Текст книги "Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии"

Персидскому правительству не был предоставлен контроль над железной дорогой, а комиссия для урегулирования споров была организована так, по статье 22, что каждый спор неизбежно выиграла бы Россия. Фактически русские присутствовали бы на суде над собой. Возможно, самым неприятным аспектом предложенной концессии был ее официальный характер, необходимость иметь дело с правительством России, обязательство соблюдать законы России, регулирующие действия русских железных дорог, совместная деятельность азербайджанской таможни, власть русского генерального консула в урегулировании споров.

Шах и его министр иностранных дел поняли значение предложений Фалькенгагена, но у них не хватило патриотичности, чтобы наотрез отвергнуть их. Единственное, что их беспокоило, была возможная потеря денег из-за обязательства гарантировать Фалькенгагену 6,5 процента дохода от вложенного капитала, а также отказ от контроля над тебризской таможней. Шах и его министр были не готовы защищать страну, но ревностно охраняли царскую казну. Мирза Хосейн-хан открыто признал это В.Т. Томсону, которому он сказал, что Фалькенгаген настаивает на статьях по таможне и гарантиях, Персия будет отказываться предоставлять концессию на таких условиях, но может согласиться в случае, если эти положения будут убраны.

Промедление казалось лучшим методом в деле с Фалькенгагеном.

Ему позволили ждать в Тегеране, но он не получил никакого ответа на свои предложения. Если бы он представлял частную фирму, как Котте и Коллинз, этот метод принес бы успех. Однако за Фалькенгагеном стоял А.Ф. Бегер, посланник России. Неоднократно и настойчиво он убеждал шаха подписать контракт. 30 июля 1874 г. на частной аудиенции у шаха в присутствии мирзы Хосейн-хана русский посланник обвинил министра во враждебности к России и настаивал, чтобы шах принял предложения Фалькенгагена. Об этой сцене мирза Хосейн-хан немедленно сообщил В.Т. Томсону.

Через несколько дней Бегер пригласил нескольких персидских министров и, наконец, мирзу Хосейн-хана. Он жаловался на задержку с переговорами и спросил, вызвана ли задержка на переговорах рекомендациями Томсона или это Хосейн-хан сделал самостоятельно. Мирза Хосейн-хан признал, что Томсон был информирован о переговорах, но утверждал, что после нападок Бегера на него в присутствии шаха отказался от этих встреч.

Давление, оказываемое русской миссией, росло так интенсивно, что шах по совету Хосейн-хана послал взволнованную телеграмму персидскому посланнику в Санкт-Петербурге, прося о помощи: «Скажите Горчакову, что русский посланник и генерал Фалькенгаген настаивают на получении немедленного ответа относительно железнодорожной концессии; дело такого рода не может быть закончено через несколько дней и не является предметом для официальных переговоров; нужно предоставить время для изучения данного вопроса; русская миссия вмешивается, как будто этот вопрос является официальным; а в вопросе о концессии Рейтера от начала и до сих пор ни английское правительство, ни его миссия не вмешались ни устно, ни письменно».

Чтобы избежать новых неприятных разговоров, Насреддин-шах предоставил мучительную задачу противостояния Бегеру своим министрам и отбыл из столицы, чтобы предаться удовольствиям охоты.

Просьба шаха не имела никакого эффекта в Санкт-Петербурге. В Тегеране Фалькенгаген потребовал ответ на свои предложения так, чтобы он «мог или удовлетворить персидские представления, или возвратиться без дальнейшей потери времени домой».

17 сентября 1874 г. мирза Хосейн-хан объяснил Фалькенгагену, что шах отказался подписать статьи, имеющие отношение к гарантиям и таможне: «Если эти два условия будут убраны из соглашения, персидские министры будут готовы вести переговоры с Вами, чтобы обсудить другие статьи».

Фалькенгаген ощущал уклончивость в послании Хосейн-хана. Он ответил письмом, в конце которого ясно указал, что предложенная им концессия соответствует устремлениям русского правительства.

На этой стадии деловые отношения частного предпринимателя с мирзой Хосейн-ханом были показаны как столкновение между несчастной Персией и ее могущественным северным соседом.

