь – и положил перед левым стаканчиком. Все мужчины, стоявшие рядом и наблюдавшие за игрой, тоже сделали ставки.

С тихим смешком девушка подняла левый стаканчик. Под ним было пусто. Она подняла средний – там оказался сверкающий стеклянный шарик.

Фрейзе со смехом покачал головой.

– Хорошая игра! И ты меня перехитрила! – признал он.

– Это обман! – громко заявил кто-то у него за спиной. – Я потратил почти целую серебряную лиру и наблюдал за игрой полчаса – и не понимаю, как она это делает.

– Вот потому-то игра и хороша, – с улыбкой сказал ему Фрейзе. – Если бы все видели, как это делается, то это был бы фокус для маленьких детей. Но у этой красавицы такие быстрые руки, каких я еще в жизни не видел. Я не заметил, как она это сделала, а ведь разве что носом в стаканчики не утыкался.

– Она обманщица, и ее надо посадить в тюрьму как мошенницу! – жестко заявил тот же мужчина. Он казался угрюмым дурнем в своем маскарадном ярко-синем костюме с болтающейся шапочкой на голове и подвешенным колокольчиком, который звенел, когда он выставлял подбородок вперед. – А ты, наверное, в одной с ней шайке.

– В шайке? – медленно повторил Фрейзе. – И что это за шайка?

– Та шайка, которая посылает ее вымогать у добрых горожан заработанные честным трудом деньги!

Фрейзе посмотрел за спину разозлившегося мужчины и обратился к его друзьям.

– Отвели бы вы его домой, – мягко предложил он. – Людям не нравятся те, кто не умеет проигрывать.

– На нее надо донести дожу! – упорствовал мужчина, почти срываясь на крик, звеня колокольчиком при каждом движении головы. – У меня друзья во дворце, я знаком с несколькими членами Совета сорока! Я могу написать жалобу и подать ее, как и любой честный гражданин. Наш город зиждется на честных торговцах! Мы, венецианцы, не любим мошенников!

Фрейзе выпрямился, позволяя говорившему оценить его рост, широкие плечи и открытое дружелюбное лицо. Ишрак заметила, что девушка сложила деньги в кошель и спрятала его под юбку, а потом быстро переглянулась со своим сообщником в толпе. Ее партнер переместился так, чтобы при необходимости сразу оказаться между ней и недовольным игроком. Для девушки, играющей на улице, она казалась чересчур напуганной таким мелким происшествием. Ишрак ожидала, что та окажется привычной к стычкам.

– Нас это совершенно не касается, – негромко сказала Ишрак, кладя руку Фрейзе на плечо. – И нам не следует привлекать к себе внимания. Почему бы нам прямо сейчас не уйти?

– Верните мои деньги! – громко потребовал мужчина, перебрасывая край шляпы через плечо и стаскивая синие перчатки, словно готовясь к драке. – Верните сейчас же!

Катала сделал шаг вперед, оказавшись рядом с девушкой. Та наклонилась, разглаживая песок, и низко опустила голову, почти став на четвереньки.

Фрейзе обратился к разозлившемуся мужчине в синем.

– Погодите-ка, – сказал Фрейзе, не обратив никакого внимания на предостережение Ишрак. – Вы делали ставки на то, что красивый шарик окажется под стаканчиком?

– Да! – подтвердил мужчина. – Снова и снова.

– И вы ошибались?

– Да! Снова и снова!

– И ставили деньги?

– Шесть раз!

– Шесть раз! – изумился Фрейзе. – Тогда для такого умного человека у меня найдется один совет. Не тратьте здесь времени: поступайте в университет!

Совершенно сбитый с толку мужчина замялся, а потом все-таки спросил:

– Почему? Что ты хочешь этим сказать?

Все ждали ответа Фрейзе. Катала, готовый защищать девушку, замер над ней, а она с любопытством посмотрела вверх.

– В университете, в Падуе, принимают студентов, которые учатся там многие годы. А здесь, в одно только утро, вам понадобилось шесть попыток, чтобы понять: ее руки быстрее ваших глаз. Видите, насколько медленно до вас доходит очевидное! Подумайте, как долго вы могли бы учиться в Падуе! Это могло бы занять у вас всю жизнь. Вы могли бы стать философом!

