Текст книги "Королевская шутиха"

Весна 1553 года

В апреле мне позволили навестить отца. Я отнесла ему заработанные деньги, чтобы он расплатился за жилье. Не желая привлекать к себе внимания, я переоделась в старую мальчишескую одежду, купленную мне отцом, когда мы только-только приехали в Англию. За эти месяцы я успела вырасти, и теперь рукава не достигали моих запястий. Еще хуже обстояло с обувью: башмаки отчаянно жали мне ноги. Пришлось отрезать каблуки. Вот в таком жалком виде я и предстала перед отцом.

– Скоро им придется одевать тебя в платья, – сказал он. – Ты ведь уже наполовину женщина. Ну и что слышно при дворе?

– Особых новостей нет. Все говорят, что весеннее тепло благотворно влияет на короля и он поправляется.

Я могла бы добавить, что ложь при дворе – обычное явление, но промолчала.

– Да благословит Господь короля и даст ему силы! – благочестиво произнес отец.

Похоже, он тоже знал больше.

– А как лорд Роберт? Ты его видишь?

– Когда вижу, когда нет, – ответила я, чувствуя, что краснею.

Я могла бы с точностью до минуты назвать время, когда в последний раз видела лорда Роберта. Но он тогда не говорил со мной и едва ли вообще меня заметил. Он был охвачен охотничьим азартом и торопился отправиться к заливным лугам вдоль Темзы, где ему предстояла охота с соколом на цапель. В одной руке он держал поводья, а на другой у него сидел красавец-сокол. Голову птицы прикрывал мешочек. Лошади тоже не терпелось поскорее пуститься вскачь, и лорд Роберт проявлял изрядную ловкость, сдерживая ее и оберегая сокола от излишней тряски. Он улыбался и был похож на принца из книжки. Я наблюдала за ним, как, наверное, наблюдала бы за чайкой, парящей над Темзой. Зрелище было настолько прекрасным, что озарило собой однообразие моего дня. Я смотрела на него не как женщина, желавшая мужчину. Я смотрела на него, как ребенок смотрит на икону, как на нечто недосягаемое, но исполненное совершенства.

– Скоро будет грандиозное свадебное торжество, – сказала я, нарушая затянувшееся молчание. – Герцог сейчас вовсю занимается его устройством.

– И кто женится? – с почти женским любопытством спросил меня отец.

Я назвала три пары, загибая по пальцу для каждой:

– Леди Кэтрин Дадли выходит замуж за лорда Генри Гастингса, а две сестры Грей – за лорда Гилфорда Дадли и лорда Генри Герберта.

– Надо же, ты всех из знаешь! – воскликнул обрадованный отец, гордясь тем, что у него такая дочь.

– Я знаю только семью Дадли. Никто из них не узнал бы меня, увидев в другой одежде. Ну кто я такая, чтобы меня знать? Королевская шутиха. Это почти то же самое, что горничная или прачка.

Отец отрезал по ломтю хлеба мне и себе. Хлеб был вчерашний и успел зачерстветь. Рядом на тарелке лежал небольшой кусок сыра. В конце комнаты на другой тарелке ждал своей очереди кусок мяса. Но мясо мы съедим потом, в нарушение английской привычки загромождать стол едой без чередования блюд. Сколько бы мы ни строили из себя англичан, всякий, увидевший нашу трапезу, сразу понял бы, что мы все равно стараемся есть «правильно», то есть не смешивая пищу молочного происхождения с мясной. Стоило взглянуть на кожу моего отца, напоминавшую пергамент, на мои темные глаза, и сомнений не оставалось: мы евреи. Мы могли сколько угодно уверять, что давно приняли христианство; мы могли по нескольку раз в день посещать церковь, соревнуясь в этом с принцессой Елизаветой. Это не изменило бы нашего облика, и потому всякому, пожелавшему ограбить нас или просто выгнать, достаточно было сказать, что мы затаившиеся евреи. Любой суд счел бы эту причину веской.

– А сестер Грей ты знаешь? – спросил отец.

– Мельком видела. Они родственницы короля. Я слышала, что Джейн вообще не хочет выходить замуж. Ее привлекают лишь книги и науки. Но родители силой заставили ее согласиться на этот брак.