21 сентября Бегер возобновил свои нападки на уже истрепанные нервы мирзы Хосейн-хана, сообщив ему о телеграмме, только что полученной из Санкт-Петербурга. В ней говорилось, что русский посол в Лондоне узнал об иностранном влиянии, оказанном на шаха, чтобы навредить делу Фалькенгагена. Это иностранное влияние было спровоцировано персидским министром иностранных дел Хосейн-ханом… Бегер далее сказал, что это стало известно императору, который был возмущен его поведением.

Мирза Хосейн-хан исчерпал до конца свои дипломатические возможности. Единственный способ остановить

Россию от принуждения Персии к концессии Фалькенгагена состоял в том, чтобы обратиться за британской поддержкой. В министерстве иностранных дел лорд Тендерден предложил использовать требования Рейтера, чтобы не дать России получить то, что британский подданный потерял.

Министр иностранных дел лорд Дерби колебался. Из Тегерана прибывали сообщения В.Т. Томсона, которые указывали, что генерал Фалькенгаген, который вел тогда переговоры с министром общественных работ Хасаном Али-ханом, по политическим причинам мог подписать концессию без пунктов о гарантиях.

Лорд Дерби все еще колебался. Через несколько дней персидский посланник в Лондоне мирза Малькам-хан встретил лорда Тендердена в министерстве иностранных дел и потребовал от него предпринять все усилия, чтобы предотвратить осуществление концессии Фалькенгагена.

В то время как лорд Дерби колебался, В.Т. Томсон сделал некоторые предварительные шаги для возрождения притязаний Рейтера как оружия против русских требований. 8 октября он сказал мирзе Хосейн-хану, что в случае вмешательства русской миссии в дело по контракту Фалькенгагена английское правительство может отказаться от своего нейтралитета в отношении концессии Рейтера.

Была также написана записка, предназначенная для русских глаз: «Sachant qu'une concession pour la construction d'un chemin de fer entre Djoulfa et Tabriz, a la suite de l'intervention de la Legation de Russie, est en voie de negotiation… permettezmoi de vous observer que comme toute concession de cette nature serait nuisible aux interets du Baron Reuter dont la concession, quoique declaree nulle et vide par le Gouvt. Persan, reste encore une question ouverte, il est de mon devoir de vous prevenir par ce moyen que je reserve a mon Gouvt. Le droit de prendre les mesures qu'il jugerait convenables dans les circonstances cidessus mentionnees))[6]6
  «В связи с возобновлением переговоров о строительстве железной дороги между Джульфой и Тебризом при посредничестве российской дипломатической миссии, учитывая, что это может пагубно отразиться на интересах барона Рейтера, который не признает свою концессию аннулированной, спешу известить вас о том, что мое правительство оставляет за собой право принять меры, которые сочтет нужными в этих обстоятельствах» (фр.).


[Закрыть].

Рейтер сразу возобновил свои требования. Генри Коллинз направил мирзе Хосейн-хану протест: «Стало известно, что персидские министры предоставили или собираются предоставить русскому частному лицу, группе лиц, компании или ассоциации концессию для строительства линии железной дороги от русско-персидской границы в Джульфе до Тебриза. Я, являясь агентом барона Рейтера в Тегеране, заявляю, что такая концессия будет нарушением, а именно нарушением прав барона Рейтера. От его имени и в его защиту я возражаю против такого нарушения прав барона Рейтера и возлагаю всю ответственность за это на персидское правительство».

Мирза Хосейн-хан ответил, что персидское правительство неоднократно разъясняло основания, по которым концессия была аннулирована, после чего персидское правительство имело полную свободу действий, и поэтому «так называемый протест» Рейтера незаконен.

Английский посланник, который, наконец, получил поручение Дерби официально вмешаться в защиту Рейтера, поддержал протест Коллинза прямолинейным заявлением, предназначенным больше не для персидского правительства, а для русской миссии. Томсон напомнил, что английское правительство не поддерживало контракт Рейтера, «пока он оставался в силе», но теперь правительство ее величества считает, что барон Рейтер имеет все основания требовать компенсации своих убытков. Поэтому он просит персидское правительство приостановить рассмотрение концессии русской компании, пока дело барона Рейтера не будет закончено.

