Текст книги "Царь Амореев"

Глава 3

«Мне кажется, я любил тебя еще до твоего рождения,

я стоял перед Богом и клялся в вечной любви к тебе»

Кемран

Непонятно сколько они так простояли, глядя друг на друга, но, в какой-то момент, видение заговорило, при том на чистейшем грамотном аккадском языке. Спина высокого мужчины напряглась.

– Меня зовут Золла, я старшая дочь лугаля Рим-Сина и Верховная Жрица Первого Аморея. Прошу вас о помиловании Азада, взамен я вам дам нечто большее, чем…

Абуд резко встряхнул головой, остановив ее взмахом ладони. Наваждение как рукой сняло, когда он понял, что во дворце была живая душа, которая могла переводить все эти полоумные разговоры и избавить всех от мучительного процесса коммуникации двух цивилизаций, разделенных более 1000 летней историей развития.

– Простите меня, Велика Жрица, вы знаете наш язык? – он старался, очень старался не потерять самообладание, от захлестнувших его бури эмоций, от восхищения до возмущения.

– Конечно, я же жрица, я знаю много языков, – ее синие глаза смотрели на него как две холодные льдинки. Налет духовного умиротворения в немигающем взгляде, не мог скрыть тот факт, что она волнуется. Молва говорила правду о старшей дочери Белого Аморея, но вот художники не передали и половину ее истинной красоты на своих картинах, нанесенных на вазы, кувшины и горшки. Вся та каноническая женская красота, которая могла свести с ума сознание любого здорового мужчины, изливалась из ее движений рук и бедер, извергалась из ее глаз, блестела в ее волосах, выдыхалась из ее слов и дыхания, из ее звонкого низкого голоса – этого нельзя передать никакими карандашами и цветастыми красками. И, ее уверенное наглое признание того факта, что она специально не выходила на переговоры, поставили военного лидера Вавилона в замешательство. Она его огрела своей прямотой и всколыхнула в нем то, что дремало слишком долго. Абуд старался обуздать свое животное нутро, которое смешалось с раздражением:

–Так почему же вы не украсили своим присутствием наши переговоры, это бы облегчило нам понимание и сэкономило бы…?

– А я не хотела вам облегчить понимание, – Золла прикусила свой язык и обреченно закрыла глаза. Перебить захватчика – ее дерзость, вмиг разрушило собственное спокойствие. Она выдохнула, открыла глаза и старалась говорить более спокойно. – Простите меня, сын Вавилона, я слегка нервничаю.

Правая бровь Абуда, слегка дернулась вверх, переключившись на ее нервное состояние, он смог отвлечься от своих собственных страстей:

– А как же хваленое самообладание Великой Жрицы Золлы? Или слухи преувеличены?

– Оно покинуло меня в тот миг, когда пятеро чужаков вломились на свадьбу моей любимейшей сестры и в данный момент пытаются убить ее жениха, – она снова не удержалась. Действительно куда делись ее манеры? Прикусить бы ей свой язык. Абуд нашел ее выпады ужасно привлекательными, ее глаза горели от смеси сожаления и плохо скрываемой неприязни, отчего сердце Абуда подступило к горлу. И тут он пытался вспомнить, когда в последний раз был с женщиной.

На удивлении четверых братьев, эта жрица не разозлила его, а даже… оживила? Ибо Абуд засветился как будто… да как никогда.

– Мне показалось или вы вышли ко мне с каким-то предложением? – его брови взлетели на лоб, изображая невинную заинтересованность. Золла усмирила свое волнение, посмотрела в окно, собралась с духом, снова перевела взгляд на него и произнесла:

– Я предлагаю вам заключить брак со мной.

Глаза Абуда почти вывалились из орбит. Он не ослышался? В зале воцарилась немая тишина, Милат и Азад обернулись к сестре, весь зал замер. Не нужен был перевод слова «свадьба», на обеих языках оно звучало одинаково. Никто не мог поверить услышанному. Абуд сверлил ее взглядом и не понимал, что здесь происходит. Он прочистил горло и произнес:

– Я лугальдин Вавилонского царства, я не имею права жениться. Никогда.

– Я прекрасно знаю кто вы. Я предлагаю брак не лугальдину Вавилона, а Абуду Черному Плащу.