Отец кивнул. Насильно выдать дочь замуж – такое считалось в порядке вещей.

– Я все хотел тебя спросить про отца лорда Роберта – герцога Нортумберлендского. Что ты можешь о нем сказать?

– Его очень многие не любят, – ответила я, сразу перейдя на шепот. – Но герцог ведет себя как король. Заходит в королевские покои, когда пожелает, а затем выходит оттуда и говорит то-то и то-то, объявляя это королевской волей. Разве кто-нибудь посмеет пойти против него?

– А у нас на прошлой неделе забрали нашего соседа-портретиста. Мистера Таллера, – сообщил отец. – Сказали, за то, что католик и еретик. Увели на допрос, и с тех пор его никто не видел.

У меня кусок застрял в горле.

– Его-то за что? Он же портреты рисовал. Что в них еретического?

– Кто-то из заказчиков случайно увидел у него в доме копию с картины, изображающей Богоматерь, да еще с его подписью внизу. – Отец покачал головой, словно до сих пор отказывался верить в случившееся. – Эту копию мистер Таллер сделал давно. Он даже дату поставил. Тогда это считалось произведением искусства. А теперь – ересью. Представляешь? Тогда его называли искусным художником, а теперь в глазах закона он преступник. И никакой судья не примет во внимание, что картина написана давно, гораздо раньше, чем появился закон. Эти люди – сущие варвары.

Мы оба поглядели на дверь. Она была заперта. На улице было тихо.

– Ты считаешь, нам надо бежать из Англии? – почти шепотом спросила я, впервые сознавая, как мне хочется остаться.

Отец жевал хлеб, раздумывая над моим вопросом.

– Не сейчас, – наконец сказал он. – И потом, разве где-нибудь есть совершенно безопасное место? Уж лучше я останусь в протестантской Англии, чем переберусь в католическую Францию. Мы с тобой теперь благочестивые протестанты. Надеюсь, ты не забываешь ходить в церковь?

– Дважды, а то и трижды в день, – заверила я отца. – При дворе за этим строго следят.

– Вот и меня ежедневно видят в местной церкви. Я делаю пожертвования, исправно плачу приходскую подать. Нельзя требовать от нас большего. Мы оба крещеные. Разве кто-нибудь может в чем-то нас упрекнуть?

Я промолчала. Мы с отцом прекрасно знали: любой может оговорить любого. В странах, где за различия в совершении обрядов сжигали на костре, причиной недовольства могло стать что угодно. Например, в какую сторону ты смотришь во время молитвы.

– Если болезнь все-таки одолеет короля и он умрет, трон займет принцесса Мария, а она католичка, – прошептал отец. – Неужели она вновь сделает Англию католической?

– Кто знает, как повернутся события, – осторожно сказала я.

Мне сразу вспомнилось произнесенное имя «Джейн» и то, что Роберта Дадли это не удивило.

– Я бы и гроша ломаного не поставила за восшествие принцессы Марии. Кроме нее, есть очень крупные игроки, и никто не знает, что они замышляют.

– Если принцесса Мария все-таки придет к власти и страна вновь станет католической, я буду вынужден избавиться от нескольких книг, – с тревогой в голосе произнес отец. – К тому же меня знают как торговца протестантскими книгами.

Я коснулась щеки, будто собиралась стереть грязное пятно. Отец сразу распознал этот жест – жест моего страха.

– Ты не бойся, querida. Не нам одним, всем в Англии придется измениться.

Я посмотрела туда, где, накрытая кувшином, горела субботняя свеча. Ее пламени не было видно, но мы знали, что она зажжена для нашего Бога.

– Только не все в Англии евреи, – сказала я.