Русская миссия теперь поняла, что получила нового противника в Тегеране. Было почти невозможно запугиванием заставить персидское правительство подписать контракт Фалькенгагена, когда у него появилась британская поддержка. Чтобы построить железную дорогу до Тебриза, нужно было быстро договориться с шахом. К сожалению, русские документы, имевшие отношение к этому делу, не были изданы, а персидские источники недостаточны, чтобы точно определить, что происходило в конце ноября и в начале декабря 1874 г. Существует свидетельство, что Фалькенгаген, без консультации с Горчаковым, подписал контракт с персидским правительством на основе первоначального проекта концессии, но без пунктов контракта о гарантии.

Чтобы стимулировать шаха подписать контракт, Фалькенгаген дал мирзе Хосейн-хану «на чай» простой вексель на 50 тысяч русских империалов, чтобы оплатить его, когда концессия начнет действовать; этот документ был немедленно передан министром шаху, который положил его в свой сундук, где хранились его личные документы.

Русское правительство было разочаровано. Оно надеялось приобрести важную концессию даром для себя. Контракт был подписан, но его выполнение было связано с двумя неприятными вещами: инвестицией большой суммы без гарантии и обострением отношений с Англией.

Финансы России были в состоянии кризиса. Ее внутренние железные дороги строились с привлечением иностранного, в значительной степени французского, капитала. Министерство финансов настроено против замысла, который обещал потерю денег. Старый канцлер князь Горчаков чувствовал, что выгода от железной дороги в Тебризе будет несоразмерна с ценой, которую придется заплатить за противодействие Англии. Имелись другие, более важные проблемы, по которым две великие империи могли согласиться. Фалькенгаген получил рекомендацию написать мирзе Хосейн-хану, что его «компания» отказывается от железнодорожной концессии, которая была подписана им и персидским правительством, но вести работы, если персидское правительство вставит в текст старые пункты относительно гарантии и таможни.

В Тегеране переводчик русской миссии сказал мирзе Хосейн-хану, что царь был крайне раздосадован «неприемлемыми условиями, на которых была заключена концессия Фалькенгагена».

Персидское правительство, напуганное последствиями, которые могли произойти из-за краха концессии Фалькенгагена, сделало дружественные заявления России, предлагая генералу новые и более благоприятные условия. В письме к нему от 19 января 1875 г. мирза Хосейн-хан написал, что шах «в силу важных причин желает, чтобы это важное предприятие не было отложено», готов гарантировать компании годовой доход в 102 тысячи туманов, компенсируя разницу между данной суммой и доходом, полученным от работы железной дороги Джульфа – Тебриз. Что касается вопроса о таможне, Хосейн-хан предлагал закрепить ее доходы за компанией. «Но контролировать работу таможни должно было персидское правительство, которое выплачивало бы компании этот доход».

Гарантия, теперь предлагаемая Фалькенгагену, составляла 3 процента от русских инвестиций. Если бы страх финансового риска был определяющим фактором в соображениях России, она могла бы принять предложение. Однако уже было решено отказаться от всего проекта.

5 мая 1875 г. Фалькенгаген телеграфировал мирзе Хосейн-хану, требуя, чтобы «железнодорожная концессия, переданная ему, считалась недействительной и не имеющей законной силы».

Что касается двух соперничающих держав, вопрос о концессиях был закрыт. Только Рейтер не сумел понять, что еще раз оказался в проигрыше. Он упорствовал в своей попытке восстановить по меньшей мере часть своей первоначальной концессии или получить компенсацию наличными. День за днем Генри Коллинз бомбардировал мирзу Хосейн-хана жалобами, требованиями и предложениями; но английский посланник, потерявший всякий интерес к делу Рейтера, как только Фалькенгаген покинул сцену, не обеспечил его дипломатической поддержкой. 2 октября Коллинз уехал из Тегерана.

Глава 3
«Мирное вторжение»: Реки, железные дороги, торговля и иностранные советники

Злая судьба поместила Персию между русским молотом и английской наковальней. Схватки двух гигантских империй, будь то из-за Константинополя, Центральной Азии или Дальнего Востока, немедленно отзывались эхом в Тегеране. Через два десятилетия непрерывного наступления России в Туркестане и Закаспии Персия ощущала давление из Санкт-Петербурга и Лондона. Хотя правительство Персии было по духу истинным изоляционистом, ему постоянно угрожали или его соблазняли, вовлекая в проблемы, которые не имели к стране никакого отношения и не могли принести ничего, кроме вреда.