– Но ведь вы Великая Жрица. Даже я не могу просить вас о таком. Это кара небес…

Золла долго смотрела в его глаза, пытаясь угадать, что подразумевалось под фразой «даже я не могу вас просить о таком» Но потом она вдруг поняла, что ей абсолютно плевать на его истинные помыслы.

– Милат отречется от права на диван, – она выдержала паузу и подняла на него чистейшего цвета синие глаза. – А я отрекусь от своего сана и стану вашей женой, как законная наследница Первого Аморея.

Милат с энтузиазмом поддержала слова сестры, видимо она тоже понимала аккадский в совершенстве, так как к ней обратились за разъяснениями Азад и его мать. В глазах Голез снова загорел огонь надежды, он просто полыхал.

Абуд продолжал пытаться понять, с ним сейчас играют или торгуются:

– Вас проклянут не только в этих землях, но и далеко за пределами Аморея… вы же знаете, насколько далеко разошлась ваша слава, если уж у самого царя Вавилона есть мечта совершить паломничество к Храму Великой Золлы. Ваша репутация, подпорченная нашим бракосочетанием, обернется для вас настоящим проклятием множества верующих людей.

На лице Золлы растянулась загадочная улыбка хищника, как будто всем видом пыталась сказать «покусаете, но не проглотите» Ей не привыкать к всеобщему шоку, когда-то и гетер считали низшим классом женщин, пока она не взяла их под свое крыло.

– Насколько мне известно, если вы женитесь, вам тоже не сносить головы, как изменнику Вавилона, не так ли? Мы с вами идеальная пара.

Она, преследуя цель задеть его, не поняла, как двусмысленно звучала ее последняя фраза. Но жрица даже не представляла как сильно задела потаенные струнки души вавилонянина, прошлась по острию ножа, сама не понимая, что ввязывается в очень опасную игру с одной из самых темных личностей Средиземья. Его озарила внутренняя улыбка и отразилась в его глазах яркими искорками интереса. Золла нутром заметила перемену его настроения, и, легкое волнение прошло по ее позвоночнику.

– Вы хотите лишить меня головы, красавица? – его мягкое обращение сбило ее с толку и лицо залилось краской стыда.

– Не совсем. Я хочу предложить вам сделку, – она нахмурилась и посмотрела на него очень серьезными глазами. – Очень крупную сделку, возможно, сделку всей вашей жизни…

– Вы считаете, я в ней нуждаюсь? – его вопрос был двояким, но танец начался, и не он его начал. Не понятно было, что он имеет в виду, то ли ему вообще не нужна власть, то ли он обладает и так огромной властью. Золлу захлестнула волна недоверия, тут велась игра, правил которой она не знает.

– Мы нужны вам так же сильно, как и вы нам, – но глядела она на него так, как будто прямо сейчас считывала его потаённые мысли.

– Хотите сказать, что вам известно кто я?

Золла оглядела его с ног до головы.

– Высокий рост, черный плащ из шерсти тосманского волка, четверо охранников, которые являются родными братьями и это бедное животное, приклеенное к вашим ногам – лесной черный волк. Подозреваю, что ваш плащ связан из шерсти убитой матери этогоживотного. Вы либо один из 300 отпрысков Апель-Сина, подражающего Черному Абуду, либо сам господин Черный Абуд собственной персоной. Второй сын второго сына Великого Апель-Сина Бабла Одноглазого, бесправный принц, не имеющий право даже на собственную жизнь, рожденный лишь защищать царя и убивать ради него… мне продолжать? – левая бровь над великолепными синими глазами высокомерно взлетела вверх. Абуд задумчиво посмотрел на нее, потом перевел взгляд на лугаля, который, как ни странно, перестал улыбаться, и снова посмотрел на Золлу. Его самодовольное лицо, говорило громче всяких слов, что она угадала все, до последнего слова. Он кивнул в знак приветствия перед ней и приблизился к ней настолько близко, чтобы его слышать могла только она и, произнес ей, почти в губы:

– Я согласен. Я не убью вашего юнца. Но наш брак будет настоящим, жрица. Во всех возможных смыслах, – он смотрел на ее губы из-под полуопущенных век, но жрица была настолько наивна, что не поняла истинный подтекст этой двусмысленной фразы. Он смотрел на нее, как возбужденный кабан в брачный сезон смотрит на все живое, что движется вокруг.

