Текст книги "Охота на лиса"

– Зима такая длинная, что устаёшь думать о ней, – философски изрёк Персан, глядя на неё, приподняв свои длинные брови. Он был молод, но в нём читался опыт. Персан проявил благоразумие, не афишируя цель своего присутствия. Он снял комнату в соседней деревне и объявил, что приехал туда, чтобы вырезать несколько панелей для «личного кабинета её светлости». Теперь, непринужденно расположившись в этом кабинете, он продолжил свое объяснение. – Мы устаем стылым воздухом, который враждебен нам. Мы уходим под землю, как гиппеи, и ждём весны. Иногда я всерьёз жалею, что мы, люди не можем впадать в спячку, как они.

«Чем же, чёрт возьми, вы занимаетесь всю зиму? – воскликнула Марджори, снова подумав о том, что же они будут делать с лошадьми зимой.

«В Коммонсе общин мы наносим друг другу визиты, коротаем время за играми, а также проводим зимние фестивали драматургии, написания стихов и тому подобного. Люди поют, танцуют и обучают своих животных разным трюкам. У нас есть зимний университет, где большинство из нас изучает то, чему мы никогда бы не научились, если бы не зима. Иногда мы привозим профессоров из других миров на холодное время года. Вы обнаружите, что мы, простолюдины образованнее бонов, хотя и не даём им об этом знать. Под Коммонсом так много туннелей, складских помещений и конференц-залов, что это всё равно, что жить в муравейнике. Мы приходим и уходим, то сюда, то туда, даже не оглядываясь на улицу, где ветер пробирает до костей, а холодный туман висит над всем, скрывая своих ледяных призраков.

– Но боны остаются в своих эстансиях?

– Там у них нет наших ресурсов, поэтому они проводят время с меньшей пользой. В городе у нас несколько тысяч людей, на которых можно опереться, зимой их больше, чем проживает там сейчас. С приходом зимы деревни превращаются в места общего пользования. Порт остается открытым круглый год, так что посетители есть даже в холодное время года. В отеле также устроены зимние апартаменты с туннелями, ведущими в порт. В эстансии же может быть всего сто человек, может быть, полторы сотни. Оттого они там сильно устают друг от друга.

На мгновение воцарилось молчание, затем Марджори осторожно спросила: – Есть ли у вас какие-нибудь благотворительные организации на Траве?

– Благотворительные организации, мэм?»

– Для помощи людям, – сказала она, пожав плечами. – Помощь вдовам и сиротам?

Он покачал головой, глядя на нее: – Ну, есть вдовы, это верно, и иногда кто-то может осиротеть, я полагаю, хотя почему они должны нуждаться в благотворительности, выше моего понимания. Мы, простолюдины, заботимся о себе сами, но это не благотворительность, это просто здравый смысл. Это то, чем вы занимались там, откуда вы пришли?

Она кивнула с серьёзным видом. – Я думаю, у меня что будет много свободного времени. Зимы везде кажутся очень долгими.

– О, здесь они поистине долгие. У аристократов у нас на Траве есть поговорка: «Prin g’los’dem aujnet haudermach». То есть «зимняя близость отделяется весной». Дайте подумать, может быть, вы бы сказал так: «Зимние связи заканчиваются весной». – Он подумал ещё немного, поводя бровями. – Нет, возможно, землянин скорее сказал бы «браки»: «Весна ослабляет зимние браки».

– Да, мы бы, наверное, сказали «браки», – помрачнев, согласилась она. – Как ты выучился говорить на дипло?»

– Мы все в Коммонсе говорим на нём. В порту очень оживленно. Грузы поступают, грузы вывозятся. У нас больше брокеров, чем вы могли бы предположить. Мы заказываем вещи с других планет. Мы продаём наши товары. Нам нужно отправлять сообщения. Мы говорим на дипломатическом и торговом, а также на полудюжине других языков. Язык Травы очень тяжеловесен. Это язык, изобретенный аристократами. Он как секретный код, я научу вас ему, но не ожидайте, что он будет удобен для общения с внешними мирами.