Каждое утро мы с Джоном Ди усердно занимались. Чаще всего он просил прочитать отрывок из греческой Библии, а следом – тот же отрывок на латыни, чтобы сравнить переводы. Он исследовал самые древние части Библии, пытаясь за цветистыми фразами распознать подлинные тайны создания мира. Он сидел, подперев левой рукой подбородок, а правой делал пометки по ходу моего чтения. Иногда он поднимал руку, прося меня остановиться, поскольку ему внезапно пришла в голову какая-то мысль. Чтение меня не утомляло. Я читала, не стремясь вникать в смысл читаемого. Если же мне встречалось слово, которое я не умела произнести, а таких слов было довольно много, я просто произносила его по буквам, и мистер Ди сразу же узнавал это слово. Я невольно проникалась все бóльшим уважением к наставнику лорда Роберта. Он был добрым, заботливым человеком, а его обширные познания и разносторонние способности не переставали меня удивлять. Джон Ди умел схватывать на лету, отличаясь сверхъестественным пониманием. Этот человек не испытывал скуки. Оставаясь один, он занимался математикой, играл в удивительные игры с числами и шифрами, писал изящные акростихи и придумывал сложные загадки. Мистер Ди переписывался с величайшими мыслителями Европы, всегда держась впереди папской инквизиции. Почти все вопросы, интересовавшие Ди, в католических странах были объявлены еретическими и запретными.

Он придумал невероятно сложную игру, в которую мог играть только с лордом Робертом. Игра называлась «многодосочные шахматы». Досок было три – одна над другой, все из толстого стекла с фаской. Доски были скреплены между собой. Фигуры могли двигаться не только вдоль и поперек, как в обычных шахматах, но еще вверх и вниз. Неудивительно, что шахматная партия растягивалась на целые недели. Иногда мистер Ди давал мне что-нибудь переписывать для него, а сам удалялся в соседнюю комнату. Там он вглядывался в свое гадательное зеркало, пытаясь уловить проблески невидимого мира духов. Мистер Ди не сомневался в существовании того мира, однако упорно искал практического подтверждения своим теориям.

В этой комнате с вечно зашторенным окном у него имелся небольшой очаг, выдолбленный из цельного камня. Там мистер Ди зажигал огонь, дожидался, когда останутся угли, и ставил над ними большие стеклянные сосуды с отварами каких-то трав. Сосудов у него было много, и все они соединялись хитроумной сетью стеклянных трубок. Жидкости по трубкам перетекали из сосуда в сосуд; в одних они отстаивались, в других охлаждались. Нередко мистер Ди запирался там на целые часы. Я оставалась в библиотеке, переписывая ему столбцы цифр. Из-за двери доносилось то мелодичное позвякивание (это он переливал жидкости), то шипение мехов, когда ему требовалось раздуть огонь.

А днем мы с Уиллом Сомерсом продолжали упражняться на мечах. Мы уже не собирались никого смешить. Уилл учил меня сражаться по-настоящему. Наконец он объявил, что для шутихи я вполне сносно владею мечом и, если понадобится, смогу постоять за себя.

– Как гордый идальго, – добавил он.

Я была рада научиться полезному навыку, особенно в нынешние тревожные времена. Тем более что при дворе о шутах словно бы забыли. Невзирая на бодрые и лживые заверения, королю становилось все хуже. И вот в мае нам приказали явиться на грандиозные свадебные торжества в Дарем-Хаус на Стрэнде. Герцогу хотелось, чтобы эти свадьбы запомнились. Он придумал множество развлечений для гостей, куда входили и наши с Уиллом шутки.

– Можешь считать, что нас позвали на королевскую свадьбу, – сказал Уилл, лукаво подмигивая мне.

– Как это на королевскую? – удивилась я.

Шут поднес палец к губам:

– Фрэнсис Брэндон – мать Джейн – доводилась королю Генриху племянницей. Она дочь его сестры. Джейн и Кэтрин – двоюродные сестры.

– Ну и что? – не поняла я.

– А Джейн выходит замуж за одного из Дадли.

– Выходит, – повторила я, до сих пор не понимая, куда он клонит.

– Если сравнивать с семейством Дадли, у кого больше королевской крови?

– У сестер короля, – сообразила я. – У матери Джейн. И у других тоже.

– Это если говорить о родословной. Но, помимо родословной, существует еще и желание, – тихо пояснил мне Уилл. – Герцог жаждет трона так, будто сам он прямой наследник. Герцог безмерно любит трон. Он буквально вкушает трон. Правильнее сказать, пожирает.

Наверное, я не настолько знала тонкости придворной жизни, чтобы понять слова Уилла.

– Что-то я ничего не понимаю, – сказала я и встала.

– Ты мудрая девочка. Иногда лучше прослыть тупоголовой, – усмехнулся шут, слегка коснувшись моей макушки.