Золла с облегчением выдохнула, она спасла всех. Нинель, спасибо. Ее глаза закрылись на секунду, пока она не услышала, как один из его четверых охранников подошел к Зият-Сину и произнес, четко и медленно, на аккадском:

– Сетуя, на вашу мудрость и возраст, прошу вас последовать в темницу, и попросить всех ваших сыновей следовать за вами. Во избежание кровопролития, подчиниться и сдать все ваше оружие.

Глаза Золлы широко распахнулись на Абуда:

– Но вы же обещали!

– Я обещал не убивать. На этом все. – Он продолжал стоять к ней близко и пристально смотреть в темно-синие глаза, – И играть мы будем по моим правилам, Золла. Я пришел к вам с миром и готов соблюсти его максимально.

Золла возмущенно развернулась и перевела все сказанное Зият-Сину, добавив от себя: «Прошу вас повинуйтесь им, лугаль Зият-Син, это ради вашей безопасности, я обещаю вам, что все наладится»

– Не надо жертвовать собой, жрица! – успел ответить старший сын Зият-Сина Ризад и получил возмущенный толчок от своего отца. Лугаль Южного Аморея готов был убить отпрыска. «Ты почему кричишь вперед меня, щенок!» – прошипел он ему в лицо. Зият-Син сегодня как никогда рисковал не только своими сыновьями, но и судьбой всего Южного Аморея, ибо все законные отпрыски лугаля находятся здесь, в этом зале.

– Мы согласны. «Ведите нас», – произнес он в ответ охраннику Абуда и проследовал за ними вниз, в подземелье дворца, где находились решетчатые помещения.

Золла снова обернулась к Абуду, который с обожанием смотрел на ее волосы, нос, губы, как будто уже являлся ее мужем. Милат и Фатит успокаивали Голез и вели всех остальных женщин в женскую часть дворца. Рим-Син восседал во главе стола и пригласил остальных свидетелей сие представления, то есть тархов Белого Аморея и гостей, снова сесть на свои места, как будто ничего странного не происходило, обычный вечер.

– Следуйте за мной пожалуйста, – Золла развернулась и пошла прочь от него, она посмотрела на своих старших братьев, и они вместе с Абудом пошли за ней в тайную комнату. Они вошли в диванный зал, поднялись по лестнице к диванам, обошли их и, за статуей Нинель и Энлиля, вошли в незаметную дверь в стене, попадая в комнату, обитую красным бархатом. Вдоль всей стены по периметру комнаты располагался один сплошной бесконечный диван. Вслед за Абудом вошел Рим-Син, который, как будто, вырос из стены. Абуд огляделся и повернулся к лугалю и его детям. За его спиной как призраки появились его четверо братьев-охранников, которые вошли в тайную красную комнату с разных входов, о которых, судя по удивленным лицам Рим-Сина и его сыновей, не было известно даже самим хозяевам. Золла не без удивления глянула на этот фокус чужеземцев. Видимо паранойя и шизофрения у вавилонян в моде.

– Я не могу поверить, вы в серьез опасаетесь нападения от нас? – Золла закатила глаза.

– Согласен, перебор, но привычка иногда это проклятие. – Глаза Абуда говорили об обратном, он совершенно не раскаивался в содеянном и бессовестно доволен был своими братьями, и Золле это было прекрасно известно. Она с осуждением оглядела вех пятерых, и предложила всем присесть.

– Как я уже говорила, насколько правдива молва о вас, вы и сами уже давно не самый желанный гость в своем родном Вавилоне, а слухи о вашей связи с черными людьми не делают вам чести среди дружественных государств вашей родины. И вы, либо в скором времени будете убиты наемником, либо вам вынесут приговор в измене и повесят прилюдно. Или вы помрете на поле брани, защищая честь и славу государства, которое тоже с радостью примет известие о вашей кончине.