– Понятно. Спасибо, что просветили меня. Вы зарабатываете на жизнь преподаванием языка Травы?

– О, клянусь чудесными мигерарами гиппеев, нет, леди. Кого бы я мог этому научить? Все здесь знают это наречье аристократов. Химе Поллут, резчик по дереву, – друг мастера Роальда Фью, а я сын Поллута. Поэтому Роальд порекомендовал меня вам.

Она не смогла сдержать смех: – Значит, ты резчик по дереву?

Его глаза стали мягкими и мечтательными. «Ну, по большей части, да. Я сделаю несколько панелей для вашего кабинета, леди, поскольку у вас должна быть какая-то причина для моего присутствия здесь.

– Но что мне делать, когда обермун бон Хаунсер порекомендует мне секретаря?

Персан подумал и сказал: – Скажите ему, что вам нужно время всё хорошенько обдумать. За пределами Коммонса никто не передвигается по траве быстро. Так что пусть обермун подождет.

Она сообщила обо этом разговоре Риго и отправила обермуну ответ, предложенный Персаном.

Так прошло несколько дней, прежде чем у Марджори появилось время прокатиться верхом. Энтони и Риго несколько раз выходили из дома, и даже Стелла неохотно совершала короткие прогулки. На следующий день после отъезда мастеров Марджори отправилась на прогулку с Риго и Энтони. Стелла отклонила их приглашение, ясно дав понять, что ей ничего не нравится на этой планете. Утро выдалось ясным и тёплым. Пешком они спустились по извилистой тропинке к недавно построенным конюшням.

Работники конюшни сделали то, что им было сказано: они скосили траву определённых сортов и наполнили ею кормушки, вычистили недавно построенные стойла и в небольших количествах предоставили выращенное зерно трёх или четырёх сортов, чтобы понаблюдать, какие из них придутся по вкусу лошадям. Они с удивлением наблюдали, как земляне оседлали трёх лошадей, задавая вопросы на торговом языке без смущения или застенчивости: «Для чего это?», «Зачем вы это делаете?»

– Разве боны не ездят верхом? – спросил Тони. – Вы разве раньше не видели седла?

Двое мужчин и одна женщина переглянулись. Воцарилась тишина… Наконец женщина сказала, почти шепотом: – гиппеи не… не позволили бы седло. Вместо этого всадники носят особую подкладку.

Так, так, так, сказала себе Марджори. Это что-то особенное. Она поймала взгляд Тони и слегка покачала головой как раз в тот момент, когда её сын собирался сказать что-то вроде: «с каких это пор лошадь решает, что ей позволять».

– Наши лошади находят сёдла более удобными, чем наши костлявые задницы, – шутливым тоном сказала Марджори. – Возможно, гиппеи устроены по-другому.

Это, казалось, сгладило ситуацию, и простолюдины снова вернулись к своей работе.

– Трудно срезать мятлик, – сказал один из них. – Но лошадям он нравится больше всего.

– Чем вы его срезаете? – спросила Марджори. Они показали ей серпы из некачественной стали. – Я дам вам инструменты получше. Она открыла седельную сумку и дала им лазерные ножи. – Будьте осторожны, – сказала она, показывая, как ими пользоваться. – Ими можно оттяпать руку или ногу. Сперва убедись, что никто не стоит на пути лазерного лезвия.

Святость позволила им взять с собой только шесть животных. Учитывая, как долго может продлиться их пребывание на Траве, они решили привезти племенное поголовье. Ввиду этого Марджори решила оставить своего любимого скакуна, гнедого мерина Релианта, дома. Вместо этого она оседлала Эль Диа Октаво, берберийского жеребца, обученного бывшим наездником из знаменитого конного завода Липицы. Риго сидел верхом на Дон Кихоте, арабском скакуне. Тони ехал верхом на Миллефьёори, одной из чистокровных кобыл. Три кобылы были чистокровными, а одна, ирландской породы, была тягловым животным, привезённым с собой из-за размера. Таким образом, если бы они застряли на этой планете на целый местный год или больше, по крайней мере, у них было бы развлечение в виде собственного племенного завода.