Друзья мужчины разразились хохотом. Они хлопали его по спине и, называя философом, потащили прочь. Ишрак проводила их взглядом, а повернувшись, увидела, что девушка снова готова начать игру. Ссора привлекла к ней внимание, и на этот раз ставок стало больше, на все три стаканчика, так что некоторым игрокам ей пришлось заплатить. Она забрала немного серебра, вручила выигравшим две золотые монеты по четверти нобля, после чего спрятала стаканчики и шарик и смела белый песок в щели между камнями мостовой, показывая, что игра закончена.

– Спасибо, – бросила она Фрейзе, застегивая сумку.

– Спасибо тебе за игру, – отозвался Фрейзе. – Я только приехал в город и рад был увидеть красивую девушку за работой. Как тебя зовут, милая?

– Джасинта, – ответила она. – А это мой отец, Драго Накари.

– Рад с вами обоими познакомиться, – заявил Фрейзе, стаскивая с головы шляпу и улыбаясь девушке.

Та встала на ноги и передала увесистый кошель с деньгами отцу.

– Ты не слышала о священнике, которого зовут отец Пьетро? – спросила у нее Ишрак, напоминая Фрейзе об их поручении.

Та кивнула.

– Его все знают. Он сидит вон там, на углу моста. У него маленький столик и длинный список со множеством имен попавших в рабство бедняг. Он приходит после службы. Вы найдете его там после часа дня.

Она кивнула им обоим и пошла прочь. Ее отец коснулся полей шляпы и пошел за ней. Фрейзе посмотрел ей вслед.

– Кажется, я влюбился, – вздохнул он.

– Кажется, ты безнадежно непостоянен, – отозвалась Ишрак. – Ты поклялся вечно служить Изольде, ты требовал от меня поцелуй, ты заигрывал с женой хозяина постоялого двора в Пикколо – а теперь приударил за девицей, которая только и сделала, что отобрала у тебя деньги.

– Но какие руки! – воскликнул Фрейзе. – Такие быстрые! Такие ловкие! Подумай только: если ты на ней женишься, то какие пироги она станет печь! С такими быстрыми и ловкими руками выпечка у нее должна получаться несравненная!

Ишрак захихикала при мысли о том, что Фрейзе тянет к юной девице потому, что решил, будто из нее выйдет отличная кондитерша.

– Будем ждать отца Пьетро?

Фрейзе кивнул и осмотрелся.

– А пока ждем, можно было бы обменять несколько монет. У меня есть горсть монет из запаса милорда. Луке поручено исследовать здесь золотые монеты: магистр его Ордена приказал ему искать золотые нобли. Может, нам подойти вон к тому человеку и посмотреть, нет ли у него английских ноблей?

Они прошли к длинному складному столу. За ним на табуретах рядком сидели менялы. У каждого рядом была небольшая грифельная табличка, на которой они постоянно записывали и переписывали предлагаемый курс обмена монет. Один из мужчин был занят гораздо больше остальных: к нему стояла очередь из людей, желавших вести дело именно с ним. У них на глазах он изменил свою табличку: теперь на ней значилось:

«Два венецианских дуката за один золотой нобль Англии».

Ишрак толкнула Фрейзе локтем.

– Они у него есть, – негромко сказала она. – Вон у того менялы. У него есть английские нобли – и по гораздо более выгодному курсу, чем у всех остальных.

Фрейзе подошел к мужчине, одетому во все черное, но с ярко-желтой круглой нашивкой на груди. Его темные волосы были заплетены в косы, уходящие от чисто выбритого лица назад, а на макушке была маленькая черная шапочка – кипа. Пальцы его сновали по маленькому видавшему виды абаку, на столе перед ним стояли две запертые шкатулки, а за спиной возвышался молодой юноша-охранник.

– Мне бы хотелось обменять немного денег, – вежливо проговорил Фрейзе.

– Добрый день, – отозвался мужчина. – Сегодня я предлагаю только английское золото, английские золотые нобли. Сейчас их стоимость – два венецианских дуката.

– И вам добрый день, – ответил Фрейзе. – А это хорошая цена? Я в город только приехал.

– Я Израил, еврей. Даю слово, что лучшей цены вы не найдете.