Абуд слушал и поражался, снова. Как многое ведает женщина из далеких мест. Он знал, что аморейки, в отличие от вавилонских женщин, растут и живут на равных правах с мужчинами, а иногда, у них даже больше прав. Даже на стенах храма Степного Аморея написано на древне-шумерском языке: «Счастье лежит под ногами твоей матери». Женщины столь же образованы и вовлечены в общественную деятельность, как и мужчины, иногда обладая даже большей властью. Это было диковато для Абуда, ибо в его родном государстве женщины являлись, кем-то вроде людей второго сорта, которые помогали родить новое поколение людей и ублажали мужчин.

– Хорошо, давайте оставим в покое мое темное будущее, я хочу выслушать ваши предложения.

По его глазам было видно, что он польщен и обескуражен одновременно. Впервые в жизни он взглянул на свою жизнь со стороны, глазами другого человека. Человека, которого он не ожидал встретить в этой жизни, и мог только надеяться, что она снизойдет до мыслей о нем. Он знал, что внушает страх всем, кого встречает на своем пути. Но никто и никогда не позволял себе такого тона, с каким только что говорила с ним Жрица. И это, к сожалению, самой красавцы, ему очень понравилось, именно так должна звучать трезвая оценка его возможностей и размах его личного пространства на арене Вавилона. Он не ожидал, что слава о нем разошлась настолько далеко за пределы Вавилонских земель.

Золла как будто тут же угадала его мысли и повторно произнесла высказанную в зале информацию:

– Милат отречется от дивана и притязаний своих собственных, своих детей и потомков. Я приму это отречение, и оно будет выбито на стене списка царей в течение 7 недель. Сама я сниму палантин Жрицы и верну его тетушке Моле, предыдущей Жрице. И буду являться единственной наследницей дивана Белого Аморея.

В глазах мужчины промелькнул интерес, как же быстро женщины перевернули все с ног на голову, пока мужчины тут вели мытарства, напоминающие «переговоры». Неужели все это ради сохранения одной жизни? Золла ждала хоть каких-то возражений от него, но он продолжал молчать и слушал ее.

– Насколько мне известно, в вашей личной гвардии войско достигает 30 тысяч. Это очень много. Но даже оно не сравниться с тем числом войск, которым известен Вавилон. – Она снова значительное время промолчала, чтобы дать ему шанс вступить в полемику с ней. Он молчал. Тогда она продолжила: «Смею предположить больше 100 тысяч…»

– Более 1 миллиона, – поправил он ее ничем, не выдав изменений на лице.

Золла смотрела на него несколько мгновений, удивленная столь огромным войском, и произнесла:

– Пускай будет 1 миллион, а на всех Аморейских землях воинов, в таком случае, насчитывается численностью чуть больше 10 миллионов, и подрастает поколение детей численностью еще около 50 миллионов.

До Абуда стал доходить размах мыслей этой женщины. Ден, старший из братьев Абуда вдруг обаятельно улыбнулся Золле и подмигнул. Она не понимала, как считывать столь странное поведение охраны Абуда, но продолжила свой план.

– Я как царица Первого Аморея и… – она прочистила горло, ибо дальше она обязана будет поделиться информацией, которая известна только ей. – …владелица самого дорого и элитного Дома Гетер в Аморейских землях, могу обеспечить союз как минимум с 7 лугалями из 12 аморейских царств… – она даже боялась смотреть на отца и братьев от стыда за свое странное и обществом порицаемое занятие.

– Вы хотите создать новое государство?! – Абуд не смог скрыть своего восхищенного удивления, его рот был открыт и челюсть, почти валялась на полу. Золла смотрела в черные бездонные глаза Абуда, и не понимала, видит ли она в них ужас или восторг от своих слов. Он восхищался ею, он уже был поражен ей, ее красотой и силой ее амбиций. И если вдруг она завтра превратиться в странное уродливую кикимору из зеленых болот, и скажет, что на ней было просто заклинание красоты, а это ее настоящий облик, он все равно будет с ней.

– Я хочу просто выжить. И да, если для этого придется переписать историю и сделать то, что до нас не делали, то пусть будет так, – ее спокойный решительный взгляд громче слов говорил, что перед ним стоит настолько сумасшедшая женщина, насколько и красивая.

– Это невозможно.

– Вы отказываетесь.

– Я согласен.

Шок Абуда проникал в его мозг и выжигал последние тормоза сопротивлений. Золла смотрела на него таким взглядом, как будто говорила: «А ты или присоединись, или отойди и не мешай». Ее синие глаза стали почти темными, то ли от испуга, то ли от страсти, по его телу пошли мурашки.