Тони провёл их по низкому склону, который привел их к естественной арене почти круглой формы, которую он использовал для тренировки лошадей, ровному месту с низкой, янтарной травой. Оказавшись там, они приступили к тренингу: ходьба, рысь, собранный галоп, рысь, снова ходьба, сначала в одном направлении, затем в другом, увеличивая темп, рысь, галоп, изредка останавливаясь, чтобы спешиться и осмотреть лошадей.

– Даже не запыхались, – сказал Риго. – Им становится лучше с каждым днем.

В его голосе звучал энтузиазм, и Марджори поняла, что он что-то замышляет. Что бы это могло быть? Что-то, чем можно удивить туземцев? Он продолжал болтать о лошадях: – Удивительно, как быстро они пришли в себя.

– Как и мы сами, – сказала Марджори. – День или два мы чувствовали себя здесь несчастными, но потом пришли в чувство. Они не потеряли свой мышечный тонус. Давайте подождём еще несколько минут, а затем отведём их обратно. Завтра попробуем позаниматься подольше.

Она села верхом, снова войдя в знакомый ритм. Полупроход, круг, снова полупроход.

Что-то на линии хребта привлекло ее внимание, тёмная тень в ярком свете весеннего солнца. Она озадаченно подняла глаза, увидев там фигуры, вырисовывающиеся на фоне света, но ей мешало солнце, так что она не смогла их чётко разглядеть. Лошади? Контуры выгнутых шей и округлых бёдер, и только. Она не могла сказать, насколько они были велики или как далеко.

Эль Диа Октаво остановился, уставившись туда же, куда смотрела Марджори, издав горловой тревожный звук, кожа на его плечах задрожала, как от нападения жалящих насекомых.

– Ш-ш-ш, – сказала она, похлопывая его по шее. Что-то там, наверху, обеспокоило его. Она снова уставилась на ослепительное солнце, пытаясь разглядеть фигуры получше. Облако сдвинулось к солнцу, но как раз перед тем, как свет померк, тёмные силуэты исчезли с гребня холма.

Наблюдатели, казалось, предпочитали оставаться незамеченными. Она подтолкнула Октаво вперед, желая добраться до гребня и посмотреть, куда они ушли, кем бы они ни были.

Жеребец задрожал, как будто от боли. Он издал снова горловой звук. Только её ноги, крепко обхватившие его, и рука на его шее удерживали его от побега. Казалось, он едва мог стоять, не в силах двинуться вперёд.

Она больше не уговаривала его продолжить движение, а сосредоточилась только на том, чтобы успокоить его. – Шшш, – снова произнесла она. – Всё в порядке, успокойся.

Затем, внезапно на неё нахлынула волна беспричинного ужаса, отчего внутри у неё всё затрепетало. Краем сознания она поняла, что заупрямившийся скакун чувствует сейчас тоже, что и она сама.

***

Утро Охоты застало всех полными странных тревог, которые они не хотели показывать, и уж тем более делиться. Марджори, не спавшая большую часть ночи, встала рано, чтобы пройти по туннелю, соединяющему дом и часовню и посетить заутреннюю; вернувшись, она обнаружила Риго в столовой. Он, напустил на себя спокойный вид, но его напряжение просвечивало изнутри. Он ощущал себя жокеем перед заездом, чувствуя лёгкое щекотание в животе. Волнение Тони, было заметно по тому, с каким рвением он приветствовал родителей, когда вошёл в комнату, склонившись над матерью и слегка прижавшись к ней. Стелла появилась с надменным видом, выражавшим презрение ко всему миру и к Траве в частности.

– Что может быть нелепее, – произнесла она капризно. – Я имею в виду, наше присутствие на охоте, но не в седле. Я всё подумываю не пойти. Почему они не…

– Шшш, – сказала её мать. – Мы обещали друг другу, что не будем пока ни у кого ничего спрашивать. Мы ещё недостаточно информированы. Ешь свой завтрак.