По замыслу герцога, вначале гостей развлекали танцоры, после чего был небольшой маскарад, а далее – наше шутовское сражение. Этим развлечения не кончались, и нас должны были сменить жонглеры и фокусники. Глядя на нас с Уиллом, гости чуть ли не выли от смеха и держались за животы. Им нравилось все: и неуклюжие выпады Уилла, и моя решимость, и даже наша изрядная разница в росте. Долговязый Сомерс гонялся за мной, разрубая воздух своим деревянным мечом, а я, маленькая и проворная, то и дело наносила ему удары и мастерски отражала все его атаки.

Главная невеста белизной своей могла соперничать с жемчужинами, которыми было расшито ее золотистое платье. Ее жених сидел ближе к своей матери, чем к ней, и за все время молодые едва ли перекинулись парой слов. Сестра Джейн выходила за того, с кем была помолвлена. Ее жених усердно чокался со всеми и не менее усердно пил. Когда же прозвучал тост за здоровье Джейн и Гилфорда, я увидела, каких усилий стоило леди Джейн поднять золотой бокал и чокнуться со своим мужем. Ее припухшие, покрасневшие глаза говорили убедительнее любых слов. Под глазами лежали тени, а на плечах, по обеим сторонам от шеи, виднелись отчетливые следы чьих-то больших пальцев. Видимо, кто-то сильно тряс невесту за шею, добиваясь от нее согласия на брак. Она едва пригубила свадебный эль и, как мне показалось, даже не проглотила.

– Что скажешь, шутиха Ханна? – крикнул мне герцог Нортумберлендский. – Нашу Джейн ждет счастливая жизнь?

Все повернулись ко мне. Передо мной закачался воздух – признак скорого видения. Я попыталась его отогнать. Свадебное торжество – самое отвратительное место, чтобы говорить правду. Увы, слова полились из меня сами собой, и я сказала:

– Сегодня – вершина ее счастья. Такого у нее больше не будет.

Роберт Дадли предостерегающе посмотрел на меня, однако я не могла запихнуть вылетевшие слова обратно в глотку. Я сказала то, что повелел мне сказать мой дар, а не учтивый придворный комплимент. Впрочем, можно ли было нынешнее состояние Джейн назвать счастьем? Какое же это счастье, когда невеста выходит замуж с покрасневшими глазами и отметинами возле шеи? Но дальше ее ждали еще более горестные события, причем очень скорые. Как ни странно, герцогу мои слова понравились. Он усмотрел в них похвалу своему сыну. Герцог засмеялся и поднял бокал. Гилфорд, показавшийся мне туповатым парнем, с улыбкой поглядел на мать и тоже поднял бокал. Лорд Роберт покачал головой и прикрыл глаза. Видимо, ему сейчас очень хотелось очутиться в другом месте.

После всех развлечений начались танцы. Леди Джейн и здесь вела себя против правил: с упрямством белого мула она продолжала сидеть, не желая танцевать на собственной свадьбе. Тогда Роберт Дадли подошел к ней, что-то шепнул на ухо и повел танцевать. Я следила за ними. Он продолжал свои шептания и добился того, что Джейн слабо улыбнулась. Интересно, какими словами он ободрял свою новоиспеченную невестку? Когда танцоры делали паузу, ожидая своей очереди в круге, рот лорда Роберта оказывался почти у самого уха Джейн. Должно быть, ее обнаженная шея ощущала тепло его дыхания. Я смотрела на них, не испытывая зависти. Я не хотела, чтобы его длинные пальцы держали мою руку, не хотела, чтобы наши лица почти соприкасались. Я смотрела на них, как на красивый парный портрет. Лицо Роберта было повернуто в профиль, и его нос напоминал острый ястребиный клюв. А бледное лицо Джейн хотя бы немного оттаивало от его заботы и участия.

Танцы продолжались допоздна, будто придворные только и ждали возможности потанцевать на столь грандиозной свадьбе. Затем три пары новобрачных развели по спальням, где их уже ждали роскошные кровати, усыпанные лепестками роз и окропленные розовой водой. Однако все это было таким же спектаклем, как наше сражение на деревянных мечах. Ни для одной из трех пар супружеская жизнь еще не началась. На следующий день леди Джейн уехала с родителями в Саффолкский дворец. Гилфорд Дадли отправился домой с матерью, жалуясь на вздувшийся и болевший живот. Герцог с лордом Робертом поднялись рано, чтобы вернуться в Гринвичский дворец, к больному королю.