– Но мне нужны гарантии, – произнесла Золла и почувствовала, как глаза «четверки» с опаской глянула на нее, хотя выражение лица Абуда ничем не выдало себя. Черные больше глаза продолжали сверлить ее, не мигающим взглядом. Ей казалось, он смотрит на нее и думает о каких-то непристойностях.

– Я вас очень внимательно слушаю.

– Мы маленькое матриархальное государство в Аморейских Просторах. К сожалению, времена меняются. Наш родственник с Северного Аморея, родной брат отца, претендует на нас и открывает войну против Юга, из-за брака Милат и Азада. А я как Верховная Жрица не могу смотреть на столь расточительное отношение к жизни простых людей. Нам нужен сильный и влиятельный союз, который обеспечит нам сильную поддержку и пресечет все претензии на нас наших соседей и, в принципе, любых других государств. А также поможет подавить все военные компании на Аморейских землях. Возможно, даже насильно.

Глаза Абуда снова раскрылись то ли от недоверия, то ли от разочарования.

– Что значит «возможно, насильно»? – он зыркнул на лица своих будущих родственников и снова уставился на красивое лицо Золлы.

– То и значит. Насильно, подавляя грубую силу более грубой, – глаза жрицы даже не моргнули. Абуд сглотнул, ему открывается новая сторона женщины, возведенной до статуса живой богини во всех известных ему землях. Возможно, он один из немногих, ныне живущих на этой бренной земле, слушает ее и слышит все эти сумасбродные идеи. Он подался назад, чтобы скрыть свои истинные намерения и отвернулся к окну, там ветка цветущего растения билась на ветру о стекло.

– Жрица требует крови? Неужели мы вернулись в Древний Шумер и приносим в жертву богам кровь убитого младенца? – говорить он старался отстраненно и не выдавать истинного волнения.

– Я жрица, но не блаженная. Я не провожу в молитве день и ночь, а открыто смотрю на детей человеческих. Моя цель сохранение мира, чтобы мужчина, после военной службы, вернулся домой к своей жене и матери, чтобы вдов и сирот стало меньше, чтобы люди не умирали на поле брани в рассвете своих сил, а проживали долгую жизнь и умирали дома от глубокой старости в окружении родных и близких. Чтобы мужчина и женщина жили рука об руку, занимаясь каждый из них своим любимом делом, разделяя все бытовые нужды между собой и радуясь всему, что их окружает.

Абуда кидало из одной грани в другую, то она представала в образе кровожадной демоницы, жаждущей власти и крови, и тут же возвысилась до ангела, желающей искренне мира и счастья в каждом доме.

– Вы хотите поместить всех в Рай?

– Это мечты, но они имеют право существовать. Времена изменились, сейчас люди меньше верят в богов. А я стараюсь выбрать из двух зол меньшее и пресечь наступление зла еще до начала наступлений его последствий.

Абуд смотрел на Золлу, как на ведьму, которая перед ним вдруг пошла по воде и взлетела в воздух. Ее богатый язык говорит о том, что она много читает и на разных языках. Он вдруг стал понимать, что Белый Аморей далеко не слабый и не безобидный. До него стала доходить правда, о том почему столь малое государство выжило и процветает, в окружении диких кочевников и, не имея ни одного военного учения в пределах своего периметра. Видимо, женская монархия Белого Аморея держится на властном хитром нраве хищницы-одиночки. И здесь главное лицо Верховная Жрица. Кто только не искал Первый Аморей, но все возвращались ни с чем. Не имея ни военной армии, ни чародеев, ни даже мало-мальски труднопроходимых мест, Первый Аморей как умный маленький карлик выживал, эволюционировал и процветал среди гущи самых варварских племен, которые только вчера превратились в более-менее цивилизованные государства – это верх виртуозности выживания для столь маленького и беззащитного царства. А Абуду сопутствовала удача, обыкновенное везение. Но как говориться везение любит мечтателей.

– Согласие я свое уже дал, чем же я должен поплатиться за столь великую честь? – его слова, сказанные столь же невозмутимым видом, как будто он сюда приехал купить осла, ввели в ступор эмоциональную жрицу. От Золлы не скрылись нотки сарказма в его вопросе, но она была намерена выторговать все, что планировала.