Вздохнув, Марджори нащупала молитвенник в кармане и решила предоставила всём воле Всевышнего.

Они действительно съели свой завтрак, все вместе, с жадностью. Марджори провела рукой по поясу, отметив, что он кажется свободным. Несмотря на то, что она здесь ела без ограничений, казалось, что она всё еще теряет в весе.

Аэрокар, оказался роскошным летательным аппаратом, спроектированный для вертикального подъема. Оказавшись внутри с обермуном бон Хаунсером в качестве гида, они опустились на сиденья с мягкими подушками. Им подали чашки, наполненные местным горячим напитком, который назывался кофе, хотя и не был похож на земной кофе, в то время как молчаливый (и явно не бон) водитель плавно направил жужжащее летательное средство в неизвестном направлении. Они полетели на северо-восток, когда обермун указал на заметные ориентиры. – Багровый хребет, – сказал он, указывая на длинный холм, выделяющийся тёмно-розовым пятном на местности. – Через неделю или две он станет кроваво-красным. Справа от вас находятся Соболиные холмы. Смею заметить, что вы одни из тех очень немногих пришельцев, которые когда-либо видели что-либо на нашей планете, кроме города простолюдинов вокруг порта.

– Кстати говоря, обермун, я задавался вопросом о городе простолюдинов, – сказал Риго. – На картах он показан как значительная территория, около пятидесяти миль в длину и двух или трех миль в ширину, полностью окружённая лесом. Я так понимаю, что она полностью отдана торговле или сельскому хозяйству. Когда мы прибыли, я увидел дороги в самом городе и вокруг него, хотя на остальной планете их нет. Как странно.

– Как я ранее объяснял вашей жене, посол, вокруг города простолюдинов нет пастбищ. Когда мы говорим о городе, мы имеем в виду всю местность, всё вплоть до края болота. Здесь, на Траве, в стороне болот, есть деревья, как вы можете увидеть, если посмотрите налево. Это портовый лес, поднимающийся снизу. Совершенно иной рельеф, чем на остальной территории планеты, не так ли? Не имеет значения, есть ли дороги в городе простолюдинов, потому как у них там нет травы, которую можно повредить, кроме того, они изолированы там болотом. – Обермун бон Хаунсер указал вниз на вздымающуюся зелень, окруженную городским беспорядком. Он говорил о городе простолюдинов с заметным презрением, а о дорогах так, как будто они были нежелательным элементом, неизбежным злом.

Стелла хотела было выпалить что-то в ответ, но вовремя сдержалась, увидев неодобрительный взгляд отца.

– Так вы предпочитаете, чтобы они никуда не выходили за пределы своего города? – спросил Энтони, как бы между прочим. – Отчего так?

Обермун заметно покраснел. Очевидно, он сказал что-то спонтанное и незапланированное, о чем теперь сожалел.

– Простолюдины сами не желают покидать город. Я имел в виду дороги, мой мальчик. Разумеется, я не могу ожидать, что вы поймёте, какой ужас мы, местные испытываем, когда нам приходится портить траву. Как вы понимаете, мы не боимся собирать её или использовать в хозяйственных нуждах, но оставлять на ней следы, словно шрамы вызывает у нас отвращение. На Траве нет дорог, за исключением узких тропинок, соединяющих каждую эстансию с её собственной деревней, и даже об этом мы бесконечно сожалеем.

– Значит, всякое сообщение между эстансиями осуществляется по воздуху?

– Любая перевозка людей или материалов, да. Система узлы связи обеспечивает информационный обмен. Информация, введенная на вашем узле в Опал Хилл, может быть направлена конкретным получателям или же использоваться для переписки с кем-либо ещё. Система узлов связывает между собой все эстансии, включая город простолюдинов. Однако все поездки, все поставки импортных или экспортных материалов осуществляются исключительно воздушным транспортом.

– Импорт и экспорт? Состоящий из чего? – вступила в разговор Стелла.

Обермун хмыкнул.

