Текст книги "О чем весь город говорит"

Перемена адреса

Родные тосковали по Лордору, а город будто осиротел, лишившись своего первого мэра. В иных общинах назначили бы новые выборы. Но жители Элмвуд-Спрингс единодушно решили избежать мороки. Они просто известили Тедди, которому недавно исполнилось двадцать, он – их новый мэр. Все уже привыкли говорить «мэр Нордстрём» и не хотели переучиваться. Народ тяжело переживал утрату. Все были на похоронах, но все еще не верили, что Лордора больше нет. И отчасти в том были правы.

Вскоре после похорон произошло нечто странное. Лордор Нордстрём пробудился. Он вполне сознавал, кто он такой. Мог думать и вспоминать. Видел синее небо в облаках и слышал птичье пение. Кроме того, он чувствовал необычайную легкость и дышал свободно. И все вокруг дышало свежестью. Земля, трава, цветы. В душе царили покой и умиротворение.

Где это он? В раю? Он мертвый или живой? Лордор поднял взгляд и, увидев над собой старый дуб, понял, где он сейчас. В собственной могиле на кладбище «Тихие луга». Он умер, спору нет. Однако не сгинул.

Какой приятный сюрприз. Скажи кто об этом, он бы в жизнь не поверил, но вот – извольте. Он понятия не имел, как и почему это произошло. Но еще никогда ему не было так хорошо. Лордор глубоко вздохнул и вновь погрузился в долгую освежающую дрему.

После кончины наставника Андер просил его семью не покидать ферму Но Катрина и дети решили на деньги, вырученные от продажи хозяйства, купить дом в городе. У Катрины ухудшалось зрение, да и потом, без Лордора все было не так. Родным его ужасно не хватало. Особенно Катрине. На ферме все о нем напоминало. Казалось, наступит вечер и он войдет в дом, вернувшись с работы. Но он не входил, и тогда пронзало болью. Потеря мужа и подступающая слепота подтолкнули Катрину написать письмо:

Родная моя Ингрид,

Если со мной что случится, пусть этот платок станет твоим. Мне он достался от твоей бабушки и теперь переходит к тебе, так что береги его. Сохранилось так мало вещиц с прежней родины. Я надеюсь, когда-нибудь ты побываешь там, где я выросла.

Мамины рецепты я оставляю Тедди. Ты, наверное, не против? Как говорил папа, выпечку или любишь, или нет. А Тедди ее любит.

Ты же знаешь, что папа тобой очень гордился. И я горжусь. Ты моя американочка. Еще здесь одежки, которые Бёрди Свенсен связала для вас маленьких. Они мне очень дороги, я так и не смогла их выбросить.

С неизменной любовью, мама.

Закончив письмо, Катрина приготовила сверток и убрала его в надежное место.

Освоившись на «Тихих лугах», Лордор преисполнился небывалым довольством собой. Из его новой обители вид открывался чудесный. Он и впрямь выбрал прекрасное место, и теперь ему не терпелось, чтобы другие, составив ему компанию, разделили его мнение. Конечно, он старше Катрины, какое-то время придется подождать, и пока он один наслаждался далеким мычанием коров на пастбище, петушиным криком, тихим рокотом тракторов на полях и воскресным перезвоном церковных колоколов. Родные звуки.

Оказалось, это очень приятно – избавиться от беспокойства за ферму и все свое время посвящать отдыху и размышлениям. Лордор ничуть не страдал от одиночества. По праздникам он принимал множество гостей. Радовался приходам Катрины с детьми, ахал, как выросла Ингрид. Поначалу Лордор пытался с ними поговорить, но понял, что они его не слышат. К счастью, он-то их слышал и потому всегда был в курсе интересных событий. Было приятно узнать, что люди его не забыли.

Вот на прошлой неделе заглянул Андер Свенсен, сел у могилы и поведал о своих нововведениях на ферме, выразив надежду, что наставник их одобрил бы. Лордор одобрил. Андер – толковый парень.

Жизнь продолжается

1915

Элмвуд-Спрингс все больше расцветал. Два грека, братья Морган, открыли настоящий универмаг, торговавший новинками мужской и женской моды. Олаф, брат Катрины, получил место в обувном отделе.