Фрейзе достал кошель и высыпал его содержимое на стол, а потом пошарил по всем своим карманам – в штанах и куртке – и даже залез за тулью шляпы, доставая монеты из самых неожиданных мест, словно фокусник.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась Ишрак, которую это зрелище немало позабавило.

– Осторожность никогда не бывает лишней, – объяснил Фрейзе. – Украдешь у меня кошель, но – ага! – половина моего состояния в шляпе.

Меняльщик принялся отделять медь от серебра, бронзы и обрезков металла и взвешивать их.

– А у вас много английского золота? – небрежно спросил Фрейзе.

– Я покупаю золото только наилучшего качества, – ответил тот. – В прошлом году эти английские нобли стали появляться в большом количестве. Они отличного качества: лучшего золота не бывает. Они не хуже слитков: монета из чистого золота, к ней ничего не добавлено и от них ничего не отрезано.

Он начал взвешивать монеты на идеально сбалансированных весах, используя гирьки, самая мелкая из которых была не больше пшеничного зерна.

– Как я вижу, вы путешественник, – отметил он. – Здесь монеты из Рима и из Равенны, и еще с запада Италии.

– Я служу господину, который приехал с запада Италии, – произнес Фрейзе ту ложь, которую они заранее придумали. Это давалось ему все легче и легче. – Молодому господину, который захотел посетить этот город и попробовать здесь торговать. У него есть доля в грузе корабля, который вот-вот должен прибыть.

– Более процветающего места выбрать нельзя. Желаю ему удачи, – негромко сказал меняла. – Скажите, чтобы он приходил ко мне, чтобы получить честный обмен золота. А сейчас, – он помолчал, с сомнением глядя на свои весы, – я, к сожалению, должен сказать, что часть ваших монет не очень хорошие. Некоторые из них разрубили для того, чтобы сделать их более мелкими, а некоторые – обрезали, так что они потеряли часть стоимости.

Фрейзе пожал плечами:

– В пути всякое бывает. Буду верить, что вы дадите мне честную цену. Ой! – воскликнул он. – Совсем забыл! – Он наклонился над столом и забрал одну медную монетку. – Я не должен был класть ее с остальными, – сказал он. – Ее я менять не хочу. Я храню ее на счастье.

– Когда это ты обзавелся счастливой монеткой? – спросила у него Ишрак. – Я подумала, что ты просто выдумал это для той девушки. Что в ней такого счастливого?

– Она лежала у меня в кармане, когда меня унесло море. У меня из карманов все вымыло, а эта монетка осталась, – объяснил Фрейзе. – И видишь: она отчеканена самим папой в Ватикане, в год моего рождения. Это же практически талисман! Может ли что-то быть счастливее?

Меняла чуть поклонился и положил остальные медные монетки на весы, уравновесил их и продемонстрировал Фрейзе результат.

– Вот ваша медь.

– Не хуже, чем я ожидал, – жизнерадостно отметил Фрейзе. – А теперь проверьте серебро.

– Могу дать вам за все половину нобля, – сказал меняла, взвешивая на весах горсти монет и обрезков металла.

– Беру! – ответил Фрейзе.

Мужчина ссыпал медные монеты в мешочек, а серебряные – в одну из шкатулок на столе. Он открыл вторую шкатулку, но едва Ишрак успела заметить блеск золота, как он уже извлек английскую монету в полнобля и вручил ее Фрейзе.

– И вы ее не взвешиваете? – спросила у него Ишрак. – Вы уверены в весе английского нобля?

Он отвесил поклон в ее сторону.

– Поэтому все и хотят получить английские нобли. Они всегда полновесные.

Он уверенно бросил монету на весы и показал ей вес.

– Пятьдесят четыре грана, – объявил он. – А полный нобль – сто восемь. Они все такие. Всегда. Это – безупречные монеты.

– С виду совсем новенькие! – восхитился Фрейзе. – Как будто только что отчеканены.

Меняла кивнул.

– Как я и сказал, это очень хорошие монеты, – подтвердил он.

– Но почему они такие блестящие и красивые? – спросила у него Ишрак. – Они же должны были прийти из Англии, с королевского монетного двора в Англии?

Тот пожал плечами.

– На самом деле они приходят с английского королевского монетного двора в Кале, – сухо бросил он. – Это можно определить по знакам на монете, если смотреть внимательно.