Ни Россия, ни Англия не хотели оставить Иран в покое. Ее самые богатые, наиболее густонаселенные провинции были легкодоступны для русских армий с Кавказа, в то время как берег залива оказался во власти британского флота. Обе великие державы имели дипломатические отношения с Персией в течение нескольких столетий и начиная со времен Наполеона держали постоянные миссии в Тегеране. Торговля между Персией и ее двумя соседями производилась в небольшом объеме, но признавалось потенциальное значение ее рынка, поддерживая надежду на великое коммерческое будущее.

Движимые разными мотивами, Россия и Англия проводили схожую политику. Каждая держава пыталась добиться собственной гегемонии в Персии при помощи комбинации средств, главными из которых были: влияние на шаха и его главных министров, торговля, концессии, запугивание. Чтобы свободно пользоваться любыми из них, Англии и России было необходимо обеспечить себе доступ к возможно большей части персидской территории, стараясь при этом ограничить соперника. Это объясняет значение проблемы транспорта в последней четверти XIX столетия.

Все крупные города Персии были отдалены от Каспийского моря или Персидского залива, что затрудняло перевозку товаров и людей. На пути из Энзели в Тегеран приходилось пересекать хребет Эль-Борс. При путешествии из Багдада в Керманшах и Хамадан каждый должен был преодолеть Загрос. Это не легче, чем подняться на Центральное плато от побережья Персидского залива. В отсутствие дорог и железнодорожных путей не только товары, но и войска не могли легко добраться внутрь страны. Река Карун была единственным водным маршрутом в юго-западной части Ирана.

Уже в начале 1871 г. «Грей, Пол и компания», образованная в Бушере коммерческая фирма, решила организовать пароходное обслуживание на Каруне между Мохаммерехом (ныне Хорремшехром) и Шустером. Компания полагала, что, в то время как требовалось от тридцати до тридцати пяти дней, чтобы доставлять караваном товары из Исфахана в Бушер, по Каруну можно сделать то же самое, доставляя товары в Исфахан из Мохаммереха за десять дней.

Компания обратилась к британскому представителю в Персидском заливе, чтобы просить британского посланника в Тегеране заключить навигационную концессию с персидским правительством.

Резидент Пелли направил запрос Элисону, сопроводив его посланием, поддерживающим «Грея, Пола и компанию». Впервые посетив Карун с сэром Аутремом (возможно, в течение англо-персидской войны в 1857 г.), Пелли написал, что получил сильное впечатление от этой линии. Очевидно, товары, отправленные внутрь Персии по реке, имели бы большое преимущество над отправленными по обычному маршруту.

Правительство Индии, когда узнало о запросе «Грея, Пола и компании», выразило свой интерес и просило Элисона сообщить ему результаты его переговоров с персидским правительством.

Власти Персии отказались обсуждать данную проблему. Несколькими годами ранее персидское правительство, частично оправившись от разрухи и нравственного упадка, причиненного стране диким подавлением движения Баби, восстановив свою армию после поражений от англичан в 1857 г. и туркмен в 1861 г., предприняло попытку восстановить свою власть в пограничных районах, где местные правители стали фактически независимыми. Шах требовал возвращения под персидское владычество Бендер-Аббаса, который был занят имамом Маската и одновременно выступал против различных ханов Сеистана, Келата и Мекрана.

Персидское правительство считало, что его отношения с ханами были внутренним вопросом, и пробовало отговорить англичан от переговоров с ними.

Однако, когда в марте 1869 г. иранцы продвинулись к Келату, вице-король Индии и губернатор Бомбея попросил Элисона вмешаться. Мирза Саид-хан, министр иностранных дел, объяснил в меморандуме, что эти территории всегда признавались персидскими и правительство намеревается восстановить порядок.

Правительство Индии отказалось признать этот довод. В 1842 г. оно заключило соглашение с ханом Келата, обещая ему помощь против «иностранных государств», а в 1854 г. получило от него обещание не «вступать в переговоры с другими государствами» без британского согласия. Теперь правительство Индии убеждало Лондон занять твердую позицию в переговорах с шахом и уладить вопрос раз и навсегда, иначе пострадало бы положение англичан и власть в Белуджистане.