– Ну, импорт – это в основном промышленные товары и некоторые предметы роскоши, такие как вина и ткани. По большей части экспорт – это, ожидаемо, различные продукты из травы. Мы экспортирует зерно, семена и растительные волокна. Простолюдины, которые занимаются подобными делами, рассказывали мне, что высокие травы пользуются большим спросом для изготовления мебели. Торговцы сравнивают наше сырьё с земным бамбуком. Существует некоторый экспорт семян, как в виде зерна, так и для посадки в других мирах. Мне сказали, что некоторые виды трав вполне себе процветают на других планетах. Некоторые из них, те, которые растут только здесь, дают ценные фармацевтические продукты. Некоторые из них очень декоративны, как вы, без сомнения, заметили. Все это делается по лицензии различных фирм простолюдинов. У нас, бонов, нет ни времени, ни желания принимать непосредственное участие в бизнесе. Я не думаю, что это очень прибыльно, но этого достаточно, чтобы поддержать нас и их город.

Риго, вспомнив огромные склады и процветающее судоходство, которые он видел в порту, но воздержался от каких-либо комментариев. – Правильно ли я понимаю, что ваши травы никак не связаны с земными видами трав? Это всё аборигенные виды? Не завезённые?

– Да. Они отличаются на генетическом уровне. Почти все виды трав уже были здесь, когда мы прибыли. Зелёные Братья скрестили несколько из них, чтобы получить определенные цвета или эффекты. Вы, должно быть, слышали о Зелёных Братьях? Их прислали сюда давным-давно, чтобы они раскопали руины города Арбай, и они занялись садоводством как своего рода хобби.

Марджори обрадовалась смене темы.

– Как интересно. Я и не знала, что на Траве есть руины какого-то древнего города.

– О, да. На севере. Братья копались там очень долго. Мне сказали, что он похож на большинство подобных городов, плоский и широкий, что затрудняет его обнаружение. Я сам его не видел. – Бон был явно равнодушен к теме раскопок.

Марджори снова пришлось сменить тему: – Скажите, будет ли у нас сегодня возможность встретиться с кем-нибудь из членов вашей семьи, обермун?

– Моей? – бон Хаунсер даже вздрогнул от удивления. – Нет, нет. Охота все еще у бон Дамфэльсов. Всё это время она будет у бон Дамфэльсов, прежде чем перейдёт к бон Маккёрденсам.

– О, – сказала удивлённая Марджори. – Но, вы сказали, что бон Дамфэльсы в трауре.

– Конечно, – произнёс бон Хаунсер. – Но это не может помешать Охоте.

Риго бросил на жену предостерегающий взгляд, но та притворилась, что не заметила, продолжала расспрашивать. – Другие дома поскачут с бон Дамфэльсами?

– Два или три дома обычно охотятся вместе. Сегодня бон Дамфэльсы будут охотиться с бон Лапмонами и бон Хаунсерами.

– Но не ваша семья.

– Моя жена и дети, нет. Женщины и младшие дети обычно выезжают только на домашнюю охоту, – бон Хаунсер стиснул челюсть. Видимо, она снова случайно затронула щекотливую тему.

Марджори вздохнула про себя. Какие темы вообще были приемлемы в этом обществе?

– Мы приземлимся вот там! – указал рукой Обермун.

– Неужели мы так скоро прибыли в Клайв?

– О, нет. Вы бы не смогли прилететь в Клайв на этом флаере, леди Марджори. Он издаёт слишком много шума. Это бы не понравилось Гончим. Нет, мы отправимся отсюда на воздушном шаре. Воздушные шары-вагоны практически бесшумны. И сравнительно медленные, так что вы сможете увидеть всё происходящее.

Далее, они продолжили свой путешествие в роскошном салоне воздушного шара-аэростата с пропеллером, с окнами по бокам и снизу.

Когда они бесшумно приземлиться на лужайке Клайва, их приветствовали Ставенджер и Ровена, обермун и обермам бон Дамфэльс. Оба были одеты в чёрное. Одежду обермуна дополняла небольшая фиолетовая накидка. Леди Ровена была облачена в вуаль того же цвета.

– Траурная одежда, очевидно, – подумала Марджори.