– Да они вообще не похожи на монеты! – возмутился Фрейзе, который привык к старым и выщербленным монетам, какие обычно при нем и были: к монетам, порезанным и стесанным людьми, которым нужно было превратить их в более мелкие, или же стертым от многих лет хождения.

– Спрячьте ее, пока у вас не отнял ее кто-нибудь менее разборчивый, – посоветовал ему меняла. – И пока другие не подумали, что с ней что-то не так. – Он бросил взгляд на соседей по меняльному столу. Кое-кто, сидевший за ним, пристально наблюдал за разговором. – Мы все меняем здесь деньги: наш город зависит от торговли не меньше, чем от воды. Никому не нужно, чтобы человек рассматривал монету и сомневался в ее ценности. На полновесный пикколи можно купить краюху хлеба и рыбы на обед. Скажите людям, что пикколи стоит не грош, а только полгроша, и вы купите краюху, но без рыбы. Доверие к монетам – это то, на чем основана торговля в этом городе. Мы не любим, чтобы кто-то сомневался в наших монетах. Наши монеты – настоящие, а эти нобли исключительно хороши: все продают их дороже, чем за два дуката. Завтра я опять подниму цену. Вам повезло, что сегодня я назначил такую цену. Берите или уходите.

– Да я ни в чем и не сомневался, – доброжелательно заверил его Фрейзе. – Я ею восхищался: так меня поразило ее качество. Благодарю, что были так терпеливы.

Он вежливо поклонился меняле, после чего они с Ишрак повернулись и неспешно пошли к Риальто.

– Покажи-ка! – с любопытством попросила Ишрак. – Какая она, эта монета?

Вместо ответа Фрейзе просто протянул ей монету. Она была яркая, словно только отчеканенная – только что отполированное золото. На одной ее стороне было изображение короля на носу своего судна, а на второй – восьмилепестковая геральдическая роза. В Англии ее стоимость составляла три шиллинга и четыре пенса, одну шестую фунта. В Венеции сегодня ее можно было обменять на золотой дукат, а завтра ее стоимость могла увеличиться или уменьшиться.

– С виду новенькая, – отметил Фрейзе. – Что бы он ни говорил.

– Но кто бы стал чеканить фальшивые английские нобли в Венеции? – вслух задумалась Ишрак.

– Именно на этот вопрос милорд и поручил Луке найти ответ, – согласился Фрейзе. – Но я не могу не задуматься, почему милорда это так заинтересовало. Это вряд ли можно считать признаком конца света. Это нельзя назвать святейшим расследованием. Если уж Орден Тьмы дал Луке поручение путешествовать по христианскому миру и искать признаки конца света, с чего вдруг приказывать ему найти источник золотых монет в Венеции? Казалось бы, это слишком мирской вопрос, чтобы им интересовался Орден, созданный папой римским с целью определить время наступления конца света. Какое им дело до стоимости английских ноблей?

По ее опущенному взгляду он понял, что она относится к милорду не менее скептически, чем он сам.

– А! Он нравится тебе не больше, чем мне, – отметил он прямо.

– Я его не знаю, – сказала она. – Да и кто вообще его знает? Он ни разу не позволил никому из нас увидеть его лицо. Он не рассказал нам ничего – только приказал под маской отправиться в Венецию и разузнать про эти монеты. Он распоряжается Лукой и братом Пьетро как магистр их ордена, но не дал нам ни малейшего повода ему доверять. Он ненавидит оттоманцев, словно они – ядовитые твари… ну, это я еще могу понять: они только что захватили Константинополь, и он считает, что если они доберутся до Рима, то настанет конец света. Но я не могу доверять человеку, который живет так, словно постоянно находится на грани чудовищной катастрофы. Все его дела, вся его жизнь – это ожидание конца света. Он – человек обозленный и испуганный, и он мне совершенно не нравится.

– И потому ты впустила в наш дом его врага, – мягко проговорил Фрейзе.

– Я выпустила его из дома, – поправила она его. – Я услышала оттоманского капитана, Раду-бея, на лестнице. Не знаю, как он вошел. Он сказал, что только что имел секретный разговор с милордом, и я выпустила его из дома. Я не знала, что он угрожал милорду. Но не уверена, что меня вообще это волнует, даже если бы это было действительно так.

– Милорд сказал, что в дом проник убийца. Что его могли заколоть во сне.