Одновременно у Персии возник спор с Англией (не решенный по сей день) об острове Бахрейн, где члены правящего семейства местного халифа занимались братоубийством и пиратством, дополняя так доход от добычи жемчуга. В течение одного из периодов анархии англичане привели к власти сына недавно убитого шейха Мохаммеда. Пелли, британский резидент в Персидском заливе, провел эту операцию и позже не допускал восстановления номинальной власти Персии над островом.

Понимая, что занимающихся пиратством шейхов залива невозможно контролировать без власти на море, используя заявление Кларендона от 29 апреля 1869 г., что Британия возвратит Бахрейн Персии, если она сможет осуществлять военно-морской контроль, персидское правительство обратилось к Франции за советом и помощью в приобретении военного корабля.

В депеше вице-королю Индии Элисон сообщил, что шах с помощью нескольких судов в заливе хочет утвердить свою власть и защитить свои интересы против замыслов, исходящих из Муската, и против Бахрейна.

Элисон понимал, что Англия не должна создавать препятствия законным попыткам Персии защитить свои берега и острова.

Правительство Индии высказывало другие соображения. Оно считало, что «ни необходимо, ни целесообразно, чтобы шах содержал в Персидском заливе вооруженные суда». Британского флота достаточно для поддержания мира в заливе. Персия нуждалась в судах с единственной целью утверждения «неблагоразумных требований» монарха над Бахрейном. При таких обстоятельствах правительство Индии считало своим долгом «выразить протест против организации такой вооруженной силы, поскольку может подвергнуться опасности государство, независимость которого мы обязаны поддерживать».

Лондон последовал совету Индии. Было оказано давление на шаха, и он был вынужден отказаться от плана создания флота.

Инциденты такого рода не вызывали у персидского правительства любовь к англичанам. Только больший страх перед Россией, оккупировавшей Кизыл-су (Красноводск), территорию, рассматриваемую шахом как его собственную, удержал его от присоединения к России против Англии. Шах, конечно, не открыл бы для британских пароходов единственную судоходную реку своей империи, или стал бы сопротивляться, пока мог.

Проблема Каруна вновь возникла в конце 1875 г. К тому времени Россия завоевала Хиву, соединила порт Черного моря Поти с Тифлисом железной дорогой, которая должна была скоро достигнуть Каспия в Баку, и установила регулярное пароходное сообщение между устьем Волги и персидскими портами. Русские товары появились на базарах в Исфахане и даже южнее.

Фирмы «Грей, Пол и компания» и «Грей, Доуз компания» вновь потребовали принять меры для открытия Каруна, а правительство Индии объявило о своей готовности субсидировать навигацию на реке.

Персидское правительство попало в беду. Оно вызвало враждебность России, предоставив монопольную концессию на большинство ресурсов страны Рейтеру. Затем встревожило англичан, отменив концессию и передав ее часть русскому подданному генералу Фалькенгагену. Концессия Фалькенгагена провалилась, но она и монополия Рейтера оставили в наследство гнев и подозрения.

Персия не хотела противодействовать англичанам, когда ее территории на северо-востоке угрожала Россия. Поэтому шах назначил совет из двадцати одного министра, принцев и высших чиновников для изучения проблемы Каруна. После месячного обдумывания совет одобрил идею свободной навигации.

Англичане, предполагавшие, что вопрос был решен только для них, были очень разочарованы, когда мирза Саид-хан, министр иностранных дел, объяснил Маккензи из «Грей, Доуз компания», что Персия потребует навигационных и портовых сборов, принятых в Европе. На возражения Маккензи, что такие взносы собирались только для эксплуатации портовых сооружений, доков и маяков, ни одного из которых не было на Каруне, мирза Саид-хан ответил, что его правительство будет строить маяк. Комментируя столь неожиданный ход дела, английский чиновник написал: «Любой, кто знаком с персидским характером, может быть уверен, что это условие является просто отговоркой и предлогом для неопределенной отсрочки всего вопроса. Вероятно, если не предельно ясно, что идея была предложена русской миссией, которая, конечно, осознает эффект поддержки южной торговли, вскоре подействующей на русскую торговлю и политическое влияние в Персидской империи».

Правительство Индии было убеждено, что Россия стояла за отказом Персии позволить свободную навигацию. Оно привлекло внимание кабинета в Лондоне к статье, напечатанной в «Санкт-Петербургских ведомостях» 18/30 марта 1876 г., которая подробно, «с едва скрываемым удовлетворением» утверждала, что проект был отклонен правительством шаха.