Золла продолжила:

– Дать свое слово. Я знаю, что сдержать свое слово для вавилонян важнее собственной жизни.

– Хорошо, на что вы его просите?

Золла чуть расслабилась, ее обманула успокаивающая манера Абуда говорить мягко и убаюкивать, когда он на самом деле напряжен и готов к атаке.

– Я прошу вас отпустить Милат и ее мужа домой и…

– Нет, – на лице Абуда не дрогнул ни мускул. Золла старалась не паниковать, до нее вдруг дошло, что Азада ждет участь по страшнее смерти, вечное заточение. Если она не примет срочные меры. Ей хотелось сказать что-то еще, но он пресек ее разговоры, – я не буду более обсуждать эту тему, связанную с судьбой сына Южного Аморея.

Золла замолчала на долгую минуту, она пыталась взвесить все за и против. Сейчас, торгуясь за жизнь Азада, поневоле она его упекла в вечное заточение, не дав ему, его отцу и его братьям умереть смертью, достойной благородных людей. В итоге они умрут жалкой смертью заключенных через много-много лет. Это ее сбило с толку, силы покинули ее, она потеряла нить повествования и рассеяно уставилась куда-то в сторону братьев, обдумывая свои дальнейшие действия. Наступила неловкая тишина. За минуту Золла из центра разговора, превратилась в равнодушную и отреченную мебель интерьера. Рим-Син наклонился к ней и тихо произнес: «Не сдавайся, дочь» Девушка глянула на него. Отец улыбался, но только не его глаза. Она знала, что отец понимает каждое сказанное слово на аккадском языке и полностью владеет информацией. Золла проснулась, отец как будто через взгляд наполнил ее силой и подбодрил. Лугаль как будто прочел мысли дочери и произнес тихо: «Не упорствуй в этом сегодня, оставь это на завтра» Она моргнула в знак согласие и повернулась к Абуду:

– Мы не сможем ни о чем договориться, если я буду слышать, нет на все последующие мои предложения, – ее взгляд смотрел прямо и очень серьезно. Абуд понял, что поторопился с категоричным отказом и сегодня он уже не услышит дальнейшие предложения.

Золла встала, вслед за ней встали все остальные, Абуд понял свою ошибку, но, к сожалению, слишком поздно. Не стоит вступать в полемику и ненужные споры с женщиной, которая, возможно, решает судьбы людей, а может целых государств, один лишь взглядом.

– Велика Жрица, я приношу свои извинения за свою резкость. Я обещаю обдумать, как мы сможем поступить с женихом вашей сестры.

Золла смягчилась и даже схватилась обеими руками за его правую кисть. Она бережно, но со страстью потрясла ее, в глазах отражалась тревога матери за ребенка:

– Спасибо вам за надежду, и очень прошу вас обдумать мое первое предложение.

Абуд глянул на ее руки, он понимал, что это дружеский жест, но знал, что в данный момент решается, какой характер примут их отношения в дальнейшем, дружески-теплый или испепеляюще-опасный. И он сделал вызывающе непристойный жест, он положил свою вторую ладонь поверх ее и крепко сжал, передавая ей мурашки, через соприкосновение кожи к коже, которые дошли до самых потаенных мест в ее теле. Ее глаза потемнели, она пыталась выдернуть руку, он понимал, что происходит с ней и намеренно задержался в жесте, после чего отпустил ее. В данный момент он готов был съесть самого ядовитого скорпиона, если она попросит. Но он ни за что на свете не позволит перевести их отношения на дружескую почву. Их странное рукопожатие, казалось, осталось незамеченным окружающими.

– Обязательно обдумаю.

Светало. Абуд сидел в гостевых покоях, в окружении своих четверых братьев, и обсуждал последние события.

– Я еще не свыкся с мыслью, что мы в Первом Аморее, а тут такое??? – Ден возбужденно ходил по комнате туда-сюда перед Абудом, пытаясь усмирить свое волнение, но у него плохо получалось. – Я думал, ты бредишь, Абуд, когда мечтал об этом Сказочном Аморее… Я даже не верил, что оно вообще существует! Если бы не этот счастливый случай с пограничным войском Южного Аморея, которые связывали веревкой две липы через этот туман забвения.