Отдавая дань современности, старый театрик переоборудовали в кинозал. Наняли киномеханика, привезли пианино, и Бёрди Свенсен, игравшая на церковном органе, взяла на себя роль тапера. Ее музыкальное сопровождение усиливало впечатление от любовных сцен и эпизодов погони в немых фильмах.

Кино открыло новый мир фантазии. Вскоре все девочки хотели быть как Мэри Пикфорд или женщина-вамп Теда Бара. После того как в город привезли «Опасные похождения Полины» с Перл Уайт в главной роли, Ингрид Нордстрём упросила мать купить ей бриджи и сапоги, как у героини фильма.

Парни, очарованные приключениями звезды немого кино Тома Микса, разъезжали на отцовых мулах, воображая, что и они, как «король ковбоев» на чудо-коне по кличке Тони, в округе выискивают злодеев.

Потом первый восторг перед синематографом угас и все вернулось в свою колею. Ребятишки учились, народ женился, младенцы рождались.

Элнер Нотт и Беатрис Олсен, племянница Катрины, пошли в первый класс. Старшая дочь Ноттов Элнер, веселая, для своих лет крупная девочка, отличалась добрым нравом. В первый учебный день она пришла в мешковатом домотканом платье, в руках у нее была огромная оловянная коробка с завтраком.

Маленькую изящную Беатрис нарядили в новенькое готовое платье с кружевным воротничком и белые кожаные башмаки на кнопках. Олаф отвел ее в школу и из рук в руки передал мисс Бимер. Но Беатрис, впервые оказавшись в незнакомой обстановке, пугалась и нервничала.

В большую перемену она села на скамью в сторонке и заплакала. Ей хотелось домой. Элнер заметила одинокую девочку и, прихватив свою оловянную коробку, подсела к ней.

– Если не выдашь, я открою тебе секрет, и он будет нашим, – помолчав, сказала она. – Только сначала перестань реветь.

– Какой секрет? – сквозь слезы спросила Беатрис.

– Обещай, что не проболтаешься.

Беатрис шмыгнула носом и кивнула:

– Обещаю.

Элнер медленно подняла крышку с просверленными дырочками:

– Гляди.

Вытянув шею, Беатрис заглянула в коробку. Там была синяя мисочка, в которой сидел пушистый желтый утенок.

– Его зовут Пит, – сказала Элнер. – Если хочешь, можешь его погладить.

Беатрис провела пальцем по пуховой головке:

– Ой, какой милый!

– У нас дома полно утят и цыплят. Еще есть крольчата.

– Правда?

– Ага. Хочешь печенье? Там пять штук под салфеткой. Я немка, а немцы едят много. – Элнер протянула бисквит: – На, угощайся. У меня есть и джем.

Они съели все бисквиты, потом снова погладили утенка.

– А я умею делать кувырок, – сказала Элнер. – Хочешь, покажу?

– Хочу.

Элнер кувыркнулась, отчего платье ее задралось, выставив на обозрение белые панталоны. Беатрис засмеялась.

Она уже ничего не боялась, когда по колокольчику мисс Бимер вернулась в класс. Девочки сами еще не знали, что отныне навсегда стали подругами.

Вроде бы все шло своим чередом, однако весной 1916-го мужчины Элмвуд-Спрингс почуяли неладное, хоть толком не поняли, в чем дело. Жены как-то странно на них поглядывали. И часто перешептывались.

Вскоре средь бела дня женщины стали устраивать секретные встречи в задней комнате аптеки. Собравшись, они запирали дверь, а жена аптекаря Хэтти Смит вставала на входе часовым. Когда муж ее Роберт деликатно осведомился, что там происходит, Хэтти коротко ответила:

– Тебя не касается.

Мужчинам было невдомек, что в аптеке собирается новое отделение Суфражистского клуба.

Бёрди Свенсен, подписчица журнала «Миссурийская женщина», распространила среди подруг статью о женском избирательном праве. В мире шла борьба, и Элмвуд-Спрингс, хоть был невелик, не желал оставаться в стороне.