Английский посланник в Тегеране В. Тейлор Томсон понимал, что в данной ситуации трудно разобраться. Действуя в интересах «Грей, Доуз компании», Маккензи назначил перса Мохбера од-Дойлы, главу телеграфного ведомства, своим агентом. Это привело к интригам среди персов, и возникли проблемы. Хотя Томсон никогда не давал повода, подозревали, что Мохбер од-Дойлы получил взятку, чтобы использовать свое влияние и подкупать других, для создания благоприятной позиции по вопросу о Каруне. Томсон был «настроен ждать благоприятного момента, прежде чем оказывать давление по этому вопросу на персидское Правительство», но не мог предвидеть, когда благоприятный момент наступит.

Энергичный и нетерпеливый вице-король Индии лорд Литтон был возмущен медлительной тактикой Томсона. В очень серьезном по тону письме правительство Индии сообщило Томсону, что расценивает открытие Каруна как важное событие для интересов Индии. В нем говорилось, что Литтон выражает сожаление по поводу действий Томсона, который не стремится достигнуть быстрого взаимопонимания с персидским правительством.

Литтон также пожаловался Солсбери в Лондон, поскольку можно ждать и ничего не дождаться. Следовало дать задание Томсону создать такую возможность.

Солсбери передал послание Литтона лорду Дерби в министерство иностранных дел, и Томсону объяснили, что он мало сделал для открытия Каруна. Защищаясь, он возражал, что персидское правительство не всегда поступает, как его просят, особенно если Россия против. Он ответил: «Следует ожидать, что во всех вопросах, нужных для нашего политического и коммерческого интересов в этой стране и противоположного ее собственным, влияние Русской миссии здесь будет неблагоприятно сказываться». Однако у англичан были и победы. Томсон отметил концессию Фалькенгагена, которая «встретила наше успешное противодействие».

Повинуясь Лондону, Томсон вручил бывшему в то время персидским министром иностранных дел мирзе Хосейн-хану Мошир од-Дойлы ноту, в которой повторил аргумент в пользу открытия Каруна для флагов всех стран. Английское и индийское правительства хотели, чтобы в интересах торговли навигация была немедленно разрешена. В ноте выражались удивление и сожаление, что персидское правительство задерживает решение вопроса, серьезно воздействующего на благосостояние страны и интересы дружественных держав, поддерживающих торговые отношения с Персией.

Томсон ограничился таким заявлением. Персидское правительство продолжало уклоняться от обсуждения темы, и вопрос был отложен. Хотя Россия сконцентрировала свои главные усилия на завоевании Центральной Азии, она не оставила Персию для Англии. Проблема доступа к внутреннему району Персии была так же важна для нее, как и для ее соперника. В 1870 г. русский посланник А.Ф. Бегер добился от шаха долгожданного разрешения для русских судов заходить в лагуну в Энзели.

В 1873–1874 гг. он успешно боролся против концессии Рейтера и неудачно для проекта Фалькенгагена. Отказ генерала-строителя от концессии не положил конец заинтересованности русских в азиатских железных дорогах. Различные проекты предлагались капиталистами, инженерами и военными, русскими и иностранными. Фердинанд Лессепс, строитель Суэцкого канала, предложил генералу Н.П. Игнатьеву, послу России в Константинополе, построить дорогу от Оренбурга до Самарканда, а затем в Индию. Игнатьев был благоприятно настроен, но прошло более года, прежде чем правительство России рассмотрело план.

Предложенный Лессепсом проект великой индоевропейской железной дороги был обсужден на совещании высших руководителей 15 января 1875 г. Князь Горчаков, генерал Милютин, министры связи и финансов сочли идею нереалистичной; она принесла бы России больше вреда, чем пользы. Только генерал-губернатор Туркестана К.П. фон Кауфманн защищал проект.