– А почему ваш брат не стал жить одним домом со своей женой? – спросила я лорда Роберта.

Наш разговор происходил у ворот конюшни, где он ждал, когда выведут его лошадь.

– Супруги часто не живут под одной крышей. Я вот тоже не живу вместе со своей женой.

Мне показалось, что крыши Дарем-Хауса наклонились. Я попятилась назад и схватилась за стену, дождавшись, когда мир вернется в прежнее положение.

– Так вы женаты?

– А ты что, не знала об этом, моя маленькая ясновидица? Я думал, ты знаешь все.

– Нет, не знала, – промямлила я, чувствуя неловкость ситуации.

– Представь себе, женат. Уже почти пять лет. Женился совсем юнцом, за что благодарю Бога.

– Потому что вы очень любите свою жену? – спросила я, ощущая странную тошноту.

– Если бы я не был сейчас женат, то мне вместо Гилфорда пришлось бы покориться отцовской воле и жениться на Джейн Грей.

– А ваша жена никогда не бывает при дворе?

– Почти никогда. Лондонскому шуму она предпочитает тишину провинциальной жизни. Мы с ней никак не могли договориться… и каждый из нас остался в своем привычном мире.

Он умолк и глянул в сторону отца. Герцог садился на большого черного коня, отдавая конюхам распоряжения насчет остальных лошадей. Дальнейшие объяснения мне не требовались. Я поняла: лорду Роберту легче жить одному, выполняя отцовские поручения и являясь его шпионом. А так ему бы пришлось повсюду появляться вместе с женой, чье лицо могло бы выдать его истинные намерения.

– Как зовут вашу жену?

– Эми, – беспечным тоном ответил он. – Чего это она тебя заинтересовала?

Ответа у меня не было. Я просто замотала головой, показывая, что вовсе не интересуюсь подробностями жизни супругов Дадли. У меня противно сводило живот. Наверное, я, как и Гилфорд Дадли, съела что-то несвежее. Меня жгло изнутри, будто там разливалась желчь.

– А дети у вас есть? – удивляясь себе, спросила я.

Если бы он сказал, что есть, если бы ответил, что у него есть любимая дочь, меня бы скрючило и вытошнило прямо ему под ноги.

– Нет, – коротко ответил лорд Роберт. – Но ты обязательно скажешь, когда у меня родится сын и наследник. Скажешь?

Я посмотрела на него и, вопреки жжению в горле, попыталась улыбнуться:

– Сомневаюсь, что смогу это сделать.

– Ты боишься зеркала?

– Не боюсь, если вы рядом.

– А ты наделена не только даром ясновидения, но и женской хитростью, – улыбнулся он. – Скажи, мисс Мальчик, ты же не просто так затеяла этот разговор?

– Нет, милорд.

– Но тебе не понравилось, что я женат.

– Меня это просто удивило.

Лорд Роберт взял меня за подбородок и повернул лицо так, чтобы наши глаза встретились.

– Не веди себя, как лживая женщина. Скажи правду. Мисс Мальчик, тебя будоражат девичьи желания?

Я была очень осторожна в другом, но скрывать эти чувства еще не научилась. У меня навернулись слезы. Я замерла, не пытаясь высвободиться.

Роберт Дадли увидел мои слезы и понял их причину:

– Желание? Ко мне?

Я по-прежнему молчала и тупо смотрела на него. Из-за слез его лицо я видела размытым.

– Я обещал твоему отцу, что не причиню тебе никакого вреда, – тихо и даже с нежностью сказал он.

– Вы уже причинили мне вред, – прошептала я, высказав то, о чем лучше было бы помолчать.

– Это не вред, – покачал головой лорд Роберт, и его глаза потеплели. – Это ранняя любовь со всей ее горечью. Однажды я поддался ей и совершил ошибку. Жениться из-за этого глупо. Но ты девочка сильная. Ты это переживешь, достигнешь своих шестнадцати лет и выйдешь замуж за того, с кем помолвлена. У вас будет целый дом черноглазых детишек. – (Я промолчала; комок в горле мешал мне говорить.) – Пойми, мисс Мальчик: важна не сама любовь, а то, что ты станешь с ней делать. Вот что бы ты стала делать со своей?