Бёрди переписывалась с президентом Ассоциации суфражисток в Сент-Луисе, которая уведомила, что в июне произойдет нечто очень важное. Она также предупредила о возможной опасности, но женщины Элмвуд-Спрингс единодушно решили встать плечом к плечу, когда будет брошен клич. Пусть их немного, они твердо намерены занять свое место в истории, невзирая на любые последствия.

Через какое-то время мужья, вернувшись с работы, вдруг видели, что жены их затворились в комнатах для рукоделия и трудятся над чем-то неведомым. Они не знали и знать не желали, чем заняты их супруги, их волновало, что на столе нет ужина. Например, Генри Нотт был крайне раздосадован тем, что ровно в шесть вечера не получал лапшу с подливкой и шницель.

14 июня 1916 года в Колизее Сент-Луиса, крупнейшем в стране зале заседаний, открывался Общенациональный съезд Демократической партии. В городе царило праздничное настроение, все дома были украшены красными, белыми и синими стягами. Делегаты съехались со всей страны.

Когда утром они высыпали из гостиниц и по центру Локуст-стрит зашагали к залу собраний, их ждал большой сюрприз: по обеим сторонам улицы стояли сотни молодых и старых женщин в длинных белых платьях, у каждой в руках желтая парасоль, через плечо ярко-желтая лента с надписью ПРАВО ГОЛОСА ЖЕНЩИНАМ. Строй женщин со всех концов страны, растянувшийся насколько хватало глаз, был неподвижной и безмолвной демонстрацией солидарности.

Что и говорить, зрелище впечатляло. Делегаты шли под взглядами женщин, так похожих на их жен и матерей. Некоторые покачнулись в своей позиции по вопросу женского избирательного права. И этого удалось добиться без единого слова.

Двенадцать жительниц Элмвуд-Спрингс в длинных белых платьях, наискось перехваченных желтыми лентами, вместе с женщинами со всего света гордо стояли на Голден-лейн, держа в руках самодельные желтые зонтики.

Там были Бёрди Свенсен, Нэнси Нотт и ее дочка Элнер. Вместе с Ингрид там стояла полуслепая Катрина Нордстрём, которую приходилось вести под руки. Они знали, что Лордор ими гордился бы.

Несмотря на благородную цель приезда, эти женщины не собирались отказывать себе в удовольствиях Сент-Луиса. После демонстрации все вместе они пошли в кино, где посмотрели «Водоворот жизни» с Айрин и Верноном Касл. Прическа Айрин их просто сразила. На другой день в гостиничной парикмахерской шесть представительниц Элмвуд-Спрингс сделали себе стрижку «боб». Первой постриглась Нэнси Нотт, за ней Ингрид, а следом – семидесятидвухлетняя матушка Лили Тилдхолм, заявившая, что смерть как хочет обучиться танцу «индюшачий шаг».

Увидав женину стрижку, Генри Нотт едва не окочурился:

– Мамочка, где твой пучок?

– С пучками мы распрощались в Сент-Луисе. А что?

По взгляду жены Генри понял, что тему лучше не развивать.

– Просто спросил.

На другой день в парикмахерской он поделился с приятелями:

– Мы обречены, ребята. Бабы наши взбесились, словно телки в пургу. Поди знай, что они еще удумают. А у меня их четыре штуки. Не исключено, что ради золотых зубов сонного меня прирежут.

Конечно, никаких золотых зубов у него не было. Просто он любил слегка приукрасить.

Воссоединение

В декабре 1916-го Катрину Нордстрём, уже ослепшую совершенно, унесла скоротечная чахотка; похоронили ее рядом с мужем.

КАТРИНА ОЛСЕН НОРДСТРЁМ

1865–1916

Прибыла чужой,

почила среди друзей

Катрина открыла глаза, когда над ухом раздался голос мужа:

– Катрина, ты меня слышишь?

– Ты мне снишься, Лордор?

– Нет, милая. Вот он я.

Долгожданное счастливое воссоединение свершилось.

– Ой, прямо не верится! – выдохнула Катрина. – Какая прелесть вокруг!.. Я снова вижу… изумительное небо, облака, звезды… Я даже не припомню такой красоты…

– Ну что, хорошее место я выбрал?