Гостям были предложены вина. Марджори пробормотала несколько слов сочувствия в связи с трауром их хозяев. Ставенджер, казалось, не услышал, что она сказала. Ровена с глубоко запавшими глазами в тёмных кругах, казалось, была где-то далеко, погруженная в своё горе. Или, возможно, словесные соболезнования были здесь не в ходу. Наблюдая за поведением окружающих, Марджори постепенно пришла к выводу, что её догадки были верны. Хотя бон Дамфэльсы носили траур, казалось, никто не обращал на это никакого внимания.

Затем их представили другим членам семьи – двум дочерям, двум сыновьям, чьи имена были произнесены как-то невнятно, так что Марджори не была уверена, что правильно расслышала их. Это была красивая семья. Дети бон Дамфэльсов казались отстраненными и рассеянными, отвечали только на прямые вопросы, и то не всегда.

Стелла пыталась флиртовала, но только один сын бон Дамфэльсов ответил на её уловки несколькими скупыми словами и сдержанной полуулыбкой. Все остальные казались красивыми безжизненными манекенами. Постепенно девушка замолчала, смущенная и рассерженная их безразличием.

Последовал удар гонга. Все дамы, кроме Ровены, извинились и внезапно ушли.

– Они пошли переодеться для охоты. Если вы проследуете со мной, – произнесла обермам почти шёпотом, – вы сможете наблюдать за всем с балкона, пока Охота стартует.

Тони и Марджори последовали за ней первыми, бросая друг на друга вопросительные взгляды. Всё происходящее казалось крайне странным. Ни одно произнесённое слово, ни один жест присутствующих не передавали никаких эмоций, которым они могли бы переживать. Риго и Стелла шли позади них, с подчёркнуто недовольными лицами обозревая окружающий их пейзаж.

Их разместили на высоком балконе и принесли еду и питьё. Некоторое время они молча смотрели на пустую «первую границу», потягивая напитки и стыдливо откусывая от предложенных им закусок, бросая косые взгляды на отсутствующее лицо Ровены.

Через некоторое время служанки в длинных белых юбках вышли к первой границе, неся подносы с небольшими дымящимися бокалами. Охотники начали просачиваться внутрь этой области. На первый взгляд участники, казалось, были одеты по знакомой моде, но в общем образе выделялись широкие брюки со специальной подкладкой, похожие на дутые штаны для верховой езды, отчего ноги наездников показались Марджори гротескно кривыми. Каждый охотник взял себе бокал с дымящейся белёсой жидкостью и молча выпил. Мало кто из них проронил хотя бы слово; те немногие, кто сдержанно разговаривал, были из числа молодёжи. Когда раздался негромкий трубный сигнал, охотники повернулись к восточным воротам; те медленно открылись. Гончие появились в поле зрения, и от удивления Марджори не смогла удержаться от вздоха. Она повернулась к Ровене но внезапно увидела в её устремлённом в пространство взгляде неприкрытую ненависть. Марджори смущённо отвела взгляд.

– Боже мой, – выдохнул Риго в благоговейном страхе.

Гончие были размером с земных лошадей, мускулистые, чем-то похожие на львов, с широкими треугольными головами и загнутыми назад губами, демонстрирующими зазубренные выступы зубов или скорее костяных пластин. Травоядные, подумал было Риго. И всё же в передней части этих челюстей были клыки. Плотоядные? Всеядные? У них были пятнистые шкуры. Было не разглядеть была ли у этих созданий шерсть, если да, то она должна была быть очень короткой. Гончие не издавали никаких звуков. С их языков на дорожку капала слюна, в то время как они вставали парами, затем разделялись, чтобы обойти ожидающих всадников, снова соединялись в пары и направлялись к другим воротам у западной стороны двора. – Пойдёмте, – сказала Ровена своим безучастным голосом. – Мы должны пройти по коридору, чтобы увидеть, как отбудет Охота.

Они молча последовали за ней по длинному коридору на другой балкон, который выходил на сад за стеной. То, что они там увидели, ошеломило их. Они стояли, вцепившись в перила перед собой, не веря тому, что видели.