– Я, конечно, не боюсь за нас, но поймите меня правильно, рано расслабляться или что-то праздновать, мы в чужой стране, тут чужая культура, чужой менталитет. А вдруг нас завтра сожгут на костре? Ну, просто потому что у них такие обычаи… – начал свою речь Коен, один из рыжих близнецов, которого отличал от брата-близнеца шрам над губой. Хотя Абуд различал их и до шрама. Он посмотер на Коена в шутливо-серьезной форме:

Абуд посмотрел на него в шутливо-серьезной форме:

– Ты в серьез опасаешься, что мы попали к варварам-людоедам?

Близнецы синхронно закатили глаза:

– Это амореи, брат. И они в первую очередь кочевники, хоть и в прошлом, ладно в далеком прошлом, которые пили кровь убитых младенцев, если до сих пор этого не делают. Так что все может быть, – продолжил за брата-близнеца Тоен. Им всего лишь по 22 года, зеленые, но уже очень опытные воины и опасные соперники на поле брани даже для бывалых тархов, но очень опытные следопыты и знатоки стрелкового дела, стрелять из лука научились раньше, чем говорить.

– Бро, ты реально собираешься на ней жениться? Это же ты получается женишься раньше лугальдина Вавилона, тебя могут повесить за измену? – Геон резко встал. Осознавая, как будут происходить дальнейшее развитие событий. Абуд продолжал смотреть на самого младшего из них, светловолосого 18-ти летнего незаконного отпрыска старшего брата, давая ему шанс самому осознать масштаб изменений. Блондин дошел до окна и развернулся, у него в глазах было мощное сотрясение от того, что он вдруг понял, насколько глобальные изменения грядут. Ден тоже наблюдал за ним и ждал, когда наконец до малыша дойдет все остальное.

– Итак, наш дед Великий царь Вавилона еще не назначил своим кронпринцем своего старшего сына Бада. А старший сын Бада Дей, наш кузен и следующий в очереди на корону, еще не женился. Да что там говорить, не женился еще наш собственный самый старший брат Вий. А ты второй сын второго сына правителя Вавилона, нарушая вековые традиции, вступаешь в брак раньше своих старших брата и кузена-престолонаследника? А это значит, что у тебя может родится сын, чем у них, чем ты подрываешь… О Господи, помоги нам Энлиль сбереь Вавилон.

Все оставшие братья смотрели на Геона, стараясь не рассмеяться, настолько глупое недоумение отразилось на его лице. Но Абуду было не до смеха.

– Почему же вы все рассматриваете в таком мрачном свете? Возможно, я просто очередной преданный тарх Вавилона, который путем политического брака присоединит к нашему великому государству еще один богатый и жирный кусок земли? – братья смотрели на Абуда с таким лицом, как будто он нес несусветную чушь. Это он Абуд является самой большой угрозой для престолонаследников Вавилона и их соратников, который женится на самой загадочной принцессе Средиземья, обладающей, возможно, мистическими знаниями мироздания. Бад и Дей сойдут с ума от такого поворота событий. Это будет еще одним поводом избавиться от Абуда.

– Твоя будущая жена сумасшедшая и отступница веры, – Ден не смог сдержать своего волнения и страхов, подступающих от событий, творящихся здесь. – Ты же понимаешь, что твоя связь с ней не останется незамеченной для Вавилона, и никто не поверит тебе, что ты хотел присоединить Первый Аморей к Вавилону, как только увидят ее в живую…

Абуд понимал, о чем его брат, но чувствовал, что именно это правильно.

– Мы уже давно не в милости сената Вавилона, но мы попали в Белый Аморей – это уже чудо. Геон, отнеси послание отцу. И проложи веревку не через этот прогулочный лес, как эти южане, а высоко горах, через скалы, где жаде паукам опасно летать. И.…– до Бадуа вдруг дошло, насколько глубоко Золла задела все его потаенные фантазии и поиграла на его струнках души как талантливая арфистка. – И не показывайся отцу на глаза, сразу пулей сюда обратно. Возьми коня и плащ смотрителя за львицами, чтобы не покалечить львов.