– О да.

– До чего же я рад, что мы снова вместе!

– Я тоже.

– Я скучаю по детям, но знаешь, о чем я просто истосковался?

– Нет. О чем?

– О наших беседах. Слушал бы тебя бесконечно.

Чудный миг. Они вдвоем и вновь безмерно счастливы. И тут вдруг чей-то голос произнес:

– Здорово, робятки!

– Это еще кто? – вскинулся Лордор.

– Покойник Эвандер Дж. Чапмэн, – ответил скрипучий мужской голос.

– Где вы?

– Да эвон, слева от вас.

– Господи боже мой! Давно вы здесь?

– С июня 1854-го. Как оно, давно?

– Изрядно. А чего вы раныне-то молчали?

– Так оно вишь ты как, мистер, вы ничего не говорили, ну и я помалкивал. По правде, я и не ведал, что могу говорить, покеда не услыхал, как вы здоровкаетесь с вашей хозяйкой, – сказал незнакомец и вежливо добавил: – Мое почтение, мэм.

– Здравствуйте, мистер Чапмэн, – ответила Катрина. – Меня зовут Катрина Нордстрём, а это мой муж Лордор.

– Наше вам, мистер Нордстрём. Польщен знакомством.

– Здравствуйте.

– Так вот, сэр, в 54-м охотился я тут на бобра и ондатру, да напоролся на индейца. С той поры я здеся и оченно рад обчеству. А вы как сюда попали? Меня-то стрела проткнула, прям вот скрозь печенку прошла.

– Ох, какой ужас, мистер Чапмэн! – посочувствовала Катрина.

– Да уж, мэм. Индеец тот подкрался, стрельнул и был таков, а нашел меня мой напарник, старый канадец из Квебека. Лежу я подстреленный да оскальпированный, глянул он на меня и грит: ты давай, мол, помирай с концами, а я через день-другой вернуся и тебя похороню. И ушел. Ох и костерил же я его! Струсил, сволочь, бросил меня на растерзание грифам. Не зря я ему не доверял, пьяни подзаборной. Но старый энтот канадец выказал себя истинным христианином и оченно мне услужил. Слово сдержал – вернулся и честь честью похоронил меня на энтом холме, даже какие-то слова сказал. Он был французский канадец, так что я ничего не понял… Наверное, просил не серчать на него.

Когда Лордор с Катриной оправились от потрясения неожиданным соседством, мистер Чапмэн поведал, что родом он из Кентукки и состоит в дальнем родстве с Джоном Чапмэном, больше известным как Джонни Яблочное Семечко[2]2
  Джонни Яблочное Семечко (1774–1845) стал легендой еще при жизни. Бродяжничая по Дикому Западу с запасом яблочных семян, он повсюду сажал яблони и предлагал всем семена, убеждая, что охотничьего промысла человеку недостаточно.


[Закрыть]. Еще он рассказал, что в его время в этой части Миссури были непроходимые леса.

– А медведи здесь водились? – спросила Катрина.

– А то! Раза два на дню непременно встренешь!

– А пумы?

– Был случай, одна на меня как прыгнет, а я свернулся клубком, и она оторопела. Всего меня исцарапала да искусала, но апосля плюнула и ушла.

– Индейцев тут много жило?

– Вот это не скажу, миссис. Я видал лишь одного, что смылся с моими шкурками, моей лошадью и моим скальпом.

– Наверное, я должен перед вами извиниться, мистер Чапмэн, – сказал Лордор. – Я не знал, что кто-то здесь уже похоронен. Иначе отвел бы вам участок. По-моему, сейчас ваша могила на семейном участке Линдквистов.

– Я вовсе не в претензии, мистер Нордстрём. В компании оно веселее. Вот хорошо бы дамочки тута появились. Я здеся видал одну красотку. Частенько приходит ухаживать за ивами.

– А, это Бёрди Свенсен, – сказала Катрина.

– Я, знаете, любитель женщин. Шибко по ним соскучал.

– Вас подстрелили еще молодым? – спросил Лордор.

– Дайте-ка вспомнить… Нет, не так чтоб оченно молодым. Сейчас-то мне, я думаю, годков сто с лишним.