– Милорд много чего говорит, – отозвалась она. – Но в комнату к нему точно проник именно Раду-бей – и он приколол на грудь спящему милорду свой знак. Он мог его убить, но не убил. Я понимаю, что они с оттоманским вельможей враги: они по разные стороны в величайшей войне на свете, с одной стороны джихад, с другой – походы крестоносцев, но это не объясняет, на чьей стороне правда и кто из них лучше как человек.

Фрейзе был шокирован.

– Мы же христиане! – воскликнул он. – Мы служим Луке, который служит церкви. Крестовые походы – это священная война против неверных!

– Это вы – христиане, – напомнила она. – Вы четверо. А я – нет. Я хочу сама решить. И я просто слишком мало знаю о господине Луки… и об оттоманском вельможе тоже.

– Нам придется следовать за господином Луки: мы ведь не можем бросить Луку, – заявил Фрейзе. – Я люблю его, как брата, а твоя госпожа не расстанется с ним, если ее не вынудят. А ты?.. – Он адресовал ей мимолетную улыбку. – Ты же голову от него потеряла, разве нет?

Она рассмеялась.

– Я ни от кого головы не теряла! – сказала она. – Она у меня крепко держится. Да, он заставляет мое сердце биться чуть быстрее, готова это признать. Но ничто на этом свете не заставит меня потерять голову. Мне она нужна.

– Настанет день, – торжественно предупредил ее Фрейзе, – и ты обнаружишь, что потеряла голову от любви ко мне. Надеюсь, что ты не будешь слишком с этим тянуть.

Она рассмеялась.

– И какая это была бы ошибка! Достаточно только посмотреть, как ты ухлестываешь за другими женщинами!

– И в этот день, – продолжал Фрейзе, не обращая внимания на ее смех, – в этот день я буду к тебе добр. Я тебя обниму, я разрешу тебе меня обожать.

– Я это запомню! – пообещала она.

– И вот еще что запомни, – сказал Фрейзе уже серьезнее, – Лука поклялся повиноваться магистру своего Ордена. Я пообещал следовать за Лукой и служить ему. Ты путешествуешь с нами. Ты не должна поддерживать наших врагов.

– А как насчет наших друзей? – упрямо спросила она. – И таинственных поручений, которые Лука получает от своего господина? Слуга Церкви приезжает в Венецию во время карнавала с приказом спекулировать золотом и продавать товар с корабля? Это в твоей церкви – священное дело?

Колокол Сан-Джакомо начал звонить прямо над их головами, и стаи голубей сорвались с церковной крыши, так что спор пришлось прервать.

– Час дня, – сказала Ишрак. – А это, наверное, отец Пьетро.

Они увидели немолодого седовласого мужчину, одетого в рясу бенедиктинца из некрашеной шерсти, с мокрым от святой воды лбом, который, продолжая креститься, шел через людную площадь. Купцы, негоцианты и прохожие приветствовали его по имени, пока он пробирался в толпе. Он приостановился, чтобы благословить поздоровавшегося с ним ребенка, а потом, наконец, добрался до начала моста Риальто, где небольшая каменная тумба, предназначенная для швартовки лодок, служила ему сиденьем.

Он занял свое место, после чего слуга, шедший за ним следом, установил небольшой столик, развернул длинный скрученный свиток и вручил священнику перо. Отец Пьетро осмотрелся, окунул перо в чернильницу и стал ждать, держа перо наготове. Он явно был готов приступить к делам, но Ишрак с Фрейзе не успели с ним заговорить: вокруг него уже собралась небольшая толпа: люди выкрикивали имена своих родственников и забрасывали его вопросами.

Ишрак с Фрейзе смотрели, как монах просматривает свой список, вносит в него новые имена, сообщает о тех, кого ему удалось разыскать, и дает советы просителям. Для одного молодого человека у него нашлось радостное известие: его двоюродного брата отыскали на захваченной территории Греции, и хозяин был согласен на продажу.

Большая часть Греции была захвачена Оттоманской империей, так что грекам приходилось служить турецким господам и платить ежегодную дань. Этот обращенный в рабство мужчина работал на ферме у одного из захватчиков. Хозяин назвал цену, и отец Пьетро счел ее приемлемой, хотя она была обозначена как «лира ди гроссо» – десять дукатов, годовой заработок рабочего.