Абуд вдруг понял, что она прошлась по его самым потаенным желания, в которых он боялся признаться даже самому себе. Его эго уже давно не вмещается в его звание тархала* (тархал – самый высокий военный чин Вавилона, он командует всеми войсками Вавилона и имеет собственные, отдельные от царских войска).

– У тебя есть какой-то план? – Ден старался сделать вид, что он спокоен, но его левый носок предательски барабанил по полу как у кролика-топтуна. Он, следующий по старшинству после Абуда, ему 25 лет, с родовитой формой носа, ростом и характером параноика, больше всех ожидал нападение, и каждый 5 минут выглядывал то в окно, то за дверь, то шастал по стене, в поисках незамеченных проходов. Ему не хотелось о таком говорить сегодня, Абуд, устало, слушал перепалку близнецов Коена и Тоена.

– Я не думаю, что она способна на вранье, – упорствовал Коен, близнец со шрамом. – Она же жрица.

– Да, но ведь она отреклась от сана, а значит, наврала, уже! Но как же она красива, о Энлиль!

Абуд со снисходительной ухмылкой глянул на Тоена, этот всегда был тонким ценителем женской красоты и слыл первым бабником семейства. В свои почти 30 лет он страшно устал от походов и войны, и жаждал покоя. Сегодня, оказавшись в компании красивой женщицы, он вдруг понял, что хочет провести свою жизнь вдыхая аромат длинных черных волос и глядя в звездное небо, и чтобы его обдувал вот этот самый свежий тропический ветерок. А не проводить ежедневные походы по полям с немытыми мужчинами, которые, как и он годами не видят благ цивилизаций, а живут на поле брани. У него нет дома, но есть семья, особенно эти мальчуганы, заделавшиеся его личной охраной. Добрая половина его семьи находится тут, в этой комнате. У него давно уже есть сомнения по поводу родного дяди Бада, который является старшим сыном Апель-Сина и его прямым наследным кронпринцем. Бад и его старший сын Дей уже давно строят козни Абуду, о них последнему периодически доносят следопыты. Эти двое, которых Абуд с детства привык защищать и оберегать, ополчились на него как голодные крысы, еще лет 10 назад после того, как он вернулся с победой над Верхним Египтом. И не было ни одного случая, чтобы они не старались опорочить его перед дедом. Странное чувство тогда поселилось в Абуде, он любил дядю и кузена любовью родственника, которого не выбирают, и с патриотизмом, который внушается тархам с детства. И в то же время периодически получал ядовитых скорпионов или задания опасные для жизни, как будто кто-то хотел его смерти. Он не верил, что это Бад и Дей, ибо он был молод и предан им, как своему деду и правителю. Потом эта враждебность родственников перестала его расстраивать и уже не разбивало ему сердце, когда же он увидел истинные лица будущих правителей. Не такого будущего он хотел бы для себя и своей страны. При встрече с Деем и Бадом он разрывался между чувством долга, которое вбивали ему с молоком матери, и чувством личного презрения, которое он испытывал к людям готовым ради сохранения своей власти пойти на подлые поступки и грязные интриги. И в свете таких событий, Золла соблазнила его своей наивной прямолинейностью и амбициозными планами. Он жаждал больших свершений и грезил о своем собственном государстве. Он рожден правителем, хоть и сам до конца этого еще не осознает, его амбиции уже давно вышли за пределелы военного главы Вавилона. Но даже в самых страшных снах он не помышлял о предательстве, слишком честолюбив и откровенен в своей уверенности в себе. Ему нужно законное право и тотальное признание его власти, а не трусливое вероломное поведение властных диктаторов-самодуров, не достойное его крови и происхождения. А сам Вавилон – это его святилище и детище, которое состоит не только из дворца, богатств и вероломных родственников. Это улицы, по которым он бегал, наблюдая за ночным небом и представляя себе легендарные события Гельгамеша. Это люди, среди которых он рос, и большую часть семей он знает в третьем поколении и может по лицу и схожести с родственниками сказать, чей ребенок играет на улице. Этот воздух, пропитанный углями из костров, соломой и мазью из лавки знахаря, это запах счастья, вдыхая который , он маленьким мальчуганом мечтал о своих путешествиях в дальние страны, полные приключений, событий и интересных людей, которых встретит. И о самом собственном королевстве, которое будто где-то там далеко ждало его.