– гиппеи, – произнесла про себя Марджори, содрогнувшись от накатившей волны ужаса. Почему она решила, что они будут похожи на лошадей? Какой наивной она была! Неужели никто в «Святом Престоле не предпринял никаких усилий, чтобы… Нет. Конечно, они этого не сделали. Даже если бы они попытались, у них не было времени.

– гиппеи, – подумал Риго, чувствуя как выступает пот у него на спине. – Иерарх. Бедный дядя. Бедный умирающий старик, он просто не знал.

Риго ухватился за перила обеими руками, собравшись с силами. Рядом с ним тяжело дышала Стелла, наклонившись вперёд. Краем глаза он увидел, как Марджори положила свою руку поверх руки Тони и сжала её.

Под ними бесшумно гарцевали монстры, в два раза больше гончих, их длинные шеи выгибались почти по-лошадиному, на этих шеях были костяные шипы длиной с руку, с острыми, как ножи краями; самые длинные красовались на голове и посередине шеи, те, что покороче – в нижней части шеи и на плечах. Глаза скакунов были горящими красными шарами. Их спины были покрыты твердой, блестящей шкурой с огромными мозолистыми образованиями.

Ставенджер бон Дамфэльс готовился взобраться на Гиппея. Завидев это, Марджори еле сдержала возглас. Животное наполовину присело, вытянув левую переднюю ногу, Ставенджер наступил на неё левой ногой, одновременно поднимая левую руку, чтобы бросить кольцо вверх, через самый нижний из выступающих шипов. Держа левую руку на кольце, вблизи позвоночника огромной твари, он резко подтянулся и прыгнул, высоко подняв правую ногу, чтобы через долю секунды скользнуть по огромной спине. Он устроился сразу за чудовищными плечами, широко раздвинув руки, отчего стали видны тонкие ремешки, которые туго стягивали кольцо вокруг костяного лезвия шипа. Ставенджер сделал быстрое движение, обматывая ремни вокруг пальцев, сжимая их.

– Поводья, – словно сквозь туман подумала Марджори. – Нет, не поводья.

Ремни, очевидно, были всего лишь чем-то, за что можно было держаться, местом, куда можно было положить руки. Не было никакого способа, которым их можно было бы использовать для управления огромным «конём». Нельзя было ухватиться за острый как бритва костяной вырост, не отрезав себе пальцы. Нельзя было наклониться вперёд, не проткнув себя насквозь. Наезднику приходилось всё время откидываясь назад в напряжённой позе; удерживать такое положение должно быть было очень мучительно. Иначе… иначе человек был бы насажен на эти шипы.

Вдоль могучих ребер животного виднелся ряд глубоких борозд, в которые Ставенджер засунул длинные заостренные носки своих ботинок. Его живот был всего в нескольких дюймах от острых как бритва лезвий-выростов. За спиной Ставенджер был перекинут футляр, похожий на узкий удлиненный колчан. Когда Гипей повернулся, встав на дыбы, наездник не предпринимал никаких попыток заговорить с животным или же каким-либо образом направить его. Похоже гиппей просто понёс человека на своей спине в известном только ему направлении. Другой Гипей приблизился к ждущему его всаднику и, тот, в свою очередь, сел на него верхом.

Марджори вся похолодела, но тут же встряхнулась, заставляя себя заговорить. Она не позволит этим… этим, кем бы они ни были, заставить её замолчать.

– Извините меня, – сказала Марджори достаточно громко, чтобы нарушить их молчание, – у этих ездовых животных есть копыта? Я не могу разглядеть отсюда.

– Три, – пробормотала Ровена так тихо, что они едва могли её расслышать. Потом громче: – Да есть. Три. По три острых копыта на каждой ноге. Или, если быть точным, три треугольных пальца, каждый на манер копыта. Плюс два рудиментарных больших пальца, повыше, на каждой ноге.

– А у гончих?

– Тоже. За исключением того, что их копыта мягче. Они больше похоже на подушечки. Это делает их ноги очень устойчивыми.