– Я бы… служила вам.

Он взял мою холодную руку и поднес к губам. Я стояла как зачарованная, чувствуя прикосновение его губ к кончикам моих пальцев. Это было ничуть не менее прекрасно, чем поцелуй в губы. Мои губы сами собой разошлись, словно я была готова поцеловаться с ним прямо здесь, возле конюшни, на виду у всех.

– Да, – тихо произнес он, не поднимая головы и шепча не столько мне, сколько моим пальцам. – Ты можешь мне служить. Любящий слуга – великий подарок. Ты согласна стать моей, мисс Мальчик? Сердцем и душой? Согласна делать то, о чем я попрошу?

Его усы, будто перья на груди охотничьего сокола, приятно кололи мне пальцы.

– Да, – прошептала я, не осознавая всей серьезности даваемого обещания.

– И ты готова сделать все, о чем бы я ни попросил?

– Да.

Роберт Дадли мгновенно выпрямился. Вид у него был решительный.

– Прекрасно. В таком случае у меня для тебя будет новая должность и новое занятие.

– Не при дворе?

– Нет.

– Но ведь вы просили короля взять меня в шутихи, – напомнила я. – Что скажет его величество?

– Бедняге сейчас не до тебя, – поморщился он. – Скучать он не будет. Сейчас мы этот разговор закончим. Мне надо ехать. А завтра, когда ты вернешься в Гринвич вместе со всеми, мы с тобой подробно поговорим и я все расскажу тебе. – Лорд Роберт довольно рассмеялся, словно его ожидало увлекательное приключение, которое он был бы не прочь начать немедленно. – Завтра и поговорим, – повторил он и зашагал к своей лошади.

Конюх услужливо сложил ладони, заменив ими скамеечку. Лорд Роберт уселся в высокое седло своего рослого сильного коня, натянул поводья и выехал со двора на Стрэнд, навстречу холодному утреннему английскому солнцу. Его отец поехал следом, но не так торопливо. Я видела, как прохожие обнажали головы и кланялись, выказывая свое уважение отцу и сыну Дадли. Однако лицо у герцога было отнюдь не радостное.

Я тоже вернулась в Гринвичский дворец верхом, но верхом на ломовой лошади, везущей за собой телегу с разными припасами. День был теплым и солнечным. Поля, сбегавшие к Темзе, были полны золотистых и серебристых цветов. Мне сразу вспомнилось, как мистер Ди мечтал превратить простые металлы в золото. Я не торопилась слезать с лошади, наслаждаясь теплым ветром. В это время меня окликнул кто-то из слуг Дадли:

– Эй, шутиха Ханна!

– Что вам угодно?

– Слезай и беги к лорду Роберту и его отцу. Они в своих покоях. И поживей, мальчик-девочка!

Я молча слезла и бросилась во дворец, который знала теперь не хуже нашего скромного жилища. Миновав королевскую часть, я попала во владения семейства Дадли. Залы, коридоры и комнаты здесь не уступали королевским, а зачастую превосходили их. Повсюду стояли стражники в ливреях с гербом семейства Дадли. Постепенно комнаты становились меньше, а коридоры – короче. Стражники распахнули мне последнюю пару дверей, и я оказалась в кабинете лорда Роберта. Он сидел за письменным столом, склонившись над какой-то рукописью. Герцог стоял, глядя через плечо сына. Я сразу узнала почерк мистера Ди. Отец и сын Дадли разглядывали карту. Эту карту мистер Ди составил сам, основываясь частично на древних картах Британии, взятых у моего отца, а также на собственных расчетах и на картах моряков, аккуратно наносивших очертания береговой линии. Джон Ди составлял эту карту, веря, что овладение морями принесет Англии истинную славу. Однако герцогу карта понадобилась совсем для других целей.

Вокруг Лондона было нанесено множество значков. Еще больше значков пестрело на голубом пространстве, изображавшем моря. На севере я увидела значки другого цвета, а на востоке – третьего. Все это напоминало хитроумную игру, придуманную мистером Ди, однако отец и сын Дадли отнюдь не были настроены сейчас играть.