Когда Лордор и Катрина рассказали о нынешнем дне Миссури, мистер Чапмэн недоверчиво сморщился:

– Безлошадные экипажи и свет по щелчку? Вы меня дурите, мистер Нордстрём?

– Нет, сэр.

– То бишь повозка катит сама по себе без лошади, мула и быка?

– Верно, сэр.

– Да на какой же тяге?

– На бензиновой.

Мистер Чапмэн задумался:

– Никогда не слыхал об энтакой.

Лордор безуспешно попытался объяснить, что такое электричество.

– Слова вроде знакомые, но уразуметь не могу, – заметил мистер Чапмэн. – Не для моих это мозгов.

Лордор решил умолчать об аэропланах, чтоб до смерти не напугать собеседника.

– Не огорчайтесь, мистер Чапмэн, – сжалившись над бедолагой, вмешалась Катрина. – Со мной то же самое. я не понимаю, откуда берется электричество.

– Кто нынче у нас президент? – меняя тему, спросил мистер Чапмэн.

– Вудро Вильсон, – сказала Катрина.

– И что, хорош он?

– Кто их разберет, сэр. Время покажет.

– Последний раз я голосовал за Франклина Пирса. Как он, преуспел?

– Не знаю. Меня тут еще не было.

– Ах, эвон как.

Эти трое не знали, что был и четвертый обитатель «Тихих лугов». Чуть в стороне покоился индеец-осейджи, которого занесло на холм наводнением 1715 года. Он услыхал разговор нашей троицы, но не распознал в нем человеческую речь. Решив, что стал свидетелем птичьей свары, индеец повернулся на другой бок и вновь погрузился в сон.

После знакомства постояльцы «Тихих лугов» встречались часто, Катрина и Лордор охотно внимали рассказам мистера Чапмэна о его приключениях охотника и первопроходца. Они так и не поняли, был ли он мастером небылиц или вправду участником невероятных событий, но слушали увлеченно.

– Могете не верить, но служил я под началом самого Кита Карсона[3]3
  Кит Карсон (1809–1868) – легендарный американский генерал, много лет прожил среди индейцев, был знаменитым охотником, после Гражданской войны провел успешные мирные переговоры с индейцами.


[Закрыть]. Росточком он не вышел, однако свет не видывал человека лучше, – начал очередную байку мистер Чапмэн и, по обыкновению, сразу перескочил на другую тему: – А вот еще интересная история. Вы же, робятки, шведы, верно?

– Да, оба.

– Ну так я и думал. Уж повидал я вашего брата. Но, знаете, не встренул никого прекраснее сладкоголосой шведки мисс Дженни Линд[4]4
  Йенни (Женни) Линд (1820–1867) – оперная дива, прозванная Шведским Соловьем, произвела в Америке настоящий фурор, когда в течение года путешествовала с концертами по всей стране.


[Закрыть], кого живьем видел в Теннесси. Помню как сейчас. Было это в апреле 52-го, мужики съехались со всей округи, чтоб глянуть на нее. Мало пупок не развязался, покуда доставал я билет, однако ж раздобыл. Место досталося на галерке, но энто мелочь. Пела она, точно сирена… а уж энти ее золотистые кудри… Така красавица, глазам смотреть больно. Ну чисто андел небесный, аж по сию пору в себя не приду. Право слово, сэр, то был лучший день в моей жизни. И знаете что… С энтим воспоминанием и помирать-то было легче.

Катрина гадала, вправду ли он видел Женни Линд и что сказала бы знаменитая оперная певица, знай она, что человек, почти семьдесят лет назад побывавший на ее концерте, считал это главным событием своей жизни.

А потом в один прекрасный день мистер Чапмэн сгинул, ни словом не уведомив и даже не попрощавшись. Катрина и Лордор его окликали, но он не отзывался. Просто исчез, оставив их в полном неведении.

Нэнси Нотт

Не особо молодые, Лордор и Катрина недолго оставались в одиночестве. В 1918-м их полку прибыло другими первыми поселенцами. Нэнси Нотт объявилась самой первой и по-всегдашнему с ходу огорошила:

– Как вы померли, случилась война.