Почти все охотники уже были верхом.

– Пойдёмте, – снова сказала Ровена всё тем же бесстрастным голосом. – Транспорт ждёт вас.

Она скользила перед ними, как будто не касаясь земли, её широкие юбки парили над полированными мраморными полами, как безутешный воздушный шар, наполненный вместо летучего газа её горем. Она не смотрела на них, не произносила их имён. Её взгляд был обращён к чему-то внутри неё. Когда они подошли к вагону аэростата, Ровена без слов отвернулась и поплыла обратно тем же путём, которым они пришли.

Возле вагона ждал Эрик бон Хаунсер. – Мой брат присоединился к охоте, – объяснил он. – Поскольку я больше не езжу верхом, я вызвался сопровождать вас. Возможно, у вас возникнут вопросы, на которые я смогу ответить.

Он несколько неуклюже зашагал на своих ногах-протезах, затем остановился у двери вагона-аэростата и кивком предложил Марджори войти внутрь первой.

Они плавно поднялись и теперь бесшумно парили над Охотой, наблюдая, как целые мили проносятся под копытами скакунов и широко расставленными ногами гончих. С воздуха животные казались всего лишь пятнами, наложенными на текстуру травы, пятнами, которые пульсировали, становясь длиннее и короче по мере того, как ноги вытягивались или собирались для следующего прыжка; гиппеи и Гончие отличались друг от друга только присутствием всадников, сами всадники превратились в наросты, бородавки на пульсирующих линиях. Охотники вошли в рощу, скрывшись из виду для наблюдавших за ними с воздуха. Через некоторое время крошечные точки появились снова и побежали к другой роще. С таким же успехом можно было бы наблюдать за муравьями или рыбами в ручье, или за рябью на воде, производимой ветром. В движении зверей не было ничего индивидуального. Только красные пятна говорили о человеческом участии в этом медитативном процессе. Со стороны можно было бы подумать, что они одиноки в своих поисках. Но вот трава заколыхалась впереди лошадей, хотя наблюдатели всё ещё не могли видеть, какую добычу преследовала Охота.

Марджори попыталась оценить, с какой скоростью бегут животные под ними. Она подумала, что они движутся не так быстро, как лошади, хотя лошади, возможно, и вовсе не смогли бы продраться сквозь высокую, густую траву, как это делали животные внизу. Она потратила некоторое время, прикидывая, смогут ли её лошади обогнать гиппеев – решив, что они смогли бы сделать это на равнине. Наконец они добрались до последней рощицы и зависли над ней. Высоко на кроне невидимый Лис заполз на одну из веток, пронзительно крича в небо. Ветви задрожали. Затем Марджори смогла различить какую-то метнувшуюся тень, что-то огромное и неукротимое, покрытое не то мехом, не то чешуей, с клыками и когтями. Дерево сотрясалось, округа оглашалась дикими криками, непонятно кому принадлежавшими.

– Лис, – прошептал Энтони срывающимся голосом. – Боже, эта тварь размером с нескольких тигров.

Марджори жестом призвала его к молчанию. Внутри она содрогалась от отвращения и ужаса; она не знала, что делали люди внизу, но это была явно не верховая езда.

– А что, если они захотят, чтобы мы присоединились к этой их охоте? – внезапно обожгла её мысль. – По крайней мере, один из нас. Я полагаю, что для этого есть специальные учителя. Должны ли мы непременно сделать это, чтобы они стали нас уважать?

– Прокатиться на чём-то подобном! – лихорадочно размышлял Риго. – Что же, они не будут считать меня мужчиной, пока я этого не сделаю, но эти местные аристократы попытаются не пустить меня в их круг. Как мне добиться этого? К нам относятся как к простым туристам. Но я этого не потерплю! Чёртов Святой Престол! Чёртов дядя Карлос! Чертов Сендер О'Нил!

– Иерарх, ваш дядя, предложил вас для этой миссии. Ваша семья – лучшие кандидаты, которые у нас есть, – сказал ему тогда Сендер О'Нил.