Войдя, я молча им поклонилась.

– Это надо делать как можно быстрее, – сказал герцог. У него и сегодня был хмурый вид. – Если это сделать быстро, никому не оставив шанса на противодействие, тогда мы сможем спокойно разобраться с севером, испанцами и ее сторонниками.

– А она? – тихо спросил лорд Роберт.

– Она ничем не сможет нам помешать, – ответил герцог. – А если вздумает сбежать, наша маленькая шпионка нас тут же предупредит.

Теперь герцог заметил мое присутствие.

– Ханна Грин, я посылаю тебя в штат принцессы Марии. Будешь у нее шутихой, пока я не верну тебя обратно ко двору. Сын уверял меня, что ты умеешь хранить тайны. Он прав?

У меня похолодел затылок.

– Да, я умею хранить тайны. Но мне это не нравится.

– Надеюсь, ты не впадаешь в забытье, когда под влиянием кристаллов или дыма способна выдать всё и всех?

– Но вы нанимали меня для предсказаний, – напомнила я герцогу. – Я умею владеть собой. А дар ясновидения мне не подчиняется.

– И у нее это часто бывает? – спросил герцог.

– Редко, – покачал головой лорд Роберт. – И она всегда говорит обдуманно. Просто страх у нее сильнее, чем ее дар. Она девочка смышленая. И потом, кто станет прислушиваться к словам блаженной?

Герцог разразился лающим смехом:

– Разве что… другая блаженная.

Роберт тоже улыбнулся.

– Ханна будет надежно хранить наши тайны, – тихо сказал он. – Она предана мне душой и сердцем.

– Ну, если так, тогда выкладывай ей остальное.

Я замотала головой. Мне хотелось зажать уши, но лорд Роберт встал из-за стола, подошел ко мне и взял за руку. Теперь куда бы я ни взглянула, мои глаза встречались с его темными внимательными глазами.

– Мисс Мальчик, мне нужно, чтобы ты отправилась к принцессе Марии и оттуда писала мне, рассказывая о каждом ее шаге. Куда ходит, с кем встречается, о чем думает.

– Я должна шпионить за ней? – хлопая ресницами, спросила я.

– Скажем так… подружиться с ней, – уклончиво ответил он.

– Да, Ханна. Шпионить за ней, – резко добавил герцог.

– Ты это сделаешь ради меня? – все так же мягко и даже нежно спросил лорд Роберт. – Ты бы оказала мне величайшую услугу. Я прошу тебя об этом, поскольку знаю о твоей любви.

– А для меня это будет опасно?

Мысленно я вновь перенеслась в Арагон и услышала, как люди инквизиции колотят в нашу крепкую дубовую дверь. Это было, когда они пришли за мамой.

– Нет, – поспешил успокоить меня лорд Роберт. – Пока ты моя, я гарантирую твою безопасность. Ты будешь моей шутихой, находящейся под моим покровительством. Раз ты связана с семейством Дадли, никто и пальцем не посмеет тебя тронуть.

– Что я должна делать?

– Следить за принцессой Марией и сообщать мне.

– Я должна буду вам писать? Я что, больше никогда вас не увижу?

Роберт Дадли улыбнулся:

– Увидишь. Ты вернешься, когда я пошлю за тобой. А если что-нибудь случится…

– Что? – вновь похолодела я.

Он пожал плечами:

– Времена сейчас непростые, мисс Мальчик. Кто знает, что может произойти завтра или через неделю? Поэтому я и отправляю тебя наблюдать за действиями принцессы Марии. Ты сделаешь это ради меня? Из любви ко мне? Чтобы обезопасить меня? Сделаешь, мисс Мальчик?

– Сделаю, – прошептала я.

Он сунул руку в карман камзола и достал оттуда письмо. Это было письмо моего отца к герцогу. Отец обещал прислать ему несколько манускриптов.

– Вот тебе загадка, – словно ребенку, сказал мне Роберт. – Видишь в первом предложении двадцать шесть букв?

Я вгляделась в письмо:

– Вижу.