– Боже мой! – ахнула Катрина. – Вот чего я боялась.

– Но она быстро закончилась. Американцы сгоняли на фронт и сразу вернулись.

– Из наших никто не погиб? – встревожился Лордор.

– Нет, никто. Молодой Эгстрём воевал, но вернулся цел и невредим. А ваш Тед все еще не женился, однако, если я разбираюсь в мужчинах, ждать осталось недолго.

– Ох, дай-то бог, Нэнси.

– Даст, даст. Герта, моя средняя, на него глаз положила.

– А как Ингрид? У нее есть парень? – спросила Катрина.

– Да нет, для местных она слишком умная. Все говорят, дочка стала вылитая ты.

– Правда?

– Хорошо, что не вылитый я, – сказал Лордор. – А как там остальные?

– Все живы-здоровы. Вот только Генри мой сдал. Ходит плохо и все кашляет, кашляет. Удивительно, что здесь я очутилась раньше его.

– И впрямь странно, – сказала Катрина. – Что с тобой случил ось-то?

Нэнси долго молчала и наконец ответила:

– Перебрала пива.

Катрина подумала, что ослышалась:

– Пива перебрала?

– Угу.

Разъяснений не последовало, однако Нордстрёмы удержались от расспросов. Это было бы невежливо, хотя очень хотелось узнать, как избыток пива может сгубить человека.

Немного погодя Катрина поинтересовалась:

– Извини, что спрашиваю, Нэнси, но как там Сладкая Картофелина?

– Чего ей сделается? Столько колбасы зазря пропадает! Целехонька свинья ваша.

Катрина облегченно вздохнула.

Как и ожидалось, сразу после Нового года Генри Нотт воссоединился с женой на «Тихих лугах». Первым делом он спросил:

– Мамочка вам рассказала, как в умат напилась и на обратном пути с танцев вывалилась из повозки?

– Генри, заткнись! – вспылила Нэнси.

– На другой день ее нашли в канаве возле старой фермы Тилдхолмов. Замерзла насмерть.

– Генри! – рявкнула Нэнси. – Умолкни!

– Молчу.

– Я сто раз говорила, что в повозке отводина разболталась, – сказала Нэнси, желая, видимо, оправдаться. – А ему хоть бы хны.

Лордор и Катрина очень обрадовались старым друзьям, но внезапное и загадочное исчезновение Эвандера Чапмэна их все еще тревожило. Они решили не рассказывать новоселам о давнишнем обитателе «Тихих лугов», таинственно сгинувшем. А то еще расстроятся. И потом, он, может быть, вернется. Пока не ясно, куда он подевался и появится ли вновь.

Любовный фронт

Юный Тед Нордстрём, новый мэр Элмвуд-Спрингс, деловой хваткой пошел в отца. На свою долю от продажи фермы он купил помещения в центре города, где открыл «Шведскую пекарню Нордстрёма». Старинные мамины рецепты очень и очень пригодились. Что и говорить, замысел был успешен. Швед не швед, хорошую выпечку любит всякий.

После смерти матери Тед хороводился с несколькими девушками – сперва с одной из Джоплина, потом с новой ассистенткой дантиста, недавно приехавшей в город. Но все кончилось, как и пророчила Нэнси, женитьбой на Герте Нотт. Все считали их идеальной парой. Тед любил печь, а Герта, сдобная пышка, любила, как все Нотты, хорошо поесть. Ну два сапога пара.

А вот у Ингрид на любовном фронте все было иначе. Все полагали, что рано или поздно она выйдет за Андера Свенсена, но отношения этой пары, вместе выросшей, больше смахивали на обоюдную привязанность брата и сестры.

Многие парни подъезжали к красивой девушке, но получали от ворот поворот, поскольку ничуть ее не интересовали.

После школы она вновь утыкалась в какую-нибудь книгу либо работала у местного ветеринара. Народ уже сомневался, что Ингрид когда-нибудь выйдет замуж. Похоже, зверье ей нравилось больше парней.

Был случай, когда некий Моррис Шингл схлопотал по морде за скверное, на ее взгляд, обращение с лошадью.