В течение зимы и весны было изучено еще множество проектов. 15 апреля 1875 г. было проведено совещание в доме князя Горчакова с участием наследника цесаревича Александра, великого князя Константина Николаевича, военного министра, министров связи и финансов, графа Петра Шувалова, посла в Англии, в присутствии множества лиц более низкого ранга. Все согласились, что железная дорога к персидской границе на Кавказе должна быть построена, но были высказаны разные мнения о маршруте дороги. Не было сделано предложений о продлении проектируемой линии на персидскую территорию. Парад соискателей концессий, который был открыт Саваланом в 1864 г. и в котором Рейтер стал более заметной фигурой, продолжался, несмотря на разочарования, испытываемые европейскими авантюристами. Ни Англия, ни Россия не беспокоились о предприятиях, принадлежащих подданным других европейских стран, упрочившимся в Иране: Англия блокировала концессию Толозана и совместно с Россией не пропустила концессию Аллеона.

Доктор Толозан, французский врач шаха, использовал свое положение, чтобы убедить шаха предоставить ему и ряду предпринимателей Парижа концессию на шахты, ирригацию, общественные работы и железные дороги. Узнав о предложенной Толозаном концессии, В. Тейлор Томсон телеграфировал в Лондон, чтобы барону Рейтеру, отказавшемуся признать аннулирование своей концессии, подсказали включить в свои требования исключительное право на работы по ирригации.

Концессия Толозана, если бы она была предоставлена, похоже, означала бы поражение Рейтера. В.Т. Томсон в депеше лорду Дерби писал: «Осознавая важность предотвратить упрочение французской или другой иностранной колонии в провинции Хузистан, думаю, что нужно воспрепятствовать принятию проекта доктора Толозана, пока новые предложения Рейтера не будут рассмотрены Персидским Правительством». В течение более года ничего не было слышно о замысле Толозана.

Он вновь появился на свет во время пребывания Насреддин-шаха в Париже весной 1878 г., когда он представил новый, пересмотренный проект концессии. По возвращении в Тегеран Толозан и несколько персидских чиновников, заинтересованных в проекте и, вероятно, получивших взятки от доброго доктора, убедили шаха предоставить концессию, несмотря на возражения английского поверенного в делах Рональда Ф. Томсона.

Последнему разъяснили, что концессия Толозана принесет прибыль Персии. Что касается притязаний Рейтера, то персидское правительство считало, что правительство ее величества согласится с тем, что Рейтер потерпел неудачу в выполнении своего контракта, поэтому не имел права на концессию или какую-нибудь привилегию. Персидское правительство, писал мирза Хосейн-хан, считает себя вправе не обсуждать этот вопрос.

Томсон не согласился. Персидское правительство потребовало, чтобы Рейтер отказался от своих прав, будучи не в состоянии осуществить подписанный им контракт.

Томсон пытался использовать более не существующую концессию Рейтера, чтобы заблокировать проект Толозана, поэтому аргументы персов не имели шансов быть принятыми правительством ее величества или его представителем в Тегеране.

Неудовольствие Британии по поводу предложенной Толозаном концессии было понятно. Концессия передала бы французской компании ту самую реку Карун, которая была единственным удобным маршрутом из Персидского залива внутрь страны. Статья 8 соглашения предусматривала строительство и эксплуатацию трамвайных линий, железных дорог и дорог вдоль Каруна, так же как и навигацию. Статья 10 предоставила бы компании право возделывать все земли от Ахваза, где компания будет строить дамбу, до Персидского залива. Так англичане оказались перед перспективой французской колонии, основанной у мыса в Персидском заливе.

Персидское правительство не было предано проекту Толозана. Те, кто брал взятки, уже получили свой доход. Британское давление увеличивалось, в то время как Россия не имела причин оказывать противодействие французской компании.

15 декабря мирза Хосейн-хан сказал Томсону, что правительство решило отменить концессию Толозана. Он отметил, что к этому привела активная деятельность британского посланника.

Концессия Толозана была не единственной, предоставленной шахом во время его европейского путешествия в 1878 г. Некто Аллеон, представляя парижскую фирму, получил право строить железную дорогу от Энзели до Тегерана. Сроки его концессии были определены по образцу, который стал нормой к тому времени: ее продолжительность была бы девяносто лет. Как государственные, так и частные земли были бы переданы Аллеону с целью железнодорожного строительства.

Персидское правительство гарантировало 6,5 процента от вложенного капитала под залог таможенных квитанций для этой цели.

Из этой прибыли Персия получила бы 50 процентов. Компания Аллеона была бы полностью освобождена от налогов.