– Они будут твоим алфавитом. Вот здесь, смотри, написано: «Милорд». Это и есть твой алфавит. Буква «М» будет обозначать «А», буква «И» – «Б». И так далее. Понимаешь? Если какая-то буква встречается дважды, ты воспользуешься ею только один раз… Слушай дальше. Это письмо – твоя шифровальная таблица. Первой фразой ты воспользуешься для первого письма ко мне. Второй – для второго и так далее. У меня останется копия этого письма, так что, когда буду получать твои послания, я смогу их расшифровать.

Мои глаза забегали по строчкам. Я хотела понять, сколь долго продлится мое пребывание у принцессы Марии. Фраз в отцовском письме хватало на целую дюжину писем. Получалось, лорд Роберт отправлял меня на долгие недели.

– А зачем нужны эти шифрованные письма? – беспокойно спросила я.

Его теплая рука легла на мои холодные пальцы.

– Зачем нужны? Чтобы избежать сплетен, – заверил меня лорд Роберт. – Так мы сможем спокойно переписываться, не возбуждая подозрений.

– Я останусь там надолго? – шепотом спросила я.

– Не скажу, чтобы надолго.

– А вы будете мне отвечать?

– Нет, мисс Мальчик. Только если понадобится о чем-нибудь тебя спросить. Тогда я тоже воспользуюсь письмом твоего отца как шифром. Мое первое письмо будет зашифровано на основании первой фразы, второе – на основании второй. Но ни в коем случае не храни мои письма. Сжигай их сразу же, как прочтешь. И не делай копий со своих писем ко мне. – (Я кивнула.) – Если кто-нибудь найдет у тебя письмо твоего отца, это не вызовет никаких подозрений. Скажешь, что отец просил передать его герцогу, а ты забыла.

– Да, сэр.

– Обещаешь делать все в точности, как я прошу?

– Обещаю, – упавшим голосом ответила я. – Когда мне ехать?

– Дня через три, – ответил герцог, не поднимая головы от карты. – Мы отправляем к принцессе Марии повозку с разными припасами и прочими вещами. Ты поедешь вместе с повозкой, но верхом на пони. Лошадь береги, поскольку на ней тебе возвращаться. Если случится что-нибудь очень серьезное… что-нибудь угрожающее мне или Роберту, не раздумывая, садись на пони и возвращайся. Поняла?

– Но что может вам угрожать? – спросила я человека, фактически правившего Англией.

– Об этом буду раздумывать я сам, если подобное случится. А твоя обязанность – меня предупредить. Ты станешь глазами и ушами Роберта в доме принцессы Марии. Сын говорит, что тебе можно доверять. Постарайся сделать так, чтобы его слова не оказались опрометчивыми.

– Да, – пролепетала я.

Я попросила разрешения сходить домой и проститься с отцом. Но лорд Роберт не согласился меня отпустить и запиской вызвал отца во дворец. Они с Дэниелом приплыли ко дворцу на рыбачьей лодке.

– И ты здесь?! – без всякой радости воскликнула я, увидев, как он помогает отцу выбраться из лодки.

– И я здесь, – с улыбкой ответил Дэниел. – Видишь, насколько я постоянен?

Я бросилась к отцу и повисла у него на шее.

– Как я теперь жалею, что мы приехали в Англию, – по-испански прошептала я.

– Querida, тебя кто-нибудь обидел?

– Меня отправляют во дворец к принцессе Марии. Я боюсь этой поездки. Боюсь жить у нее. Боюсь… – Я замолчала. Мне не хотелось лгать отцу, но, похоже, теперь мне до конца дней придется скрывать правду о себе. – Я и впрямь дурочка, – вздохнула я.

– Доченька, возвращайся со мной домой. Я попрошу лорда Роберта освободить тебя от придворной службы. Мы закроем типографию и тихо покинем Англию. Ты же здесь не в западне…

– Лорд Роберт сам попросил меня туда поехать, – сказала я. – И я согласилась.

Отцовская рука нежно гладила мои коротко стриженные волосы.

– Querida, тебе совсем плохо?

– Я же не сказала, что мне совсем плохо, – ответила я, пытаясь изобразить улыбку. – Просто я повела себя, как дурочка. Меня отправляют жить бок о бок с наследницей престола. Причем не кто-то, а сам лорд Роберт попросил меня об этом.